Солнечный удар

Эрих Грюнхерц, казалось, чувствовал, как с каждой минутой возвращаются к нему прежние силы. Штурвал был послушен его рукам, и стремительная красная машина заложила лёгкий вираж. Времени на то, чтобы заниматься ерундой, конечно, не было, равно как и на долгую паузу перед возвращением в строй – подумать только, он пропустил почти всю компанию! Впрочем, она и сама получилась весьма короткой. Только что Эрих прикрывал высадку десанта, вёл в атаку воздушную армаду, сбивал врага, а потом… Потом… Он пытался заставить себя думать об этом как о неизбежности – все пилоты когда-то бывают сбитыми. Наверное, это даже удача, что ему удалось отделаться так легко – несколько десятков метров, и барон Красная комета рухнул бы в неспокойные воды моря, где, скорее всего, погиб бы. Но чёрт подери – по-настоящему искренне так думать не получалось! Грюнхёрц пролежал на койке лазарета всё самое важное, все решающие схватки - и вот теперь его задача: помочь эвакуироваться тем частям, высадку которых он же недавно обеспечил. Не слишком радостно, но, по крайней мере, Эрих успел ещё хоть что-то: официально ему не полагалось пока покидать госпиталя. К счастью, долгие часы уговоров, репутация лучшего пилота и припасённая бутылка доброго рейнвейна, подаренная доктору, в совокупности оказались достаточно действенным средством – и вот он в небе. Да! Эрих Грюнхерц в небе, господа! Так что берегитесь, британцы – прощаться по-английски не в его стиле: уходить он будет громко! - Сокол, я с ребятами иду сменить вас в качестве прикрытия, осталось около 10 минут до подлёта. Как обстановка? - Принято, Красная комета, слышу вас точно, Грюнхерц-сенсей. Около получаса назад отразили атаку нескольких десятков самолётов врага на позиции в районе Китакюсю, с этого времени всё чисто. - Надеюсь, хорошенько поджарили им хвосты? - Боюсь, что нет, герр майор – они взяли обратный курс, как только мы пошли на перехват. - Трусы! Неужели они так и не решатся до самого конца на ещё хоть одну полновесную честную схватку!? Не хотелось бы расходовать горючее попусту, не оставив здесь по себе крепкой памяти! - Да… Мы ведь ещё вернёмся, герр Грюнхерц, сенсей? Мы же не можем уйти совсем? – спросил внезапно Хироёси Хаябуса, резко посерьёзневшим голосом. Эрих умолк, весь его веселый задор, который обычно охватывал им перед хорошей дракой, как гончей, стремительно несущейся за дичью, точно смыло холодной водой. Он не знал, что ответить своему ученику. Сейчас шла эвакуация – это было известно всем. И если он хоть что-то понимает в тактике, то высаживаться снова будет чертовски непростой задачей. Да и из тех немногих разговоров и слухов, которые долетали до слуха Грюнхёрца во время лечения, наиболее вероятным казалось, что германские войска уходят с Кюсю насовсем. Но как сказать об этом Хироёси? Он вспомнил его речь перед десантниками в Циндао – не похоже, чтобы полковник тогда фальшивил: возвращение на родину и возвращение самой Родины явно было для него делом священным… К счастью, раздавшийся в наушниках голос избавил Эриха от необходимости отвечать. - Говорит майор Фридрих Кройц! Говорит майор Фридрих Кройц! Мои части начинают выдвижение к пунктам эвакуации в ближайшие минуты. После краткого артиллерийского налёта мы пойдём на прорыв британских позиций. Компактная формация с сухопутными крейсерами впереди. Это удобно нам в тактическом плане, но так же и отличная цель для вражеских бомбардировщиков и артиллерии. Запрашиваю плотное воздушное прикрытие - не дайте им нанести по нам удар! Особо прошу не подпускать к нам самолёты-корректировщики! - Принято, Кройц! Майор? Поздравляю с повышением – теперь мы с вами на одной высоте. Фигурально выражаясь, конечно! Хха! Ни один Томми и близко не подойдёт! Конец связи! Сокол, сколько у твоих ещё горючего? Земля запрашивает плотное прикрытие – если это ещё возможно, то было бы чертовски неплохо, вам задержаться здесь ещё немного – их внизу это определённо должно вдохновлять! - Принято, герр майор! Горючего хватит ещё на полчаса патрулирования, если не придётся активно маневрировать. - Посмотрим Хаябуса, но особо на это не рассчитывай – если они улетели от одного только твоего вида, то что должно с ними произойти теперь, когда мы вместе? Эрих Грюнхёрц уже давно не чувствовал себя так, как теперь – свободной и смелой хищной птицей, вроде тех орлов, которые являются эмблемой авиации Рейха. Даже слишком. Что ж… орлу, к слову, положено зорким глазом высматривать добычу - с этой мыслью барон Красная комета посмотрел вниз с правой стороны фонаря кабины. Вид, открывшийся ему, оказался стоящим – в это самое мгновение там, внизу, кто-то (уж не говоривший ли с ним Кройц?) пустил красную ракету, вслед за чем почти все открытые площадки в Китакюсю окрасились дымом и всполохами – артиллерия со своих позиций готовилась поддержать прорыв. Весьма скромная, едва просматриваемая с воздуха (на большее у них, очевидно, не хватило времени) британская оборонительная линия оказалась резко подчёркнута красным карандашом разрывов. Кучно и точно! Но это было ещё не всё: чуть ближе к нему - почти что под его ногами - на земле словно бы зашевелилось дремавшее чудовище, титан, или, скорее, громадный вепрь, вроде того, которого некогда поборол Геркулес. Его твёрдым рылом были бронированные