Солнечный удар

Фридрих Кройц давно не чувствовал себя так мерзко. И дело было не в качке, которая мучала и выводила из себя, не в той страшной опасности, к которой он сейчас плыл навстречу на судёнышке столь утлом, что Фридрих и вовсе был удивлён, как оно ещё не потонуло под ударами волн, а ведь ему ещё предстояло, быть может, выдержать удары снарядов! Нет. Дело было в тайне, в том страшном и грязном секрете, который он нёс в себе все последние дни. Это было похоже на опухоль – от него было трудно дышать и ломало всё тело. Капитан Кройц считал себя честным солдатом: за все годы он не извлёк из службы никакой корыстной выгоды, был ретив, упорен, точно исполнял предписанное, заботился о подчинённых и полагал, что всё это даёт ему право на самоуважение. А сейчас… Он смотрел на лица своих соседей в штурмовом бронекатере: и у немцев в сером, и у японцев в зелёно-буром они светились энтузиазмом, решительностью, готовностью действовать. Они верили в него, доверяли ему. А Кройц вглядывался в эти лица, понимая, что он предаёт их всех. Каждого: и вон того молодого паренька с жёлтыми, как перо цыплёнка, волосами, что стоит у борта, и упитанного усача, который пытается в третий раз так рассказать японскому бойцу анекдот по-немецки, чтобы тот его понял, и самого этого японца – на удивление высокого, нервно, с нетерпением вглядывающегося в горизонт. Они плывут к погибели. Он, Фридрих Кройц, заранее зная всё, ведёт их на смерть. И не нужно оправданий, что так было и будет всегда! Да, солдаты от века идут на смерть, но только для того, чтобы поймать синюю птицу-недотрогу - победу! А здесь он – соучастник преступления, которое заведомо лишило их всякого шанса на это. Мясник, который, сохраняя уверенный и благостный вид, даже говоря какие то слова ободрения – вот подлость, гонит стадо на бойню… Он взглянул на часы – почти 18:30, а это значит, что вот-вот должен показаться берег Японских островов, будь они трижды прокляты… - Солдаты! – он воскликнул это по-немецки, а лейтенант японских сил начал быстро переводить, - Мы приближаемся к берегу Японии. Мне понятно (Ни черта оно тебе не понятно, предатель!) отношение наших японских союзников к этой земле, но специально для них считаю нужным повторить ещё раз – сейчас это территория, занятая противником. Всякая сентиментальность, несобранность, всякая задержка и излишняя жалость и осторожность должны быть отброшены до окончания боёв, - Фридрих говорил это громко, но не своим, а каким-то деревянным, скрипучим голосом. Катер шёл с большой скоростью – около 45 узлов, а может быть даже и чуть больше. До 70 миллиметров брони, две башни с 88-мм пушками, пара скорострельных зениток и один торпедный аппарат с двумя трубами – довольно неплохая боевая машина – разумеется, для своего размера. Но вот мореходность! Вода то и дело перехлёстывает через борт мириадами брызг, бьёт в лицо, словно залепляя Фридриху Кройцу одну за другой звонкие пощёчины. Таких катеров сейчас много, что то около двух дюжин, идёт одновременно в направлении отмелей и пляжей к северу от Фукуоки, а также, помимо них, три тральщика, превращённых в транспорты, два старых рыболовных судёнышка с приделанными пулемётными точками и единственный эсминец из трёх, остававшихся в распоряжении армии Империи в изгнании. Всего на эту “комариную эскадру”, как метко окрестил её контр-адмирал Вальдер-Майек, было погружено 15 лёгких орудий, три плавающих броневика, два БТРа и ещё 3000 бойцов, его солдат, которые и составляли первую волну - силу, которой надлежало нанести удар по противнику раньше всех. Вот только приходился этот удар практически в пустоту… - Вам известно, что согласно данным авиаразведки в зоне высадки врага не наблюдается, но это не значит, что можно позволить себе расслабленность и медлительность. Скорость – залог победы (Лжец! Какой ещё победы!?)! Чем быстрее мы выгрузимся, выдвинемся и нанесём с тыла удар по Фукуоке, тем легче будет нашим товарищам, которые в это время начнут сражаться в порту. Кроме того, у нас появляется возможность действовать скрытно – если мы быстро, без шума, не привлекая внимания, сможем всё сделать, то наш удар станет поистине сокрушительным. Британцы не ждут нас к себе в гости! Итак, господа, таким образом… Тут он прервался, потому что понял – все, как один человек перестали смотреть на него, а глядят за его спину, будто прямо насквозь. В первый момент это было довольно жутко – капитан Кройц словно бы в одночасье стал призраком, лишившись физического тела, превратился в прозрачного духа, но в следующее мгновение он понял причину. Земля. Они увидели берег! Фридрих обернулся и… не увидел ничего особенного, только тоненькую жёлто-зелёную полоску на горизонте. Вскоре он утратил к ней интерес, как и почти все серые мундиры на судне. Но только не японцы. Они смотрели, напоминая собаку, давно не видевшую хозяина, но внезапно учуявшую его запах. Если бы кто-нибудь сумел провести прямые линии от каждого взгляда, то они, наверное, сошлись бы в одной точке. Капитан Кройц умолк и больше уже не продолжал своей речи. В самом деле, зачем? Всё и так уже было сто раз сказано, каждый знает то место, в этой партии, когда ему нужно будет вступить в общую мелодию битвы - и когда окончить. Сам же Фриц чувствовал себя хуже почти что с каждым словом… С детства Фридрих Кройц презирал ложь и лжецов. Так учил его дед и отец, так наставляла его матушка Церковь, в лице пастора Фогеля, так верил и видел он сам. Ложь – это подлость, это слабость, это увиливание от собственного долга, от раскаяния, от кары, это – худшее из изобретений и самое страшное оружие дьявола. Сейчас он смотрел на вещи уже не так экзальтированно, как в детстве и юности, но по-прежнему не врал никогда, раз и навсегда запретив это себе ещё с восьми лет. Он и в солдаты то пошёл, потому как считал это занятие самым честным: никаких заказчиков, лавочнической угодливости, еврейства, жажды нажиться – одна только строгая служба, долг, не вызывающий разночтений, приказ, который нужно выполнить, смерть, которой следует глядеть в лицо прямо. Пулям не солжёшь, дорогу, которую нужно пройти за один переход, не сделаешь короче обманом, винтовка не станет чище, если ты обманешь командира, а ценой будет твоя же шкура. Но сейчас... Он вроде бы не врал, просто молчал… Просто! Просто… Фридрих плыл уже почти целый день через море, где не было ничего: вода, действительно желтоватая от песка китайских рек, небо без единой тучи – обманчивое благополучие если верить синоптикам с базы, да их же катера. И всё. Не на что отвлечься. Дорога – причём та, по которой не нужно и невозможно идти самому. Ожидание. Мысль об обмане крутилась в голове, скакала, прыгала, не желая ни