Killin’ me now

Звонки в дверь не прекращались, а Рики сидел в углу своей комнаты, уже успокоившись и смотря в одну точку. Он даже не знал, когда в последний раз кушал. Нет аппетита. Слез больше не было, устал плакать, ведь это не решит проблему. Утром, когда солнце встанет, Рики успеет собрать свои вещи и поедет в аэропорт. Он успеет. А сейчас просто нет сил двигаться, встать, или даже думать, какие вещи он должен взять с собой в Японию. Когда громкий стук прекратился, Рики моргнул глазами несколько раз и уж думал, что ночные посетители, наконец, оставили его в покое. Пак Чонсон ужасен. Омеге было больно читать комментарии под тем постом: «какой позор»; «я не думал, что этот омега такой»; «на первый взгляд он не выглядит таким»; «фу, давалка!»; «именно такие омеги создают стереотипы, что все омеги такие!»; «Рики должен уйти из школы!»; «он позорит нашу школу», и ещё много ужасных оскорблений в его адрес. Все сразу поняли, что на фото он. Но откуда? Нигде не написано, что это Нишимура Рики! И, кстати, всем плевать, что его могли изнасиловать... Ни одного комментария в сторону злодея этого последствия не было, все решили, что омега сам этого хотел. Больные ублюдки! Когда Рики закрыл глаза, всё ещё сидя на твёрдом полу, в очередной раз в дверь постучали. Уже тихо, а не сильно, будто желая сломать дверь. Но затем стук стал более требовательным, а потом послышался до боли знакомый голос. Омеге из-за этого захотелось блевать прямо сейчас, вспоминая владельца этого голоса. Отвратительно... — Рики... Рики, открой дверь, — младший не желал встать с места, не хотел пропустить этого зверя в свою квартиру, но последующие слова за секунду изменили его мнение. Как же Пак Чонсон умеет манипулировать людьми! — Если откроешь, я удалю пост, обещаю. Только открой, Рики... Может ли омега верить в эти слова? Просто надеялся, что альфа в этот раз не обманывает, поэтому, собравшись с мыслями, японец всё-таки встал с пола, а потом сделал несколько неуверенных шагов в сторону прихожей. Недолго подумав, прикоснулся к ключу и медленно открыл дверь, давая возможность этому альфе войти в квартиру. Пусть будет то, что должно произойти. Он уже пережил всё, что мог. Если Пак собирается убить его, младший без проблем согласится на это, даже подпишет договор, что после его кончины могут продать его органы. Хотя, если в этой жизни никто ему не помог, зачем он должен помогать остальным? Берёт свои слова назад! Когда Рики отворил дверь, перед ним показался почему-то очень взволнованный Пак Чонсон, который сразу же обнял его сильно-сильно, словно боялся потерять его навсегда. И омега нахмурил брови, пытаясь понять, что с ним произошло. Однако не надо вообще о таком думать, ведь этот альфа для него совсем незнакомый и чужой человек, который разрушил всю его жизнь. Нет пощады... Рики даже не пытался вырываться, потому что без сомнений может сказать, что Чонсон повторит то, что совершил в старом классе. Боится...боится сделать лишнее движение. Даже слеза не выходит, потому что боится показаться перед альфой. И они стояли так. Пак вздыхал сладкий запах омеги, закрывал глаза и поглаживал младшего по спине. Можно сказать, что подарил особенное объятие — нежное, ласковое, родное. Чуть-чуть отстранившись, старший закрыл глаза и невесомо прикоснулся своими пухлыми губами к острой линии челюсти Рики, медленно проведя по ним. Затем сделал маленький, и даже миленький чмок в мягкий подбородок, где находилась красивая родинка, и вновь притянул к себе за талию, прижимая ближе. Нишимура закрыл глаза и просто принял нежность от Чонсона, решив забыться от бед, которые плотно окружали его. И неважно, что дверь всё ещё открыта, что в любой момент может попасть внутрь кто угодно. Плевать... Альфа вновь прикоснулся своими нежными губами уже к виску, а затем медленно перешёл к закрытым глазам, собирая ими высохшие слёзы младшего. Такие горькие слёзы... больно. А как же омеге было больно, даже представить невозможно! — Прости меня, Рики... — прямо в губы тихо прошептал Пак, и омега открыл