Адам Сильвера «В Конце Они Оба Выживут»

Возможно, вам хватит дня, чтобы полюбить человека, за то, какой он есть. — Стив Джобс.

МИШЕЛЬ КЬЮЗ 15:57 Сегодня Мишель Кьюз позвонили из Отдела смерти, потому что сегодня она умрет. Но её подруга Оливия должна прожить несколько десятилетий вместо Мишель, потому что будет не справедливо прожить всего восемнадцать лет на этой Земле. Да, идея побывать тут — просто чудо, согласна! Можно как следует оторваться и забыть обо всем. Интересно, эти тусовки вообще заканчиваются? Или… Как бы… Идут двадцать четыре на семь? Занимательный вопрос, над которым я задумаюсь чуть позже или предоставлю Оливии на рассмотрение. Тут полно народу-студентов (походу тусовки в общагах вышли на новый уровень, и, да, окей это случилось ещё пару лет назад, но не нам судить!) и в кои-то веки, есть все шансы найти чумового парнишу в мужья для Оливии. Как жаль, что сегодня это все закончится. МАТЕО ТОРРЕС 16:18 Сегодня Отдел Смерти звонил мне, но не потому что я стал кем-то ещё более посмертным, чем Обреченным. Изредка, за всё время существования Отдела некоторым людям везет и их не трогает участь умереть по всем самым разнообразным способам. Я поднимаюсь со своей постели, вяло, кое-как, видимый ходячий мертвец (надеюсь, не в прямом смысле). В моей комнате явно что-то изменилось, но что? Я никак не уловлю этот момент. Пианино стоит на месте, Xbox по прежнему скучает по мне, беспорядок убран. В комнате светло, даже несмотря на заслоненные шторами окна. Рядом нет Руфуса. Это странно и обычно — два чувства взявшие меня под контроль. Хорошо, да. Я привык к Руфусу за немного больше, чем двадцать четыре часа, да, это крипово. Да, это странно, но не нам судить! Я выхожу из комнаты, идя через коридор сразу в кухню, будто знаю, что мне принципиально туда нужно. Земля рушится из-под ног, когда я вижу огонь исходящий от плиты и Руфуса в эпицентре этого огня. Чёрт. Нет! Это не может быть правдой, я не слышал пожарной сигнализации. Нет, что угодно, но не правда, нет! Языки огня становятся только больше с каждым разом, как я пытаюсь приблизиться. — РУФУС! — я подрываюсь, и я всё там же, в метро, где и сидел до того, как вырубиться. Мне на колени падает моя бейсболка, которая всё это время еле держалась у меня на голове. Я не в курсе, прокричал ли я в слух или в своем Матео-воображении, но все сидят тихо, не смотря даже в мою сторону. За то, это не обезглавленые птицы. Нет, это ещё хуже, ступил. Не нам судить. Но так или иначе, это просто ужасный кошмар, не более. Это просто кошмар, причем, очередной (мне на них очень везет!) Просто какой-то кошмар. Да. Нет. Может быть, плохое предчувствие? Оно всегда плохое и параноическое. Ладно, впрочем… забить? Раз уж подремать не суждено — присоединюсь к Руфусу и, возможно, плутонцам, если они уже или ещё здесь. Хотя, может я и поспал сколько-то. Если сон видел — то минут десять точно продремал. РУФУС ЭМЕТЕРИО 16:19 Йоу, сегодня Отдел Смерти позвонил мне, но не для того, чтобы сказать, что я кто-то похуже нежильца. Изредка, за всё время существования Отдела некоторым людям везет и их не трогает участь умереть по всем самым разнообразным способам. Тут поубавилось народу. Я сижу с Малкольмом и Тэго на никем не тронутыми местами (Малкольму наскучило сносить всем головы своими танцами, и Тэго поддержал идею просто посидеть) мы обсуждаем разную белиберду, вплоть до… кхм, цитирую: «Что бы мы делали во время зомби-апокалипсиса? Каких врачей нужно было бы ОБЯЗАТЕЛЬНО спасать?» Подчеркиваю, как сказал Тэго: ОБЯЗАТЕЛЬНО (да, типа, хочешь не хочешь, выбора нет — флаг тебе в руки и спасай его). Фигово выходит, да? А ещё здесь по прежнему громко и полно студентов, это давит на мои уши, но, думаю, не оглохну. В прошлый