Солнечный удар

Эндрю Дарлтон стоял ровно и прямо, наверное, даже излишне строго, а справа от него за крытым зеленым сукном столом генерал-губернатора сидел сам Белый принц. Статс-секретарь посольства Германской империи в Британии ожидался с минуты на минуту, но премьер-министр выглядел совершенно спокойным, даже расслабленным, чего о изображавшем статую Дарлтоне сказать было никак нельзя. С самого момента отъезда Ее Высочества он чувствовал себя не на своем месте. Нет, конечно, Эндрю понимал, что кто-то с военным опытом и званием достаточного ранга должен оставаться в столице Зоны: террористы отнюдь не были побеждены, так что тот же Зеро почти наверняка попытается использовать сложившееся положение себе на пользу. Нужно обеспечить надежнейшую охрану для принца Шнайзеля. И конечно необходимо приглядывать за вице-губернатором. Юфи... Да уж, за ней и вправду нужен глаз да глаз - Эндрю впервые за последнее время улыбнулся, вспомнив, как маленькая принцесса буквально ворвалась на недавнее совещание с самым грозным (и оттого очень комичным) видом, только для того, чтобы узнать не может ли она быть чем-то полезна. Хотел бы ты знать, старина, чем сам можешь быть здесь полезен, мысленно задал себе вопрос. Эндрю не мог взять в толк, для чего его пригласили на переговоры. Он не понимал ровно ничего в политике, да и не очень хотел понимать. К тому же и умом и сердцем он сейчас был, конечно, с Британской львицей, с Гилбертом, со своими бравыми сыновьями - всеми теми, кто начал сегодня ночью высадку на Кюсю. Да, все донесения рапортуют об успехе... Но, черт возьми, в бою может перемениться все! Они сражаются, побеждают, кто-то гибнет… А он стоит здесь, в этом кабинете, отлично зная, что лучшее, что он может делать все это время, это скромно молчать! Не за тем ли тебя, Эндрю, и поставили сюда? Рослый, внушительный, со шрамом – отличный фон для грозных слов, если премьер-министру империи придётся к ним прибегнуть. Вот тот же Кэнон, секретарь принца, явно в своей тарелке: то его подзовут для какого-то распоряжения, то попросят напомнить статью документа, то выяснить пару деталей в биографии посла. И все это он тут же выполняет с видом, исполненным одновременно достоинства и предупредительности. Он знает свою работу, свою роль. А ты? …Проклятье! А ты тут по приказу Его Высочества, и будешь стоять столько, сколько придется, и молчать пока не спросят, дьявол раздери! - Ваше Высочество, статс-секретарь посольства Германской империи, граф Леонард фон Шейдеманн унд Больвег, прибыл по вашему вызову. Принять его? - Разумеется, Кэнон, зачем заставлять гостя ждать? Просите. Двери отворились, и взору Эндрю Дарлтона предстал посланник и полномочный представитель Германии. Признаться, вид его совершенно не впечатлял – Эндрю ожидал увидеть эдакий образец чопорного, но строгого, несгибаемого и решительного прусского аристократа, мысленно представляя кого-то вроде… Бисмарка, только одетого посовременнее, с моноклем в глазу, а ещё почему-то с пушистой белой бородой. Но нет – вошедший не поражал статью, был не слишком большого роста, лоб имел высокий, но он как то странно без паузы переходил в бритую наголо макушку, а та – в затылок, так что нельзя было понять, где кончается одно и начинается другое. Обыкновенные карие глаза, нос горбинкой, вместо пенсне – круглые очки в самой простой оправе, сухие губы и вообще довольно субтильная фигура. Кроме того походка маленькими аккуратными, будто дозированными, шагами, а также жесты - плавные, но скупые, странным образом заставляли вошедшего казаться ещё меньше, чем он есть на самом деле. Не таким, конечно, должен был быть тот, кто представлял одну из величайших империй земного шара. Эндрю не любил немцев, но уважал их, видел в них силу и решительность, упорство. Достойного противника, как некогда он относился к тиграм на охоте. Дарлтон твёрдо усвоил тогда – нужно уважать оппонента, иначе можно расслабиться, утратить необходимую настороженность, подпустить его ближе, чем нужно - а значит рисковать и, возможно, проиграть. Здесь же… Ну