***
Новая жизнь начинается только после того, как в жизни случаются самые ужасные вещи, которые сломают тебя. Все пытаются стереть эти душераздирающие моменты из грязного листа, вырывают их, а затем рисуют новые воспоминания, разноцветные рисунки и украшают разными наклейками. Все люди твердят, громко проговаривая, что начинают всё с чистого листа, но прошлое никуда не исчезает, а ходит хвостиком, каждый раз напоминая глубокие раны и огромные шрамы. Рики держит на руках эту ужасную вещь и чувствует, как глаза наполняются новой порцией горячих слез. Он не хочет верить глазам, ссылаясь на то, что это всего лишь обман глаз, но сделанное Пак Чонсоном и всё, что с ним происходило в последние две недели, твердят всё это. Не может быть ошибкой... — За что? — тихо шепчет парень и смотрит на верёвку, которую купил по дороге домой, чтобы покончить с собой, если эта вещь покажет две полоски. Сердце разрывается на части, распространяя ужасную боль по всему телу, и омега, не выдержав, кричит громко, смотря на тест. Легкие крепко сжимаются, заставляя парня сделать последний глубокий вдох, и Рики начинает задыхаться. Бросая вещь на пол, подрывается с места и забирает с сумки лекарство, чтобы выпить. Он не может отказаться, потому что трус. Боится смерти, но всегда делает вид, что готов свести счёты с жизнью. Он слабак, который позволяет альфам контролировать собой, но потом строит из себя последнюю жертву. Хочет внимания? Хочет сочувствуя? «Жалкий»... — Я не такой, — шепчет тихо, пытаясь заглушить внутренний голос дьявола. «Бесплатная давалка... Теперь ты, наконец-то, показал настоящего себя, шлюха!» — Я не такой! Прошу, хватит! — закрывая уши, кричит Рики и громко рыдает, сжимая глаза до боли. «Это всё твоя вина. У тебя был шанс оттолкнуть его от себя, но ты просто хотел этого. Ты хотел стать давалкой, Рики!» — Замолчи! У меня не было шанса!! Умолкни, прошу... — плачет, кричит, стонет, смотря на белый потолок. Разговаривает с пустотой и отвечает дьяволу, обзывая Пак Чонсона. — Больной ублюдок! Я тебя ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Проходит час, полтора часа, два... три часа. И омега, лежа на полу, смотря на одну точку, чувствует изнутри извержение вулкана. Слишком горячо, хочется выпить холодной воды, чтобы остыть. Но сил вставать и тем более идти на кухню нет. Вместо этого Нишимура начинает чувствовать огромное отвращение к существу, что развивается внутри, и желает убить ребёнка, пока не стало поздно. По этой причине сильно-сильно сжимает руку в кулак, а затем ударяет свой живот, сначала легонько, пробуя, а затем второй раз — чуть сильнее, и потом уже третий раз, чувствуя, как с глаз уже даже не текут слёзы. — Умри... ты не должен увидеть свет, дьявол, — закрывает глаза, встречаясь с пугающей темнотой, а затем начинает громко смеяться, закрывая лицо руками. — Ты будешь гореть в аду. Скоро твой отец тоже пойдет за тобой. А я... — резко перестаёт смеяться, и его брови хмурятся от внезапной мысли. — А я что? Где я должен быть? — наверное из-за алкоголя парень несёт эту чушь, но он не останавливается, предпочитая так лежать до самого утра. — Я должен находиться в тюрьме? Нет. Я должен находиться в раю, потому что я лишь защищаю себя от демонов. Я не плохой... Я ведь не плохой? «Ты плохой» — отвечает внутренний голос. — Я плохой... А плохие люди должны находиться в аду. Тогда я должен встретиться с вами? — обращается к эмбриону и легонько прикасается к своему животу, почему-то большим пальцем заботливо поглаживая. — Я не хочу тебя, дьявол, — и вновь смеётся, но этот смех впоследствии становится нервным стоном, а затем тихим криком сломленной души.***
Тёплые лучи солнца падают прямо в лицо омеги, нежно лаская, и он жмурится, желая спрятаться под одеялом, но кровать такая твёрдая, а плед рядом не находится, поэтому Рики нехотя открывает глаза, но понимает, что уснул прямо на полу. Осмотрев всю комнату, он вспоминает вчерашнюю ночь и чувствует сильный запах перегара. Из-за этого его начинает тошнить, и потому омега сразу же направляется в туалет. Сильная головная боль, которую он пытается отстранить таблетками, ноющие боли на спине, животе, по всему телу, из-за чего он принимает обезболивающее — всё это с самого начала дня встречает его с отвратительной улыбкой. Наверное, ему стоит сегодня обдумать всё и принять решение — подвести группу или забить на своё здоровье. Как парень, который никогда раньше не