раз тут было значительно меньше народу. Прям вообще меньше. — Так вот, Руф. Я говорю! Конечно, нужны будут хирур-… — Малкольм останавливается на полуслове и смотрит в сторону дверей (их же можно так называть?) — О. Я вскидываю бровь и смотрю туда же куда и он, пока не улавливаю куда точно, поэтому смотрю на всё, что там в общем есть. И на удивление (или нет) вижу Матео, он тоже заметил нашу троицу и собирается пробираться к нам. Кстати, у меня вопрос: выпишут ли нам штраф за использование этих, так скажем, переходов между вагонами? Всё-таки, они строго-настрого для экстренных случаев. На какую сумму? О черт, мы растратили все деньги и выжили. Ладно, почти, я-то свои не все растратил в отличии от Матео (ну хорошо, я ему помогу, как-нибудь). — Йоу, Матео, — я махаю ему ладонью. Тэго и Малкольм тоже здороваются. — Напоминаю: клевая кепка. — Привет. Спасибо! А я вижу, вы занимаетесь чем-то особо продуктивным, — шутит Матео. А может и не шутит. — О да, это точно. Ты когда-нибудь думал, каких врачей обязательно придется спасать во время апокалипсиса? — спрашивает Малкольм. — Смотря какого апокалипсиса, — говорит Матео. — Зомби, конечно, — подмечает Тэго. — Хирурги, может быть? — Матео садится рядом. — Именно! Я сказал то же самое, — говорит Малкольм. И мы начинаем болтать обо всем, о чем взбредет в голову. Например: О серийных убийцах (конечно завел эту тему Матео, кто как не герой-триллеров, а Малкольм бурно поддержал.); О будущем (это был странный разговор. Не нам судить!); Об инопланетянах и о треках планет, которые в НАСА конвертировали в звуки доступные человеческому слуху. — Парни, вот вы где! — окликает нас кто-то. Это Лидия. Супер, я её потерял. На самом деле Лидия зачетная подружка! И конечно великая-Лидия-мама-года, как называет её Матео. — Лидия, привет, — говорит Матео и улыбается. — Привет вам всем! Мне жаль, но я должна идти, хотела предупредить вас. Нужно браться за Пенни, а то скоро весь мир будет под её контролем, — смеётся Лидия. — Все норм, не парься, — добавляю я. Мы все синхронно киваем. — Вас мне Бог послал! Матео, будь аккуратнее. Парни, хорошо повеселитесь! — она какое-то время смотрит на меня, но потом разворачивается, махает кому-то в толпе и бежит к другим вагонам через а-ля «экстренный выход», хотя он и в самом деле должен использоваться только по назначению. А выйти можно и тут… Не будем забывать что это такой же вагон, только тут происходят разные ивенты. — Кстати, — говорю я, — как вам идея пройтись по ближайшим окрестностям, чуваки? Тут уже довольно-таки скучновато киснуть со временем. — да, здесь и правда со временем становится скучно. Думаю, плутонцы со мной согласятся. — Я за, — поддерживает Матео. — Я тоже, — говорит Тэго. Малкольм тоже соглашается. — Супер. Тогда, идёмте в другие вагоны, а то тут в проход не пролезть. Только, момент! Я достаю телефон и быстро делаю селфи в цвете, которое тоже чуть позже загружу в инстаграм. Матео всё так же улыбается. Малкольм кидает какую-то опрометчивую шуточку. Проходит минута и мы идём, к самому ближнему вагону. Через пару минут метро останавливается, чтобы высадить пассажиров и сделать объявление о «какой-то экстренной поломке» и просит выйти всех людей из вагонов наружу. Много всего экстренного здесь, не находите? — Что-то ни разу не слыхал о такой поломке в подземках, — говорю я. И вправду, странная поломка, согласны, да? Матео нервно пожимает плечами. — Разве они вообще случаются? — говорит он. — О БОЖЕ! — выкрикивает кто-то сзади. Я моментально поворачиваюсь. Метро в огне. Люди кричат, те кто ещё не успел выйти пытаются выбраться наружу. — Какого черта… — выпаливает Матео. — ПОЖАРНЫХ! СКОРУЮ! СКОРУЮ СЮДА! — визжит девушка и за руки пытается оттащить от огня другую