громады сухопутных крейсеров, отсюда, впрочем, смотревшиеся рассерженными, плюющимися редкими вспышками железными жуками. Дальше шло туловище – волны пехоты с бронемашинами и БМП по флангам для обходных манёвров. Позади же, задними ногами исполинского кабана, поддерживающими всю тушу, двигались грузовики с прицепленными орудиями, которые, однако, при упорстве врага, непременно окажутся в считанные минуты развёрнуты, чтобы послать в его сторону огнь и гром, либо же охранять от всяческих непредвиденных неожиданностей тыл. Там же двигалось и несколько самоходок, изредка останавливающихся, чтобы залпами своих пушек напомнить забывчивым: артиллерия – это бог войны. Мощное зрелище! Хоть он и ни за что на свете не согласился бы променять на что-либо иное воздушную стихию, но, в отличие от многих других авиаторов, ЭрихГрюнхерц относился к пехоте без снобизма. Была в этой картине какая то могучая и непреклонная решимость, напор, не оставляющий сомнений – эти прорвутся! Впрочем, помощь им в любом случае не повредит… - Герр майор! Группа самолётов противника на десять часов! Не менее тридцати машин! - Эскадра, к бою! Разворачиваемся в строй фронта и… - Герр майор! Приём, Красная комета! Ещё одна группа самолётов противника на 7 часов! Их… много… Шайссе, не меньше полусотни! - Дьявол, эти умники решили взять нас в тиски? Ничего… В иной ситуации Грюнхёрц несомненно избрал бы атакующую тактику – каждая из двух групп врага наверняка окажется слабее его целой. Атаковать и бить их одну за другой – это было бы идеальным вариантом… если бы только речь не шла об операции прикрытия. Им нельзя дать возможности нанести удар по войскам на земле! Но и бездействие – не вариант: их просто сомнут объединённым ударом с флангов! - Эскадра, слушай мою команду! Основные силы продолжают защищать вверенный нам наземный сектор, частью машин набирая высоту и готовясь к атакам с пикирования. Японская группа и наиболее опытные пилоты эскадры – не менее пяти побед, атакуют самолёты противника на десять часов, избегая решительного боя и заманивая их под удар остальным! - Так точно, герр майор! - Вызываю Кройца! Вызываю майора Кройца! Наземные силы – на связь! - Здесь! - К вам движется крупная группировка неприятельской авиации! Будьте готовы! Сконцентрируйте огонь всех ваших зенитных средств на северо-восточной группе самолётов противника и… - Мы не можем! Атака не должна замедляться – у нас нет времени разворачивать зенитные пушки в боевое положение! Только не сейчас! - А время быть раскатанными бомбами у вас есть!? Мы сделаем что можем, но их много – больше, чем ожидалось, так что не зевайте внизу. Хотя-бы малокалиберные зенитки на грузовиках то у вас должны быть!? - Принято. Будем настороже. Удачной охоты! Грюнхёрц мысленно пожелал себе того же и, ускорившись, отдал команду дать ракетный залп. …Что за странные зелёные пятна перед глазами? Не важно, кажется, уже пропали. Несколько вражеских машин сбито, но они по-прежнему не отвечают… странно. Возможно, ракеты уже были израсходованы раньше? Алая стрела пронзила небольшое облако – и вот враг показался. И тут же дал массированный залп всем, что у них было: проклятые британцы решили бить наверняка! Ловушки! Нет! Дерьмо! Ракет слишком много! Что же… - Слушай команду – ракетный залп с заданным подрывом ракет прямо по курсу через триста метров! - Есть! Принято! Всё произошло очень быстро – словно две стаи серебристых огнехвостых птиц ракеты летели друг навстречу другу. Взрыв! А затем – целая волна взрывов, один за одним. Да! Сдетонировали! Они сбиты! Как две схлестнувшиеся волны огня стены взрывов накладывались друг на друга и гасили, разлетались и сыпались осколки. Они,конечно, тоже опасны: зазевавшийся японец получил крупной шрапнелью в центроплан – счастье, что успел катапультироваться. Белоснежный купол, похожий на огромную хризантему – излюбленный цветок японцев - раскрылся чуть поодаль, напомнив Эриху о его не столь давних злоключениях. Но времени любоваться не было – сближение продолжалось, начинался настоящий бой, собачья свалка с манёвром на запредельных перегрузках. Первый британец был сбит легко, даже неинтересно – Хироёси выпустил последнюю ракету, заставив врага резко уходить влево и вниз, выбрасывая фантом. В него ракета и угодила, но всё равно взорвалась слишком близко от корпуса машины – добить подранка было делом секунд. А вот следующий оказался резвее – ушёл от очереди скорострельной авиапушки, вроде бы вильнул вниз, но развернулся на вираже и дал ответный залп. Эрих наддал скорости и, уклонившись, устремился за уходящим обидчиком. Пике! … Аааа! Что за дьявол!? Всю голову Эриха Грюнхерца словно сжало в раскалённых тисках, весь мир запрыгал и запульсировал перед его глазами – на мгновение он даже потерял ориентацию. Шайссе!!! Доктора были правы – контузия продолжает сказываться! Майор получил её, падая со склона, отброшенный взрывом, уничтожившим последний мост. Его тогда сильно приложило головой – Эрих ничего не помнил до момента, когда он очнуться в руках докторов. Шов на голове чуть дальше правого уха, пульсирующая боль при попытках шевелиться, приглушённые голоса окружающих. Но ведь всё это прошло, всё осталось позади! Перегрузки разбередили раны! Он всё-таки слишком рано взлетел, не в силах удержаться от соблазна вернуться в