пил и не курил, омеге приходится только смириться со всеми болезнями. Чертов Пак Чонсон! Почему он любит разрушать чужие жизни? Аж становится тошно, вспоминая его гадкий образ... «С этого дня приходи на занятия каждый день. Ни одну не пропускай. Ослушаешься — повторю то же самое» — Рики вспоминает предупреждение альфы. Его слова, когда он ещё был пугающим, страшным и холодным, а теперь омеге не хочется воспринимать их всерьёз, ведь он увидел его слёзы. Его жалкие слёзы, которые он пытался спрятать в темной атмосфере ночи, но не получилось. Сейчас должно быть стыдно только этому придурку. Младший хочет ещё кое-что сделать — сказать Пак Чонсону правду, потому что он должен страдать. Должен взять ответственность за свои необдуманные (а может и обдуманные) действия. Именно поэтому японец продолжает терпеть все восставшие проблемы, чтобы быстрее пойти на тренировки и увидеть его, которому так хочется сделать больно, которому хочется смотреть в глаза и сказать самые обидные слова, чтобы вновь увидеть его жалкие слёзы. Думая так, Рики заходит в давящее помещение и встречается со своими одногруппниками, которые бросают на него свои заинтересованные и любопытные взгляды. Кажется, как по сломанному радио слухи о том, что он попал в больницу, успели распространиться моментально. Омега же в ответ лишь злобно смотрит на них и отворачивается, показывая полное отвращение к ним. — Добрый вечер, Рики, — к нему сразу же подходит хореограф Ким и останавливает, начиная разговор. — Со здоровьем всё хорошо? — Нишимура кивает, но не смотрит в глаза, боясь быть пойманным с поличными, ведь у него как раз таки всё плохо. — Точно сможешь тренироваться? — Да, — кивает быстро головой и до сих пор не смотрит, что старший задумчиво отводит взгляд в сторону. — Сегодня отдыхай, но завтра будешь тренироваться усерднее, хорошо? — Рики сразу же мотает головой, не соглашаясь с этим. — Я потренируюсь. Я правда чувствуя себя хорошо, — на пару секунд пересёкшись со взглядом хореографа, омега опускает глаза. Эти слова зачем-то вселяют старшему доверие, и хореограф разрешает, хлопая в ладоши и говоря всем сделать пробежку по залу до конца песни. Чонсон наблюдает за этим со стороны и не решается приближаться, чтобы в лишний раз не заставить младшего злиться и нервничать. Но ему было так интересно, что же всё-таки врачи ему сказали, что он пришёл в такую ярость. Хочет поскорее подойти... В ответ получает злобный взгляд, незаинтересованность, ненависть, желание убить и держаться как можно подальше. Буквально позавчера хореограф Ким сказал, что между ними нет химии, но никакого прогресса не идёт, лишь разочаровывающий регресс. Осталось всего девять дней, и они должны стоять уже на большой сцене, а значит — строить из себя влюблённых лебедей, которым так не хватает друг друга. Музыка включается — начинает танец Пак Джей. Сидит в середине сцены и пытается строить грандиозный, идеальный план, проводит по воде, пытается без ошибок пройти по своим жизненным дорогам, но черные, тёмные, навязчивые мысли окружают его, блокируя все его пути отступления. Не желая встретиться с проблемами лицом к лицу, Чонсон пытается взлететь вверх, думая, что если станет стремительным, сильным, жестоким и хладнокровным, абсолютно все проблемы исчезнут, но нет. Они своими цепкими руками с легкостью хватают его за руки и ноги, притягивая обратно назад, чтобы альфа никуда не ушёл, затем покрывают бедного парня собой, запутывая все его мысли и чувства — и появляется Он — случайная жертва, которая смогла растопить ледяное сердце разбитой альфы. Чонсон не хочет принимать это: постоянные мысли о Рики, желание увидеть его, стать его альфой и всегда быть рядом, заботиться о нём и сделать всё, что он хочет. Именно по этой причине Пак оставляет омегу одного и завязывает свои большие проблемы к его ногам и рукам, а сам убегает в никуда. Слабак! Бедный Нишимура сначала пытается сам справляться, разбираясь с каждыми проблемами, терпя разные удары со всех сторон, но затем уже в конце чувствует, как тело слабеет, а желание отказаться, опустить руки возрастает с каждой секундой всё больше и больше. Но они должны понять одно — если альфа и омега объединятся, то смогут преодолеть всё. Даже их танец намекает им об этом, но парни, как слепые и безмозглые существа, не пытаются понять эти намёки, а отдаляются друг от друга всё дальше и дальше. — Больше чувств! — громко кричит хореограф, пытаясь