девушку. Кожа девушки, которую пытается оттащить та, уже обгорела наполовину. Она плачет и кричит, чтобы вызвали скорую и пожарных, которые уже наверное и так в пути. Какое дерьмо… Я сильно сочувствую ей. Нет, правда сочувствую и соболезную! Я же не мудак. (Как странно, что мы больше не Обреченные, но смерть ходит за нами по пятам… Ужас!) — Чуваки, лучше сваливаем отсюда, никто же не ранен? — на всякий пожарный спрашиваю я. Матео нервно кивает, Плутонцы тоже. — Не-а, — говорит Малкольм. — Тогда идём! — говорю я. — А куда, то? — спрашивает Тэго. — Может, поесть куда-нибудь? Матео, тут есть рядом закусочная или типа того? — я смотрю на Матео. — Ага, тут неподалеку, — он кивает. Он немного дрожит. Не уверен, как бурно реагирует Матео на такую своего рода расчлененку, но он точно параноик и иногда это передается, точно вирус… Кстати, Матео тоже не ел, поэтому должен быть голоден, что логично. Не ел уже… давно. О черт, последний раз он ел очень давно. Где-то так же, как и я. Нужно потом обязательно сходить в «Пушку»! Офигеннская забегаловка и официанты добрые. Особенно Эйнджел. Она давненько там работает. Однако, придется перед ней объясняться. — Матео, а? Ты ведь тоже не ел давно. — Почему нет, — он натяжно ухмыляется. — У Тэго там ,наверно, недостаток еды в желудке, — шцтит Малкольм. Тэго игриво кивает. — Ну, тогда чума! — и мы выдвигаемся. Мы все идём, следуя направлению, которое задал Матео. — Матео, чувак, все нормально? Бледным выглядишь. — спрашивает Малкольм. — Нормально, — говорит Матео. Лжец! ОЛИВИЯ БРЕНКЛИН 16:30 Сегодня Оливии Бренклин не позвонили из Отдела смерти, потому что сегодня она не умрет. Но умрет её лучшая подруга. Мне так страшно. Мои руки дрожат и судорожно перебирали пряди волос Мишель в пальцах. Часть её лица обгорела, но я уже слышу скорую, пожарных. Они обязаны успеть, она не умрет сейчас. Ещё слишком рано, ещё не прошел день. Этого не может быть. Мишель, почему ты сегодня умираешь? Она никак не просыпается, даже тогда, когда я выкрикиваю её имя. Чёрт. — Девушка! Девушка, отойдите! — командует медик. Я поднимаю глаза и сразу начинаю заикаться. — Она не должна умереть сегодня! — нагло вру я. — умоляю, сделайте что-нибудь! Ей не звонили! Он проверяет её пульс, дыхание. — Она дышит! В реанимацию, срочно! — кричит он другому сотруднику. Это победные слова. Слова со вкусом счастья. Но я всё также держу её в руках. — Я поеду с ней! — говорю я. — Девушка, но… — ДЕЛАЙТЕ СВОЮ РАБОТУ, Я ПРОСТО ПОЕДУ ВМЕСТЕ С НЕЙ! Врач косо смотрит на меня и сдается и разрешает мне ехать с ними. Тут чертовски жарко и душно, но не важно. Важна Мишель. Чудом она выжила, это значит, что Бог не идёт на нас войной, это отлично. Настоящие чудо. МАТЕО 16:37 Да, я немного соврал. Но сегодня я Матео-супер-мэн, а значит самый настоящий смельчак. Но от этого Матео-супер-мэн-плана есть меньше не хочется. Я реально лють, как голоден, хотя, сон всё-таки подавил небольшое желание есть, но, как бы, не всё. Повезло, что Лидия ушла до этой эпопеи (хоть ей и не звонили, это всё равно опасно.) Меня всё ещё немного тошнит от той картины обгорелой кожи. Кстати говоря, мы вышли где-то в близи с моим домом, я раньше, вроде как, был здесь? Хотя я был уверен, (до этого момента) что раньше метро даже близко с ним не останавливаются, но ошибался (возможно я просто редко выхожу из своей комнаты в принципе и что-то уже изменилось. Да, похоже, так и есть.) Странный (или нет, решайте сами) вопрос: Какие у нас всех планы после кафе? Планы. Планы, планы… Кстати говоря о планах именно на вечер. Блин, да. У меня даже планы на этот вечер есть, это как-то странно, да? Но, нет, не странно. Я ведь не умер сегодня, значит у меня должны быть планы на вечер. Да в принципе на весь