убираться, ни забываться, ни слабеть. Дел тоже не было, и это мучительно рондо, этот круг, сверлящий мозг, поворачивался снова и снова. Никогда ещё Фридрих Кройц так не ждал начала атаки. Она очищает сознание, убирает всё лишнее. Когда ты сражаешься, то не думаешь больше ни о чём. Остаётся одна только боевая задача. Цель – и способы её достижения. Берег Японии понемногу рос. Простенький не похожий на известную эпическую гравюру, которую так любили генералы из Армии в изгнании берег. Обыденный – и убийственный в этом обманчивом спокойствии и мнимой ясности. Так всегда и бывает на войне. - Капитан, по плану мы должны обстрелять ряд целей на берегу, но учитывая тот факт, что они, похоже, не заняты противником… Было бы весьма желательно сохранить скрытность… В общем, стоит ли нам открывать огонь? - То, что врага не видно отнюдь не обязательно значит, что его нет. Придерживаться плана. Здесь нет ценных объектов, которые могли бы послужить ускорению высадки. Стреляйте. Открыть огонь! Зачем? Для чего он это приказал? Потому, что действительно так думает? Или потому что надеется в грохоте орудий позабыть о том, что гложет его изнутри, ждёт этой возможности, хочет, чтобы та пришла поскорее? Солгав однажды, покривив против истины остановиться трудно. Неужто он уже начал лгать и самому себе? Несколько резких команд: снаряд заряжается, орудие наводится, залп! Гремит выстрел. А потом, спустя десяток-другой секунд, на остальных катерах, не видя никаких новых команд от старшего офицера, также приступили к выполнению первых мероприятий у вражеских берегов по плану «Солнечный удар». Приходит в движение машина, звучат приказы. И теперь разом на двух десятках катеров: снаряд заряжается, орудие наводится, залп! Снаряд заряжается, орудие наводится, залп! Берег Японии, взморье Кюсю ещё минуту назад ничем не примечательное, засияло огнями разрывов. Там, здесь, вон там, а потом снова здесь. Фридрих Кройц вспомнил, как изображался взрыв снаряда на старой гравюре, запечатлевший эпизод Японо-китайской войны конца прошлого столетия – каждый из них выглядел, словно ярко-алая распускающаяся хризантема. Жизнь была прозаичнее, но звучнее, грохот оглушал и отдавался, казалось, во всём теле, проходя через икры, стопы, пальцы и уходя в палубу. Вечерело, солнце начало заходить, последние яркие лучи его спорили со взрывами и их огнём – в них было меньше силы и наглости, но больше вечного постоянства. Фридрих Кройц почувствовал, что стал участником чего то огромного. А потом… потом началась рутина войны: одновременно тяжёлая и долгожданная для него. Он командовал, давал распоряжения, где и в какой момент снизить ход катерам, когда спускать резиновые лодки и отгружать плавающие броневики для огневой поддержки, а потом и сам спрыгнул в мелкую воду у самой кромки прилива и быстро зашагал по земле, одновременно вражеской и своей для более чем полутора тысяч из числа тех людей, кто высаживался сейчас вместе с ним. Противника не было. Вообще никого не было, кроме чаек, напуганных пальбой и круживших в испуге над морем и землёй, испуская резкие крики. Спустя час и ещё двадцать минут, в густых сумерках, почти что уже в темноте, отряд капитана Кройца подходил к северо-восточной окраине Фукуоки. За это время они успели один раз вступить в перестрелку с противником – на маленькой дорожной развязке обнаружился полицейский наряд. Трёх человек буквально изрешетили пулями – секретность была прежде всего. Конечно, о стратегической внезапности и скрытности речи уже не шло – британцы отлично знали, что высадка состоялась. А вот тактическая секретность была ещё вполне достижима – нельзя было дать неприятелю узнать, сколько человек и откуда собираются обрушиться на крупнейший город на юге Японского архипелага. Фридрих Кройц был и без того хмур – каждая улыбка, всякий возглас восторга и радости из уст его японских подчинённых, вызывали у него что-то напоминавшее зубную боль. А теперь он и вовсе пребывал в самом настоящем смятении, чего с ним не случалось, кажется, ещё никогда. Фридрих смотрел в лицо убитого полицейского. Японец. Может быть, получивший права британского гражданства, а возможно и нет. В любом случае он тоже был японцем, только вот он остался по эту сторону моря: кто знает, по своей воле, или по воле рока? Он пошёл на службу к британцам - опять же, кто знает, с радостью, заискивая перед новыми хозяевами, или же из-за того, что должен был кормить семью? А может быть потому, что хотел бороться с преступностью, бандами, с якудзой? Теперь уже не спросишь – молодой ещё парень, годящийся, по-видимому, Кройцу в сыновья, лежит с тремя дырками в груди, перебитым выстрелом из винтовки коленом, почти оторванной правой кистью, и смотрит в небо синими глазами. Его убили другие японцы. По команде немца. А зачем? На кой чёрт, дьявол раздери, если так или иначе всё заранее обречено на провал? Для чего погиб этот полицейский, его коллеги, которых ещё наверняка станет больше, зачем будут гибнуть люди капитана Кройца, станет исковать жизнью он сам? Потому что так приказали. А кто? С какими мотивами в голове? Фридриху был слишком хорошо известен ответ на этот вопрос. Впервые в жизни Кройц задумывался о том, нет ли у него способов нарушить полученный приказ, объяснить всем вокруг, что творится кровавый спектакль. Человек, без рассуждений и сожалений подчинявшийся командам вышестоящих офицеров уже двадцать один год, сейчас Фриц не переставая думал о том, как возник приказ - и презирал его! Японцы воюют за Отчизну, надежду снова обрести её, не быть изгнанниками. А он? Он вспомнил о своём брате в далёкой Германии, о его музыке, прикинул, что тот, наверное, слыхом не слыхивает там обо всей этой кутерьме... Вот за это, вдруг осенило Кройца, он здесь и воюет, чёрт возьми! Чтобы там, на далёкой-далёкой родине, даже не знали… Ему пришла на ум старая, но всё ещё известная каждому немецкому солдату песня «Стража на Рейне», и Кройц начал негромко напевать её себе под нос… - Герр капитан, мы вышли в предписанный нам район. Наблюдаем в бинокль импровизированные позиции противника, - доложил возвратившийся к основным силам ефрейтор Брандт, недавно посланный Фридрихом во главе взвода вперёд на разведку. - Кто? И какова численность? - Полиция - до полусотни, солдаты – чуть меньше трёх сотен навскидку. Пара пулемётов, баррикады из песка – ничего серьёзного. Большая часть – одиннадца… в смысле японцы. Строго говоря, похоже, все, кроме офицеров. Их боевой дух вряд ли высок и… - В атаку! Три роты обходят слева, под прикрытием огня орудий, при поддержке БТРа, а остальные начинают наступление по фронту. Стреляйте поверх баррикад, не давайте им подняться, а фланговая группа выйдет им в тыл и