глаза, теперь уже не боясь его. — Ты обещал удалить пост, — также шепотом сказал младший, смотря на альфу своими усталыми, опухшими глазами. — Удали... И Пак послушно отстранился от Рики и забрал свой телефон с кармана черного пиджака. Да, он пришёл к омеге сразу после конференции, и плевать, что это не подходящая одежда! Главное он понял, что Рики в порядке (если не считать моральное состояние). Нишимура закрыл дверь на ключ и повернулся к Чонсону, который показал сайт, где админы уже удалили объявление о «бесплатной давалке». Стремительно. Ну а как же? Это же сам Пак Чонсон — главный альфа, у кого на кулаке вся власть школы. Теперь можно успокоиться... Рики опустил голову и ничего не сказал, но старший взял инициативу в свои руки — вновь нежно обнял омегу за тонкую талию и прижал к себе, даря очередное объятие. Так тепло... очень. И Рики уткнулся лицом в широкое плечо старшего, ни о чём не волнуясь. Ему прямо сейчас нужна эта поддержка, забота. В душе наконец-то стало так спокойно, будто нет никаких проблем, и будто Пак Чонсон не тот, кто обижал его в школе, а наоборот, тот, кто готов оставить метки на его теле, показывая, что этот омега — его. — Я виноват, Рики... — начал альфа, а омега продолжал молчать, не желая простить его. — Что я должен сделать, чтобы ты простил меня? Скажи... и я сделаю это. Единственное — это исчезнуть из его жизни. Больше Рики ничего не хочет. Нишимура хотел сказать это, поэтому отстранился от объятий, сделал шаг назад, а затем поднял голову, встречаясь с грустными глазами старшего. Такие бездонные, красивые, и даже обещающие, что больше не сделают ему больно (но Рики уже не верит в это). Омега на секунду закрыл свои глаза и вновь открыл, чтобы сказать своё желание вслух, как резко в дверь громко и требовательно постучали. Нишимура готов признаться, что у него сердце чуть ли не остановилось от внезапности и страха. Он по рефлексу повернулся к закрытой двери, быстро сделал шаги назад и всем телом прижался к стене, смотря на одну точку. Паническая атака вновь началась, и Рики начал тяжело дышать, не в силах урегулировать дыхание. Пак сжал зубы до скрежета, так как понял, что у Рики теперь фобия от стуков, и хотел открыть дверь, чтобы избить пришедшего до полусмерти. Он бы сделал это без задних мыслей, только вот младший схватил его нежно за руку, останавливая. — Нет... — тяжело дыша, тихо прошептал. — Не открывай, — по щеке скатилась слеза, и Рики начал всхлипывать, крупно вздрагивая всем телом. В глазах отражались вся боль, вся грусть и вся фобия. Рики громко зарыдал, опустив голову, и закрыл ладошками своё маленькое лицо, чтобы глушить плач, что Чонсон готов продать душу, лишь бы младший никогда не плакал. Старший кивнул головой, обещая, что не откроет, и обнял парня, давая «родной» уют. В этих теплых, нежных объятиях так комфортно, что Рики даже захотелось обнять альфу в ответ, утыкаясь лицом в крепкую грудь. Паническая атака не прекращалась, и омега чувствовал, как с каждой прошедшей секундой, как с каждым громким стуком по двери тело слабело, а ноги медленно начали отказываться держать равновесие. Младший готов был падать, как Чонсон, будто поняв, что происходит, отстранился от него и поднял взгляд омеги к себе, а в глазах густая тьма. Рики пытался дышать ртом, плечи крупно дрожали, и он закрыл глаза, готовясь рухнуть прямо сейчас на пол с грохотом. Но Пак не дал ему сделать это — просто нежно прикоснулся к сухим, но сладким губам младшего, чтобы он сосредоточил всё своё внимание на нём, и прижал к стене, не давая упасть. А Рики, на удивление даже самому себе, успокоился. Из-за поцелуя задержал дыхание и урегулировал темп. Поцелуй был долгим, нежным, невинным. Сейчас их ничего не волновало, все проблемы забылись, и былая ненависть между ними преобразилась в невидимое чувство. Посторонние шумы исчезли, будто эти двое переместились в другое измерение, где нет ни души — ни злых, ни добрых. Чонсон нежно прикоснулся к лицу Рики, большими пальцами поглаживая мягкую щеку с синяками, и отстранился, желая заглянуть в