день. Тем не менее, хочу провести вечер с Руфусом, с парнем с которым я поцеловался в «Кладбище Клинта», с этим самым Руфусом Эметерио и все такое. Матео-до не поверил бы в это, Матео-до раньше не решился бы даже из квартиры с незнакомым то парнем в три часа ночи, за которым буквально охотилась полиция, и, который казался тогда смельчаком-не-боящимся-смерти (хотя чушь это всё собачья.) Да и ещё в «последние часы жизни». Хотя, это тут особой роли не играет. Он же никого не убивал, не совершал преступлений, всё нормально. И, о блин, если я продолжаю жить значит учеба тоже продолжается, но незадача. Почти всё деньги были растрачены. Но я все равно рад. Рад всему, рад будущему, рад настоящему, и не очень, но рад прошлому. Был бы рад папа? Надеюсь, что да. Да, наверное, да. Неуверен в радости мамы, но… может, не всё потеряно. Возможно, она приняла бы меня таким, каким я, как таковым являюсь. Встречный вопрос: а есть у Руфуса какие-то планы помимо очевидных? (Очевидных это что-то по типу лечь спать, и так далее.) Это… странно. Странно то, что я, типа, думаю об этом, наверное? (ну, знаете, к меня не было ещё такого опыта.) Я отвлекаюсь от мыслей тем, что Руфус берет меня за руку, и я улыбаюсь. Тэго слева от меня хлопает мне по плечу. Я вопросительно смотрю на него. — Что? — Да так, чувак, забей, — говорит он и почти шепотом по слогам продолжает. — За-бей. — Ладно? Непонятный жест. — Кстати, Матео, идея превратить прах в дерево, а не развеять на землю на которой гадят собаки и правда была клёвая, вот только, её уже не повторить. Надеюсь. Ну, в хорошем смысле, естественно, — говорит Руфус. — Может, мне тоже надо было поразмыслить над кремацией и прахом, но, к счастью, нас эти проблемы больше не коснутся. Хотя-бы в ближайшее десятилетия, — соглашаюсь я. — Мне кажется, мы самые удачливые чуваки в мире! Ну, и те, что, естественно, тоже выигрывают эту лотерею пятьдесят на пятьдесят. — Странно, что такое вообще бывает, — комментирует Малкольм. — Согласен, чувак, — говорит Руфус. Мы проходим мимо очередного здания и я улавливаю, как какая-то девушка рисует на стене граффити. Граффити в виде обложки той книги, что я оставил в метро вчера. Под этим граффити надпись; «ЗОИ, СПАСИБО ЗА ТВОЮ ДРУЖБУ И ДОВЕРИЕ. Я УНЕСУ ТВОЮ ЛЮБОВЬ С СОБОЙ В МОГИЛУ.» Когда я останавливаюсь это замечают и другие, и тоже останавливаются. — Воу, — говорит Руфус. — мне кажется, или это та книженция, которую ты оставил, Матео? — Она самая! — подмечаю я. — Йоу, классное граффити! — делает комплимент девушке Руфус. — Спасибо! — благодарит она. — Удачного дня! Мы благодарим в ответ. И уже за углом нас ждёт забегаловка «Takeaway toast 24 hours for 7 days!»* По названию ясно, что там подают гренки на вынос. Но я там ни разу не был. Словно турист в своем же городе, как говорил Руфус. Мы идём и у Руфуса звенит телефон. Он останавливается и достает его с кармана. — Кто там? — интересуюсь я. — Эймс по фейстайму звонит. — Что делать будешь? — Потом. Нет настроения с ней разговаривать. Если бы не её принципы она бы сейчас была тут, с нами! — Эймс хорошая девчонка, а вот Пек — мудак, — подмечает Тэго. — Ещё какой! — Знаешь, лупасить Пека, было не самой твоей большой ошибкой в жизни. Ну, типа, ему давно надо было врезать за лживые слова, — говорит Малкольм. РУФУС 16:52 Матео смотрит на меня немного испуганно, но через пару секунд, его отпускает. Надеюсь, он не жалеет Пека, он чуть не прикончил меня! Хотя, я так-то тоже его чуть не прибил. Не-а, Матео не такой. Он не будет жалеть самых настоящих ублюдков. А Пек — тот ещё ублюдок с плюсом и мудак! Их банда, наверное, самая безбашенная (заметьте, в плохом смысле) из всех тех, что я видел. А банд я видел много! У них даже названия вроде нет. Банда