усилить громкую музыку. — Джей, Рики, пытаемся понять смысл музыки, — но парни двигаются как марионетки, которые зависят от тонких ниток кукловода, и во время танца даже не смотрят друг на друга. Хореограф не хочет злиться, тем более зная то, что парни не ладят между собой. Ему срочно нужно кое-что такое придумать, чтобы эти двое почувствовали страсть музыки, однако ничего в голову не приходит, кроме как вновь попробовать оставить их одних. Старший только надеется, что его идея поможет им, поможет группе, поможет вообще в жизни. Приходится только верить в эту еле видную надежду. — Повторим танец ещё раз, — сделав десятиминутный перерыв, зовёт двух парней к себе. Рики стоит скомканно, неуверенно, бездушно. С Чонсоном то же самое, но он более стойкий и морально сильный, поэтому его подавленность не слишком заметна. Наверное, если в тот раз поговорил с Чонсоном, в этот раз нужно поговорить с самим японцем, чтобы узнать его ментальное состояние. Ведь если опоздать хоть на пару секунд, может произойти всё, что угодно. Тогда самый большой страх Пак Джея реализуется... — Как думаете, вы справляетесь с поставленной задачей? — смотря на танцоров, которые стоят в метре друг от друга, в попытках случайно не пересечь невидимую стену или барьер, спрашивает хореограф. — Не уверен, — даёт честный ответ Пак, и Рики мельком смотрит на него. — Рики? — когда старший спрашивает, омега опускает голову вниз, легонько покусывая свои сухие, разбитые губы. — Я могу остаться после тренировки, чтобы отточить движения, — наверное он думает, что проблема только в нём. — Проблема не только в тебе, Рики, а в вас обоих, — Чонсон кивает, а затем поворачивает голову к младшему. — Как я должен объяснить этот момент? — задумчиво посмотрев в потолок, старший продолжает. — Это как красная роза и ромашка? Совсем разные вещи абсолютно с каждого ракурса, но оба означают любовь... безграничное чувство страсти и романтики? И после этих слов оба парни чувствуют некую несправедливость. Оба были влюблены в друг друга (один из них до сих пор любит), но из-за ошибки одного, теперь вместе чувствуют острые шипы под собой, которые мешают сделать шаг навстречу (другими словами — понять и простить). Символ любви, романтики, страсти... это их не должно касаться после всего произошедшего, но что-то заставляет верить в это. В самой глубине души всё ещё скрывается желание чувствовать заботу, поддержку, любовь. Одно только непринятие этих отстраненных ощущений плотно перекрывает путь к счастью — сушит лепестки этих прекрасных цветов и медленно вырывает один за другим, делая невыносимую боль с каждым разом сильнее и острее. Пока не стало поздно, парни должны успеть поставить розу и ромашку в одну вазу с оживляющей водой. — Останетесь вместе после тренировки? — Рики и Джей кивают одновременно, даже не посмотрев друг на друга. — Если ничего не получается, я бы хотел, чтобы вы потерпели только до соревнований. Затем я больше не вставлю вас в одну пару, — грустно добавляет хореограф. — Только девять дней, хорошо? Ох, если б хореограф Ким только знал рассказ Чонсона с точки зрения Нишимуры Рики тоже, не сказал бы эти фразы никогда. Если б только знал, на что конкретно способен староста, глотал бы данные предложения всухомятку, не обращая никакого внимания на шипящую боль в горле. Только вот проблема именно в его неполном знании услышанного — потому и неосознанно делает больно своими словами. В зале тускло. Находятся тут только трое — хореограф Ким и два танцора. Музыка играет на фоне, и парни начинают танцевать без подтанцовок, пытаясь больше сосредоточиться к парному танцу. Но каждый раз, с каждым повтором парных движений танцоры выглядят невероятно неловко друг с другом, на что старший недовольно цокает, в очередной раз останавливая музыку. — Снова, — слышится холодный тон, а значит — зол. — Смотрите друг на друга. Вы выглядите как север и юг. Начав танцевать парное движение, Рики поворачивается к Чонсону. И в этот момент ему даже кажется, что он хороший, красивый, заботливый и добрый — как всегда делает итог от его одного взгляда. Поэтому парень сразу же выгоняет эти мысли прочь, зажмурив сильно глаза, чтобы остановить непонятный, а тем более пугающий зрительный контакт. — Снова, — недовольство в голосе старшего с каждым разом замечается всё больше и больше, что Рики теперь с трудом терпит чувство унижения. Хочется спустить слёзы из-за недосягаемого результата. В