чужие (родные) глаза. Омега продолжал стоять с закрытыми глазами, будто прося ещё раз подарить такой же невинный и невесомый поцелуй, что Пак вновь прикоснулся. На этот раз он начал нежно сминать пухлые губы, пробуя на вкус, провёл своим языком по контуру, а затем пытался углубить поцелуй, но Рики не открывал рот, боясь последствий, ведь слишком рискованно верить такому человеку как он. Ещё неизвестно, с какой именно целью он приперся сюда — явно не из-за чувства вины, ведь такое поведение не подобно главному альфе! Чонсон отстранился от Рики и посмотрел на его тёмный взгляд, где не было ни души, ни чувств — словно его огонёк, что всегда горел так красиво, угас после всех тех бед. И во всём виноват именно он... — Рики, — опустив взгляд, Пак медленно провёл вниз руками по локтям младшего, однако почувствовал кое-что странное — омега резко, но тихо прошипел, когда Чонсон прикоснулся в районе правого запястья, будто от боли, и через ткань толстовки было заметно, что оно было забинтовано. Японец быстро отстранил свои руки от слабой хватки корейца и отвёл их за спину, словно пытаясь что-то спрятать от чужих глаз. Но Пак решил проверить — резко схватил правую руку младшего и поднял рукав одежды вверх, а Рики даже не успел осознать, как перед взором старшего показалось неаккуратно забинтованное запястье. Всё правильно, порезал он себя... — Зачем? — тихо спросил Чонсон, не поднимая к парню свой грустный взгляд. И после этого вопроса Рики пришёл в ярость, ведь как он мог спросить такого рода вещи, когда сам же разрушил его жизнь и подтолкнул к этому?! Именно все его действия, все его слова привели младшего в такой путь. И если б не было бы Пак Чонсона — не было бы проблем (а тем более попытки суицида). Во всём вина альфы. Нужно было предоставить этот вопрос именно ему, и только ему. Рики почувствовал, как по щеке скатились горькие слёзы, и он просто оттолкнул Пака от себя, чтобы старший, стоя в таком положении, смотря на него свысока, не доминировал над ним — всё ещё пугает. А сам быстро подбежал на кухню, чтобы как-то находиться вдали от альфы. Чонсон не растерялся, вошёл за омегой на кухню и застал его с кухонным ножом на руке. Сердце пропустило сильные удары. Слишком опасно, когда у Рики на руках холодное оружие. — Почему ты не уходишь?! Я дал тебе всё, что ты хотел, Пак Чонсон! Что тебе ещё нужно от меня? — словно крик души послышались эти слова из уст омеги. А он прав, ведь Чонсон забрал у младшего всё, что хотел — и наивное сердце, которое влюбилось как ребёнок, и первый поцелуй, который Рики хранил для своего альфы, и невинность, что теперь стала ужасным клеймом на спине японца. Если его будущий альфа узнает, что у этого омеги девственность потеряна, посчитает «давалкой» и сделает посмешищем. Никто не заступится за него, и все альфы попытаются воспользоваться им — лишь бы успокоить свою похоть! — Уходи! Когда-нибудь ты оставишь меня в покое?! Зачем продолжаешь являться передо мной? Я всё равно не приму твои прощения, потому что всё это ложь! — плакал Рики уже не так, как произошло из-за панической атаки, а свободно, будто наконец высказал в лицо альфы всё, что хотел на протяжении всех тех месяцев, что его обижали в школе. — Уходи! Я тебя ненавижу, Пак Чонсон!! — Рики, бросай оружие, — как можно спокойнее попытался сказать старший, чтобы вселить в себе доверие младшего, но тот не решался слушаться его. — А затем я уйду, обещаю. Чонсон просто сделал маленький шаг вперёд и протянул мизинец, чтобы доказать, что он не врет, но Рики посчитал это попыткой убрать из его рук нож, поэтому сразу же поднял оружие вверх и хотел ударить себя в живот, потеряв весь интерес к жизни. Это чувство было у него с самого начала, когда его начали травить в этой чертовой, адской школе, но он даже не думал, что совершит самоубийство прямо перед виновником этого начала! И он, так сказать, правильно мыслил, потому что Чонсон сделал то, что должен был — схватил острие ножа голыми руками, даже не побоявшись последствий. Альфа от боли прошипел, а Рики от испуга опустил нож, из-за чего оружие с громким шумом упало на пол. Густая кровь стремительно капала вниз, окрашивая серый цвет линолеума в алый, и Пак поставил ладонь под кран раковины, чтобы не испортить дом. Душа не находила себе места, а сердце быстро билось, пытаясь разорвать грудную клетку, и у омеги даже слёзы остановились из-за увиденного — неужели Пак Чонсон пожертвовал собой, чтобы спасти ему жизнь? Ради чего? Может ли это значит, что он и вправду понял свои ошибки? Если это так, ему теперь можно доверять... Нишимура быстро принёс из ванной комнаты белую аптечку и вытащил оттуда нужные медикаменты. Во время обработки раны альфа ни разу не пожаловался о боли, а принимал всё как есть. Он поглядывал на испуганного от произошедшего младшего и пытался дать ему некую поддержку (моральную, чтобы Рики не чувствовал себя виноватым из-за этого). Руки омеги крупно дрожали, но он сделал всё как надо — напоследок обмотал бинтом и сделал аккуратный узел, и Пак слабо улыбнулся. — Спасибо, — тихо подал голос, как только Рики закончил. Однако младший резко заплакал, услышав это слово — неужели из-за того, что впервые услышал от него слова благодарности? Нет... — Прости меня... — заплакал из-за чувства вины. — Я не хотел, правда, — закрыл лицо руками и еле слышно прошептал. Чонсон раненой рукой мягко прикоснулся к плечу омеги, а затем притянул к себе, чтобы обнять нежно и крепко, будто прощая младшего за его необдуманность, или, возможно, прося прощения за все беды, принесенные самим ранее. Рики уткнулся лицом в крепкую грудь альфы и заплакал, а Пак мягко похлопал его по спине, пытаясь успокоить. — Всё в порядке, — спокойно, будто рука совсем не болит, сказал альфа и поцеловал омегу в волосы, всё ещё держа его в своих объятиях. — Ни чуточку не болит. Это просто царапина, — слабо улыбнулся он и взглянул в заплаканные глаза Рики, отстранившись. А младший не смотрел в ответ, тупил взгляд в пол и всхлипывал, пытаясь остановить плач. Время от времени смахивал скатившиеся по щеке слезы в стороны и стоял неподвижно, пока Чонсон сам не повел его в комнату. По внешнему виду было заметно, что Рики спокойно не спал несколько дней — лицо было настолько бледным, что даже из-за слёз не покраснели, тело готово было вот-вот упасть на пол и не встать обратно. Да и как в таких обстоятельствах можно отдохнуть, когда в квартиру всю ночь и весь день выламываются незнакомые люди и звонят в домофон беспрерывно? Ужасно представить такую ночь, а тут это у него продолжилось две ночи, три дня... — Не делай этого... прошу, — тихо прошептал омега, когда Чонсон уложил его в кровать и сам лег рядом, обняв за талию и притянув к себе ближе. — Не делать чего? — также тихо спросил альфа, поддерживая беседу. Он правда не понимал, что именно не делать — обнимать его или не лежать рядом с ним? — Ты планируешь приводить сюда людей, когда я усну, — уверенно, будто это единственная причина визита Пака, ответил омега. С одной стороны понятно, что Рики так опасается ужасных последствий, но с другой стороны не очень приятно слушать такое, ведь Пак Чонсон пришёл извиниться за свои действия. — Ты поверишь мне, если я скажу, что правда хочу извиниться перед тобой? — на деле он хотел прямо тут признаться в любви, но сейчас слишком рано, ведь омеге нужно сначала отпустить всю боль и ненависть. — Если нет, то скажи, я не трону тебя... Просто дам тебе время, чтобы доказать, что правда... — «влюблён в тебя», — признаю вину за свои ошибки. Рики молчал. Лежал с закрытыми глазами и слушал слова старшего. Это реально похоже на правду, но нельзя так просто закрывать на всё глаза, ведь Пак Чонсон может быть отличным артистом, который заслуживает Оскар. Может быть такое, что у него в голове какой-то грандиозный план, который не знает границ. И если Рики позволит совершить этот план над собой, то точно ничто не останется от него. Внутри так горело, будто началось обворожение вулкана. Кислота сжигала все органы, а в особенности сердце, которое слишком уж слабо. Альфа боялся услышать «нет», ведь получить отказ сейчас