без названия, это вообще как? — Надеюсь, всем здесь по нраву гренки? А-то кафе это — одни гренки, — спрашивает Матео, указывая на нашу компанию. — Конечно, — отвечаю я, и Малкольм и Тэго соглашаются со мной. — Гренки — это хорошо, — говорит Малкольм. — Гренки — это отлично! — поправляю его я. Матео ухмыляется. Йоу, его улыбка сводит меня с ума. Появись бы он раньше в моей жизни, я бы не бегал за Эймс. Нужно было, типа, стать умнее или что-то типа того, чтобы познакомиться с ним до появления приложения «Последний друг» на моей телефоне? Фиг его знает. Главное, что сейчас он рядом. Об остальном я позабочусь как нибудь потом. А может и нет. Мы, уже следом за Матео, заходим внутрь маленькой забегаловки с гренками. Тут реально вкусно пахнет вкусными гренками и всякой другой чумной неразберихой. Походу, какие-то добавки к гренкам? Надеюсь, никаких гренок с молоком (то же, что и скрещивать молоко с рыбой.) Почему жизнь не показала мне этого места раньше. Черт, а? Милая смуглая девушка (красотка) приветствует нас и указывает на выбор того, что тут есть. На её бейдже написано «МЕЛАНИ ДЭВИС». Зачетное имя. — Могу порекомендовать вам гренки с клубникой или же с ежевикой и маскарпоне, — предлагает Мелани. — В этом заведении их очень хвалят! — Что ж, тогда… — говорит Малкольм и его перебивает звонок уже с телефона Матео. — Простите, — говорит Матео, и достает телефон. — Ало? — Давайте пока выберем, что мы будем есть, — предлагает Тэго и они с Малкольмом что-то выбирают. — Здравствуйте! Матео Торрес, верно? — Да. Я Матео. — Отлично. Ваш отец мистер Матео Торрес, верно? На данный момент в бывавший в реанимации. Матео напрягается, я не особо слышу о чем ему тараторят, потому что ещё вполуха слушаю рекомендации Мелани и пожелания плутонцев. — Да. Он мой отец. Воу, теперь уже и я напряжен. Походу, ему звонят из больницы. Как-будто в воздух летит монетка, типа, на одной стороне — что-то очень хорошее, а на другой — что-то ужасное. — Могу вас обрадовать, мистер Торрес пришел в сознание и вышел из комы! В списке контактов был указан ваш номер. Можете проведать его. Время для посетителей с восьми до восьми, весьма легко запомнить. — Да… Хорошо, я скоро буду! — и он сбрасывает и девает телефон в карман. Матео смотрит на меня — я смотрю на него. У него в глазах стоят слёзы, и он широко расплывается в улыбке. Я уже знаю, что это значит. — Чувак, что-то случилось? — спрашивает Малкольм, обращаясь к Матео. Кажется, Мелани уже занялась нашими гренками. Без понятия, что они выбрали, я просто кивал, когда они спрашивали меня. — Мы с Матео выйдем подышать воздухом на секундочку, — говорю я. — Дышать — это хорошо, — соглашается Малкольм. Матео кивает и мы выходим на улицу. — Мне… Из больницы позвонили, — выпаливает Матео, — сказали, что отец пришел в сознание! — говорит Матео. Вот это чума! Я же говорил, что если бы Матео позвонили из больницы у меня бы тоже глаза были на мокром месте, помните, да? Так вот… Да. Я не соврал. Я подхожу ближе к Матео и обнимаю его. Объятия это такой способ поддержать, при этом ничего не говоря (причем очень действенный!) МАТЕО 17:00 Если бы вчера я умер, мне бы никто не успел сказать, что папа очнулся. Мне нужно позвонить Лидии и рассказать об этом. Но, думаю, чуть-чуть позже. Я же вполне себе могу минутку-другую постаять так с Руфусом в обнимку? Хотя, на улице ещё ходят люди, должно быть, это выглядит странновато, но, какая разница? Однако я всё же я прерываю эту прекрасную дискуссию. Руфус смотрит мне в глаза и я тоже. — Если Малкольму и Тэго не против, мы все можем поесть, а потом съездить в больницу, что думаешь, Руф? — Йоу, конечно, будут не против, — говорит Руфус. Не знаю за что жизнь подарила мне столько подарков, пока я просто