завершит дело. И ещё… крикните им в мегафон, чтобы они сдавались. Мы не причиним им вреда, если… Матерь божья, что за дерьмо!!? Колоссальной силы взрыв превратил трёхэтажный дом по правую руку от них в огромную груду обломков, кирпичи летели во все стороны, подобно камням, выпущенным из древней баллисты, грохот заглушил всё, а вспышка ослепила. Линкор – догадался Кройц, это он начал садить своим главным калибром по окраине города, чтобы не пустить в него предполагаемые подкрепления! Фридрих Кройц служил давно, видел многое, в том числе и дредноуты в Вильгельмсхаффене – весь Флот открытого моря – грозное, но прекрасное зрелище. Но вот наблюдать в действии их главный калибр ему ещё не доводилось. Атаковать было уже почти некого – полицейских разметало, солдаты бросали оружие, пару британцев, пытавшихся подняться, пристрелили, одного, отдававшего охрипшим голосом команды, забили прикладами сами его подчинённые. Страшная смерть. - Мы сдаёмся! Сдаёмся! Не стреляйте! - Что с ними делать, герр капитан? - Пока ничего – только разоружить. У нас нет на них времени. Мы должны двигаться к порту. Свет в городе почти пропал, карта незнакомого места была едва видна при дёргающемся свете карманного фонаря, повороты мелькали, улицы путались, а нужно было спешить. Или уже не нужно? За десять минут продвижения в ускоренном темпе, едва ли не бегом они убили пару десятков солдат и полицейских, подбили бронированный полицейский автомобиль, вооружённый… водомётом. Ерунда! Но вот виднеются краны порта. Ближе. Ещё ближе. - Герр капитан, приближаются солдаты, до полка при поддержке бронетехники. Наконец то! - Приготовиться к обороне! Вышибить двери и окна из зданий справа и слева по улице, занять позиции! Пушки укрыть в переулках – мы выкатим их внезапно. Миномёты – заряжай! Товьсь! И… - Герр капитан, они передают нам какой то сигнал… они… Да ведь это же наши! - Не может быть! - Может! Смотрите, и форма наша! Но неужели всё кончится так просто? Когда капитан Кройц со своими солдатами добрался до порта, то он застал там только следы боя, причём скорее не столько сражения на земле, сколько обстрела тяжелыми морскими орудиями. Пленных сортировали, кого-то даже тут же освобождали после изъявления желания сражаться за свободную Японию. Шла разгрузка, на горизонте виднелась громада линкора Хюга. Над городом быстро и резко прошли самолёты – около дюжины. Свои? Вражеские? Видны были только следы от двигателей. - Герр Шолль? – Фридрих Кройц не без удивления уставился на известную всем на базе Циндао фигуру – подтянутую, деловую, довольную. -Так точно, капитан! – произнёс тот в ответ с преувеличенной бодростью рапортующего рядового и тут же рассмеялся. - И вы здесь? - Ну разумеется, Кройц! Как же я мог вас всех оставить без присмотра, а? Думали что я – тыловая крыса? Что только и могу сидеть там, в безопасности и командовать вами, настоящими солдатами, используя чужую кровь для начертания своих планов вместо чернил? Так? Ха-ха-ха! Ну, признавайтесь, Кройц!? Не обижусь! …Да, я здесь. А вон там, в здании дирекции порта, сейчас происходит историческое событие. - Какое? - Премьер-министр империи Атсуши Савасаки произносит речь, в которой объявляет, что отныне и во веки веков Япония, изгнанная, оккупированная и униженная, возвращается в свои права… Пусть и не без помощи своих скромных немецких друзей! Ха! Да… Ради такого случая некто Гельмут фон Шолль оказал ему ещё одну небольшую услугу, кроме того, что разработал план битвы – я лично написал ему его речь! И даже озаботился качественным переводом – ему оставалось только зачитать с листа. В самом деле, японский народ и так достаточно страдал, чтобы сразу же иметь дело с красноречием своего премьера! - Вы выглядите очень довольным? Неужели… Неужели у нас есть шанс? Фриц думал об этом уже давно – с того самого момента, когда понял, что город взят, что всё кончено, что первая их битва завершилась успехом так быстро, что он почти что не успел ничего сделать. Когда он видел лица сдающихся в плен, а в памяти вставала картина с британцем, забиваемым прикладами своими же… Может это всё не зря? Может быть, хитрец фон Шолль что-то недосчитал там, в уже довольно неблизком Циндао? И шанс на самом деле есть? - О чём это вы, Кройц? …Ааа, о победе? Не хочу вас разочаровывать, но всё по-прежнему. И да, я очень признателен вам, что вы бережете наших солдат – в вашем подразделении в потерях числятся только двое немцев, и то раненых разлетающимися обломками дома после удара из 305-миллиметровок Хюги. Значит, похоже, я не ошибся, выбирая вас, как человека, который прикроет наш отход. Вы удивлены? Напрасно. Это здесь все прошло так просто, что вызывает скуку, а вот у наших товарищей севернее дела идут куда веселее: воздушный десант почти сорван – несколько сотен человек вообще унесло в море чёртовым ветром, который вдруг там разбушевался, и их пришлось списать сразу. Внизу – сильное сопротивление, контратаки. Мы взорвали туннели – японские генералы были в ярости. Ха-ха-ха! Скоро я порадую их ещё раз – похоже, что нам придётся взорвать также и мост – иначе британские пилоты найтмеров приедут поздравить нас с успешной высадкой уже часов через пять, если не раньше! В воздухе творится настоящий шабаш и ад – британская авиация почему-то не пожелала оставаться прикованной к земле, всё это хвалёное японское подполье или проспало наше появление, или вообще не существует. Мы уже потеряли 20% воздушных машин, правда и противник несёт серьёзный урон, но вот когда к нам на огонёк пожалуют британские линкоры, то каждый самолёт будет на счету, чтобы доставить им наш бронебойный привет! Вдруг Гельмут фон Шолль резко посерьёзнел. - Нам предстоят очень тяжёлые бои, капитан. Вам ясно? По-настоящему тяжёлые. И вот тогда вам придётся потрудиться так, как может быть никогда в жизни. Я хочу, чтобы мы не оставили в том аду, который скоро здесь разразиться, ни одного солдата в сером. Понятно? Ни одного, Кройц! А пока радуйтесь победе, отдыхайте. И, если хотите, включите радио, послушайте этого болвана узкоглазого, право слово, его речь не так плоха в этот раз – всё же её написал образованный европеец. Полковник Гельмут фон Шолль ушёл, вокруг Фридриха толпились японцы, выкрикивая лозунги, с безумными счастливыми глазами – они опять хозяева у себя дома. Или пока ещё могут так думать… А Фридрих Кройц смотрел на небо. Что там? Зарница? Вроде скоро обещали бурю – она, шедшая с океана, была включена в замысел операции: успеть высадиться при ясной погоде, а потом использовать помощь стихии, которая затруднит британскому флоту его подход, позволит выиграть время… Или всё же это пожар, огонь битвы у моста Каммон? Небо… Небо, прости мне мои прегрешения!