да, впрочем, чёрт его разберёт – внешность и даже жесты далеко не всегда говорят правду о человеке. В целом в политике Эндрю полный профан,и потому явно смотрит на всё дилетантски. Тем временем принц и дипломат обменялись приветствиями и, по приглашению Шнайзеля, гость занял красивый резной, но, кажется, довольно неудобный стул, с высокой спинкой. - Ещё раз благодарю вас, Ваше Высочество, за выказанную любезность, но позвольте спросить, что именно вам понадобилось от моей скромной персоны? Не думаю, что у такого государственного мужа как вы, что-то может внезапно выйти из под контроля. В то же время, вряд ли в противном случае вы стали бы вызывать меня сюда, в колонию, не доверяя как средстав дистанционной связи, так и посредничеству ваших опытных дипломатов… Голос у графа Леонарда был мягкий, как шёлк, или, скорее, как вата – он облегал вас со всех сторон и заставлял чувствовать себя комфортнее и спокойнее, чем, возможно, стоило бы, усыплял. Теперь Эндрю начал понимать, что перед ним опасный зверь, которого даже Белому принцу нелегко будет так сразу загнать в безвыходное положение. - Вы, как и всегда, проницательны, герр Леонард, я попросил вас прибыть с максимальной поспешностью, так как и в самом деле столкнулся с некоторыми затруднениями. Здесь, на Кюсю. Известно ли вам, что вот уже несколько дней на территории этой Колониальной зоны идёт ожесточённая вооружённая борьба? - Вновь террористы, я полагаю? Вооруженное японское подполье, всё ещё не готовое даже через десятилетие принять новую реальность? А ведь некогда наша страна предлагала Британии своё посредничество в деле достижения подлинно прочного мира… Или это происки неуловимого Зеро? Ужасный преступник! Впрочем, вы, вне всяких сомнений, скоро поймаете его, не так ли? – в голосе посла Дарлтону послышался легчайший укол. - И да и нет, герр Леонард, и да и нет. Колонию, в самом деле, атаковали террористы, но к Фронту освобождения или пособникам Зеро они не имеют отношения. Вы, судя по всему, не имеете и понятия о произошедших событиях, и мне следует пересказать их и ввести вас в курс дела? – теперь уже в голосе принца и его улыбке виделась хорошо скрытая капля яда. - Моя информированность не может сравниться с вашей. - Хорошо. На Кюсю была произведена высадка вооружённого десанта – мощной войсковой группировки, территория Британии была атакована без объявления войны. Силой, именовавшей себя не иначе, как Империя Восходящего солнца в изгнании. Ещё раз подчеркну, что это были хорошо подготовленные люди – скорее армия, чем банда или отряд, имеющие в своём распоряжении авиацию, морские суда классом до линкора включительно, а так же значительное количество самого современного вооружения. И, должен сказать, весьма прискорбно, что вооружение это было преимущественно германской разработки и производства. - Да, действительно весьма прискорбно. Германское оружие, как известно, славится во всём мире своим качеством и мощью – к сожалению, порой оно попадает в опасные руки. - Кроме того, такая масса людей и техники, конечно, не могла безвестно таиться в подполье. Министерством обороны и Секретной службой империи достоверно установлено, что всё вражеское соединение погрузилось на корабли и авиатранспорты в одном месте. На базе Циндао – германском концессионном владении в Китае. Принц сделал паузу, явно ожидая ответа. И, вероятно, более содержательного, чем все предыдущие. До этого момента происходящее казалось Эндрю Дарлтону эдакой игрой в интеллектуальный пинг-понг, демонстрацией способности ловко складывать слова, наделять их сткрытым смыслом, двойным, или даже тройным дном. Теперь, кажется, условности кончились. Вместо экивоков, ложность которых была очевидна для обеих сторон, наступал черёд подлинных переговоров по существу. - Ваше Высочество, я не могу ничего сказать относительно этого с надлежащей определённостью. Действительно на территории Китая укрывается значительное число беженцев из бывшей Японской империи, в том числе и пользующихся известным авторитетом. Это вполне естественно, даже закономерно. Китай