все свои восемнадцать лет просиживал дома, но, видимо, не просто. Помните нашу историю, которую мы с Руфусом придумали? (хорошо. Руфус первый придумал одну из вариантов той истории.) Влюбились два парня, прожили жизнь за день, и умерли? Теперь я с уверенностью могу сказать почти точную концовку. Влюбились два парня, прожили жизнь за день, выжили, и жили долго и счастливо. Конец прямо, как в тех сказках, которые читает Лидия для Пенни. Прямо, как во всех хороших сказках для детей в общем. БЕЗЫМЯННАЯ БАНДА 17:12 Никому из «Безымянной Банды» не звонили из Отдела смерти, потому что сегодня никто из них не умрет. Но это не значит, что нужно устраивать хаос вокруг. Кендрик несколько раз пригрозил убить Патрика (Пека) прямо в обезьяннике (за решеткой.) Теперь, на размышления о том, что они сделали, у них в запасе есть ещё несколько лет. За время суда адвокаты всех трех не смогли доказать их невиновность и каждому из «Безымянной Банды» присвоили статью 115. За которую они проведут за решеткой пару-тройку лет. Всех троих членов банды распределили в разные камеры, может, это и к счастью. РУФУС 17:13 Йоу, мы доедаем эти интересные и клевые гренки. Плутонцы взяли гренки, которые рекомендовала им Мелани. Это, типа, гренки в шоколаде и гренки с ежевикой. А потом Малкольм поведал мне о том, что она (Мелани) оставила ему её номер, по такой же логике — теперь она нравится ему. Самое загадочное из всех загадочных знакомств, которые я наблюдал. Я спросил не против ли Малкольм и Тэго поехать с Матео и мной в больницу к папе Матео и они согласились. Надеюсь, мы успеем и его папа не уснет снова. Думаю он будет чертовски рад увидеть сына. По рассказам он тот ещё добряк! — Хэй, Матео, расскажи-ка нам что-нибудь о себе. А то, знаем мы тебя не очень хорошо. — говорит Малкольм. Тэго кивает. — Обычный парень, у которого при родах умерла мама, и он ничем особо не выделялся в школе. — Матео пожимает плечами. — Соболезную. Но это… звучит тускло и фигово. Не скромничай, чувак. Давай подробнее! Если это не слишком личное дело, — говорит Малкольм. — Ладно, ну… я единственный ребенок в семье. У меня есть лучшая подруга Лидия и племяшка Пенни. Допустим, за вчерашний день я сильно изменился от того Матео, которым был неделю назад. — Отлично. Это уже более развернуто! — перебивает Малкольм. Уверен, Тэго хочет расспросить помнит ли Матео хоть что-то о его маме, но не спрашивает, то ли из-за приличия, а может из-за сочувствия. Но, ей-богу, я рад, что он сдерживает себя. Может, для Матео эта тема довольно личная и ранимая, хотя я бы так не сказал. — Раньше я жил с папой, ну, как раньше, если точнее две недели назад. Когда его положили в реанимацию, я буквально стал комнатным человеком. Вылазил из дома только в супермаркет и на занятия. Я и до этого был затворником, но не таким сильным. — Теперь мы знаем с кем общаемся, отлично! — хлопает Малкольм по спине Матео. Матео всё также искренне улыбается (не натяжной фигней-улыбкой. Это прям искренняя. Их можно отличить, только приглядеться надо.) Мы дожевываем последние куски гренок и скоро выдвигаемся. Хочу посмотреть, как будет рад Матео. МАТЕО 17:17 Блин, точно. Нужно позвонить Лидии и сказать, чтобы приехала в больницу и мы встретимся там. Я откладываю пластиковую коробку в которой нам дали гренки в сторону (мы едим на лавочке, как бы это странно не было. Хотя, может, вовсе и не странно) и достаю телефон. О нет, он сел. Надеюсь, ни у кого из больницы больше не будет нужды позвонить мне, ибо я им не отвечу. Будет досадно если мне позвонит Элизабет или вообще папа, а я не смогу никому из них ответить. — Руфус, я могу набрать Лидии с твоего телефона? — спрашиваю я. — Без вопросов, — он достает из кармана телефон и протягивает мне. Я