Killin’ me now

      Слишком ярко. Почему прямо в глаза светят? Неужто хотят сделать его слепым? Эти чёртовы софиты так раздражают, что вовсе хочется выключить электричество в здании. И этот шум воды. Почему вода такая твёрдая и мокрая? Не хочется сейчас выходить в центр и начать танцевать. Во-первых, это из-за того, что он болен. Во-вторых, этот дьявол должен прикасаться к нему во время танца. В-третьих, не хочется выдавливать фальшивую улыбку, заставляя безликих зрителей верить в то, что всё у него хорошо. У него, наоборот, всё как раз таки и плохо! Хочется выключить здесь всё: голоса людей, звук хлопка, давящую музыку и, в конце концов, яркие софиты. А затем сидеть в полной тишине и темноте, прячась в тени ужаса. Избегает проблем? Наверное. Но всё это не важно сейчас. Единственное прекрасное в этом месте — красиво разукрашенная сцена, где нужно верить в несбыточную мечту и умершую надежду.       Боится...       Нет, не время. Не время сейчас выходить на сцену и танцевать. Он не готов. Не готов, чёрт побери, выйти и надеть маску черного лебедя, изображая из себя красивую птицу, когда всем своим видом показывает, что является гадким утёнком. Не хочет выступать с этой душераздирающей музыкой, которая до самых косточек мозга засела в голове. Люди будут смотреть на его танцы и восхищаться, хлопать ладонями, кричать слова поддержки и удивляться его «актерскому мастерству», но всё, что он покажет им — то, что он чувствует по-настоящему. Эти грустные чувства он правда ощущает, потому что жизнь потрепала. А ещё сильнее пугает то, что он может ошибиться, будучи с высокой температурой. Только он умеет так болеть во время соревнований. Лишь он...       Наконец, когда танцоры, у которых была чёрная одежда и блестящие аксессуары на лице, собрались в одну прямую линию, Рики подбегает на сцену и встаёт в начальную стойку, собираясь с духом. Перед глазами показывается злое выражение лица хореографа Ким, говорящий ему ни в коем случае не ошибаться, а если и ошибится — просто делать вид, что всё так и задумано. Омега делает глубокий вдох, а затем оборачивается к безликим зрителям (он их называет так, ибо лица людей со сцены не видны из-за ярких ламп) и, выражая отчаяние, делает резкое движение вперёд и наклоняется, делая руками волну, а его хватают за плечи. В этот момент ему все хватки кажутся такими сильными и покалывающими, что хочется прошипеть, но Рики лишь выдёргивается от рук подтанцовок, поднимая подбородок вверх и закрывает глаза на секунду, показывая холодность своего персонажа. А затем позволяет танцорам в чёрном схватить его за руки и дважды прыгает в воздухе, в то время как остальные двигают его вперёд. Третий раз прыгает на спину одного танцора, который ложится на пол, и обратно спускается назад, оборачиваясь к тому, кого меньше всего хотелось видеть в своей жизни. Это всего лишь сегодняшний образ альфы, но Рики признаётся, что Пак Чонсон выглядит безупречно в этой белой одежде — будто и вправду является белым лебедем, плавающий в хрустальном озере. Ему нужно часто носить яркую одежду, тогда, возможно, и душа у него будет светлой. Когда старший нежно хватает омегу за руку, Нишимура плавно кружится на полу, погружаясь в холодную воду, быстро встаёт на ноги и делает пинок вверх. Чонсон же, в свою очередь, наклоняется от удара и хватает младшего за ногу и талию, сразу же плавно кружа в воздухе вокруг себя. Находясь в этом бессмысленном трансе, двигаясь только по памяти тела, Рики слышит тихий шёпот: «потерпи всего лишь две минуты, Рики». И это голос альфы, который пытается дать ему силу и смелость на то, чтобы не ошибиться. Да, всего лишь минута осталась до конца выступления. Японец вновь делает прыжок вверх, подняв правую руку вверх и согнув левое колено, а Джей поддерживает сзади, положив свои руки на талию. Почти всё. Почти окончание выступления. Теперь они должны скрыться средь этих черных людей, чтобы не попасться на глаза зрителей, но омега, не удержавшись на ногах и почувствовав легкое головокружение, падает на пол, но кто-то хватает его за руку, помогая встать, и быстро ведёт в нужное направление.       — Всё в порядке? — спрашивает Джэхо, продолжая прикрывать его.       — Да, — быстро кивнув головой, отвечает.       Всё это может быть очень странным, но сейчас, все вместе выступая на огромной сцене, находясь перед ответственными лицами, соревнуясь с другими командами, танцоры стали сплочённее, чтобы не проиграть конкурентам. И Рики смотрит на то, как двух других замен в белой одежде парни поднимают вверх, аккуратно придерживая за ногу. Сам вновь делает глубокий вдох, собирая силу для продолжения танца, а затем вбегает в середину, встречаясь лицом к лицу с Чонсоном. Парни держатся за руку, обратно делают шаг назад, уже вставая напротив друг друга, и делают движение руками и ногами, показывая боль и печаль. Всё скоро закончится, поэтому нужно терпеть усталость по всему телу. Омега сглатывает. У него всего пару секунд для того, чтобы сорвать с себя белую рубашку и белые штаны, чтобы продолжить танцы уже полностью в черной одежде. И он успевает, сразу же вставая в нужное место, откуда подтанцовка должна падать на колени, показывая перед зрителями шестерых чёрных лебедей. Рики еле заметно выдыхает, успокаиваясь тому, что у него всё прекрасно получилось, и делает резкое движение рукой, когда танцоры поднимают его вверх, преобразуя из своих тел длинные крылья птицы. Затем парень спускается на пол и медленно шагает в центр, показывая своё настоящее чувство — грусть, смятение, усталость и печаль, а затем тяжело падает на колени, закрывая лицо руками, и касается лбом к мокрому полу, крупно вздрагивая всем телом. В этот момент сцена погружается в пугающую темноту, а зал наполняется громкими криками и аплодисментами зрителей, которые пришли в восторг из-за их выступления. На самом деле Рики чувствует злость к ним, потому что они радуются в тот момент, когда он показывает своё душевное отчаяние.       Бесчувственные!       Это его последний танец — забирайте всё. Его холодное дыхание — забирайте всё. Только что танцевал на площади марионеток — все равно не сочувствуют. Никто не узнает, что у него на душе, пока он сам не заговорит, но искать сочувствие у бездушных людей — ошибка.       Сдерживая слёзы, обратно поднимает голову к залу и встречается с зрителями, которые радостно вскрикивают слова поддержки. Делая глубокие, тяжёлые вдохи, парень поворачивает голову за кулисой и смотрит на Пак Чонсона, который ожидающе стоит там, кивая ему головой. Все посторонние звуки в этот момент исчезают, оставляя Рики в удушающей тишине, и он внезапно хочет блевать. Быстро встаёт на ноги, закрывает рот рукой и выбегает со сцены. Хорошо, что софиты были направлены на зрителей, в ином случае не отделался бы от насмешек со стороны других команд и осуждающих взглядов судьей.       Сломя голову, бежит в уборную, а заходя в кабинку, сразу же наклоняется над унитазом. Отвратительно. Не хочется больше здесь находиться — в шумном и душном здании. Рики опускается на пол и начинает тихо плакать, зарываясь дрожащими пальцами в волосы и зажмуривая глаза до покраснения. Слишком больно внутри, что он даже чувствует опустошение души и некую тоску. Пытается успокоиться, но у него это плохо получается, потому что сдерживать эмоции в последнее время не получается от слова совсем. Затем, собравшись с духом, встаёт на ватные ноги, умывает лицо холодной водой и ополаскивает рот. Нужно отпроситься у хореографа Ким, сказав, что плохо себя чувствует. Старший поверит, старший поймёт, так как вчера сам стал свидетелем его страданий.

