— Привет, — говорит Ян и закрывает за собой пассажирскую переднюю дверь.
Поцеловать? — нет, наверное, будет лишним.
Чонвон сам настоял на том, чтобы старший не подъезжал к дому. Встреча на окраине Хольхона более безопасна (ради собственного успокоения), потому что отныне перспектива обрасти слухами ужасна. Конечно, нет ничего зазорного в том, что друг приезжает за тобой ради совместно времяпровождения. Но в противном случае у местных возникает резонный вопрос.
«Ты и Сону поссорились?». Как правило, Ян и Ким неразлучны, за исключением реально важных дел по отдельности, личной занятости. Оправдываться перед вездесущими жителями маленького района и перед госпожой Ким как-то совсем не прельщает. Редко уезжать с Джеем ещё можно, а так.
Если в городе подобное осталось бы без пристального внимания или было бы приравнено как к чему-то само собой разумеющему, то в маленьком районе, который ранее и вовсе не являлся частью Канмо, — нет. Чонвон дорожит как минимум покоем и здоровьем пожилых родственников, коих могут накрутить злые языки вплоть до того, что он замешан в тёмных делах.
— Мне стоило подъехать к тебе, — немного раздражённо бросает Джей, и машина срывается с места под неприятный звук того, как шины «перемалывают» обочину, состоящую из песка и мелких камешков.
— Не стоило.
— Почему?
Нет, не показалось. Какая-то заведомая предвзятость, пускай ничего пока не произошло, что не имела смысла, была в его голосе. Чонвону надоело раз за разом возвращаться к парам по этике и психологии (по факту: одно и то же, но под разным соусом), когда дело касается Чонсона и какого-нибудь особенно отпечатывающего в памяти.
Верна ли теория о том, что злиться он начинает не только в моменты реально раздражения, а от бессилия или страха? Все поголовно — ладно, не прямо-таки все, но — говорят, что он вспыльчивый и может накричать. Есть такой тип людей, чьи всплески эмоций в подобном исполнении воспринимаются абсолютно нормально и без всяких обид, претензий. Мол, поорал и перестал.
— Причина твоего раздражения сейчас? — вопросом на вопрос бьёт Чонвон. — Что конкретно тебя взбесило, если сам настоял, чтобы мы поговорили. Обижаешься, что я не позволил тебе забрать меня из дома, да?
Молчит и немного поворачивает голову в противоположную сторону. Выходит, Ян попадает в цель своими предположениями. Развивая логическую цепочку, остаётся немного вариантов.
Первый — его задевает сам факт внезапной самостоятельности и будто бы стыда Чонвона, если взглянуть с определённого угла на ситуацию. Что младший настолько боится рассказать лучшему другу, что готов встречаться отныне тайком, прикрываться дружбой и общением в компании. Например, вскоре можно было ожидать приезд Хисына и Ники — последнему чертовски не везёт с автобусами.
Второй — банальная усталость от чего-либо, накопившийся за день стресс. Для Чонвона не осталось незамеченным, как часто Джей курил. Но и это нетрудно соединить с первым предположением, что выльется в одно общее.
— Ты планируешь меня бросить? — наконец, тихо спрашивает он.
Чертовски повезло говорить тогда, когда выезжаете на главную дорогу — на трассу. Чонсон вынужден притормозить, чтобы пропустить другие автомобили. И в такой неприятный, напряжённый момент он выглядит запредельно привлекательно.
Это нечестно. Нечестно родиться в богатой семье и вести себя не по классическому сценарию главного задиры, быть добрым и слишком хорошим. Постоянно развозить по домам друзей, участников вечеринки и не получать денежного поощрения чисто символически тоже несправедливо.
— Ты так думаешь?
— Что я должен думать, если ты просишь дождаться десяти вечера, когда станет темнее, а после не позволяешь позаботиться о тебе? — криво усмехается. — Складывать дважды два я умею, как и умею делать выводы.
— Неправильные выводы.
Коротко и ясно.