любимую эфирную стихию! Боль! Но майор не имеет права поддаваться ей – это будет концом. Его противник пошёл вверх – к основной битве, ощутив, что с преследователем что-то неладно. Что ж, тем хуже для него – превозмогая себя, Эрих навёл последнюю ракету… Враг не ушёл, но дело было плохо: на приметную алую машину – а может быть, даже британцы знали, что эта птичка принадлежит знаменитому асу - петляя, одновременно сзади и прямо в лоб, шли два вражеских самолёта. Единственный путь – вниз, но эта же дорога ведёт к новому взрыву боли. Выбора нет! Грюнхёрц толкает штурвал, одновременно делая бочку и пытаясь запросить по рации помощь. Вместо слов из его губ вырывается наполовину рык – наполовину стон, похожий на тот звук, который издаёт издыхающая бойцовая собака – он видел однажды их бои. Боль стала будто бы даже слабее, но сознание неотвратимо покидало Эриха, в глазах у него стало мутно, руки отяжелели и, казалось, были погружены в вязкую жидкость. Самолёт нёсся к земле, набирая ход. Враги остались позади - он шёл на форсаже. Ниже… ниже… ниже. В лёгких будто бы стало меньше воздуха, заложило уши. Майору что-то кричали в наушники, но он не понимал слов. Недавно виденная им с дальней перспективы картина наступления наземных войск будто решила подступить к его глазам вплотную, чтобы предстать во всей красе: барон Грюнхёрц видел уже даже отельных солдат, пусть пока и маленьких, как точки, а сухопутные крейсера превратились за мгновения от жуков до слонов и продолжали расти. Это не то! Не туда. Это не его бой… Ему нужно воздуха! Нужно небо! Выше! НУЖНО ВЫШЕ! Из последних сил он тянет на себя штурвал, вобравший, кажется, всю тяжесть мира. Сквозь красный туман! С камнем, слово бы застрявшим посреди горла. Рвёт его, внутренне уже не вполне понимая – то ли это он тянет штурвал, то ли тот остаётся неподвижен, а сам Эрих Грюнхёрц, надсаживаясь, пытается на руках подтянуться к небу. И у него получилось. Эрих вытянул. Во всех смыслах слова. Он вышел из пике буквально в нескольких метрах от земли, поджигая мелкий кустарник пламенеющим соплом. Чуть не врезавшись в дерево, оглушив и даже опрокинув упругой воздушной дюжину британских солдат, Красная комета почти вертикально взмывает ввысь. Углом возвратившегося к нему зрения Грюнхёрц успел заметить, как один из преследователей замешкался, излишне следуя манёврам цели, в то время как зенитные скорострелки ребят Кройца открыли огонь. С изрешечённым крылом, резко потеряв высоту, и без того небольшую, прочертив яркую линию на тёмной земле, британец рухнул. Пилот, похоже, катапультироваться не успел… - Красная комета! Приём, Красная комета! Майор! Барон! Грюнхерц-сенсей! – неслось со всех сторон в чуть-чуть прояснившуюся голову Эриха. - На…связи. Жив! - Что случилось, командир!? - Ничего. Просто я сейчас немного не в той кондиции, как обычно. Обстановка? – процедил Эрих сквозь зубы – ясное сознание возвращалось по капле, и каждая из них была горькой. Наша берёт, герр майор! Мы сбили большую часть вражеских машин, остальные ушли – мы не преследовали их по вашему приказу. - Так точно! Продолжать прикрытие наземных сил! - Может быть, вам нужно выйти из боя!? - Никак нет! Без командира начнётся хаос! – К тому же, подумал, Грюнхёрц, это деморализует бойцов, - Я буду держаться в верхних эшелонах. - Принято. Он шёл наверх, летел вперёд – на полсотни всё ещё атаковавших врагов. Они уже израсходовали ракеты по тем частям эскадры, которые были оставлены позади по его приказу, но всё равно оставались опасны. Он, скорее всего, шёл на смерть и знал это. Потому что так надо. Это – обязанность командира, это – плата за славу и репутацию, это – последняя дань небу, всегда бывшему для Эриха гостеприимным. Разбиться о землю не в силах ничего изменить, капитулировав перед внезапным ударом собственной слабости – нет, только не так! Это был бы позор. А вот теперь, в бою, не оставляя предательски своих, стремясь выше – наверное, это был бы лучший вариант... Они столкнулись – две волны крылатых смертоносных машин. Первое время ему везло – не требовалось таких уж резких манёвров – только верный и точный глаз: он сбил двоих. Но главным было даже не это – майор продолжал командовать, барон Красная комета направлял части свих подчинённых туда, где видел слабину, он был здесь – они слышали его голос, решительный и твёрдый. Пусть на самом деле и изображающий эту уверенность из последних сил. Зелёные круги вставали теперь перед Грюнхёрцем на краткий срок, но регулярно, он то проклинал себя за глупое стремление поскорее полететь любой ценой, то признавал, что иначе и быть не могло. Но вот они – две вражеские машины сразу идут на него в лоб. Даже если он и собьёт одну, то вторая не оставит ему шансов. Эрих стрелял как сумасшедший, сбивая врагу прицел, заставляя его непрестанно маневрировать, но это могло только немного отсрочить неизбежное. Красной комете пора догореть… Ближе, ближе…Ещё чуть-чуть, Эрих, ещё чуть-чуть… - Грюнхерц-сенсей! - Сокол? Он появился справа снизу, нагоняя его на форсаже. - Вы решили уйти как самурай неба? В первый момент майор не понял вопроса, но потом принял во внимание японскую манеру изъясниться. - Да. - Помните, я спросил вас, уйдём ли мы с этого острова, сенсей? Вы не ответили мне, но я понял ваше молчание. Вы уйдёт совсем. А я не