являет собой сейчас зону нестабильности – во многом благодаря избыточному вмешательству держав в его внутренние дела. Возможно, какая то из генеральских клик решила оказать поддержку братьям по расе, или по вере, а, быть может, просто вложилась в рискованное предприятие в надежде на куш. В любом случае мне трудно представить, чтобы войскам третьей стороны было позволено грузиться в нашем арендуемом форпосте – Кайзерлихмарине очень ревниво относится к вопросам секретности, а инфраструктура базы прискорбно мала. Более вероятно, что точкой старта был Шанхай, или иной крупный порт Китая. Впрочем, если вам будет угодно, я сделаю запрос и незамедлительно сообщу вам в обстоятельной и официальной форме всё, что имеет касательство до этого дела. - Да, превосходно, будьте любезны. Я с удовольствием ознакомлюсь со всеми документами, которые ваше правительство сочтёт возможным направить. Но это – ещё не всё. Могу сообщить вам, господин статс-секретарь, что этим утром доблестные войска Империи перешли в наступление, высадились на острове Кюсю, и, под руководством генерал-губернатора Одиннадцатой Зоны Корнелии Британской к настоящему моменту довершают разгром врага. Полагаю, вы разделите нашу радость? Да… Должен сказать, что всегда восхищался своей сестрой: её умом, храбростью - а также милосердием. Большая часть войск противника была пленена, более того, получила совершенно незаслуженный статус комбатантов… Глаза и лицо посла не изменились ничуть, но вот холёная рука – небольшая с коротко подстриженными ногтями - пару раз сжалась и разжалась в кулак. Нервничает!? Похоже на то! - Поздравляю вас с этим… действительно впечатляющим успехом, Ваше Высочество, милосердие – действительно великая добродетель и… - Есть, однако, одна интересная деталь – когда начался процесс допроса и регистрации пленных, то выяснилось, что не все из них понимают японский язык. Можно было бы конечно предположить, - продолжил принц с улыбкой, - что за годы изгнания они подзабыли его звуки, или что мы имеем дело с китайскими наёмниками, но цвет кожи, рост, манеры не оставляли сомнения. Мы взяли в плен не только японцев, но и европейцев, герр Леонард. Немцев. Статс-секретарь снял очки, потёр висок: - Что ж, Ваше Высочество, это, вероятно, действительно может быть так. Тут мы подходим к щекотливой и неприятной теме, но, коль скоро это необходимо… Во время войны десятилетней давности далеко не все симпатии жителей Рейха были на стороне вашей державы – многие поддерживали Японию. Очень многие. И существенная часть из них не приняла её поражения, произошедшего так быстро. Как вам известно, официальная позиция Германии и её союзников по этому вопросу также довольно однозначна – мы не считаем эту войну, предпринятую Британией атаку, адекватной той угрозе, которую Япония, будто бы представляла. Это была агрессия, Ваше Высочество. Но удача была на стороне сильнейшего, а мы признали завоевание свершившимся и легальным фактом. Правительство Рейха смирилось с Британской Японией. Но далеко не все в Германии. Военное добровольчество это давняя, можно сказать традиционная сторона жизни нашего государства, как и тесно, порой трудноразличимо, сплетённый с ним грех наёмничества. Ландскнехты – это слово знакомо каждому в Германии. И я не могу исключать того, что многие из числа молодых и горячих людей, прошедших службу в армии, или даже отставных офицеров могли пойти на службу, сочетающую, как им казалось, плату и идеалы. Со своей стороны, как посол, я должен сказать, что мы предпримем все усилия, чтобы побороть данную беду. - Эти люди по нашим законам должны предстать перед судом, герр Леонард, а вердикт может быть суровым. Что вы намерены предпринять? - Только позволить вам всецело следовать законам Британии, разумеется, Ваше Высочество, - сказал граф, впервые позволив себе улыбку. - Что ж, в таком случае, я больше не имею к вам вопросов, если вы сами, разумеется, не желаете что-либо прибавить к сказанному? - Боюсь что нет, Ваше Высочество – мне слишком мало известно. Но я всенепременнейше сообщу