***

- Красная комета, вызываю Красную комету! Как слышно? - Что там у тебя, Кюгель? - Наши радары засекли неопознанные цели, по-видимому, противник. - И что теперь? - Это не предусмотрено планом. Какого чёрта они там делают, Эрих!? Нас уверяли, что японское сопротивление выведет их из строя как минимум на несколько часов! Нам сейчас заходить на бомбардировку, японцам – начинать десантирование. Если в этот момент нас атакуют… - Предлагаешь ударить первым? А план… Впрочем ты прав, к чёрту план – и так уже слишком многое полетело в тартарары! Всем машинам истребительной эскадры, повторяю, всем машинам эскадры! Перестроиться из положения эскорт в положение атака! Группе I – подняться на полтысячи вверх, прикрывать нас, Группы II, III, IV – набор скорости и за мной. Прочие соединения – продолжать придерживаться плана! По-своему Эрих Грюнхерц был даже рад произошедшему – с самого начала всей этой кутерьмы он чувствовал, буквально ощущал кожей, что что-то идёт не так, а чутью майор привык доверять. Прежде всего, подвели проклятые синоптики! Нет, сперва всё было достаточно хорошо: Желтое море прошли без малейшего сбоя, небо было кристальной ясности – вообще никаких облаков, виднелась почти полная луна, а под конец начали появляться отдельные звёзды. Эрих любил летать по ночам – в этом было что-то, напоминавшее магию, сказки, перечитываемые и затираемые до дыр в детстве, про ковёр-самолёт, который уносит храброго героя в иные земли. Он, наверное, никогда, или, как минимум, до глубокой старости не забудет своего первого ночного полёта – с ним тогда ещё был инструктор – майор… Как же его звали? Вроде бы, тогда как раз прислали нового, а уже через две недели он выпустился. Так как же было его имя? Не важно – тем более что тогда он не замечал вообще никого и ничего, ни о чём не думал. Руки держали штурвал, послушно нажимали все нужные тумблеры, а вот сознание… Сперва, это было вскоре после взлёта с аэродрома Варнемюнде, Эрих то и дело смотрел вниз, где виднелись огни Ростока – не слишком крупного портового города, смотревшегося, однако, просто потрясающе, будто сияющая расплавленным золотом диадема, от которой крохотными золотыми жуками расползались корабли. Где то далеко, у самого горизонта отражались в облаках отблесками далекого зарева огни Берлина. Это была красота, сотворённая руками человека. А потом… После они полетели над водами Балтики – тёмными, холодными, пустыми, берег пропал, осталось только небо: бескрайнее, испещрённое звёздами, которые Грюнхёрц видел ярче, чем когда либо в жизни. Незабываемая красота… Но в этот раз ночной полёт не задался – в сотне километров от побережья Японии стали всё чаще встречаться зоны облачности, а вскоре она стала сплошной. Весь импровизированный воздушный флот вторжения попал в тот самый атмосферный фронт, который по предварительным раскладам должен был прикрыть его отход! По кабине упруго били капли дождя, видимость моментально стала аховой. Самым естественным желанием было подняться повыше – над облаками. К прекрасным звёздам. Желание, которое всё время приходилось подавлять. Здоровенные пузатые транспортники не могли осилить такую же высоту, как и его красная птица, а отрываться от них – значит фактически завалить задачу по эскортированию. А ведь позади ещё гидросамолёты-тихоходы тащились на своих поршневых! Эрих Грюнхерц не увидел того момента, когда под ним вместо водной глади оказалась не слишком гостеприимная японская земля – тучи помешали и здесь, пришлось ограничиться только приборами, а вскоре, буквально через минуту или две, взволнованный голос майора Кюгеля, командира бомберов, взорвал эфир. Теперь уже и сам Эрих видел то, что только что было доступно только более мощным радарам бомбардировщиков – красные отметки, противника! Одна, две… пять, восемь… Двенадцать! Шайссе! Сколько же их?! …Не важно! В атаку! - Сокол, вызываю Сокола! - Да, Грюнхерц-сэнсей. - Отставь… Прекрати уже эти китайские церемонии, Хироёси, мать твою! Видишь то же что и я на радаре? - Так точно, Красная комета! - Тогда смекай: я иду в атаку с тремя Группами и ещё одной в резерве. Твоя задача – нипочём не подпустить британцев к десантникам! - Принято. Они не пройдут. - Тогда отбой, Хаябуса, мне сейчас может стать не до командирских обязанностей, так что в экстренном случае оставляю тебя за главного. - Красная комета, Красная комета! Эрих! Разумно ли это – доверять всё японцу? – оказалось, что он говорил по открытому каналу и майор Хайендорф решил высказать свои опасения. И тоже в открытом режиме, чёрт бы побрал! - Майор, отставить обсуждение. Полковник Хаябуса – опытный пилот и командир, я полагаю его готовым принять командование. А недоверие к союзнику – последнее, чего нам только сейчас не хватает! - Понял тебя, Эрих, как знаешь! Кто я такой чтобы спорить с бароном Грюнхёрцем? Сказано это было явно без удовольствия, но всё же по интонации было понятно, что оспаривать приказ больше не будут. Тем временем, радар показал облучение лучом наведения противника, а по радио посыпались какие-то перехваченные вопросы и предупреждения по-английски. Эрих не вслушивался, да и не очень их понимал. Но вскоре произошло то, что было красноречивее любых слов – радар засёк пуск ракет передовым вражеским истребителем, а через считанные доли секунды его сопровождение повторило за ведущим. Нужно ответить на приветствие британских джентльменов: -Эскадра, ракетный залп по противнику! По одной ракете с истребителя, огонь! Ракеты нужно было немного поэкономить – из-за дальнего перелёта часть узлов подвески была занята дополнительными подвесными баками топлива, что оставляло меньше места для вооружения. Тем более, что и такого залпа чуть более чем сотни самолётов должно хватить с избытком. Сколько ракет сейчас несётся в их сторону? Трудно