могу. Моё место – здесь. Вы нужны своей родине, Грюнхерц-сенсей. А я – принадлежу своей. - Что ты задумал, Хироёси!? Нет. Стой! Нет!!! От нервного напряжения взгляд опять заполонило треклятым туманом, Эрих чуть замедлился - в ту самую секунду как невидимый для британцев Хироёси резко и на максимальной скорости рванул вверх. Они столкнулись. Врезались друг в друга, обернувшись пылающим вихрем и роем мелких металлических мух. Самолёт Сокола столкнулся с левым британцем, но взрывом задело и правого. Грюнхёрц добил его последними снарядами, буквально изрешетил, рыча от злости: нет! Нет!!! НЕТ!!! - Майор! Герр майор! - Что ещё на нашу голову!? - Британцы, новая группа! Наземные части рапортуют, что уже начали погрузку, нельзя допустить, чтобы по ним отбомбились в этот момент. - Сколько, где? - Дюжина. - Заходим слева, три звена! Те, у кого ещё есть ракеты – пустите их все разом – мы выиграем немного времени. Мысленно Эрих понял, что всё на грани провала, они могут просто не успеть. - Есть! Принято! …Странное дело, но они пытаются выйти на связь! Постойте!!! …Они …они атакуют других британцев! - Предатели? – у Эриха Грюнхерца уже не было сил разбираться. - Они радируют, что это – части какой-то группы наших диверсантов! Надо же, герр майор! Чего только не бывает на войне! Британцы были разбиты – удар своих же с тыла стал последней каплей, пусть пилоты и были явно не самыми умелыми. Прорыв состоялся. Части майора Кройца погрузились уже более чем наполовину, когда пришла радиограмма из Циндао – отбой. Достигнуто соглашение о прекращении огня. Немецкие войска могут спокойно убраться с Кюсю. Узнав об этом, Эрих Грюнхерц впал в прострацию – радость соединялась в его душе с такой болью и горечью, что их взрывная смесь оказалась непосильна для и без того истощённого контузией сознания. Когда его самолёт чудом сел, барона Красная комета пришлось вынимать из машины – сам он выйти уже не мог. Тем более – перегонять свой истребитель в Циндао. Вокруг суетились люди, бегал техперсонал, а майор то молчал, то хохотал, как безумный. Минуты! Шайссе! Проклятье! Минуты – и Сокол мог бы остаться жив! Или в отчаянии убить себя сам… Кто-то ободряюще похлопал Эриха по плечу. А потом, взглянув в его лицо, тут же побежал за медиками. Минуты! …Гюнхёрц-сенсей задрал голову вверх, к небу – туда, где всё произошло. Оно, как ни в чём не бывало, смотрело на своего любимца огромными ясными голубыми очами, очистившимися окончательно за это время от разрывов и большей части дымов – глазами мира…

***

Пруссия700 – Центру Доклад по реализации полученных распоряжений и действиям на территории Одиннадцатой колониальной зоны Британской империи. По получению указаний Центра авиатранспортом выдвинулись из Берлина на территорию базы Циндао, затем частью сил – до Фукуоки. Заброску в тыл противника проводили во избежание обнаружения нашей излишней активности отдельными партиями и разными каналами: большая часть группы – при помощи водолазных костюмов из района восточнее Китакюсю на противоположный берег, до 1/3 – путём скрытного десантирования с использованием аэростатов и планирующих парашютов, незначительная часть наименее “засвеченных” бойцов – агентурным путём под видом граждан третьих стран. Группой-1 командовал майор Штрауб, группой-2 – обер-лейтенант Хаузер, отдельной группой-3 – обер-лейтенант Диттрих . По радиосигналу из центра произвели объединение в 5:30 в точке 13,4 км севернее Канагавы. До этого момента никаких отступлений от плана отмечено не было – агент Младший, как и предполагалось, ответил на наше радиосообщение кодовой фразой, означающей готовность к эвакуации. Используя форму противника в качестве прикрытия, изображали вражеский отряд, делающий остановку на пути к фронту, ожидали прибытия объектов к 8:30. Дальнейшее нуждаются в более детальном изложении. В соответствии со стандартной инструкцией, нами было выставлено скрытное охранение на дороге Канагава - Новый Токио. В 7:15 обнаружили крупную колонну противника, включающую БТРы и два найтмера, движущуюся со стороны Нового Токио. К 8:00 колонна полностью миновала нас без каких либо эксцессов, тем самым подтвердив эффективность принятых отрядом мер маскировки. Этот факт принципиально важен для понимания последовавших событий. К условленному времени объект на место не прибыл. Командиром отряда была отдана команда ждать. К 9:00 объект так же не прибыл. Была отдана команда ждать, и послан экстренный радиозапрос о местоположении агента Младшего и объекта. В 9:13 на дороге появился отряд противника, идущий со стороны Канагавы, включающий в себя 3 найтмера и до 150 человек пехоты. По достижению нашей позиции командир группы немедленно и в ультимативной форме затребовал документы обер-лейтенанта Хаузера, изображавшего начальника нашего фиктивного британского подразделения. В этот же момент наблюдательные посты засекли со стороны британцев приготовления к бою. Исходя из этого, мною подал условный сигнал об угрозе раскрытия. Документы Хаузера не могли вызвать (и, судя по всему, и не вызвали) особых подозрений, в равной мере как и его блестящее знание английского языка. Тем не менее, командующий британского отряда потребовал от нас разоружиться и под конвоем проследовать в Канагаву до выяснения обстоятельств нашего пребывания в данной