всё, что сумею выяснить, доведу до вас любую информацию, - посол с ощутимым облегчением покинул неудобное кресло. - И это всё! - подумал Дарлтон. Вот ради этого всё затевалось. Он знал, что дипломатия – игра уловок, тонких струн, условностей, умолчаний, но вот так вот просто позволить ему уйти?! Впрочем, это не его дело – если принц Шнайзель считает что… Леонард фон Шейдеманн унд Больвег уже начал было открывать дверь, когда со стороны стола послышался голос – негромкий, холодный как лёд, проникающий внутрь вас, будто сверло: - Вы, я надеюсь, понимаете, что в тот момент, когда вы закроете эту дверь, ничто уже не остановит начало войны? - Что, простите!? – от неожиданности посол даже забыл официальные обращения. - Я сказал, что если сейчас мы с вами не найдём дипломатического решения этого конфликта, то мой долг не оставит мне иного выбора, кроме как объявить войну Германской империи. Войска Британии уже начали приводиться в состояние боевой готовности по моему распоряжению сегодня утром, а в полночь ответственные офицеры вскроют красные пакеты с приказами об открытии военных действий. Если, конечно, своевременно не будет дана команда об отмене. Было похоже, что и без того маленький посол съёжился примерно вдвое, а глаза его, казалось, вот-вот готовы были выскочить из орбит. Очевидно, в его голове бушевало нечто сродни маленькому урагану, но единственное что он смог сделать незамедлительно, это отдёрнуть руку от двери, будто она была раскалена добела. - Это очень серьёзные заявления, Ваше Высочество. Я…Надеюсь, вы понимаете… Ведь что то возможно сделать… и главное… причина… Почему!? - наконец забубнил он истерически, съедая куски фраз в стремлении сказать сразу всё. - Причина? О, герр Леонард, всё очень просто: ваша страна - да-да, именно ваша, фактов тому более чем достаточно, без объявления военных действий, атаковала территорию Британии. Вдумайтесь в эти слова, герр Леонард. И тогда вы сразу поймёте почему. Вы, возможно и не лично, разумеется, но такова уж превратность профессии дипломата – отвечать за принятые другими решения, попытались не только ослабить Британию, нанести ей урон, в том числе и её гражданам, многие из которых погибли, но, что самое главное, избежать ответственности и последствий. Вот что важно прежде и более всего – дело даже не в самой атаке, хотя с точки зрения формально-юридической этого более чем достаточно: нарушение суверенитета, неспровоцированная агрессия… Мы с вами играем в большую шахматную партию. Доска – земной шар. Это игра сложная, жёсткая. Пешку не спрашивают о её желаниях – ею ходят и жертвуют при необходимости. Это напряженная борьба. Но это – схватка умов и состязание джентльменов. Вы преступили правила, попытались поставить на доску лишнюю фигуру, когда ваш противник, как вам показалось, отвлёкся. И были пойманы на этой попытке. Теперь есть только два варианта – или вы возвращаете позицию к исходной, приносите извинения, теряете инициативу хода и предлагаете эквивалентную компенсацию, либо же проблема переходит в другую плоскость. Когда один из игроков решает, что кодекс чести, уважение к противнику, правила не для него, когда хитрость сменяется наглостью, то продолжение партии более уже невозможно – игроки не равны в правах. Начинается выяснение отношений не за чёрно-белой доской, а перед барьерами до полного удовлетворения – и там уже как будет угодно судьбе. Больше того, даже если бы мы хотели мира, сама логика событий в текущем их виде толкает нас к войне – мы наступаем на ваши части, готовящиеся к эвакуации. Позволить им уйти? Начать преследование? Если мы не ответим, то наша честь, наш престиж падут столь катастрофически, что сам этот факт ослабит наши позиции до непозволительной степени. Соответственно последует контрудар уже на вашу территорию. Война будет страшной - самой страшной и великой в истории человечества. Генерал Дарлтон? - Да, Ваше Высочество? – сказать, что Эндрю был удивлен происходящим, было бы слишком слабо, но ещё более он поразился тому, что о нём вспомнили в столь ответственную минуту. - Мне