сказать… В последний момент он насчитал чуть больше двадцати красных точек на экране – вражеских самолётов, каждый из которых мог нести по шесть ракет, хотя, конечно, вряд ли они решили потратить всё одни залпом. Всё равно – штук шестьдесят летящих со скоростью немного медленнее пули орудий смерти сейчас приближаются к его бойцам и к нему самому. И… ничего пока нельзя сделать. Этот момент в воздушном бою был единственным, который барон Красная комета не любил. Те звенящие напряжением мгновения ожидания, когда каждый, вне зависимости от своих навыков, смелости, хитрости, превращался в подсадную утку, а дело вершил Его Величество Случай. Будут выпущены тепловые ловушки-фантомы – не сейчас – ещё рано, так они пропадут до подхода ракет, а через, примерно, минуты полторы, будет манёвр уклонения с перегрузкой, от которой глаза полезут на лоб, но всё равно все эти меры запросто могут оказаться тщетными. Битва человека против человека – та же борьба, тот же спорт. Война против безжалостной холодной машины – совсем иное дело. - Приготовиться к отражению ракетной атаки! – воскликнул Эрих и начал мысленный обратный отсчёт:10.., 9…, 8…, 7…, - Пустить ловушки! - 5…, 4…, 3…, 2…, - Начать манёвр! Вот они! В соседнем тёмном облаке, словно в норе, завозился огнехвостый злобный зверь, освещая её изнутри – вот-вот он оттуда выскочит! …Есть! Ракета! Прямо на него! Шайссе! Влево вниз! Финт вправо, ловушку – в воздух! И ещё финт влево! Фууухх! Ракета клюнула на приманку! Теперь можно выпрямить машину, вернуть подступивший куда-то к горлу желудок на место вместе с вертикальным положением и оглядеться! Повезло не всем. Кто-то ещё продолжал вертеться, буквально прыгать по небу, как танцор тарантеллы, кто-то начал выходить из манёвров и пике, а вот несколько других… Вскрик и звон в эфире, вспышка справа и чуть выше – ракета разнесла самолёт с номером JA-086 на клочки буквально в тридцати метрах от майора Грюнхёрца. У пилота не было шансов, мелкие полыхающие обломки издевательски празднично посыпались вниз. Кто это был? JA-086, его звали Ганс и он был рыжий весельчак, кажется… Или у того номер JA-089? Не время сейчас об этом! Красные точки на радаре всё ближе, а их самих, похоже, где-то вполовину меньше! Настоящий воздушный бой начинается! - Сокол, что у вас? Я цел, иду в атаку! - Принято, Красная комета. Один молодой пилот по глупости схватил сразу две из числа причитавшихся вам ракет на излёте. В остальном – порядок. Через пять минут начинаем выброску десанта согласно плану! - Кюгель, Хайендорф, на связь! - Всё путём, Эрих! - Майор, моя бомбардировочная эскадра через две минуты оторвётся и уйдёт севернее. В новых условиях запрашиваю истребительное прикрытие! - Есть прикрытие, Отто! Группа I, направляйтесь на вашем эшелоне на север, прикрывайте бомбардировщики! Остальные истребители – в атаку за мной! - Принято, герр майор! Красные точки ближе… ближе… Вот слева… Нет, это всего лишь странно подсвеченная кромка облака! А вот теперь уже наверняка! Дальше всё было быстро, чётко и просто, как на учениях. Эрих Грюнхёрц был наслышан о подготовке и навыках британских пилотов и этого противника уважал, но в этот раз ему попался то ли ещё сущий сосунок, то ли подранок после ракетной атаки. Быстрый разворот с набором высоты, короткий залп заставил противника дёрнутся и отвернуть, снизив скорость и подставив брюхо с баками – слишком резкий манёвр – типичная ошибка. Точный выстрел – враг подбит. Враг горит. Враг падает! Что пилот? Нет времени смотреть! На него самого заходят сразу двое – ведущий и ведомый - и эти явно ребята покрепче. Ракета! Дьявол! Проклятье! Вниз! Они начали стрелять из пушек! Тучи, облачность, внезапно выросшая тёмная громада горы чуть ниже, крутой выход из пике, ловушка (предпоследняя!!!), огонь. Одна ракета – в гору, одна – сбита! Но эти двое ещё на хвосте! Почему манёвр словно бы с недоходом? И где, побери его все черти, ведомый, где прикрытие? Неужели Фрица уже сбили? Он не видел его с момента захода на первую цель. Баки с дополнительной горючкой – вот что замедляет Красную комету! И к тому же существенно повышает шансы вспыхнуть факелом от первого попадания! Сбросить их? Или… Эта мысль, этот приём раньше уже приходил ему на ум, но барон считал его слишком дерзким, чересчур рискованным. А теперь… Когда ж и проверить его, как не в бою!? Ххха! Манёвр вправо с разворотом, ракету на ведущего – пли – ушёл! Они совсем рядом – сразу позади. Отлично! Стравить топливо из подвесных баков: 70%, 50%, 30%, 10%... и… Форсаж! Огненная струя вырывается из сопла самолётного двигателя Эриха Грюнхёрца, воспламеняя позади него керосин, обратившийся мелкой взвесью в воздухе, хорошо снабжённой кислородом, как окислителем. Огромный огненный всполох-шар! Он взметнулся, раскатился во все стороны. И стал последним, что видел британский ведущий – из этого шара вылетел уже полыхающий остов самолёта. Его ведомый потерял ориентацию, чересчур резко крутанул штурвал вниз и чиркнул брюхом верхушку дерева на тёмном склоне… Победа!!! Третий сбитый! А теперь – наверх, к остальным. - Фриц, ты ещё здесь? - Так точно, герр майор! - Где тебя носят черти!? - Я был повреждён ракетами – моя скорость сейчас не чета вашей, я отстаю. - Понял, Фриц! Не отстань совсем! Гора стала вновь скрываться облаками… - Красная комета, Красная комета, говорит Сокол. Приступили к высадке десантников... - Отлично, Хироёси! - Нет, майор… Грюнхёрц-сама, их сносит ветром в океан! - Что!? – воскликнул Эрих изумлённо, выпадая из роли уверенного и спокойного командира. Шайссе! Признаться, возможность такой проблемы не приходила в голову Эриху Грюнхёрцу, а что ещё хуже – он понятия не имел, как её решать! - Так точно… погода… Но мы продолжим операцию – это наш долг! – голос Хироёси стал странным, его