точке. В этой критической ситуации мной была отдана команда на открытие огня. Позиция вдоль дороги была заблаговременно минирована, наблюдательные посты располагали несколькими заряженными снайперскими винтовками и пулемётом на бойца. Пользуясь эффектом внезапности нам удалось уничтожить до половины вражеского отряда в первые же секунды боя, но далее обстановка осложнилась ввиду наличия у противника бронетехники и отсутствия у нас тяжёлого вооружения. Прицельным огнём по шасси, приборам наблюдения, применением гранат, удалось вывести машины противника из строя, но мы понесли потери, кроме того, враг, очевидно, успел сообщить о наших действиях своему командованию. Тем не менее, даже в этих условиях мы продолжали бы оставаться на позиции и ожидать прибытия агента Младшего и объекта, если бы не ряд логических заключений, которые вытекали из произошедшего. Неприятельский отряд, прошедший мимо в промежутке 7:15 – 8:00, не выказал никаких признаков обеспокоенности или подозрений, в то время как отряд, шедший в 9:13, немедленно затребовал проверки документов и, что более важно, начал подготовку к бою (снятие оружия с предохранителя, взвод, проверка запасных магазинов) еще ДО момента окончания проверки бумаг обер-лейтенанта Хаузера (последний убит в бою прямым попаданием в сердце). С большой степенью вероятности это означает, что противник заранее был в общих чертах предупреждён о нас и нашем местопребывании. В сочетании с тем, что условленное время прибытия агентом Младшим было существенно просрочено, это позволяло уверенно предполагать, что он, вероятно, оказался раскрыт и допрошен противником. Позднейшие события, впрочем, показали, что более вероятен другой вариант. В случае раскрытия и допроса с применением спецсредств (физического воздействия, еще более вероятно – химических препаратов) противнику точно было бы известно всё, относительно нашей миссии и он, не дожидаясь ничего, сразу приступил бы к атаке. Однако, этого не произошло. Фрагментарность знаний противника наводит на мысль об анонимном сообщении, как средстве получения информации, что указывает на измену агента Младшего. Дальнейший ход операции только укрепил подозрения подобного рода. В силу данного комплекса причин, нами было принято решение об эвакуации из района. Прежде всего, было необходимо убраться с дороги – очевидно, что любая проходящая часть, обнаружив трупы, достаточно быстро поняла бы, в чём дело. Что ещё вероятнее, меры, предпринятые против нас, вряд ли ограничивались разбитым нами единственным отрядом: новые силы, найтмеры, вертолёты – всё это могло стать фатальным для Пруссии700. Мы направились в западном направлении, в сторону, противоположную многолюдному побережью. Малые группы, изображающие британские патрули, вели разведку впереди, в то время как основной отряд следовал за ними. Противник определённо предпринимал попытки обнаружить и уничтожить нас, но менее активные, чем можно бы было ожидать – вероятно, это связанно с начавшейся в это же время британской контратакой на Кюсю. Мы не выходили на радиоконтакт в целях сохранения скрытности, равно как и не получали никаких сообщений от агента Младшего. Встал вопрос о том, каким образом продолжать операцию. После краткого совещания было принято несколько решений, которые заключались в следующем: Во-первых, попытаться всё же установить связь с Центром, запросить инструкции и дополнительную информацию. В то же время, чтобы не подвергать опасности обнаружения весь отряд, была создана отдельная Радиогруппа, которая должна была оторваться от основных сил и какое то время действовать самостоятельно, что позволяло ей быстро перемещаться после каждого выхода в эфир. Во-вторых, мы всё ещё пытались выполнить приказ и принять меры для выполнения поставленной нам задачи – Пруссия700 никогда раньше не подводила командование и не могла позволить себе ничего иного. Было принято решение отправить группу, получившую наименование Разведывательной, непосредственно в Новый Токио, чтобы окончательно установить судьбу агента Младшего и объекта. В её состав вошли наиболее опытные и владеющие навыками агентурной разведки бойцы. Данную группу, исходя из этого, пришлось возглавить мне лично, оставив основные силы в подчинении майора Штрауба. В-третьих, мы начали продумывать возможные варианты отхода. Исходя из наличествовавших на тот момент вводных данных, основу наших рассуждений составляли различные варианты достижения Кюсю: путём ли скрытного перемещения в пересечённой местности, захвата транспортных средств, вкрапления малыми отрядами в состав направляющихся в район боевых действий британских сил, выдавая себя за отставших, выписавшихся из госпиталя или не имевших возможности проследовать дальше ввиду порчи путей бойцов. Информация, полученная позднее, заставила нас пересмотреть эти наработки. Дальнейшее повествование кажется разумным сократить, так как многое из излагаемого Центру уже известно. Разведывательная группа, используя британскую униформу и акцент, выдавая себя местным за английское секретное подразделение, реквизировала автотранспорт и проникла на нём в Новый Токио. До получения сообщения от других отрядов нам удалось точно установить две вещи: во-первых - агент Младший отсутствует в городе, во-вторых - противник был предупреждён о действиях