Killin’ me now

      — Я люблю Джейк-хёна, — всхлипывая из-за очередного плача, выпалил парень, ни разу не думая о чувствах альфы. А зачем заботиться о других, если они всегда делали ему больно? Ведь в своё время они тоже не думали о нём. Карма существует, в конце концов.       — Это заклинание, которое накажет меня, — когда Рики отстранился от Джея, тихо произнёс он, скрывая свои глаза, в которых спрятались несказанные слова. — Спасибо, что позволил обнять тебя напоследок... Младший быстро вытер лицо насухо, напоминая себе, что обещал не плакать, и злобно посмотрел на альфу, пытаясь придумать, что ещё можно сказать, чтобы он исчез из его жизни навсегда. Рики уже устал каждый день слышать от этого дьявола сомнительные извинения и «нечёткие» признания в любви. Он уже не доверял никому, потому что судьба научила этому... потому что действия альф-предателей привели его к такому холодному сугробу.       — Влюбился в меня из-за того, что я начал хорошо говорить на корейском? — всхлипнув ещё раз, усмехнулся Нишимура, так как вспомнил, как Пак Чонсон отверг его, когда в школе, наоборот, он признался в любви. — Это я не ради тебя старался, а ради Джейк-хёна, — омега нарочно продолжал упоминать Шим Джеюна, чтобы направить этих двоих друг против друга. Кто сказал, что Рики чистый? Кто сказал, что он честный и порядочный? Он тоже человек, который готов мстить своим врагам. Он тоже может стать дьяволом, если захочет. Именно из-за этого Рики сказал, что влюблён в Шима, хотя к нему чувствует только огромную обиду за предательство и большую гнев за унижения. Былую любовь уже не вернуть, тем более когда он показал настоящего себя — свою плохую сторону.       — Мои чувства к тебе давно угасли, — поднял взгляд к старшему и увидел слезу, что медленно скатилось по его щеке. И после увиденного у него лишь холодная ухмылка появилась на лице, ибо он смог отомстить за свои пролитые слёзы. — Угасли ещё тогда... в школе. А ты думал, что я до сих пор влюблён? Думал, что смогу принять тебя? Ты ужасен... — Чонсон стоял с опущенной головой, стараясь не показать свою слабость, но он слишком поздно заметил собственные слёзы, что шли уже водопадом. — Почему ты плачешь, Пак Чонсон? Самому от этого не больно в груди? — омега толкнул старшего в плечо, смотря в его стеклянные глаза. — Брось... Ты ведь не для любви создан. Сам так говорил. Что? Уже забыл? — продолжительный нервный смех омеги заставил старшего стыдиться ещё сильнее, аж захотелось Чонсону покраснеть и поравняться с цветом помидора. — Было бы прекрасно, если бы ты исчез из моей жизни навсегда. Как думает общество, сильные альфы должны доминировать над слабыми омегами, но в этот вечер всё пошло наоборот, потому что Рики узнал технику природы — если обидчик унижает и оскорбляет, а жертва плачет и кричит, пытаясь отрицать сказанное, то доминирующий получит огромный восторг. Именно из-за этого интерес к власти возрастает, ведь чем сильнее слабый обижается и чем сильнее злится, тем сильнее сильные веселятся. Это было доказано ещё тогда, когда омега учился в школе. Но если задира пытается подавлять слабого, а жертва, в свою очередь, покажет безразличие, то интерес обижать у него сразу же пропадает. Именно этой техникой пытался воспользоваться Нишимура Рики, направляя стрелку травли Пак Джею. И это ему, видать, получилось, так как старший сейчас стоял с опущенной головой и не поднимал взор, стыдясь собственных слёз и из-за задетой гордости.       — Жалко сейчас видеть тебя таким, — напоследок бросил младший и развернулся, оставляя униженного альфу стоять на месте. Неужели он смог это сделать? Неужели смог вызвать у старшего слёзы? Теперь его чувства и гордость задеты. Пак сейчас уже наравне с дерьмом, что валяется на дороге. И из-за этих мыслей японец безмолвно похвалил себя, уверенной походкой заходя в тихую квартиру. Он очень надеялся, что после этого Чонсон больше не приблизится к нему. Всё будет хорошо, если этот дьявол больше не подойдёт.       Надеялся...