бы хотелось, чтобы не я, но вы – тот человек, который уже участвовал не в одном сражении, который должен повести войска в бой, если в будущем это потребуется, сказали, что думаете на этот счёт. Что будет представлять собой эта война. Нередко люди, вроде нас с вами, герр Леонард, забывают о том, что государство – это не территория и не правительство, а люди. Так же, как армия - не орудия и красивые планы. Это солдаты. Итак, генерал… Эндрю Дарлтон не был похож на барышню нервического склада характера, не собирался, да и не мог себе позволить падать без чувств, но от осознания той огромной ответственности, которая свалилась на него в это мгновение, у него слегка потемнело в глазах. Эти слова могут войти в историю, с них могут начать отсчитывать ту самую Великую войну, к которой все столько готовились, которой все так боялись, но, похоже, так и не смогли предотвратить. Однако, нельзя было и молчать, даже замешкаться, выдав нерешительность. И он начал, только голос его был чуть более хриплым, чем обычно: - Я… Я – человек, верный своей стране и службе, а это означает, что если я получу приказ, то не стану колебаться. Как не станет колебаться и большинство, рискну даже сказать, что практически все солдаты Великой Британии. Мы пойдём вперёд - к победе или к концу, но вот что я должен сказать перед этим. Это будет война, не знающая себе равных. Война, в которой будут участвовать миллионы - и миллионы будут убиты. Кровавая. Здесь не будет и следа тех благородных времён, прошлого столетия и иных, ещё более отдалённых, когда война была похожа на дуэль, на рыцарский турнир – это будет тотальная битва, а ценой, ставкой в ней будет выживание. Сама мощь оружия современности, тактика современного боя – она делает это неминуемым. Незатронутых не будет. А солдат… Вот что, герр Леонард… Солдат – это человек. Когда он поймёт, что мир, который он знал, который любил, которым дорожил полетел в тартарары к чёрту – то изменится. Он убьет в себе жалость и тогда… Тогда много где на свете живые будут завидовать мёртвым. - Спасибо, генерал – думаю, что мы должны были это услышать, особенно наш уважаемый гость. Фронт перережет весь Земной шар, все континенты и океаны. Мы не испуганы, но само здравомыслие, в равной мере и инстинкты и высокие чувства морали, убеждают нас, что этого нужно избежать, если только есть такая возможность. “Даже победоносная война — это зло, которое должно быть предотвращено мудростью народов,” – так, кажется, говорил ваш Бисмарк? - Но как? Вы сами грозите войной! Моё правительство… - Ваше правительство назначило вас, чтобы вы отстаивали его интересы! Не так ли, господин статс-секретарь? В его ли интересах Великая война? А неизбежной её делает ваше упрямство. Задумайтесь вот о чём, граф Леонард: если война начнётся сегодня, то у неё будет имя. Ваше. Имя человека, положившего конец сложившемуся миропорядку, цивилизации. …Кэнон, думаю, что пришло время представить наши доказательства! - Будет исполнено, Ваше Высочество, - с этими словами секретарь быстро вышел вон. - Во время боёв за Фукуоку наши войска добились значительных успехов. Рыцарь Её Высочества вице-наместницы Юфемии Британской пленил лидера так называемой Империи Восходящего солнца в изгнании Атсуши Савасаки. Кроме того было захвачено много интересных бумаг и документов – приказов на немецком языке, карт, кодов, планов на перспективу – в случае возможного успеха. Мы доставили всё это сюда с максимальным темпом. Рыцарь заслуженно отдыхает после боя – сражение не далось ему легко, но вот трофеи сейчас будут здесь. Раздался лёгкий стук в дверь. - Введите. Кэнон вернулся, но уже не один – сам он в руках бережно нёс несколько папок с документами, а чуть позади него под конвоем из двух солдат с трудом стоял на ногах тот, кто ещё недавно с гордостью объявлял о возрождении Японии. Вид его был жалок: y и без того не отличающегося представительностью субтильного японца была подвязана рука, порвана одежда, а на левом глазу красовался большущий кровоподтёк. - Не беспокойтесь, мы не варвары – господину