намного больнее, чем удар ножом. Но Нишимура продолжал молчать, и поэтому Чонсон решил убедиться в «ответе». — Молчание — знак согласия? — омега вновь молчал, и альфа просто обнял его крепче, решив себе, что это так. Это слишком необычно — спать вот так в обнимку с тем, кого обижал, чью любовь не принял вовремя. Никто из них не оттолкнул друг друга, а оба просто сделали вид, будто для них прошлое сейчас не важно. Возможно, Рики продолжал принимать заботу и тепло только из-за того, чтобы успокоить себя и свою сломленную душу, но Чонсону это не важно. Придёт время — и омега простит его, если посчитает это нужным. Только вот до этого времени Пак должен очень долго ждать.. 🌩🌩🌩 Рано утром, пока Рики спал крепким сном, Чонсон ушёл домой, оставив розовую записку на столе. Там ровным почерком было написано: «Доброе утро!Приготовил для тебя завтрак.Приятного аппетита,Пак Чонсон =)» Альфа подумал, что это неплохое начало к заслуге прощения младшего, и поэтому на занятия пришел в очень даже хорошем настроении, несмотря на ужасную погоду на улице. Ли Хисын и Пак Сонхун удивились при виде такого счастливого друга, но решили молчать, ибо главный альфа раньше так улыбался только после того, как избивал или унижал слабых омег-изгоев. Как говорят, чувство власти над другими заставляло лыбиться на все зубы! Друзья всё-таки узнали о том посте, но так же решили не затрагивать эту тему — а вдруг это вовсе не касается Пак Чонсона? Ведь не только Рики отщепенец в этой школе. Прошёл час, два часа, пять часов, а Чонсон не встретил младшего в школе. Он тогда подумал, что Нишимуре нужно время, чтобы тот хорошенько подумал и приобрёл уверенность в себе после случившегося. Но ни на следующий день, ни на третий день на занятиях его не было. И сердце панически начало биться, боясь услышать ужасный, огорчающий ответ на свой вопрос «почему?». Перед началом третьего урока альфа поехал на автобусе к Рики, чтобы поговорить, однако даже когда он громко стучал по двери, звонил в домофон, просил открыть дверь, никто не подошёл к нему с той стороны. Всё было очень странно, и Пак обратно поехал в школу, а по дороге беспрерывно звонил омеге, надеясь, что он ответит, но в ответ слышал лишь отвратительное «абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети». Паника.. Перед четвертым уроком альфа успел вернуться в школу, и первым делом он направился в класс Рики, чтобы спросить у старосты, что с ним произошло, что он не приходит учиться уже третий день после их встречи в квартире омеги. Он был зол, убит, разбит, что не находил себе места. И когда Чонсон вошёл в аудиторию младшеклассников, все испуганно посмотрели на него — боялись совершить лишнее движение. Но в их глазах всё также находились любопытные искорки, что никогда не угасали. Отвернитесь.. — Где он?! — было задано с грубой интонацией, но Ян Чонвон даже не отвёл взгляд в сторону — ему пока не страшно. — Перевёлся.. Будто мир под ногами рухнул, и Чонсон почувствовал, как внутри всё мимолетно разбилось будто после атомной бомбы. Сердце начало колоться, будто кто-то специально ткнул острым стеклом, не жалея. И Чонсон, не поняв услышанное (а возможно, не желая верить в услышанное), изогнул правую бровь вверх и сделал шаг вперёд, желая схватить эту омегу за шиворот белоснежной блузки и заставить изменить свои слова. — Что, блядь, ты несешь?! — да, это было неправильно — разозлиться на старосту, будто это он заставил Нишимуру Рики перевестись в другую школу, а ведь во всём виноват сам. И даже слишком рано решил себе, что Рики простил его, когда как ответа от него вообще не было. — Не заставляй меня злиться и ответь, черт побери! Что значит перевёлся?! Скажи, что ты врешь, блядь! — Перевёлся в Японию.. три дня назад, — спокойно ответил Ян и сел за свою парту, когда сильные руки альфы ослабли после услышанного. Ким Сону продолжал сидеть с опущенной головой, чтобы не встретиться лицом к лицу с тем, кто сломал Нишимуру Рики. Пак Чонсон вышел из класса, потеряв всего себя после услышанных фраз. А на что он, блядь, надеялся?