Пруссия700, правда в самых общих чертах и предупреждён журналистом. В этот самый момент Радиогруппа вышла на связь с Центром, откуда была, прежде всего, получена информация о положении дел на фронте, которое оказалось значительно хуже ожидаемого. Кроме того, оказалось, что Центр располагает информацией о действиях отрядов, подчиняющихся объекту, так называемых «Чёрных рыцарей», на стороне противника, что значительно меняло и усложняло ситуацию. Со всей остротой встал вопрос об эвакуации. При этом направление на Кюсю, до этого рассматривавшееся как основное, стало малопригодным. После некоторых колебаний и консультаций с Центром было принято решение об эвакуации непосредственно на базу Циндао. Вместе с тем, Центр не мог предложить Пруссии700 доступных вариантов: за исключением отдельных районов, прилегающих к береговой линии Кюсю,море прочно контролировалось ВМС противника, а все наши наличные морские силы были задействованы в обеспечении общего отхода сухопутных подразделений с острова. Агентурный путь выхода через третьи страны был неосуществим ввиду того, что предупреждённый противник значительно усилил меры безопасности и проверки на всех точках, позволяющих отбыть с территории колонии – морских портах, аэропортах и иных. Оставался воздушный путь, но вражеская авиация постепенно завоёвывала господство в воздухе, Люфтваффе должны были сосредоточиться на решении задачи по обороне неба над Кюсю, а сама активность врага ставила под угрозу любую операцию с упором на скрытность. В конечном итоге мной было принято решение об эвакуации с использованием техники противника, которая не сразу будет идентифицирована врагом как цель. Не скрою, что ещё одним побудительным мотивом являлось стремление принести пользу в сложившейся ситуации, несмотря на вполне осознанный провал миссии. Целью была избрана находящаяся неподалёку от Нового Токио авиабаза Йокота - одна из крупнейших на Хонсю. Основной упор при ударе был сделан на внезапность, решительность и безжалостность. Подойдя под легендой отряда британской армии, готовящейся к погрузке в транспортный самолёт на подступы к лётному полю, нами был открыт шквальный огонь по вышкам охраны и всем замеченным постам. Последовал жаркий бой, из которого удалось выйти не всем (полные сведения о потерях имеются в распоряжении Центра), но, вместе с тем, британской авиабазе и находившимся на ней машинам был нанесён тяжёлый урон, от которого они не имели возможности оправиться в сжатые сроки, как то уничтожение диспетчерских вышек, подрыв топливных цистерн и подземного хранилища, порча полосы и загромождение её подбитой техникой. Всё это должно было дать некоторое облегчение нашим пилотам над Кюсю. Операция завершилась успехом, но, вместе с тем, помимо трёх транспортных самолётов, нам удалось захватить только пять истребителей, что делало нас уязвимыми для атаки любого вражеского авиасоединения. Это привело нас к мысли о необходимости запросить прикрытия у нашей авиации над Кюсю. В целом полёт прошёл без особенных сложностей. Почти сразу после того, как мы достигли Кюсю, по армии был передан сигнал о прекращении боевых действий, и дальнейшая транспортировка в Циндао носила мирный характер. В настоящий момент, также как и прочие немецкие войска, мы ожидаем отбытия с базы Циндао. По прибытии в Берлин отчёт будет уточнён и дополнен. Отряд Пруссия700 осознаёт, что данная миссия не может быть квалифицирована иначе, как провал и готов нести ответственность за это, но, вместе с тем, обращает внимание командования, что по прибытии на место обнаружилось много ранее неучтённых факторов, а основу проблем повлекли за собой действия предателя, что теперь уже не оставляет сомнений. Командующий специальным батальоном Пруссия700 подполковник Мюллер Альберт Кемпф дочитал донесение и потёр веки – дело было дрянь. Если бы кто-нибудь из его старых знакомых взглянул на него теперь, то, надо думать, вряд ли узнал бы старого служаку. И не потому, что это было следствием умелой маскировки, нет: Альберт Кемпф словно бы разом постарел на несколько лет за последние пару дней. Его щёки осунулись, морщины проступили, а глаза погасли. Почему? Наверное, потому, что он впервые признал себя стариком, смирился с этим диагнозом жизни, выставленным уже довольно давно, но до сих пор успешно им игнорировавшимся. “Ты не имеешь права стареть, ты нужен, необходим разведке и Фатерлянду!” – так говорил Кемпф самому себе все последние годы. Теперь же Альберт не мог больше скрывать от самого себя – он хуже, чем не нужен, он вреден, ибо именно он проморгал предателя, почти потворствовал ему, забывшись в воспоминаниях о юности и дружбе. Ежу было ясно, что Дитхард Ритте не похож на своего отца, но Кемпф не верил, до последнего не мог допустить саму мысль, что сын Фердинанда, любившего Германию столь истово, как мало кто мог, способен на измену. И теперь только Альберт должен нести ответственность за все последствия. Не храбрецы из Пруссии700, не фронтовики, истекавшие кровью на Кюсю – только тот, кто реально облажался, кто подставил их своей некомпетентностью, старческой склонностью принимать фантомы прошлого за реальность. И он рассчитается за всё, если это только возможно в принципе. Сейчас. Встреча с генералом Гейдленом через 10 минут - что ж, ждать осталось недолго. Генерал-лейтенант