премьеру, - это было сказано с долей сарказма, - не причиняли вреда. Лишь последствия резкого торможения автомобиля – результат попытки к бегству. Он… - Германия? Посол Германия?! – заголосил вдруг Савасаки. - Да, статс-секретарь… - О! Я есть верный друг вашего государства! Я попал в это положение… в плен не по своей вине. Мы сражались. Это настоящие железные дьяволы! Бакэмо! Монстры! Он взял город почти один! И эти чёрные предатели! Не рыцари – предатели! Они тоже. Я есть молчать, пока они не показали документы, но я и тогда не выдал ничего, что они и так бы не знали… Они грозили что повесят, как террориста, если не будет явной связи с правительством Германии. Я сознался. Но я всё равно есть ваш друг, статс-секретарь-доно! – от страха и волнения речь у премьера стала бессвязной, а немецкий язык, на котором и была произнесена эта горячая тирада (Эндрю, сам не говоривший по-немецки чуть не со школьных лет, едва его понял) – кривым и с вкраплениями японского. - Достаточно. Это… похоже на доказательство, Ваше Высочество. И это… неприятная история, она и в самом деле пахнет дурно, - сказал граф Леонард, просматривая документы. - Вы начинаете видеть эту ситуацию с нашей точки зрения. - Но вам не стоило реагировать столь… нервозно. Я не знал - действительно не знал. Но угроза войны… Что мы можем сделать, чтобы остаться в границах разумного и гарантировать мир? - Мы, а точнее сказать вы должны в кратчайшие сроки очистить острова Японского архипелага, а так же неоспоримым образом устранить угрозу для них в будущем. Кроме того, не может не встать вопрос о некоторых компенсациях наших потерь и издержек. Но всё это – решаемые проблемы при условии принципиального взаимопонимания в главном: вы признаёте свершившееся своей виной и готовы искупать её. - Я надеюсь, что вы поймёте: решение зависит от выставляемых вами условий – уступки возможны, но у них есть предел. Как и у моих возможностей и полномочий. Если вы потребуете больше, чем я в силах дать, то тогда всё станет бессмысленным, и мы опять окажемся там же, где и начали – у порога войны… Я… Всё, что я сейчас прошу – это время, немного времени… - Вот как? Знаете ли, герр Леонард, время – самая дорогая вещь на свете. Но никто ещё не утратил благоразумия. Машина войны пока только готовится, прогревает мотор, перед тем, как начать свой неостановимый поступательный ход. Время и благоразумие – вы получите всё это. Но не ранее, чем сами сделаете шаги в их сторону. - Что же вы желаете, Ваше Высочество? - Я хочу, чтобы вы подписали документ – секретный, разумеется, в котором признавалась бы ответственность Германского Рейха за атаку на остров Кюсю и прилегающие владения Британской империи. - Ох… Вы говорите о секретности, Ваше Высочество, то есть как раз о том, чего в наибольшей степени хочу и я. Документ может быть составлен и подписан, но, боюсь, что моё правительство ни при каких обстоятельствах не даст своего согласия на его обнародование – это будет столь громкий сигнал поражения и слабости, что наши господа с золотыми эполетами нипочём подобного не допустят. Вы - принц Империи, её премьер-министр. Если вы сможете поручиться, что бумага не покинет пределов вашего бюро, или папки, то я сейчас же составлю её. - Я дам вам такую гарантию. И не трудитесь – мы взяли на себя смелость подготовить документ загодя, - Белый принц улыбнулся. - Итак, теперь, когда этот принципиальный для Вашего Высочества вопрос улажен, - произнёс фон Шейдеманн унд Больвег, ставя свою подпись, - в какую сумму вами оцениваются понесённые издержки? И что бы вы готовы были принять в качестве компенсации? - Боюсь, что речь не о деньгах, герр Леонард. Нет. Деньги – приходящая вещь, тлен, как сказали бы философы и богословы. Наши требования таковы: все немецкие войска немедленно прекращают бои, эвакуируются (немецкими транспортами и без каких либо расходов со стороны Британии), японцы – остаются в Японии. Не об этом ли они, в конце концов, мечтали? Бойцы армии Империи в изгнании уже получили статус военнопленных – массовых казней не будет, возможно