И увидел я другого зверя, выходящего из земли; он имел два рога, подобные агнчьим, и говорил как дракон.
— Я выпил сегодня арипипразол? Ботинок Вергилия громко шлёпнулся в лужу от прохудившегося садового шланга. Он был уверен, что секунду назад никакого шланга здесь не было. «Выпил. Но разве это имеет значение?» Вергилий согласился, что не имеет. В сущности, ничто не имеет значения — человеческая жизнь оттого и трагична, что солнце, изливающее свой пламень на землю, никогда не заботится о том, чтобы смягчить его для людей. Вслед за солнцем не заботятся и все остальные: к чему пестовать этих букашек, если даже породившее их светило презирает свои случайные создания? «Вергилий, – в голосе Ви слышалась неподдельная тревога: она холодными пальцами впивалась в запястье Вергилия. — Мне страшно.» — Мне тоже. Они шли дальше. Вергилий откровенно боялся заглядывать в переулки. Среди магнолий пусто и тихо; никто не услышит твой крик. Когда они вышли на улицу, ведущую к театру, Вергилию стало легче. Но лишь немного. Они могут прятаться в толпе. Но в толпе напасть не отважатся. Вергилий, не слушая причитаний Ви, свернул к билетным кассам. Сегодня давали «Розенкранц и Гильденстерн мертвы». Вергилий предпочёл бы оригинал. Ви любезно напомнил: «Мы здесь не за спектаклем.» Но Вергилий всё ещё тщился извлечь из жизни какую-то ценность. Дама в возрасте тридцати лет, с длинными, как ночь на зимнее солнцестояние, лакированными ногтями внимательно смотрела в лицо Вергилия. Того от такого пристального взгляда покоробило. Не сожми Ви его плечи и тем самым заставь стоять смирно — ушёл бы прямо сейчас. — Остались только места в партере, — эти дьявольские когти так неприятно стучали по клавиатуре, что Вергилий пожалел о том, что решил зайти именно в театр. Кафе подошло бы не хуже, пусть и идти до него на двести тридцать семь футов дольше, чем до бара. Барам Вергилий не доверял. Алкоголь никогда не вызывал у него энтузиазма, а теперь стал смертельно опасен. — Брать будете? — кассирша впадала в нетерпение. Это могло бы напугать рядового театрала. Но у Вергилия для страха были гораздо более серьёзные поводы. — Девятый ряд, крайнее место, — нехотя ответил Вергилий. — С вас двадцать семь фунтов. И поторопитесь, первый звонок вот-вот будет. Вергилий молча оплатил. Он вошёл в театр и, поднявшись на один этаж, вошёл в партер. Народ галдел. Ещё не погасили огни, но в окружающем уже чувствовалось нечто… такое, что Вергилий предпочёл не называть. Звонков ещё не было. Вергилий нашёл нужное место и разблокировал телефон. «Ты что делаешь?! — Ви ещё не больно — он не посмел бы причинить Вергилию боль, — но довольно ощутимо впился в его пальцы, едва не заставив выронить телефон. — Звонок могут отследить!» — Пусть благодарят за фору. Вергилий набрал номер. Гудки длились мучительно долго. — Алло? — раздался голос Неро. — Привет, пап. Ты на работе задержишься? — Не совсем, — раздался первый звонок, резанул по ушам: Вергилий вырвал руку у Ви и перехватил телефон поудобнее. — Я в театре. — О, — Неро молчал подозрительно долго. — С тобой… э… точно всё в порядке? За исключением того, что солнце льёт на землю бессердечный пламень, а из земли готов восстать зверь, которыйдействует перед ним со всей властью первого зверя и заставляет всю землю и живущих на ней поклоняться первому зверю, у которого смертельная рана исцелела; и творит великие знамения, так что и огонь низводит с неба на землю перед людьми?