Чонвон отворачивается к окну и не говорит ничего, на самом-то деле, не обижаясь. Просто есть желание вывести его на разговор — чтобы начал сам, а не ожидать шагов навстречу. Хочется уж добавить бойкое и язвительное: «Если бы я собирался разорвать все связи, не стал бы назначать встречу и приходить ради безопасности своего ментального здоровья». Но зачем ворошить осиное гнездо?
Нормальные люди не делают себе больнее. Как в том циничном выражении, никто и никому ничего не должен. Когда вас ничто не связывает, включая обещания, тем более.
Нет никаких догадок, куда он собирается направиться. Чонвон остаётся невозмутимым и верным убеждению в том, что прав. Не исключено, что конкретно это играет на руку и вынуждает старшего спустя пару минут сдаться:
— Извини, — на выдохе.
— За что?
— За то, что подумал о тебе плохо.
— Ничего страшного. Ведь ты изначально не прав, потому что мы не встречаемся. Разве нет?
Короткий зрительный контакт.
Пак сворачивает с трассы туда, куда пролегает дорога до рабочего посёлка, где когда-то работал дедушка Чонвона. Разумеется, до данного населённого пункта очень далеко (минут двадцать), зато приятно осознавать, что тебя слушают. Что Джей не пропускает мимо ушей чонвоновы желания, невзирая на надуманные проблемы и прочее.
Краем глаза заметно, как нервно его руки сжимают руль. Однако отныне поблажек и тупого угождения не будет. И Чонвон намеренно не подаёт виду, что рад и также удивлён, когда Чонсон сбрасывает скорость, дабы иметь возможность держать его за ладонь.
Поглаживая большим пальцем кожу, он будто бы взвешивает риски, прежде чем признаться и отрезать себе пути для отступления. Требуется недюжинное мужество, чтобы и парню совершить признание:
— Ты мне сразу понравился, — сглатывает. — Я счёл тебя красивым сразу. Но чем сильнее я тебя узнавал, тем сильнее прикипал. Окончательно всё стало понятно после вечеринки у Хисына. И если бы не было рядом ребят, скорее всего, я бы тебя поцеловал.
Нужен некоторый отрезок времени на принятие и полное осознание происходящего. Но уже сейчас Чонвон не жаждет играть в детские игры и прятаться, умело играть роль высокомерного (а как иначе, если не вымолвишь ни слова в ответ?) и мучить Джея.
Нельзя быть уверенным, что поступаешь безукоризненно верно, когда обстоятельства не целиком и полностью за тебя. Чонвон прекрасно понимает, что если вступить в данный период в отношения, то в будущем придётся столкнуться с весомыми трудностями — и это за исключением самого факта, что оба парни. Но не рискнуть и не взвалить на себя огромную ответственность — тоже ошибка.
— Куда мы едем?
— Не знаю, — как-то нервно пожимает плечами. — У меня нет цели. А ты куда бы хотел? Если честно, в мои планы входила отсрочка неизбежного — когда ты попросишь вернуться, а потом навсегда забыть твой номер. Раз я не прав, а ты здесь не за тем, прошу прощения.
Чонвон устраивается поудобнее на сидении. В черепной коробке прокручиваются максимально правдоподобные для них варианты событий, приблизительные диалоги. Ян вновь поступил глупо, когда не забрал фотоаппарат. Но сегодняшним вечером, что плавно перетекает в ночь, обязан сделать снимки хотя бы на мобильный.
Чтобы запомнить ощущения после нормального признания.
— А можно к тебе домой или куда-нибудь, где нет людей?
— Что? — искренне удивляется.
Откуда внутри столько смелости? Почему её внезапный прилив грозится снести выстроенные годами убеждения?
— Я прошу отвезти меня туда, где я смогу поцеловать тебя и сфотографировать, — намеренно отводит взгляд, словно считает количество пока что редко мелькающих деревьев за окном. — Будешь моим парнем? Перспектива остаться никем для тебя вынуждает меня бросаться из крайности в крайность. Потому что я сомневаюсь, что готов только дружить, хён. Понимаешь?
Боже, как волнительно.
— Да.