лишь несколько офицеров, чья жестокость по отношению к британским солдатам не позволяет им находиться под защитой этого статуса, получат смертный приговор. Далее - всякий след старой Японской Империи пропадает навсегда. Колесо истории сделало свой оборот. Империя Восходящего солнца в изгнании перестаёт существовать. Наконец, во избежание излишних толков мы должны совместными усилиями устранить все видимые недопонимания в отношениях наших двух держав, дабы никто со стороны не ощутил запах озона в атмосфере, способного выдать недавно блиставшие молнии. Вы так не считаете, господин статс-секретарь? Убрать ведущие к Германии следы кризиса. - Что вы имеете в виду, Ваше Высочество? -База Циндао, должна перестать быть немецкой. Кажется, вы говорили, что за атакой стоят китайские военный клики, решившие помочь братьям по жёлтой расе и вере? Мне нравится эта мысль – она устраняет много ненужных и опасных вопросов, но для того, чтобы она поселилась и прижилась в других головах по обе стороны наших границ всё, что указывает на агрессивные поползновения Германии должно исчезнуть. Я хочу, чтобы менее чем через пятнадцать дней после нашей с вами беседы и подписания бумаг последний солдат в серой униформе покинул территорию Китая. В этот же момент на его место придут британские репортёры и сыщики, которые и откроют миру долгожданные подробности. Наконец, Китай должен будет, разумеется, получить своё воздаяние за совершившееся, раз уж именно Поднебесную признают виновницей бед. Свобода рук для нашей дипломатии в Китае на ближайший год была бы достаточной компенсацией, чтобы окончательно закрыть вопрос, который сейчас вызвал столь большие волнения. Герр Леонард нахмурился: - Китай – важнейшая страна, ключевой регион Азии. Мы не можем согласиться полностью оставить наши позиции там. - Если вы заметили, граф, то этого я и не предлагал. Свобода рук нам нужна, прежде всего, чтобы решить наши спорные вопросы с самим Китаем, а не ослабить вас. Китайская власть деградировала, она насквозь коррумпирована, непрофессиональна и беспомощна – двор и чиновники-евнухи продолжают формально удерживать власть в своих руках исключительно играя на балансе наших сил и интересов, а то, что мы сейчас оговорили, вне всяких сомнений её покачнёт. У нас большие экономические интересы в Китае, а кроме того, есть ещё один пласт вопросов – династического свойства. Они тесно переплетены с внутренней политикой Империи, но, могу вас заверить, не несут в себе для вас угрозы. Наконец, мы сможем уладить разногласия, если они возникнут, в рабочем порядке - спокойно, взвешенно, мирно. Или вы всё же не склонны видеть ценности той оливковой ветви, которая сейчас протянута Британией, надо отметить, уже изготовившейся к удару – а значит получившей преимущество? Как вы хотите войти в историю, граф? Как человек, который начал Великую войну, или как личность, спасшая от неё свою родину, цивилизацию и весь мир? - Не поймите меня превратно, Ваше Высочество, но мои обещания не стоит переоценивать. Моё правительство… - Вряд ли станет дезавуировать уже заключённые соглашения, особенно в такой обстановке, как сейчас. - Я подпишу бумаги. У меня есть только одно дополнительное условие. - Какое же? - Этот человек, - статс-секретарь указал на всё ещё стоящего в углу под конвоем Савасаки, - был замешан в данном деле с самого начала, он выступал главным связующим звеном между Германией и японскими силами, он настаивал на этой… операции, как явствует из документов… Сейчас посол потребует его освободить, пронеслось в голове у Эндрю Дарлтона. Он испытал огромное облегчение, когда осознал, что войны всё же, очевидно, не будет, а в тонкости политического торга вникал довольно плохо – его роль в спектакле принца была сыграна. Но этот вопрос заставил его вновь чуть больше заинтересоваться происходящим. Солидарность, желание выручить союзника, это, конечно, достойно, но…. Крайне сомнительно, что Его Высочество на это согласится. И тогда… всё, возможно, придётся начинать сначала! - Он был с нами здесь сейчас и слышал всю