***

      Пак Чонсон пытается найти среди шумной толпы знакомое милое лицо, но его нигде нет. Он не мог сейчас куда-то уйти, ведь нужно ещё дождаться результатов, сфотографироваться всей командой, и только затем разойтись по домам. Если они выиграют, держать кубок должен именно Нишимура Рики, так как главным героем выступления является только он. Не мог ведь он сейчас поехать домой?       — Хореограф Ким, — подойдя к старшему, начинает Джей. — Вы не видели Рики? Не встретился с ним после выступлений... — начал был он, как Ким его перебивает.       — Он отпросился уйти пораньше, так как чувствует себя плохо. Ты же сам знаешь, насколько он болен после вчерашнего случая, — Чонсон быстро кивает.       — Тогда я могу сейчас уйти? Хочу помочь ему...       — Чонсон, — вновь перебивает старший, из-за чего Пак недовольно хмурится. — Ты староста, — и это слово заставляет его нервно сжать губы. — Тем более ты один из двух главных танцоров нашей команды. Не надо так беспредельно относиться к результатам выступлений. Осталось всего несколько минут. Будь, пожалуйста, более ответственным.       Грустно.       Джей закрывает глаза, согласно кивает головой и обратно усаживается на кресло, терпеливо ожидая конец соревнования. Пусть так будет. Зато, если они выиграют, вернётся к Рики с кубком, и даже если не выиграют, по дороге купит красивый тортик и букет цветов. Он молодец, справился со своей задачей безупречно, несмотря на жар.       — Дамы и господа! — начинает ведущий, и Чонсон нервно начинает постукивать пальцем, желая узнать, кто же всё-таки победил.       Все номинации и награждения с самого последнего места продолжают быть такими утомляющими и медленными, что Джей в конце уже начинает уставать. Он просто закрывает глаза, откидываясь на спинку мягкого кресла, и молится, чтобы это ожидание, наконец, закончилось. И как только он погружается в темноту, попадает в самое дно своего подсознания. Начинает видеть какие-то круглые блики, а затем эти кружки начинают превращаться в бабочки, плавно замахивающиеся своими красивыми крыльями. Чонсон поднимает ладонь, раскрыв её, а бабочка невесомо садится туда, нежно касаясь крыльями. И это не может не вызвать улыбку. Пак оборачивается назад и видит перед собой Рики, который с таким теплом смотрит на него, и после этого альфа уже широко, по-настоящему счастливо улыбается. Хочет подойти к нему и протянуть ему свою ладонь с красивой бабочкой, как кто-то рядом громко кричит, из-за чего парень мгновенно открывает глаза и понимает, что вовсе уснул, ожидая результат.       — Пошли, Чонсон! — радостно говорит хореограф Ким, и только тогда он понимает, что выиграла соревнование именно их команда.       Несколько десятков минут потратились на фотосессию, на разговоры с судьями и на общую фотосессию всех участвующих команд. Только после этого Чонсон освобождается, и в это время просит у старшего одолжить ему кубок на одну ночь, чтобы показать его главному танцору, который заслужил эту победу. Хореограф вовсе не против, поэтому с улыбкой дает предмет и просит поблагодарить Рики от его имени. И теперь Пак едет домой к омеге, успевший купить миленький белый торт и букет красных лилий. Улыбка у него доходит до ушей, ведь невозможно не радоваться такому повороту. Все старания и тренировки оправдали себя, что хочется только улыбаться.       Наверное, слишком рано радуется...       — Рики, — позвонив в домофон, начинает Джей, взволнованно подпрыгивая ножками. — Можешь открыть дверь? — слышится лишь тишина по ту сторону двери, и это кажется для альфы таким пугающим, что с его лица мгновенно пропадает улыбка. — Рики-я... ты должен это увидеть, — разные мысли начинают съедать голову парня, и Пак нервно сглатывает, уже начиная легонько стучать по двери, ведь не желает же он напугать младшего (у которого, кстати, развилась фобия от громких стуков). — Рики?       — Зачем ты пришел? — и наконец, слышится тихий вопрос с другой стороны.       — Мы... мы выиграли... — пытается силой улыбнуться, ибо какое-то чувство тревожности начинает появляться внутри после такого холодного вопроса. — Пожалуйста, открой дверь. Это полностью твоя заслуга, поэтому ты должен держать его.       — Нет... не моя заслуга, — голос начинает слегка дрожать, и Джей понимает, что Рики сдерживает слёзы.       — Рики... прошу... открой дверь, — Пак начинает кусать нижнюю губу, стоя с опущенной головой. — Я принёс тебе торт.       Если сейчас младший откажет, Чонсон уверен, что заплачет как плакса, так как это будет означать, что он не смог получить прощение от него. Не хочется уходить домой вот так — не увидев радостное лицо Рики.       Когда альфа слышит громкий щелчок, выдавливает улыбку, скрывая тревогу и грусть за этой маской, и сразу протягивает пышный букет, встречаясь с омегой. Рики стоит неподвижно, смотря прямо в него, и его глаза ничего не отражают — ни боль, ни грусть, ни радость, что приводит Пака в заблуждение. Ему не понравился сюрприз?       — Это тебе, — отведя взгляд в сторону, не желая думать о плохом, выдавливает Чонсон тихо. И в этот момент почему-то смущение берёт вверх над чувствами, что он даже не может обратно перевести взор к Рики. Чувствует себя таким глупцом, зачем-то.       Нишимура ещё несколько секунд стоит на проёме, и только потом забирает протянутый букет. Он не знает, что делать, ибо никогда раньше не получал такой подарок — ни от знакомых, ни от Шим Джеюна. Пару секунд мнётся на месте, не соображая, что потом делать. Наверное, это самая смущающая встреча между этими двумя, что оба чувствуют некую неловкость.       — И это тебе, — затем Пак протягивает ему торт, ожидая, пока младший соберётся с мыслями.       — Не надо было, — наверное, Рики сто раз себя мысленно по лбу ударил, пытаясь привести в чувства — в гнев и злость при виде альфы, и ему, в итоге, хорошо получилось. — Не люблю цветы, — обманывает, чтобы поставить старшего в неловкое положение. Ещё раз посмотрев на красивый букет, открывает дверь шире, давая возможность альфе войти в свой «замок». — У тебя три минуты, Пак Чонсон... Я сейчас не хочу никого видеть... особенно тебя.       Чонсон кивает головой, но ему, если честно, хочется падать на колени и закрыть лицо руками, чтобы скрыть свои слёзы. Медленно входит на кухню и кладёт маленький тортик на стол, а кубок всё ещё держит. Сейчас же хочется, чтобы Рики взял его в руки, но младший не собирается сделать это в ближайшие минуты. Не смотря на старшего, наполняет прозрачную вазу теплой водой и вставляет туда букет, не выражая никаких эмоций. Однако, если быть честным, ему было немножко приятно. Расстраивало лишь то, что тот, кто подарил ему первый букет — Пак Чонсон.       — Возьми, — протягивает альфа кубок, не смотря на него. — Я хотел, чтобы ты его держал на сцене, потому что именно благодаря тебе мы выиграли соревнование.       — Не хочу... — быстро отрицает Рики, что приводит старшего в заблуждение. — Я так сильно возненавидел танцы, которые принесли мне лишь страдание, грусть и боль. Теперь я не хочу держать в своих руках эту вещь... — и эта холодность отталкивает Чонсона, что он, смотря в глаза младшего, приходит лишь в ступор. — Благодаря мне? — ухмыляется громко, сдерживая слёзы. — Мне было больно... — и смотрит прямо в глаза Джея, продолжая говорить, — мне было тяжело... мне было отвратительно ужасно, когда я выходил на сцену, — быстро смахивает с щек скатившиеся вниз слёзы. — Мне не нужна была победа. Я лишь танцевал, чтобы не тянуть группу вниз... чтобы не быть эгоистом...       — Прости, я... я, — начинается заикаться Пак, отведя руку с кубком за спину, чтобы Рики не увидел его. — Я не знал...       — Да что ты вообще знаешь? — громко выдавливает омега, скорее нервно, услышав последние слова. — Ты ничего не зна... — быстро останавливается в середине предложения и закрывает рот ладонью, почувствовав тошноту.       — Рики?       Когда младший подбегает в туалет, Чонсон бежит вслед, оставив кубок на столе. Он был напуган от того, что Рики внезапно стало плохо. Всё ведь верно, он отпросился пораньше уйти именно по состоянию здоровья. Омега блюет, с трудом, держась за живот, и Пак легонько похлопывает по его спине. Стараясь найти поблизости салфетку, оглядывается вокруг, и его взор останавливается на одной вещи, которая приводит его в самый большой шок. Наверное, если бы он не увидел это, никогда бы не понял, почему младший так себя ведёт.       — Три минуты давно прошли, — быстро умыв лицо, проговаривает Рики и оборачивается к старшему, как замечает в его руке тест на беременность.       — Это... — тихо шепчет Пак, продолжая шокированными глазами смотреть на предмет в своих руках.       Страх, ужас, испуг, смятение сразу же охватывают тело младшего, что он делает небрежный шаг к Джею и быстро забирает тест из его рук. А затем кричит так, словно сердце разорвали на части, вытащив изнутри, и начинает ударять его со всей силы по груди. Слезы текут по щеке, обжигая кожу, а крик срывается, ломаясь.       — Уходи! Уходи! Я тебя ненавижу, Пак Чонсон! — слезы мешают хорошо видеть лицо старшего, его выражение лица из-за узнанной правды, и его чувства, которые он испытывает на данный момент. — Это всё из-за тебя! Ты разрушил мою жизнь! Теперь доволен, узнав правду?! Уходи из моего дома! Уходи!       — Рики, послушай меня... — пытаясь остановить ярость младшего и сдерживая собственные слёзы, тихо произносит Пак, но омега начинает тяжело кашлять, задыхаясь из-за плача. — Рики!       Нишимура отталкивает старшего от себя и подбегает в свою комнату, а Джей вслед за ним, пытаясь остановить, ведь оба теперь знают настоящую причину ухудшения здоровья омеги. Чонсон хотел извиниться за всё, объяснить всё и сказать желанные слова, как младший падает на колени перед тумбой, чтобы забрать оттуда успокоительное, но Пак быстро подходит и останавливает его, обнимая и прижимая крепко к себе.       — Больше не принимай таблетки... Это вредно для ребёнка, — сдерживая плач, произносит, пытаясь успокоить Рики. — Вместо этого посчитай на пальцах до десяти.       — Ненавижу тебя! Уходи отсюда! Исчезни из моего дома, Пак Чонсон! Ты сломал мою жизнь... — и он начинает громко рыдать, своими слабыми руками толкаясь от старшего.       — Успокойся, Рики, прошу...       — Дай мне деньги на аборт! Я не хочу носить в себе ребенка дьявола! Я ненавижу тебя! Ненавижу! Ненавижу тебя!       — Пожалуйста, Рики-я... — Пак начинает плакать, кусая губы, и пытаясь успокоить омегу, нежно поглаживает по голове. — Прошу, не избавляйся от ребёнка...       — Ты сломал меня! Ты разрушил мою жизнь! Ты украл у меня всё! Теперь уходи из моего дома!! — Чонсон быстро оборачивается назад и всё-таки берёт в руки успокоительное, так как остаётся только такой вариант успокоить младшего. И когда он даёт две таблетки, Рики начинает уже сдержаннее плакать, пытается успокоиться, лежа на коленях старшего.       — Прости меня... Я не хотел, чтобы всё так обернулось, — кусая губы, пряча слезящиеся глаза, говорит Джей. — Дай мне шанс... я всё исправлю, Рики-я... прошу...       — Моя очередь... — остановив плач и посмотрев на альфу снизу вверх, собирая в себе ненависть, начинает Нишимура. — Ты сделал мне больно, когда я признался тебе в любви... — вспоминает школьное время, а выражение лица Чонсона вмиг становится мрачным и бледным от такого старта. — Теперь моя очередь разрушить тебе жизнь, когда ты показал мне свою слабость... Я сделаю аборт... вернусь обратно в Японию, чтобы никогда больше не встретить тебя... и наши пути никогда не пересекутся, — Пак уже зажмуривает глаза, открывает рот, чтобы сделать вдох, а то ком в горле мешает дышать, и ударяет ладонью в свою грудь, пытаясь успокоиться.       — Нет... — вместе с жалким тяжёлым вдохом выходит еле различаемое слово. — Рики...       — Помнишь слова, которые ты сказал мне в мой последний день в Корее тогда? — тихо начинает омега, озаряя альфу пустым взглядом, и Пак поворачивается к нему, пытаясь вспомнить, но в голове в данный момент абсолютно пусто. — «Что я должен сделать, чтобы ты простил меня? Скажи, и я сделаю это» — это были твои слова... Пришло время ответить на этот вопрос.       Джей ответ понимает сразу, поэтому сначала опускает голову вниз, а затем отворачивается в бок и до боли кусает нижнюю губу, чтобы остановить выходящие наружу слёзы. Нет, он не готов услышать такой ответ. Не готов пойти на это, потому что отдалённость между ними определённо убьет его. «Не надо, не надо...» — кричит себе безмолвно, но Рики продолжает:       — Я хочу, чтобы ты оплатил аборт... и окончательно исчез из моей жизни. Тогда я прощу тебя...       — Нет, Рики... прошу, — плачет Пак, чувствуя себя отвратительно. — Я не смогу сделать это... — с трудом шепчет, глотая огромный ком в горле. — Я не смогу жить, — повернувшись к омеге, хочет прижаться к нему, чтобы скрыть свою боль, но взгляд Нишимуры такой пугающий и мёртвый, что Чонсон не смог пошевелиться дальше. — Я... я сделаю всё, что ты хочешь... но не убивай ребёнка... прошу, — и начинает громко рыдать, впервые показывая омеге свою настоящую боль. — Я сделаю всё, что ты желаешь... только позволь мне побыть рядом с тобой хотя бы до родов, Рики... Я помогу тебе... буду помогать тебе... пользуйся мной, но прошу, не делай аборт...       Рики смотрит сейчас прямо в Джея, и видит его настоящее отчаяние. Он сейчас сломлен как никогда. От этого должно было быть радостно внутри, ведь омега столько ждал этот момент, но почему-то не так уж и приятно внутри. Сердце будто тает в груди, чувствуя ужасную жару и покалывание одновременно. Хочется разорвать себе легкие и избавиться от сердца. Ком в горле с каждым вдохом увеличивается всё больше и больше, и младший, сам того не ожидая, говорит:       — Найди мне четырёхлистный клевер, тогда я... — он даже не знает, какой демон потянул его за язык, когда он произнёс это... — оставлю ребёнка...       Чонсон приходит в ступор, услышав эти слова, медленно поворачивается к Рики и видит его взгляд, который сейчас такой разбитый, отчаянный, мрачный. Сглотнув ком, быстро кивает головой, перед уходом обнимает нежно и, затаив дыхание, чтобы не выпустить слёзы, произносит:       — Я сейчас приду... я найду его, — сжав губы, всем своим видом показывает, насколько он сейчас благодарен ему, и быстро выбегает из квартиры.       По верованиям христиан каждый лепесток клевера имеет свое уникальное значение. Первый лист символизирует надежду, второй — веру, третий — любовь, а четвертый — удачу. И Чонсон не может не радоваться этому. Да и у японцев говорят, что если альфа хочет расположить к себе омегу, то стоит подарить ему букет с клевером. Это всё неспроста так идёт. Неспроста... Конечно найти четырёхлистный клевер трудно, почти невозможно, но если он поедет загород, то там точно найдёт его из огромного поля.       Чонсон едет быстро, нажимая на газ и время от времени набирая скорость. Не хочет, чтобы Рики изменил своё решение за время его отсутствия, но вся эта спешка была зря, так как Пак сам даже не успевает понять, как в перекрёстке в его машину врезается другая. Громкий звук шин, невероятно сильный удар в капот, и также удар лбом об руль происходят одновременно, что альфа ничего не успевает сообразить. В последний момент он слышит, как люди испуганно кричат, как кто-то пытается выбить дверь автомобиля. И Джей, не теряя ни минуты, дрожащей рукой, по которой стекает густая кровь, вытаскивает телефон, чтобы позвонить тому, кого любит больше всего, со всего сердца. И слушая эти длинные, отвратительные гудки, закрывает глаза, обречённо вдыхая.       — Прости... не смог принести тебе клевер.. но, прошу, малыш, не делай аборт.. я тебя люблю...