***
Машина тормозит в тупике. Съехать на грунтовую дорогу через пять километров после повтора с трассы, проехать ещё метров пятьсот, а после скрыться за лесопосадкой — великолепно. Чонвон знает, что в случае нежданных гостей как минимум сперва станет виден свет фар от другого автомобиля. В здравом уме никто не пойдёт сюда гулять не то что в одиночку, а хотя бы из фонарика.
Оба выходят, и Ян полной грудью вдыхает свежий летний воздух. Как жаль, что буквально через три с половиной недели придётся уехать в Сеул. Побыть достойным старшим братом и помочь сестре собраться в школу, провести время с семьёй, а не исключительно с пожилыми родственниками. Следующий визит в Хольхон, если расписание пар в университете окажется паршивым, будет только на зимние каникулы. После мучительной сессии.
Господи, как долго.
Привычно присаживаясь на капот, Джей тянется к сигаретам в кармане спортивных штанов. Наверное, настоящая редкость, когда парень выглядит классно в чёрном спортивном костюме, словно и не старался выглядеть бессовестно
сексуально, но не получилось. И ничуть не хуже этот ленивый жест — зажатая меж зубов сигарета и полная расслабленность.
— Ты много куришь, — замечает Ян. — Волнуешься?
Джей замирает, не успев чиркнуть зажигалкой.
— Волнуюсь?.. — перепрашивает так, словно вообще не понимает, что конкретно подразумевает Чонвон. Однако зря — глаза выдают его растерянность. Да и сам Чонсон фактически подтвердил свои страхи. — С чего бы мне волноваться?
Допустимо ли творить подобное в первый — официальный — вечер отношений? Чонвон, вопреки поведению с близкими друзьями, к девушкам относился уважительно — как джентльмен. Никакого распускания рук, пошлых слов (позже, когда дозволено многое) и шуток, рискующих быть интерпретированными как обидные. А теперь он стоит напротив парня и, признаться, теряется.
Окей, плевать. Поцелуй возле озера заведомо считается нарушением личных границ.
Ян подходит практически вплотную, коленом разводя чужие бёдра, и обнимает старшего за шею. Запах парфюма и его кожи, подёрнутой лёгким загаром, умопомрачительный, отчего возрастает желание уткнуться носом в ямку меж ключиц. Окончательно обнаглеть, прикрыть веки и расслабиться, чтобы никто не тревожил пару-тройку часов.
— Тебе не надо меня бояться, — полушёпотом произносит Ян.
— Я не тебя боюсь, а себя.
— В плане?
— Не испугаешься ли ты, Чонвон.
Тёплые ладони слишком правильно ложатся на талию, жар ощущается и сквозь тонкую рубашку. Чонвон начинает жалеть, что надел одежду точь-в-точь по фигуре и поддался уговорам Сону. Волна обжигающих мурашек поднимается от ступней до щёк, что покрываются румянцем тускло-розового цвета. Почти незаметно для невооружённого глаза, но рискует быть замеченным им.
И всё-таки, это дело принципа — показать свою смелость, немного подразнить, если Чонсон не против. Сигарета летит на землю (ничего страшного — быстро разложится), а губы касаются губ. Чонвон целует его не так, как в первый раз, — более напористо, запуская пальцы в густые волосы. Но в том нет ничего пошлого или требовательного.
Прижиматься к нему, чувствовать отдалённый привкус табака и мятной жвачки, сжимать приятную на ощупь ткань толстовки — чересчур. Приходится приподняться на цыпочки, когда Джей полноценно принимает вертикальное положение и давит на спину. Воздуха не хватает и от переизбытка эмоций.
Но, чёрт возьми, какая разница?
Заниматься самокопанием и разбираться, в какое мгновение что-то необратимо переменилось, — нет. Чонвон всего лишь приехал отдыхать от столичной суеты и учёбы, веселиться и расслабляться. Ну а зародившаяся влюблённость, что выступила в роли самого неожиданного, вероятно, за всю жизнь (за исключением переезда в Сеул) — благо. Уничтожать её и обманываться себе же дороже, особенно когда так сладко.