нашу беседу. Бумаги – их можно надёжно спрятать в ящик, сейф, хранилище, где их не увидят ни наши современники, ни ближайшие потомки. А человек… у людей есть язык. Мало кто может держать его за зубами, и это значит, что вся подоплёка наших договорённостей может однажды стать достоянием гласности. Огромный риск! Я хочу, чтобы британское правительство гарантировало, что… будет найден способ гарантировать нас от него. Окончательно. Полагаю, это в полной мере отвечает интересам моего правительства. - Разумеется, герр Леонард, разумеется. Савасаки вздрогнул всем телом, рухнул на колени и пополз было сперва в направлении посла, затем передумал и двинулся в сторону принца: - Посол сама! Нет! Я – друг! Я делал всё, чтобы организовать наше движение на пользу ваш правительство! Я не… Ваше Высокое! Я умоляю вас о снисхождении! Я лишь мечтал вновь ступить на землю Японии. Я лишь… Сильные руки гвардейцев подняли вновь его с пола. - Уведите, - сказал Шнайзель равнодушно. Крики превратились в маловразумительные рыдания, ноги Савасаки подогнулись - но вот, по приказу действующего премьер-министра, бывшего выволокли, словно мешок картошки, вон из комнаты. Дверь захлопнулась. Через несколько минут, при совершенно иных, впрочем, обстоятельствах, помещение покинул и статс-секретарь, поставив свою подпись под всеми предложенными бумагами. В наступившей вскоре после этого тишине, казалось, было слышно, как где то многими этажами ниже продолжает причитать несчастный Атсуши Савасаки. - Могу я ещё быть вам полезен, Ваше Высочество? – сказал Эндрю наконец. - Нет, Дарлтон, благодарю вас. Вы уже принесли огромную пользу, когда своей проникновенной речью окончательно заставили графа Леонарда поверить в мой блеф. - Блеф, Ваше Высочество? - Разумеется, Дарлтон. Я, конечно, обладаю известной властью и авторитетом в Империи, но единолично, никого не ставя в известность, начать войну? Нет. Без обсуждения в парламенте, в Генеральном штабе, без доклада отцу, наконец – это совершенно невозможно. Впрочем, даже если бы я в самом деле мог принять такое решение, не стал бы прибегать к этому средству до крайнего предела. Как говорил однажды мудрый: “Война сладка тому, кто её не изведал”. - Но красные пакеты, офицеры, ждущие приказа? - Ошеломи врага - и ты победил, не более. Я попросил Кэнона навести справки об этом господине: сугубо мирные занятия, торговое представительство, вопросы пошлин и сборов – никаких военных знаний, что нехарактерно для большинства германских дипломатов старой школы. Можно воспользоваться. - Значит, в действительности угрозы войны не было!? – Эндрю только в самый последний момент заметил, что непозволительно повышает голос. - Не совсем. Угрозы немедленной войны. Да, возможно, в какой-то момент, конфликт довёл бы нас до этой плачевной перспективы, но не сегодня. Однако, давление в нужный момент, резкий напор, сменивший любезность, неясная, но страшная угроза – мы сломали его одним ударом! Вернее, надломили, а вы уже совершили мизерикорд, милосердно добив падшего - ещё раз благодарю, генерал. После этого всё стало даже слишком просто… Видите, Кэнон? Я недавно говорил вам о Макиавелли – вот ещё одна цитата этого старого итальянца, подходящая к случаю как нельзя лучше: «Люди таковы, что, видя добро со стороны тех, от кого ждали зла, особенно привязываются к благодетелям». Я загнал его в угол, а потом сам предложил руку, чтобы выбраться оттуда – разумеется, он принял её не задумываясь, хотя именно этого делать не следовало. Мы получили всё, что хотели. Теперь и Азию, и весь мир ждут перемены. А нашу династию – оздоровление. Кроме того, как вам известно, есть успехи и в нашем важнейшем проекте… Его завершение будет означать если не окончательное торжество Британии, то его преддверие… Вы свободны, Дарлтон. Можете передать моей сестре: я сожалею, что мы не смогли найти применения её талантам сегодня, но уверяю - Юфи получит возможность… оказать влияние на события. Не только Китай ожидают скорые перемены, - Белый принц улыбнулся, когда Эндрю Дарлтон закрывал за собою дверь.