горле моментально расцветает давящий лепесток, что дышать становится тяжело. Омега касается шеи и начинает мять, чтобы облегчить дыхание, но результат одинаковый — ничего не выходит. Поэтому с таким состоянием снова начинает танцевать, разрешая ужасному Пак Чонсону касаться себя. Это часть танца, потому придётся смириться, только мечтая исчезнуть отсюда как можно скорее. Но недовольный цок хореографа вновь попадает в середину сердца острым копьём. И теперь Нишимура даже не знает, до скольких часов он потерпит эту жестокую боль унижения и пытки. Пытается бесшумно сглотнуть отсутствующую слюну, чтобы горло не пересохло, пробует стереть со лба подступивший пот, чтобы не было так жарко. Взгляд свою каждую секунду переводит на скамейке стоящую бутылку воды, желая сделать хотя бы один глоток. Дыхание учащается, давая тугую боль легким, сердце начинает быстро биться, пугая вырваться наружу. — Можно попить? — быстро выдавливает омега и сразу направляется к желанной бутылке, даже не получив ответ хореографа. Снова пара начинает танцевать, пытаясь в этот раз влиться в музыку. Джей с каждым движением начинает замечать странное поведение младшего, и он вкидывает правую бровь вверх, пересёкшись с мутным взглядом Рики, безголосо спрашивая, в порядке ли он. Японец быстро отводит взгляд и прыгает в воздух, а Пак успевает поймать, плавно кружа вокруг себя — словно желает показать этим самым движением, насколько сильно он любит его. — Молодцы! Вот так, — громко провозгласит хореограф Ким, наконец, получивший желаемый результат. — Это было прекрасно! — хлопает в ладоши и останавливает музыку, смотря на уставших танцоров. — Вы почувствовали что-нибудь в этот момент? Какое-либо другое ощущение? Например, ощущение метальной химии между вами? Или может чувство одной целой во время танца? — эти вопросы послышались парням какими-то странными, поэтому оба молча стояли, не зная, что ответить. — Ладно, пропускаем этот вопрос. Но результат должен быть именно таким, тогда первое место несомненно займём мы. Сейчас этим двум танцорам не нужна была награда. Они хотели только одного — быть принятыми обществом и чувствовать ощущение нужности и заботы. Желали быть любимыми и родными друг другу, пусть и Рики не принимал эту правду, считая её лишь некой привязанностью и виной своей детской наивности. Ну а как это ещё назвать? Чувствует он огромную ненависть к альфе за то, что тот разрушил его жизнь одним взмахом руки! И теперь исправить это можно только огромной суммой, только вот у омеги таких денег нет. Хочется сейчас подойти к виновнику и дать сначала сильную пощечину, и только потом признаться во всём. Он должен заплатить за содеянное — Нишимура Рики не хочет носить в себе ребёнка дьявола. Опустив голову вниз, медленно прикасается к ноющей боли в животе и снова пробует бесшумно сглотнуть огромный ком в горле. Сдерживает давящие слёзы и хочет поскорее свалить домой, чтобы не заплакать перед этими двумя. Перед приходом в студию омега был переполнен уверенностью, что заставит Пак Чонсона пустить слёзы, рассказав о беременности, но теперь от этой мысли не осталось ни следа. Сейчас хочется только закрыться в тёмной квартире и не видеться ни с кем из знакомых, а не находиться с этим демоном в одном помещении и не чувствовать ужасную слабость по всему телу. — Повторим ещё раз точно так же? Сможете? — спрашивает хореограф Ким, и Рики бы заплакал от чувства заложника, у которого нет собственного мнения, если бы не Пак Чонсон. — Мы очень устали, хореограф. Можно завтра продолжить? — он не выглядит сильно уставшим, в этом омега уверен на все сто. — Обещаем, что сделаем всё как надо, — на секунду посмотрев на младшего, продолжает альфа. Рики кивает, полностью соглашаясь с Джеем (в кои-то веки), потому что знает, что если сейчас продолжит танцевать, то не сможет самостоятельно дойти до дома. — Хорошо, — будто вспомнив, что время тоже уже довольно позднее, промолвил старший. — Завтра продолжим. Очень надеюсь, что и в последующие занятия покажете такой же хороший результат. Омега обессиленно падает на скамейку, чтобы собрать свои вещи, и закрывает глаза, желая отдохнуть хотя бы пару минут и набрать достаточное количество сил. Однако почувствовав, как кто-то занимает место рядом, сразу же открывает глаза, полностью потеряв желание сидеть здесь. И это никто иной как Пак Чонсон, потому что хореограф выходит из зала первым, почему-то оставив этих двоих одних.