— Да. Всё в полном порядке, — сказал Вергилий. — Я просто хотел предупредить тебя. — Долго спектакль будет? — Около двух часов. — Ладно, — снова пауза. — Данте как раз работать закончит. Давай он тебя подвезёт, ладно? Мне будет спокойнее. «Не соглашайся не соглашайся не соглашайся не соглашайся не соглашайся не соглашайся не со–» — …хорошо, если тебе так будет спокойнее. Театр в университетском районе всего один. Даже Данте не заблудится. «Ты нас обоих в могилу сведёшь.» Спектакль тянулся, на вкус Вергилия, слишком долго. Текст ровно такой, какой он мог бы ожидать от парафраза Шекспира: понятный моряку и богатый по меркам даже Королевского общества. И всё-таки было что-то не так. Когда один из зрителей на балконе начал неприкрыто пялиться на Вергилия, он понял, что зря сюда зашёл. «Всё думал: когда ты догадаешься?» Надо просто дождаться Данте: он хотя бы подарит быструю смерть. В антракте остаться в зале Вергилию не довелось: сначала пришлось выпускать толпу, стремившуюся в буфет, а затем устремиться туда самому. Голод давал о себе знать, хотя таблетки его и подавляли. Вергилия после них всегда немного подташнивало, поэтому в обеденный перерыв он, как правило, цедил по каплям чай и вместе с Ви потешался над глупостью, которую очередной прогульщик выдавал за работу. Но в последнее время он перестал потешаться. В буфете Вергилий за дальним столиком жевал хлеб с красной рыбой. Зритель, который смотрел на него с балкона, настиг его и здесь. «Спрыгни из окна на парапет.» Иногда Ви выдавал такие бредовые идеи, что Вергилий боялся представить, откуда они берутся. — Кого я вижу! — зритель хлопнулся на стул напротив Вергилия. — Мы знакомы? «Я его точно не помню.» — Сложно представить, но у меня была жизнь до тебя. — Уильям Гилвеций, — напомнил зритель. — Мы были сокурсниками, мистер Карнарвон. — Пока вас не отчислили из-за зарубежного средневековья, — поправил Вергилий: ему нравилась точность. «Средние века? Да ещё и зарубежные? Поверить не могу, что он вообще поступил. И его ты называешь на «вы»!“ Гилвеций так и не разглядел, что Вергилий не хотел с ним общаться. Он что-то говорил и говорил, говорил и говорил… Вергилий перестал слушать через две или три минуты. Он смотрел на театральный звонок и ждал, когда же он зазвучит. — Нам точно нужно выпить за встречу, — вдруг сказал Гилвеций. «Как я и думал. Он точно собрался нас убить. Кто бы меня слушал?..» — Я не пью, — холодно сказал Вергилий. — Почему? — На антипсихотиках третий год. С интересом держателя муравьиной фермы Вергилий смотрел, как суетно откланивается Гилвеций и старается не смотреть не него лишний раз. Вергилий более-менее спокойно досмотрел спектакль и после него вышел на улицу. Возле театра пахло чем-то острым и свежим. И, конечно, бензином. Тени толпы в лучах солнца, ещё высокого, но уже мечтающего о закате, удлинялись и макабрически дёргались. — Теперь мы точно идём домой. Но не успел Вергилий сделать и трёх шагов, как лживый покой тёплого июньского вечера разорвал автомобильный гудок. «Это плохо.» За рулём был Данте. Вергилий почувствовал, что его загнали в угол. У него не было выбора, кроме как сесть на заднее сиденье и вжаться в обитое кожей кресло. Прошлый автомобиль нравился Вергилию больше. «Он никогда тебя не слушает.» — А что бы мы делали с отцовской машиной? Мне теперь никто права не доверит. «Оставили бы для Неро.» — Ты мне скажи… — Данте звучал устало и хрипло. — Какого чёрта ты тут делаешь? В жизни не поверю, что ты просто так решил сходить в театр, а не раздумывал над этим несколько месяцев. «О-о, началось…» Ви ободряюще привалился к плечу Вергилия. Своей ладонью он чувствовал тепло чужой кожи, никогда не существовавшей. — Я не собирался тратить на это семьдесят фунтов, — солгал Вергилий. — …у тебя опять крыша едет? Вергилий не ответил. Он закрыл глаза. Ви заполз на него, словно дитя, ищущее отцовской защиты: коленями и корпусом Вергилий чувствовал тяжесть его тела. — Ну приплыли, блять… — выдохнул Данте. — Ты хоть помнишь, что завтра у тебя приём? — С таким попугаем, как ты, об этом невозможно забыть. «Будь снисходительнее. Он просто волнуется.» — Я помню, — нехотя, не открывая глаз ответил Вергилий. — Ты здорово напугал парня. Это заставило Вергилия тяжело вздохнуть. Меньше всего в этом мире он хотел доставлять неприятности Неро. — …будь добр, перестань называть моего сына парнем. Вечер прошёл скованно и напряжённо: Вергилий едва выдержал вечерний разговор с Неро, покормил кошку — совершенно дьявольскую тварь, оказавшуюся в этом доме только из-за Ви — и хотел было запереть дверь в свою комнату, но не смог. Ригель заклинило. «О. Может, попросишь Данте посмотреть?» — Смеёшься? Это его творчество. «А