Песни познания

— Возьми. Фразы сухие, почти команды. Но Ви знает, что Вергилий не пытается посягать на его свободу: ведь нет свободы Вергилия и свободы Ви. Есть только что-то общее и малопонятное. Демонское мясо склизкое и холодное; так и норовит выпасть из рук. Ви вгрызается в жёсткую плоть, надеясь, что его человечьих зубов хватит, чтобы разорвать волокна. Здесь не развести костёр, как в Редгрейве. Грифон может дать искру, но гореть нечему: в Аду всё, что могло, давно выгорело, а призрачно-белая трава тает в руках, как предрассветный туман. Вергилий придерживает свою человечность за плечи, когда та едва не давится мясом. Ничего лучше здесь нет и не будет: неподвластных времени и живым недугам обитателей Ада мало заботит такая вещь, как «пища». Данте, что от нечего делать полирует клинок имени себя, искоса смотрит на них — на него. Но, слава Богу, молчит. Молчание — лучший подарок, который Данте может сделать Вергилию. ᅠᅠ ᅠᅠ Происходящее между ними неправильно со всех точек зрения: что с демонической, что с человеческой. Но, положа руку на сердце, это лучшее, что было с Ви с тех пор, как труп матери обуглился в разрушенном поместье. Только сейчас Ви по-настоящему поверил, что всё изменилось. Что бесконечная борьба с самим собой подошла к концу, и он… целый — пусть Вергилий и рассёк себя Ямато вновь. Если бы Вергилий захотел снова избавиться от Ви — не стал бы поддерживать его силы, не стал бы охотиться для него и, уж конечно, не позволял бы жаться к себе на привалах. Ви уверен: Вергилий находит в нём успокоение. Чувство сродни тому, что он испытывал, когда фортунские кошки, любящие запах сырой крови, тёрлись ему об ноги. Всем приятно знать, что ты кому-то нравишься: человеку, кошке, самому себе… Вергилий не возражал, когда Ви укладывал голову к нему на колени и, если была возможность, что-то по памяти читал из старого сборника Блэйка. Вергилий не возражал, когда внимание Ви стало настойчивее. Вергилий не возражал, когда Ви попробовал свои-чужие губы на вкус. Ви понравилось: пусть и крови на них слишком много. Кажется, в тот раз Данте впервые неприкрыто следил за ними. В его глазах — совсем непохожих на вергилиевы, что бы не говорила людская наука про «идентичность» — Ви увидел настоящую оторопь. ᅠᅠ ᅠᅠ Ад надоедает. Ад сводит с ума. От Ада тошнит — и, судя по постному лицу Данте, не только их. — Тебе не надоело? — без обиняков спрашивает он то ли Вергилия, то ли их обоих. «Надоело», — ответить бы Ви. Но Вергилий сводит брови к переносице и стискивает зубы — Ви чувствует это в напряжении собственных челюстей. — Я имею ввиду… серьёзно? — Данте обводит рукой, замотаной в чёрные от крови бинты, монотонный бесчеловечный пейзаж. — И ты правда считаешь, что это наш дом? Я тебя умоляю. Даже ты не мог настолько головой поехать. — Как видишь, мы рады нахождению здесь не больше твоего, — со вздохом отвечает Вергилий. — Мы? — Данте выгнул бровь. — Я, — говорит Ви, невольно пытаясь нащупать пальцами несуществующую трость — она была крайне удобной вещью, и жаль её лишиться. — Мы. Называй, как хочешь. В общем, если у тебя есть идеи, как выйти из Ада — то вперёд. — Идеи-то есть, но ты уверен, что наш дружок не захочет остаться? Вергилий отворачивается, делая вид, что его ничего не касается. На взгляд Ви — безуспешно. — Не захочет, — решает Ви за них обоих. Данте смотрит на них странным, оценивающим взглядом, и чересчур понимающе ухмыляется. Ви коротко сжимает плечо Вергилия. — Ну, — Данте косится на этот жест, но не комментирует. — В прошлый раз вышло так…