искажали помехи. - Продолжайте, Сокол! И помоги вам бог! - Есть! - Красная комета! - Что у тебя, Отто!? - Нас атакуют превосходящие силы противника, мы несём потери! - Откуда!? План… - Ты ещё не понял, Эрих? План полетел к чёрту! Их здесь больше полусотни! И они продолжают прибывать! - Понял тебя, Отто! Группа II, поддержите майора Кюгеля! - …мы не продержимся… мало… Этого мало, Эрих! Нам нужна вся твоя эскадра! - Никак нет! Я должен охранять средства десанта до конца высадки! - Они уже почти закончили её! - Отставить пререкания, майор Кюгель, выполнять приказ! - Эрих, неужели ты бросишь нас ради сраных узкоглазых!? - Отставить засорять эфир! Отто, ещё раз… Вдруг в рации что-то резко ухнуло, щёлкнуло и смолкло, а через несколько секунд раздался новый голос – взволнованный, напуганный. - Говорит обер-лейтенант Крамер. Майор Кюгель ранен вражеской очередью, самолёт повреждён, мы…фшш…попытаемся…шшшхш… - На связь, Крамер! На связь! Чёрт дери, Крамер, на связь!!! Это было паршиво. Очень паршиво. Нужно… Атака сверху! Бочка, кобра, атака! Подбит! Так, так, гада! Так! Ещё раз! За Отто Кюгеля, и за всех прочих!!! Белый купол паращюта… Нет, не сбивать, нужно чтить законы неба, нужно быть благородным… Какое к чёрту благородство! - Сокол! Что там с высадкой?! - Последние солдаты выбросятся через пару минут. Один транспортник подбит пустым, ещё один… не совсем. Но в целом – мы ещё легко отделались. - Мне нужно помочь парням Кюгеля! Ты обеспечишь оборону своими силами в течение десяти минут? - Так точно! - Превосходно. Истребительная эскадра, всем машинам! Те, кто не связан боем - максимально быстро идём на север: ребятам на бомберах нужна наша поддержка! Ну же, ну… Быстрее, форсаж, форсаж! Эрих Грюнхерц летел уже почти над узкой полосой воды пролива между Кюсю и Хонсю, как вдруг… кругом всё покрыли черные дымы разрывов! Скорострельная зенитка! Дьявол, а он ещё низко – может задеть! Набор высоты! Скорее, скорее! …Что там ещё гудит!? Эрих вгляделся в приборную доску. Ракета!!? Откуда? …Вот враг! …Он сбит – похоже, Фриц постарался, молодец! Ловушка! Не сработала!!! Шайссе! Влево, ещё левее! НЕТ, НЕ УСПЕТЬ! КАТАПУЛЬТА!!! Пороховые заряды сработали как надо, кресло повлекло, выбросило в бурлящий воздух… Пара секунд без верха и низа, резкий рывок раскрывающегося парашюта, но барон Грюнхёрц успел увидеть, как его любимую ярко-алую птицу поглощает еще более ярко-алый огонь взрыва. Как жаль! Зато... он жив. Жив! Вот только не сносит ли его в море, подобно несчастным японцам? А ведь это – почти верная гибель… Пока Эрих летел, сражался, убивал и кружился валькирией в облаках – страха не было. А сейчас, когда он висел на стропах – беспомощный по большому счёту: практически неспособный повлиять на направление, в котором снижается кресло… Страх, холодный и липкий, сковал его ледяными обручами. Ниже, всё ниже, а море – вот уже оно. Нет. Нет! НЕТ! …ДА! Он всё же на земле – местом приземления стала скала, крутой склон высотой метров семь, обрывающийся прямо в воды моря, вспениваемые ветром. Эрих Грюнхерц огляделся. Он был сбит. Второй раз в жизни. Ну что ж – не беда. Плохо только то, что там, наверху, командование оказалось нарушено. Майор вскинул голову к небу: тут и там белые купола, один за другим, плавно, неспешно, даже будто бы нарочито медленно на фоне мечущихся точек и стрел самолётов, опускающиеся вниз Последний отряд воздушного десанта. А на земле уже шёл бой. К нему кто-то бежал – похоже, свой, судя по форме. Да, бой был горячий. Хотя, почему был? Вон две оплавленные чёрные дыры в земле – похоже, это то, что осталось от тоннелей. А вот и мост – красивый, лёгкий, но... схватка там явно идёт исключительно жаркая. Яркие вспышки, что-то массивное и кажущееся особенно тёмным на их фоне рушится в воду с края – парапеты давно уже разрушены, да они и не остановили бы эдакую громадину. Найтмер! Ребятам на мосту удалось завалить его – во всех смыслах слова! Да! Да, чёрт дери! Так этих хвалёных британских монстров! Майор Эрих Грюнхерц рассматривал группу найтмеров, ведущих огневой бой, силясь преодолеть выстроенную их противником баррикаду, но уже не решающихся атаковать её сходу. Он даже не подозревал, что мост, на который он смотрел, тот самый мост Каммон, которым по плану надлежало прочно овладеть японским десантникам, они вот уже двадцать минут отчаянно пытались уничтожить. Британцы контратаковали, подтягивая всё новые подкрепления. Многие десантники были убиты. Существенная часть из них – ещё во время сражений за городок Китакюсю и у тоннелей. Иные вовсе сгинули неизвестно где, взятые морем и небом. Они так и не коснулись ногами японской земли – печальная участь. Но мост! Майор Ямагути Нараке не знал что делать – найтмеры, почти десяток были страшной силой и двигались очень быстро. Своим лёгким оружием десантники уничтожили только один. Нужно было любой ценой покончить с мостом. И майор в отчаянии передал в эфир призыв о помощи: открытым текстом, любой – лишь бы скорее. Потому что больше нет сил держаться… Никто не слышал крика: “Банзай!!!”, который разорвал кабину подбитого бомбардировщика японских ВВС, никто не видел лица пилота и не вспомнил его имени – номер так и не смогли распознать на обломках, да их осталось очень мало, и никто особенно не искал. С этого момента его звали просто - Герой, ведь он уничтожил мост Каммон. Его самолёт врезался в пролёт моста – и едва не снёс его сразу же, а потом, мгновение спустя, сдетонировали ещё не израсходованные почти бомбы и остатки топлива. Взрывная волна опрокинула Эриха Грюнхерца назад, он попытался ухватиться за что-то рукой, но схватил пустоту, а потом покатился по склону вниз. Потом стало темно. Он очнётся спустя три часа со страшной болью в голове. Первая битва за Кюсю будет к тому времени окончена.