вошёл и сразу же выдал внимательным глазам Кемпфа свою нервозность и смятение – с пышными, но всклокоченными усами, раскрасневшимся лицом и покосившимся воротником он был похож на встрёпанную хозяином собаку. Да, Франц Гейдлен так и не научился тому, что, по мнению Кепфа, составляло одно из главных умений разведчика – скрывать о посторонних то, что владеет его умом. В другое время, раньше, он, возможно, даже устроил бы ему маленькую лекцию на этот счёт, но не теперь… не теперь… - Кемпф! Я только что присутствовал на заседании Большого генерального штаба! С этими словами генерал замолчал, словно бы желая, чтобы Кепф прочувствовал всё значение этих слов, или даже продолжил сам, но буквально въевшийся опыт заставил бывалого шпиона молчать тогда, когда собеседник изливал свои мысли. - На экстренном совещании! – добавил Гейдлен, чтобы усилить ещё больше впечатление, однако поняв, что Старик не собирается как-либо реагировать, всё же продолжил сам. Не прибегая более к театральным паузам и восклицаниям. Генерал-лейтенант довольно долго говорил о том, что Кемпфу было уже отлично известно – о ходе дел на Кюсю, окончании боёв, эвакуации. Ещё одна ошибка: разведчик не имеет права позволять себе пустословие. Наконец, ему это надоело. Даже сегодня, с учётом того, что он для себя решил, Альберт Кемпф не станет потакать Францу Гейделену! - Благодарю вас, герр генерал-лейтенант, за то, что напомнили ход и итоги наших недавних операций. Но я вижу, что вы хотите сделать некоторые выводы и обобщения. - Именно так! И это ещё что! Сказать бы вам по чести… У меня с вами всегда были определённые разногласия по рабочим вопросам. Тем не менее, я никогда не ставил под сомнение ваш высокий профессионализм. А сейчас… От кого я не ожидал подобного, так от вас, Кемпф! Этот провал нам будут припоминать ещё очень долго. И дело даже не в том, что мы не смогли добиться успеха – тут можно бы было найти понимание. Проблема в том, что мы дали обнадёживающую информацию о деле, где успех, как мне дали понять, вообще был принципиально невозможен. Мы потеряли Циндао! Мы получили сильный удар, Кепф, серьёзные последствия, да… Мы оказались в очень сложном положении в Китае. И… командование требует наказать виновных. Прежде всего, мы должны провести внутреннее расследование, так что я вынужден… - В этом нет необходимости, герр генерал-лейтенант. Имею в виду расследование. Я полностью признаю вину и беру на себя всю ответственность за провал. - Вы… что!? Значит, вы не станете отрицать! То есть, я хотел сказать… это… достаточно благородно с вашей стороны, но мы должны будем так же и принять меры… наложить взыскание, понизить в звании возможно, - произнёс Гейдлен улыбаясь. - В этом тоже нет необходимости, герр генерал-лейтенант, - Кемпф легонько фыркнул сквозь зубы, - Я подаю в отставку. Сегодня же. Вы можете принять её, или, если сочтёте данный шаг более выгодным для поддержания престижа разведки, выставить меня с позором. Это не принципиально. Лицо Франца Гейдлена претерпевало странные метаморфозы – расплывшаяся было на нём улыбка, сменилась выражением, напоминавшим лицо человека, испытывающего зубную боль, потом несколько успокоилось, но затем вновь исказилось, отражая все оттенки подозрительной недоверчивости и страха. Кемпф даже немного пожалел беднягу – да, ему и вправду скоро придётся трудно. Без старой гвардии всё очень быстро может полететь к чёрту. Впрочем, как показали последние события, с ней теперь тоже. Гейдлен не любил его - впрочем, это чувство было вполне взаимным. Кемпф при всём этом не мог сказать, что желал бы своему начальнику зла. И не только потому, что это означало бы зло и для службы. Альберт не питал к нему ненависти, может быть лишь некоторую степень презрения, а всего более - раздражение, свойственное всякому профессионалу, мастеру, оказавшемуся под руководством бездарности. …Пожалуй, даже тут стоит сделать оговорку. В общем-то Гейдлен даже и не бездарен, или некомпетентен – просто зауряден, пресен, а Кемпф помнил о других, отмеченных славой людях и временах, да и сам принадлежал к ним. Когда-то их по общему мнению коллег насчитывалось четверо – самых знаменитых, умелых, безотказных разведчиков Рейха. Кемпф знал их всех, а с одним и вовсе дружил с самой школьной скамьи: Гейнц Кархоффер – крохотный, со смешными повадками, напоминающими какого-то мелкого грызуна – то безудержная активность, то стойка в бездействии на часы, хотя, конечно, эта пассивность на деле являлась мнимой. Это был блестящий математический ум, настоящий гений по части комбинаторики, математического анализа и того, что он называл “теорией знака”. Почти все шифры, используемые ими теперь – его работа, практически все успешные случаи дешифровки вражеской переписки – плод его трудов. Теперь место человека в этом деле всё быстрее замещает машина, но вплоть до своих последних дней Гейнц обставлял их все… Когда три года назад его нашли мёртвым, то решили сперва, что он просто спит и не слышит – в последние годы Кархоффер стал туговат на ухо и ещё более странен, чем всегда: присваивал людям вместо имён математические номера и константы – говорил, что так легче запомнить. В уже окоченевшей руке так и застыл карандаш, на столе остались лежать листы с наработками… Вильгельм фон Даммер – Кемпф помнил его