если не его?» Ночь прошла отвратительно. Сначала Вергилий не мог улечься, пока не проверил запоры на окнах. Потом кошка — Тень, как ласково называл её Ви — принялась скакать по кровати и когтями впиваться в ноги Вергилия сквозь одеяло. Выкидывать из комнаты её бесполезно. Поэтому Вергилию оставалось только стиснуть зубы и терпеть, пока Ви ворковал с тварью, которая не способна его услышать — быть ретранслятором Вергилий на этот раз отказался. Затем — модуль по модернистской литературе на пять часов. В обеденный перерыв — опять препарат, опять тошнота, опять чай. Вергилий не смотрел, что заваривает: он даже не посмотрел, чёрный он или зелёный. «Может, пустой кипяток будет лучше? Тебе даже не нравится вкус.» — Договаривай до конца: мне сейчас жизнь не нравится. «По крайней мере, завтра выходной.» — И диссертация на рецензирование. «Подождут.» И впрямь — подождут. Подождут и студенты, которые подходили к Вергилию по поводу курсовых. Первую половину, которые хотели выбить себе рецензии получше, Вергилий слал не глядя. Вторых, «своих», Вергилий просил написать ему на почту и обещал, что ответит… когда-нибудь. Не на этой неделе. Да и не на следующей тоже. — В следующем году я точно откажусь от научного руководства. «Давно пора.» Лекцию, над которой Вергилий корпел в прошлом году, он закончил скомкано и вяло, и сам не знал, почему — то ли не отошёл от таблеток, то ли из-за пьющей силы духоты, то ли из-за чего-то скребущегося с той стороны пола. Так или иначе, Вергилий закончил на десять минут раньше, чем значилось в расписании, велел старосте прислать список присутствовавших и спустился на парковку. На парковке, мрачно барабаня пальцами по рулю, ждал Данте. — Всё-таки свалил пораньше? — Данте криво улыбнулся. В его глазах Вергилию чудилось осуждение. — Ну, как я и думал… — Мог бы не дожидаться, — Вергилий уставился в окно на цветущие магнолии. — Всё напишут с твоих слов в любом случае. Вместо ответа Данте повернул ключ зажигания. Кабинет выкрашен в светлый, почти белый сливочный цвет. Вазоны с монстерой, диван, окно, от которого пациента отделял стол врача… «И почти нет острых углов. Очаровательная забота.» Психиатр — на кабинете которой значилось «Мэри А. Филлипс», но Данте упорно называл её Леди — была на месте. Вергилий, не дожидаясь разрешения, сел на диван. Данте из кабинета так и не вышел. «Будь аккуратнее.» — Зачем? Данте всё равно выложит то, что посчитает нужным. «Да, но… я не хочу, чтобы стало хуже.» От стандартного опроса клонило в сон. За два года Вергилий выучил его процедуру наизусть и мог давать ответы, не вслушиваясь, глядя просто на направление взгляда Филлпис. «Сейчас всё посыпется.» И Ви оказался прав: — Это, конечно, всё замечательно, но… — скрипнул кожзам: Данте поднялся с дивана, на котором до того ждал, и положил руку на плечо Вергилия. От непрошенного, грубого и слишком осязаемого прикосновения Вергилий дёрнулся. — Я вчера его в театре нашёл, — сказал Данте. — Сама понимаешь, что у нас за кадр. Да и театр слишком близко к кампусу, чтобы этот поход надо было планировать. И сегодня он закончил лекцию на десять минут раньше. — Это так важно? — спросил Вергилий, сам не зная, зачем — ответ его не слишком интересовал. — Полгода назад ты студентов на двадцать минут задерживал. Филлипс что-то записала в карте и посмотрела на Вергилия пронзительным взглядом бывшего следователя. — Позвольте кое-что прояснить, — Филлипс смотрела на него слишком пристально; Вергилий поневоле отвёл взгляд. — Почему вы пошли в театр? «Не говори ей.» — Она и так всё поняла. «Всё равно — не говори.» — Мне… — да к чёрту. — Показалось, что за мной следят. »…мог бы хоть сделать вид, что меня слушаешь.» Вергилий услышал, как Данте недовольно цыкнул. Филлипс что-то открыла на компьютере, заработал принтер. — Вообще вам можно было бы повысить дозу и отпустить, но учитывая, как тяжело было в первый раз… я бы выписала вам направление на госпитализацию. Боюсь, вам потребуется наблюдение. «О боже.» — …сколько это продлится? — Не могу сказать, — отговорилась Филлипс. — Это величина непредсказуемая. Но вас отпустят, как только уйдёт бред преследования. — Мне дадут пару дней, чтобы я уладил дела на работе? — Приедете в понедельник, с девяти до двенадцати. Принтер выплюнул направление на госпитализацию. Первым, на правах законного представителя, листок дали Данте. Затем надо было расписаться Вергилию — чистая формальность, которая ничего не решает. Последний раз он что-то решал два года назад.И дано ему было вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя и говорил и действовал так, чтобы убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя.
Ви сжал запястье Вергилия. Им было страшно.