***

Обер-лейтенант Дитхард Ритте снова и снова думал о… А о чём, собственно? Он привык к самоанализу - в его профессии без этого нельзя обойтись, но сейчас получалось плохо. Дитхард получил приказ… который он не может выполнить, а потому… Не может? Вздор! Не хочет выполнить! Он вновь вспомнил наизусть усвоенный текст ответного послания из центра, от Альберта Кемпфа: Дядюшка – Младшему По получении вашего последнего донесения у меня стало складываться отчётливое ощущение, что события начинают выходить из под вашего контроля. Вместо того, чтобы направлять их, вы превратились в ведомого. Цели японского подполья имеют второстепенно значение и должны приниматься вами во внимание исключительно в той степени, в какой они отвечают интересам Рейха вообще и проведению операции «Солнечный удар» в частности. Вновь и вновь в ваших донесениях всплывает личность Зеро – загадочная, без сомнений, но всё же, не более чем одна из фигур на шахматной доске Зоны 11. Ваша задаче же – стоять над доской. Приказываю вам немедленно предпринять все меры для того чтобы: 1.Подключить японское подполье к активному участия в операции «Солнечный удар» и оказанию действенной поддержки правительству и частям армии Империи Восходящего солнца в изгнании, а также немецким вспомогательным соединениям. 2.Установить надёжный контакт между Организацией 0 и высадившимися, а прежде всего обеспечить тесное и плодотворное сотрудничество Объекта 0 с правительством Атсуши Савасаки. С этой целью Объект 0 должен быть любым доступным вам способом доставлен на Кюсю и далее в Фукуоку. 3.По выполнении этих двух приказов (или в процессе их выполнения) вы также должны прибыть в расположение германских войск на Кюсю, после чего ваша миссия на территории освобождаемой Японии будет завершена, а вы вернётесь в Германию для получения новой легенды и задания. На помощь вам высланы части особого разведывательно-диверсионного батальона Пруссия 700, которые будут скрытно доставлены в район бывшей префектуры Канагава, с тем, чтобы обеспечить вам безопасную транспортировку. Они выйдут с вами на связь в течение трёх дней и передадут точные координаты места встречи, пароли и всю остальную информацию. Вам же следует незамедлительно приступить к подготовке. Дядюшка Этот текст… Ещё год назад Дитхард Ритте воспринял бы его абсолютно спокойно – он не был привязан к Японии, или к чему либо в ней, привык точно и аккуратно исполнять полученные приказы, не боялся перспективы поимки, не сожалел, не колебался… Но теперь у него здесь было Дело! Наиважнейшее. Дело, которое он ещё далеко не закончил, захватившее всё его существо. Его загадка, его тайна. Никогда раньше Дитхард не мог понять азартных игроков. Воистину странная порода людей – верить слепому случаю, ждать большего от мира, чем могут дать его непреложные законы: статистики, теории вероятности и прочая и прочая… Он не видел смысла в том, чтобы всеми фибрами души, всеми жилами и всеми силами алкать выигрыша, когда сама подобная жажда, ослабляющая рассудок, отдаляет от возможности победы. И он никогда не верил в чудеса - тот прежний Дитхард Ритте, обер-лейтенант, офицер разведки, или Дитхард Рид – молодой амбициозный и дотошный журналист-репортёр. Но не новый человек, имени которому он ещё не знал, но, вероятно, скоро должен будет его придумать. Этот не просто верил в чудо, но видел его, работал с ним, помогал ему сбываться. Зеро! Он же Объект 0 – кажется, они в Центре считают такую псевдоконспирацию чем-то забавным.. Зеро был для него чудом, явлением невероятным, загадочным и непостижимым, а потому притягивающим, как яблоко с древа познания Адама и Еву. Вспоминая библейские образы, Дитхард Ритте думал, что отведал от этого плода, разом сладкого и ядовитого. Его мякоть – психология, сок – цинизм. Он полагал, знает людей – понимает, как они думают, чего хотят – и как заставить их думать и хотеть то, что нужно ему. Это нравилось Дитхарду, нравилось ему всегда – огромная, но невидимая сила. И в то же время он твёрдо и ясно видел пределы этого своего могущества. А вот для Зеро они словно бы не существовали! Силой ли харизмы, властью ли убеждения, хитростью, ложью, столь наглой и немыслимой, что она казалась откровением, чем, чем же он всё-таки берёт их!? Всех тех, кого он так легко, почти играючи ловит в свои сети и использует, да так, что они и не замечают того, как их поимели! Кто он? Откуда взялся? Эта маска… В минуты задумчивости, а ещё чаще во сне Дитхард представлял себе, как срывает её прочь, а под ней… В снах оказывалось по-разному: иногда - отец, порой – другие знакомые лица, знаменитости, исторические личности. А ещё бывала чернота: сосущая, пустая, глубокая, как бездна. Она пугала обер-лейтенанта Ритте, но в то же время… Он всё смотрел в эту бездну, чувствовал, что в ответ и она начинает смотреть в него, но остановиться не мог. Дитхард не был уверен, что здоров, что не сходит с ума – почти каждая мысль возвращала его на всё ту же ужасную исхоженную дорогу, на борозду в глубине сознания. Как!? Как!!? Как же он всё это делает!!? Дитхард Ритте чувствовал себя фокусником профессионалом, который годами обманывал людей разными трюками, сам, однако, ни секунды не веря ни во что, зная цену каждому движению, точно измерив, как много пота, сколько тренировок стоит каждый фокус. И вот он встретил человека. Человека из ниоткуда, человека без лица, который делает то же, что и он, вот только не как фокус, жульничество, ничтожное лживое представление, а на самом деле! Чёрт! Он опять возвращается к этому, а между тем настало время принять решение - важнейшее, определяющее. Они хотят (Он уже называет своё же начальство этим обезличенно-враждебным местоимением «они»!) чтобы я доставил им Зеро, а также вышел из игры сам. Дядюшка Альберт… Кемпф умён, он, похоже, уже давно догадывается, что всё здесь куда как более сложно и неоднозначно, чем рисуют мои отчёты… Но даже он не мог предположить этого ужасного безумия, этого потрясающего, из того разряда, что с ходу, не вытирая ног, входят в историю, безумия, которое Дитхард видел вчера. Больше того – в котором участвовал! Он поднял вопрос о высадившихся войсках на совещании командования Чёрных рыцарей. Это было после всей этой сумбурной, странной операции на островах – погони за одним человеком - Куруруги Сузаку: ни тогда, ни теперь Ритте не мог понять этого. А вот Зеро снова вышел сухим из воды! Все были плохо осведомлены о действиях и замыслах Империи в изгнании – кроме самого Агента Младшего, естественно, но он должен был – какая ирония, столь типичная для разведчика, скрывать свои истинные познания. Итак, он поставил вопрос о том, что теперь будут делать Чёрные рыцари? У него было заготовлено уже с десяток разных вариантов диверсионной войны, попыток организации восстания, или даже прорыва на помощь десанту – информации ему хватало, причём с обеих сторон – именно Дитхард был главным ответственным за сбор и анализ данных в Ордене. Он заранее прикинул расклады. Тодо будет выступать за открытый бой, Оги – за более осторожную тактику, Ракшата… трудно сказать, он ещё не до конца изучил эту индианку, её мотивы, связи – а они у неё определённо были, но скорее всего, что-то достаточно смелое – компромиссов та не признавала. Карен Кодзуки – у этой своего голоса нет – что скажет Зеро, то она примет безропотно. А вождь Чёрных рыцарей… На чём всё-таки остановится сам Зеро? Он выбрал немыслимое. То, что просто не укладывалось в голове даже у этих наивных японцев, этих глупцов, которые ничего не видят, ничего не знают, но даже они все понимали, какую утопию им предлагают принять за основу, на какие ничтожные шансы ставить! Надеяться, что Япония, Орден чёрных рыцарей смогут победить Британию сами по себе, что они смогут вооружённой рукой завоевать у неё полную независимость без посторонней помощи? Исключено! У Британской империи, да и у Германского Рейха и его союзников, на совсем другие планы на будущее Японского архипелага, а значит сотни дивизий, тысячи самолётов, орудий, найтмеров и сухопутных крейсеров, сотни кораблей и мощь производств тысяч и тысяч фабрик – к их услугам. Пол мира с одной стороны, пол мира - с другой, а что же в распоряжении Японии? Несколько десятков разнокалиберных островов, даже на трёх крупнейших из которых почти нет собственных ресурсов? Ни одной дивизии – только горстка подпольщиков, оснащённых кто чем, а частью вовсе безоружных? Да даже и существуй они, эти дивизии – что из того, что они смогут сделать? У Японской империи были полноценные вооруженные силы, не разрозненные ячейки боевиков. Она простояла с ними сутки. И теперь… Допустим даже, что Чёрные рыцари продержаться на день или на неделю больше, чем удалось японцам в прошлый раз, а потом? Их всё равно раздавят. Это было безумно. Но он не сказал и слова против, потому что в эту секунду мысль, словно молния, поразила его. Идея, которая теперь подстёгивала его ещё больше. Пусть глупцы рукоплещут смелости Зеро, но он-то, Дитхард Ритте, знает, в чём тот на самом деле расписался этими словами и своим решением. Ему плевать на Японию! На её свободу или несвободу, благополучие и будущность, а главное – людей. Зеро кинет в костёр войны каждого здешнего обитателя, он не будет искать компромиссов ради спасения жизней, не станет отступать перед угрозой истребительного и окончательного военного разгрома, если его цель станет того требовать. Но какова же она, чёрт дери!!? В чём заключается эта цель!!? Раньше Дитхард думал, что знает хоть что-то, пусть не облик, не личность Зеро, не его ресурсы, не источник этой чудесной силы, не мотивы, но хотя бы цель! Теперь не осталось и этого! Зеро был пятном, ещё более тёмным, чем его плащ. Абсолютной загадкой! А теперь Кемпф хочет его на переговоры с этими марионетками в Фукуоке. Тьфу! Его, Зеро, который стоит их всех! И ещё Старик хочет, чтобы обер-лейтенант Ритте взял его и передвинул, словно жалкую пешку, в то время как тот – скала, о которую разбиваются все потуги Дитхарда хоть что-то понять. Наконец, Дядюшка послал этих хладнокровных убийц, чтобы проследить, что всё будет по плану. Его плану – Кемпф всегда умел держать дела под контролем. Они же, эти диверсанты, раз встретившись с Ритте и с Зеро, более их из рук не выпустят… Да, конечно он, Дитхард – один из главных руководителей этого Ордена (странное название – страсть к эффектам, скрытый смысл, или же претензия на преемственность?). Ему по силам привезти Зеро на встречу, по крайней мере, один раз – а больше уже не потребуется. Они возьмут их, потом поведут, а после… Они снимут маску! При этой мысли дрожь пробегала по всему телу Дитхарда. Они снимут маску! Грубо, неумно, неискусно – как ломом по шкатулке с секретом, как мечом по Гордиеву узлу, но зато эффективно – и тайне конец. И что потом? Он, Дитхард Ритте, узнает, кто такой Зеро, но это всё равно, что подглядеть концовку у детектива, отдать при этом всю славу, весь интерес, весь смысл какому-нибудь громиле у которого первым хватит наглости и силы осуществить неизбежное!? Дитхарда мутило при этой мысли! И как он будет жить после, что делать? Опять миссии, снова долгая многолетняя работа, выискивание крупиц янтаря в песке, просеивание каждого человека, который на поверку оказывается скучным и пустым ничто? И это после такого, после этого… после этого чуда!? Дитхард Ритте некогда не раз слыхал от отца, что человеку, никогда не пробовавшему пива - например, дикарю с островов, почти любое пойло может показаться отменным, а стоит попробовать ему настоящее баварское, или чешское, как то, что он раньше любил, будет равняться для него ослиной моче. То же самое и со всеми вещами – продвигаясь выше, мы узнаем истинную цену тому, что считали важным до этого. Из этого он делал вывод, что информацию никогда нельзя анализировать поверхностно. Нужно всегда, даже когда всё кажется очевидным, копать глубже, подниматься выше, искать точку над схваткой, чтобы увидеть в подробностях её ход и предугадать будущего победителя. Теперь же Дитхард со всей отчётливостью понял – это о нём сейчас. Он не сможет увидеть и не увидит ничего, достойного внимания, возбуждающего интерес, после этой великой загадки, которую он должен распутать сам и только сам. Разгадать, а потом подняться над ней. Стать выше Зеро, глубже Зеро, а значит и научиться делать всё то, что делает он, и даже больше! …Нет. Нееет! Дитхард Ритте не позволит им снять с него маску – он, только он сам сделает это! Он разгадает Зеро! Раздает или погибнет! А может быть и погибнет? Не всё ли тогда будет равно..? А что же отец? Что служба? Что Родина? Да ничего! Их нет! Ни отца, который умер, ни Родины, которую Дитхард не помнит, где он почти и не жил, а когда жил, то был исключительно сам по себе, ни службы, та – лишь наследие дорогого батюшки – так пусть уйдёт с ним в его могилу! Риду хватит сил спрятаться от возмездия, а может его и вовсе не будет – шансы на победу высадившихся без поддержки изнутри Зоны 11 будут очень малы. Что тогда смогут сделать ему его бывшие шефы? Послать другого агента его убрать? Пусть сперва найдёт! А там ещё и посмотрим, кто окажется сильнее – его тренировала легенда разведки Рейха и, пусть он и предал его верность и убеждения, но уроки Фердинанда Ритте сын забывать не собирался. Итак, решено, он больше не обер-лейтенант Дитхард Ритте, а вольный человек, который в праве сам решить, какова будет его судьба и будущее его дела, его тайны. Что ж, он предостережёт Зеро от всяких контактов с немцами и их союзниками, ещё более настроит его против них, если сможет, а потом, когда Корнелия вышвырнет их с островов, продолжит свою игру. А Кемпф? Какое-то время Дитхард думал о том, какой последний ответ ему послать, но после решил, что он теперь – британский репортёр (да уж, вот ведь смех, когда временная одёжка оказывается прочнее постоянной!), а англичане предпочитают уходить не прощаясь…