ещё молодым, в те годы, когда он, руководитель только что созданного отдела иберийских и латиноамериканских стран, только заслужил своё прозвище. Настоящий красавец – высоченный, смуглый, сильный, с черными, как смоль волосами и эспаньолкой – настоящий Конкистадор, не удивительно, что кличка прилипла к нему намертво. Пожалуй, из всех четверых именно на его долю выпало больше всего безумных приключений: тайное проникновение в южные Анды, организация антибританского сопротивления – память о независимости тогда ещё была жива в этих местах, переходы через заснеженные горные пики, погони, помощь индейцев, путешествие с боями через треть континента, сплав по Амазонке в Бразилию – пусть и союзную Британии, но куда более лёгкую для того, чтобы затеряться без следа… И всё это – под легендой урождённого галисийца, отправившегося вызволять оккупированную и ограбленную вековыми врагами Испании землю. Никто так и не узнал правды вплоть до самого недавнего времени. Мда… Недавнее время… Фон Даммер плохо перенёс встречу со старостью, немощью, но более всего – с отношением к себе, как к вещи, пусть и отлично, но отслужившей. Конкистадор! Он был слишком дисциплинирован, чтобы снимать напряжение при помощи алкоголя, слишком горд, чтобы позволить как-либо проявиться слабости, слишком предан делу и строг к самому себе, чтобы хоть раз высказать жалобу. Фон Даммер руководил своим отделом, планировал в случае Большой войны новые восстания в латинских странах, обрабатывал информацию, думал… видимо слишком напряжённо. Кровоизлияние в мозг, после которого бедняга Вилли не умер, нет, но позабыл даже собственное имя… Он и сейчас ещё жив – помещённый в дом престарелых и более похожий на призрак самого себя. Именно печальная история фон Даммера подтолкнула самого Кемпфа обратиться при контактах со Старшим и Младшим к легенде сумасшедшего дядюшки. Потому что Альберт видел старого друга – и поневоле запомнил кое-какие повадки… Фердинанд Ритте – мастер перевоплощений. Как визуальных – он был блестящим знатоком грима, париков, масок, тысяч мелких уловок, заставляющих человека выглядеть старше или моложе, толще или суше, так и более тонких – язык, слог, жесты, привычки: всё это он, казалось, мог менять, словно перчатки. Про него говорили, что в нём одном умещались сотни людей, но только Альберт Кемпф знал его истинное лицо. Или, может быть, только думал, что знал? Теперь, став свидетелем предательства сына, Старик не мог не задумываться – а так ли хорошо в действительности он знал отца? Гейдлен был назначен на свой ответственный пост четыре года назад. Это, пожалуй, явилось следствием двух основных причин – их неудачи с восстанием в Аравии, где поставки оружия и снаряжения оказались чрезмерно большими, чтобы их можно было оставить в тайне, но слишком маленькими, чтобы переломить положение. Во-вторых, же дело было в том, что кое-кого в высших сферах стала пугать сила III вспомогательного отдела Большого генерального штаба. И вот появился он: стерильный послужной список – ни больших провалов, ни больших успехов. Франц Гейдлен был неплох в том, что касалось организации, распределения обязанностей, знал толк в новой, технической стороне вопроса. Вот только основа работы разведки всё равно коренится в знании людей – их тайн, подноготной, стремлений. В какой-то мере понимая это, генерал, умеряя свои амбиции, порой – скрепя сердце и не скрывая раздражения, прислушивался к советам Кемпфа. И некоторых других тоже. Пожалуй, довольно ценное достоинство – слушать он умел. Слушать, запоминать, применять. Учиться – в той мере, в какой признавал это для себя полезным. Но теперь всё позади. - Вы убеждены в правильности подобного шага? Я хочу сказать… хочу сказать, что все мы, все мы ценим ваш опыт и… Неудача – повод для выводов, возможно определённых санкций и мер, но радикализм – это и вообще вредно, а уж в нашем деле… Даа... Раньше Кемпф сказал бы, что Гейдлен, когда придёт время, будет рад отделаться, наконец, от опеки Старика – человека, обладающего несравненно большим авторитетом, чем сам генерал-лейтенант. Однако же… Неужели он так боится? - Безусловно убеждён, герр генерал-лейтенант. Это позволит всей нашей службе и её структуре остаться чистой, избежать основной массы тех неприятных последствий, которые, несомненно, будет иметь этот провал. Кроме того, кто единственно их заслуживает. Наконец, мне самому сделалось очевидно, что подошёл мой срок. Мужчине важно знать, где сказать «стоп»: как в отношении других, так и особенно - себя самого. - Герр Кемпф, я… Как уже было сказано, я не отрицаю, что между нами были… разногласия… Тем не менее, я хочу сказать, что очень признателен вам за всё, что вы делали все эти долгие годы. И Фатерлянд тоже признателен – он не забудет, никогда не забудет…. - Нет, герр Гейдлен. Он никогда не узнает. И это, безусловно, к лучшему. Альберт Кемпф отдал честь, резко развернулся на каблуках, вышел вон из приёмной начальства. Окинул взглядом знакомые – да что там, родные стены. Чеканным шагом возвратился к себе. Открыл сейф. Твёрдой рукой - настолько, насколько это возможно в его возрасте, извлёк оттуда содержимое. Проклятая старость! Ну да ничего. Он справится как-нибудь. Ровно в 19:30 сразу в нескольких кабинетах третьего этажа был отчётливо слышен резкий хлопок выстрела…