Три дня спустя

      Голова раскалывалась, будто омега несколько часов подряд беспрерывно ударялся ей о бетонную стену. Потеря аппетита, сильная боль в пояснице и даже невероятно огромная слабость появились, что хотелось только лежать в кровати и никуда не идти. Однако злое лицо хореографа время от времени показывалось перед глазами, словно незабытый ночной кошмар, что Рики пришлось силой покинуть теплое место, чтобы потом не получить от старшего. Стараясь скрыть тёмные мешки под глазами, пытаясь оживить бледную кожу лица, парень нанёс тональный крем. Результат получился не таким и огорчающим, потому что теперь омега выглядел намного свежее, чем вчера и позавчера, а точнее свежее, чем весь прошедший месяц. Парень правда не понимал, что с его здоровьем в последнее время происходит, и ему нужно было как можно скорее сходить в больницу и лечиться, пока не началось соревнование. А до этого времени осталось всего чуть больше недели — одиннадцать чертовых дней, через которые он должен пройти, тогда, наконец, сможет убежать от этого демона. Одиннадцать чертовых дней, которые станут самыми чернильными полосами жизни бедной омеги...       — Добрый вечер, — поклоняясь на девяносто градусов хореографу Ким, Нишимура прошёл вглубь помещения и сел в своё привычное место — на скамейку, которую никто из танцоров не занимал. Сегодня все почему-то выглядели наигранными. Танцоры через силу пытались смеяться, показывать улыбку, общались друг с другом тихо и спокойно, подавляя все боли и страдания за маской. Это было первым изменением, которое заметил японец. Шим Джеюн молча сидел один с закрытыми глазами на другой скамейке, пытаясь отдохнуть хотя бы пару минут. Он выглядел усталым, будто всю ночь пахал как лошадь. Это уже второе изменение. Вот Пак Чонсон, который три дня назад стоял на коленях и просил прощения, со всей силы пытался не пересекаться взглядом с омегой. Наверное, гордость убивала его изнутри, заставляя краснеть до самых ушей. И это третье изменение. Только хореограф Ким оставался таким же как и в первый день — а ему изменяться не надо, он и так, наверное, давным давно пережил страшные моменты, что теперь встречал жизненные проблемы с улыбкой на лице.       За весь вечер Пак Чонсон не промолвил ни слова, как и все эти три дня, стараясь избежать лишнего разговора с омегой. Что их связывало в эти дни — лишь танец, где они прикасались к друг другу, изображая из себя влюблённых лебедей в хрустальном озере любви. Рики не должен опускать голову вниз, потому что вода отражала их образ словно настоящее зеркало, и если он увидит рядом с собой Пак Чонсона, то больно будет только ему. Он не должен вновь попасться охотнику с ружьём, а точнее они не должны попасться... купидону со стрелой...       — Молодцы! — похвалил хореограф, ведь танцоры старались танцевать на всю силу! — Джэхо, сделай удар сильнее. Прекрасно! — улыбался широко, потому что сегодняшняя репетиция пока шла идеально. — Следим за центром, никто не опаздывает, — похлопал два раза в ладоши, следя за танцем. — Идеально! Вот так, — и когда в конце выступления подтанцовка опустила омегу на пол, тот медленно подошёл к центру и упал на колени, показывая раскаяние и опустошённость внутри. — Прекрасная работа, Рики, — когда музыка остановилась, произнёс старший и поддерживающе похлопал, смотря на всех танцоров. Сегодня усталость намного сильнее чувствовалась, так как парень с самого утра ничего не ел, но пытался как можно дольше продержаться, потому что после похвалы хореографа получить замечания не очень приятно. Однако всё равно что-то шло не так. Чего-то не хватало, и омега не понимал, в чём дело, ведь всё, на самом деле, идёт именно так, как он хотел — Пак Чонсон больше не приближался к нему, не разговаривал, не обижал так же, как и Шим Джеюн; альфы ненавидят друг друга, что даже не смотрят в сторону друг друга; хореограф похвалил за хорошую работу и не поругал... Из-за всего этого всё должно быть прекрасно, но, чёрт! Не хватало его...       Уже привык к нему слишком сильно. Чертов Пак Джей заставил омегу привыкнуть к себе и ушёл, чтобы потом болезненно терзать его чувства. Рики хотелось услышать именно от него похвалу, хотелось, чтобы именно Пак Чонсон гордился им. Парень желал, чтобы этот дьявол потрепал его по волосам, как и раньше, и сказал, что он хорошо справился. Омега ожидал, что Пак Чонсон скажет хоть что-нибудь в его адрес после прекрасной работы, но альфа ходил с опущенной головой и не произнёс ни одно слово в его сторону.       