Из уголка рта стекает тонкая ниточка слюны. Не круто, по-подростковому нелепо и постыдно, но Чонвону плевать. Он отстраняется для того, чтобы задать волнующий вопрос сквозь напрочь сбитое дыхание и знакомое ощущение внизу живота.
— Хорошо?
— Очень, — с улыбкой проговаривает Пак и прижимается лбом к чонвоновому, не скрывая улыбку. Его выбившиеся пряди щекочут лицо.
— Сону нас видел.
— Дай угадаю: он тебя нарядил?
Твою мать.
Неужели очевиднее некуда? Чонвон не хочет отождествлять помешанного на бешеной жажде понравиться и не позволить влечению испариться. В конце концов, не приходилось стараться ради взаимной влюблённости, несмотря на череду случайных событий, запустивших процесс её возникновения. Быть самим собой — вот что важно, но.
Раскрывать карты нельзя. Понемногу, чтобы сохранять некую интригу или поддерживать атмосферу флирта. Если как новоявленные друзья держались уверенно и естественно, недопустимо становиться будто бы вновь незнакомцами. Джей имеет право целовать, дотрагиваться.
— С чего ты взял?
— Обычно ты одеваешься не так, — неопределённо обводит взглядом и зеркалит то же самое — ладони скользят от талии до лопаток и обратно.
— Ну и какого хрена ты решил, что мы — всё?
«Не знаю», — замечательное объяснение. Всерьёз злиться на него не получается из-за разливающейся в груди нежности. Его черты лица — ноль мягкости, какая-то скрытая опасность и предупреждение, мол, в случае чего пожалеешь, если сравнивать с лучшим другом или самим собой.
Чонвону не нравится долго обниматься, говорить множество приятностей запредельно часто — зачем, если правда от этого не изменится? Но ему по душе стоять вот так и
растекаться.
— Что дальше? — мягко интересуется Пак. — Я не против, но мы можем уехать. Хочешь покататься?
И сделать на мобильный не меньше десятка (не) тайных фото.
— Угу.
***
Чонвон возвращается к дому под лай соседских собак и мурлыканье кота старушки, живущей неподалёку. Обычно просто ласковый кот теперь ластится, мешает открыть дверь и путается под ногами. И Чонвон садится на ступеньку, чтобы погладить его, потому что чувствует себя потрясающе.
На миллион в долларах или вон — не имеет значения.
По закону жанра всё должно было быть трудно, горько. А Чонвон, целуя на прощание своего парня и всячески отнекиваясь от «может, мне тебя проводить?», выходил из машины счастливым. Не до запредельных размеров, чтобы хотелось кричать и обнять целый мир руками — боже, нет, он абсолютно адекватный и собранный человек, на потакающий чувствам и думающий головой. Но нечто похожее испытывал недавно, когда удачно закрыл сессию, получив оценки автоматом.
— Хороший, — бессознательно говорит рыжему коту, а думает, скорее, о Чонсоне.
Чонвон умеет отделять. Да с огромным трудом, делая пусть и мысленно выбор в пользу неравнодушного сердца, но умеет.
Это влюблённость — лёгкая, имеющая особенный запах и формальную точку отсчёта. И умом прекрасно понимать, что флёр беззаботности и простоты исчезнет по окончанию лета, — привилегия. Ян знает, как рискует обжечься и как после может быть обидно из-за неудачи.
Но.
Отныне, каким бы ни был исход этих только-только начавшихся отношений, Чонвон будет ценить каждую минуту. Наедине или в компании ребят, хорошее и плохое, потому что любой опыт — опыт.
Телефон вибрирует в кармане узких джинсов. Чонвону с утром удаётся достать мобильный, и поражает, каким образом он до сих пор не согнулся пополам из-за давления. Новое уведомление о сообщении заведомо не оставляет сомнений в том, кто может писать.
jay:
«уже в кровати?»
jungwon:
«а ты?»
jay:
«вопросом на вопрос…
я подъезжаю к дому.»
jungwon:
«перестань чатиться за рулём 😠»
jay:
«хорошо 😘»
Вот так — хорошо.