Словно эти двое поменялись местами...       — Пак Чонсон, — окликнул старший, и омега тоже повернулся к хореографу, пытаясь понять, почему ему нужен именно он. — Останешься сейчас на пару минут? — альфа согласно кивнул и сел на скамейку, ожидая, когда все покинут зал. — И Нишимура Рики... я бы хотел, чтобы ты тоже остался, — омега почувствовал, как в груди сердце забилось быстрее от мысли, что старший оставил их обоих. Первые два дня было очень хорошо, что этот задира оставил его в покое. Нишимура Рики начал свободно дышать, радуясь, что жить стало намного легче, ведь никто больше не обидит его и не заставит плакать. Но затем всё стало ещё ужаснее, чем до этого — невероятно неожиданное, тупое, одинокое чувство появилось внутри как тяжелый камень, и начал давить сердце со всех сторон, заставляя бедного парня болезненно стонать и кусать губы до крови. Хотелось кричать от незнакомого чувства и плакать, желая его внимания. Сердце сжималось с каждым разом всё сильнее и сильнее, пугая взорваться как бомба, оставляя следы огромного взрыва на других органах. И омега ударял себя в грудь, заставляя взять себя в руки и продолжить терпеть эту боль — никак не хотел принять факт того, что привык к постоянному вниманию со стороны альфы... привык... а другими словами можно выразить это как влюблённость...       Невозможно! Невозможно влюбиться в такого ужасного альфу и попасться в его сети любви. Омега его только ненавидит и ему радостно от того, что этот демон, наконец, оставил его в покое. Теперь никто его не останавливает, никто ему не мешает, никто не заставляет его плакать посреди дороги и проклинать своё существование. Всё это осталось в прошлом. Останется в прошлом...       Родители всегда говорили, что только те люди, которые чувствуют настоящее раскаяние, падают на колени и просят прощения. Только те, кто хочет пощады, плачет и выдавливает из груди слова извинений. Только в глазах у тех, кто чувствует настоящую боль, отражается скорбь и печаль. И Рики, честно говоря, увидел всё это в стеклянных глазах альфы ещё тогда. Сейчас хотелось только себя поругать за то, что не простил его. Хотелось подойти к Пак Чонсону и сказать, что он прощён, и что у него есть ровно один день, чтобы доказать свою любовь. Но нет...       Идет противостояние чувств.       — Я не хочу вас расстраивать... На самом деле вы прекрасно справляетесь с поставленной задачей, но... — хореограф остановился в середине предложения и посмотрел на стоящих подальше друг от друга парней, — между вами до сих пор нет химии. Со стороны выглядите как два параллельных мира, которые случайно пересеклись на одной линии, — и Рики опустил голову вниз, сжимая губы в полосочку. — Это выглядит, как минимум, неловко и некрасиво. Понимаете, о чём я говорю?       — Да, хореограф Ким, — ответил за обоих Пак и коротко посмотрел на молча стоящего омегу. — Мы постараемся сильнее, — поклонившись в знак извинений, Джей продолжил, — не подведём вас.       — Мне почему-то сомнительно по этому поводу, поэтому я бы хотел, чтобы вы вновь остались и практиковались вместе. Такой подход всегда помогал моим танцорам, — улыбнулся старший и приподнял один бровь вверх, ожидая ответ парней. — Сможете?       — Да, — ответил Пак, но Рики все ещё не отвечал, смотря себе под ноги.       — Рики? — окликнул хореограф, и японец неуверенно кивнул головой, стараясь не повернуться к Чонсону. — Прекрасно, — наверное, хореограф Ким больше всех здесь радовался такому повороту. — Тогда подготовьтесь, а я пока проверю сайт и потом включу музыку, хорошо? — парни одновременно кивнули, и омега обратно положил свои вещи на скамейку, стараясь подавить теперь уже непонятную боль на желудке, которая из ниоткуда появилась в самый «подходящий» момент. Аппетита до сих пор нет, но желудок болезненно сжимался, заставляя парня тихо шипеть и сжимать зубы. Какая-то острая боль чувствовалась, и из-за этого хотелось тошнить. Он должен терпеть всего час, и тогда спокойно может кушать что угодно и отдохнуть до завтрашнего дня, но в этот момент головная боль обратно вернулась. И Рики уже схватился за голову, пытаясь поймать равновесие. Было бы прекрасно, если бы никто не заметил его состояние, но этот человек всё ещё внимательный, оказывается...       — Ты в порядке? — прекратив танцевать, сразу спросил Пак, а по его голосу было заметно, что он волновался.       — Да, — неуверенно ответил Рики и поднял на него грустный взгляд, будто молящий о какой-то помощи, что старший даже вздрогнул, пересекшись с ним взглядом.       — Точно в порядке? — почему-то такой печальный взор омеги словно отражал его внутренне состояние, и Джей в своём предположении ни разу не сомневался. — Если плохо себя чувствуешь, скажи. Мы можем перенести это на завтра, — Пак сделал шаг к омеге, проговаривая данные слова, а хореограф всё ещё проверял что-то в компьютере, поэтому у него не было возможности услышать их разговор. Рики отвернулся в другую сторону, потому что не хотел, чтобы альфа заметил его состояние по глазам, но, кажется, было уже поздно, так как парень сам даже не понял, как картина перед ним замерла на месте, и как он уже столбом падал на пол... упал бы на пол, если бы Пак Чонсон не поймал его вовремя. Перед погружением в пугающую темноту Нишимура услышал испуганный крик хореографа Ким и как альфа позвал его, подхватывая со спины и прижимая к себе:       — Рики! Словно замедленная съёмка птиц плавно и красиво летали на чистом небе, некоторые сидели на ветке и пели летнюю песенку, радуясь солнечным утром. Вокруг все так прекрасно и ярко, что чувствовалось приятное ощущение лёгкости. Омега моргнул несколько раз и повернулся назад, услышав знакомый голос, а перед ним стоял счастливо улыбающийся альфа с широко раскрытыми руками — сам парень почувствовал, как его губы расплылись в смущённой улыбке и щеки покрылись алым румянцем. Пак Чонсон сначала потрепал его по осветлённым волосам, с заботливыми, влюблёнными глазами смотря на него, и только потом крепко обнял, счастливо смеясь и кружа омегу в воздухе.       Рики широко открыл глаза и попытался сделать вдох, но легкие болезненно сжались, заставляя задохнуться и схватиться за холодный металл. Перед глазами белый потолок и яркие лампы, которые со звуком маленьких колес перемещались быстрее и быстрее, и только затем парень понял, что его везли в больничной койке. Быстро моргнув глазами, Рики успел увидеть хореографа Ким и самого Пак Чонсона, которых врачи остановили за стеклянными дверями. Кажется, им было запрещено входить вместе с пациентом, и омега этому был только рад, потому что если бы альфа продолжал помогать и быть рядом с ним всегда, только что увиденный сон может стать вещим.       Этого Рики боялся больше всего. Хоть и уверенно говорил ему, что ненавидит со всей силы, но подсознательно понимал, что готов простить его.       — Нишимура Рики, сделайте медленный вдох, — до ушей дошел спокойный голос врача, и парень попытался послушаться, но грудь болезненно ныла, из-за чего паника с каждой секундой начинала расти всё больше и больше. — Рики, вы меня слышите? — и доктора прикрепили к его лицу дыхательную систему, благодаря которой японец начал набирать воздух в легкие. — Успокойтесь, не надо паниковать, Рики, — парень просто закрыл глаза и попытался успокоиться, погружаясь в успокаивающую и тихую тьму. Паническая атака, кажется, вновь охватила всё его тело, а лекарства остались в рюкзаке. Интересно, эти двое взяли ли его рюкзак с собой или же оставили в зале? Хотя, зачем он сейчас должен волноваться об этом? Важнее сейчас то, почему он продолжает слабеть с каждым днём всё сильнее. Раньше было всё нормально, но сейчас будто его здоровье подменили, пока он спал. А может это из-за того, что он плохо кушал и мало спал? Болезнь можно подхватить даже из-за подавленного состояния. И омега был уверен, что это быстро пройдёт.       — Нишимура Рики? — вновь парень открыл глаза, но сейчас из окна уже падал солнечный свет, наполняя всю палату тёплыми лучами Солнца. Кажется парень вчера сразу же обратно уснул после несколько секундного пробуждения. — Как вы себя чувствуете? — спросил врач с невероятно добрым и успокаивающим голосом.       — Хорошо, — ответил омега и оглянулся вокруг, пытаясь рядом найти знакомое лицо.       — Прекрасно, — что-то зачеркнув в блокноте, доктор вновь посмотрел на пациента. — Кем Пак Чонсон является вам? Вы с ним хорошо знакомы? — Рики удивлённо посмотрел на врача, а тот сразу же решил прояснить ситуацию. — Он ожидает вас в коридоре со вчерашнего дня, а мы не разглашаем конфиденциальную информацию о наших пациентах малознакомым им людям. И для этого нам обязательно нужно ваше согласие. Согласны ли вы на это? — Рики всё ещё не понимал, что за информация и что несёт этот доктор, но, нахмурив брови, решил помотать головой.       — Что за информация? — закрыл глаза из-за боли в животе.       — Ах, мы о вашем положении, — промолвил врач, и Рики обратно открыл глаза, пересекаясь со спокойным взглядом доктора.       — Что?       — Вы беременен. Не знали? — удивлённо спросил врач, и Рики, кажется, полностью потерял себя после услышанного. — Вы находитесь на третьей неделе беременности. Слезы острым стеклом воткнулись в глаза, что из них выходила тёплая кровь, оставляя на щеке алую дорожку. Рики попробовал сделать вдох, но дыхательный путь будто был перекрыт, что сделать что-либо не получалось. Огромный ком в горле не растворялся, что хотелось через глотку убрать её или выплюнуть как можно быстрее. Сердце сжалось крепче и медленно перевернулось, что даже перестало биться. Изнутри будто бешеная кошка царапала длинными ногтями, впиваясь в каждый орган и оставляя там глубокие раны. Хотелось кричать, рот открывался, но с горла не выходил ни один нормальный звук, что омега вцепился руками в тонкую шею и зажмурил глаза до боли.       — Нет.. нет... — только тихий шёпот вышел, и врач попытался успокоить парня, что-то говоря. — Нет! Это невозможно!! — громко закричал Рики и заплакал, пытаясь встать с больничной койки. Парень желал сбежать куда-то в даль, где-то в горизонт, чтобы его никто не нашёл и не искал. Он желал ничего не чувствовать и исчезнуть из этого мира, не оставляя после себя ничего. Но судьба любила играть в игру, делая из Нишимуры Рики очередную жертву. Омеге очень хотелось погостить к Всевышнему и, садившись рядом, смотря прямо в глаза, спросить, за что он делает всё это с ним. Так нельзя. Это не игра, и это не смешно. Да, черт побери! Это не весело, в конце концов!       Кажется, в коридоре сидящий Пак Чонсон услышал громкие крики парня, поэтому быстро вошёл в палату, несмотря на запрет врачей. Он хотел успокоить младшего, обнять крепко-крепко и дать понять, что он всё ещё любит его, как бы сильно ни старался разлюбить. Но услышав громкий, нервный, раздраженный, душераздирающий крик омеги, который сказал самые болезненные слова именно ему, Пак остановился на месте, не решаясь сделать ещё один шаг вперёд.       — Уходи! Я тебя ненавижу!! Уходи отсюда! Зачем ты продолжаешь разрушать мою жизнь?!       «Что случилось?» — у самого себя мысленно спросил Чонсон, но как вкопанный стоял на месте, смотря на то, как несколько врачей схватили младшего со всех сторон, и один из них дал ему укол. Джей не знал, что делать. Вроде бы Рики сам выгнал его, но в чём причина? Из-за чего младший мог так реагировать на его появление? Один из врачей быстро подошёл к альфе и, прикоснувшись к плечу, попросил покинуть палату как можно скорее.       — Что случилось? — пытаясь подойти к Рики, спросил он, на что врач быстро встал перед ним и повёл до коридора, не решаясь ответить на поставленный вопрос. — Что с ним происходит?       — Мы не разглашаем личную информацию наших пациентов малознакомым им людям. Извините, — в конце концов, никто не ответил на его вопрос.       — Блядь! — нервно произнёс Пак и вцепился руками в волосы, садясь на больничный стул.       «Я ужасно люблю тебя, Рики... ужасно люблю. Все эти три дня казались мне самым ужасным испытанием, будто я прошёл девять кругов ада, не передыхая ни одну секунду. Я каждый день смотрел на себя в зеркало и спрашивал: кто это, блядь, смотрит на меня своими ужасными глазами? Но это был сам я, и мне от этого теперь ужасно страшно. Я не хочу, чтобы я выглядел так. Меня от себя тошно, хочу разорвать себя на части и заменить чистыми донорами. Я хочу, чтобы ты хоть на минуточку посмотрел на меня, тогда я расцвел бы как весенняя сакура. Прошу, малыш, дай мне шанс побыть рядом с тобой хоть один месяц, тогда я доказал бы, насколько сильно я люблю тебя. Доказал бы, насколько мои чувства настоящие. Я тебе обещаю, что сделаю тебя самым счастливым, если ты примешь мои чувства. Я могу доказать, что моя любовь к тебе чиста... прошу, поверь мне, милый...       Я тебе не вру».