беру его и набираю номер Лидии. — Ало? — звучит с другого конца. — Привет, Лидия. Это я, Матео. — Матео, привет! Как вы там? — говорит Лидия. Такое чувство будто у неё во рту зубная щетка. — Отлично. У меня есть две новости! Первая: плохая, вторая: очень-очень хорошая. — говорю я. Она вздыхает. Наверное, потому что первая плохая, но это не так важно, как вторая. — Хорошо. Начинай с первой. — Мой телефон выдохся из сил. — Ага, это прекрасно для плохой новости. А вторая? — Папа пришел в сознание! — почти выкрикиваю я. Мне слишком радостно от этого на душе. Лидия вскрикивает. — ЧТО? Матео ты не шутишь? Это правда? — спрашивает Лидия. — Нет, не шучу! Я бы не стал шутить над этим. Ни в коем случае. Прошу, приезжай в больницу, там и встретимся. — Тогда мне придется взять малышку с собой. Бабуля не сможет приглядеть за ней. — Да, хорошо. Бери и её. Папа будет только рад увидеть Пенни. — Конечно! Пенни же самая лучшая и дорогая малышка, её будет рад увидеть каждый! Так, я немедленно еду в больницу! Увидимся! — Увидимся. — говорю я. И ещё пару секунд никто из нас не кладет трубку (это уже как традиция), но потом все же я сбрасываю. Я отдаю телефон Руфусу и говорю: — Давайте скорее поедем в больницу? Пожалуйста. — Без вопросов! — отвечает Руфус. Плутонцы тоже соглашаются и мы выдвигаемся. ОЛИВИЯ БРЕНКЛИН, МИШЕЛЬ КЬЮЗ 17:22 Оливия сидит рядом с Мишель в палате реанимации и очень хочет взять ту за руку, но из-за ожогов ей нельзя даже прикасаться к множеству её участков на теле, ибо они обожжены. Мишель чудом осталась жива и Оливия не может отречься от мысли, что Мишель умрет прямо во время реабилитации. Но пока что, аппараты показывают, что она более менее в порядке, и Оливия это ценит. Она проведет в палате все время, выделенное для гостей. А затем, в восемь утра она снова навестит её. РУФУС 17:43 Мы уже идём по грязной дороге (потому что был дождь и тут дофига грязи) в больницу. Пока мы ехали все в том же метро, мы пару раз сыграли в «попутчика». Забавная игра, согласитесь! По-любому Лидия уже ждёт нас. Метро немного задержалось, так бы мы доехали за десять минут. Могу поспорить, Матео точно чертовски сильно переживает. Ну хорошо, я бы тоже бы переживал, если бы кто-то из моей семьи попал в реанимацию и тут вдруг на тебе! Тебе звонят, чтобы сообщить, что он очнулся. Да, без поддержки я бы совсем скис, поэтому нужно поддержать Матео, чтобы он не скис! Матео идёт слева от меня, поэтому я просто наклоняюсь к его уху, чтобы не слышали прям все. — Эй, я люблю тебя, Матео Торрес, и не нужно сильно переживать, все будет норм! Я рядом, — говорю я. Он смотрит на меня и кажется офигеть, как сильно смущен. Он сглатывает ком в горле и кивает. МАТЕО 17:45 Через пару минут, мы заходим в больницу. Повезло, что на смене не тот человек, который был вчера. Было бы довольно неудобно объясняться как и почему мы живы. Нам выдают гостевые пропуска и мы поднимаемся к этажу, с палатой папы. Я перешагиваю сразу по две ступеньки, мол, так быстрее (нет, серьезно, так вроде быстрее.) Когда мы наконец приближаемся к палате, я вижу Лидию рядом с дверью и держит Пенни за ручку. — Где вас черти носят? О, — не слишком громко выражается Лидия. Она замечает Малкольма и Тэго по обе стороны от нас с Руфусом. — Снова привет! — Лидия, можно я наедине поговорю с ним десять минут? — Не торопись, Матео. — Спасибо. — я улыбаюсь Руфусу, и он кивает. Я подхожу к двери, несколько раз неуверенно стучу и захожу. Рядом с папой сидит Элизабет и улыбается, говоря о чем-то с ним. Папа протирает свои очки и надевает их. Потом Элизабет смотрит на меня с широко раскрытыми глазами. Папа тоже замечает меня. — Я объясню всё потом… Правда. Просто дашь нам несколько минут? — с надеждой спрашиваю я. — Матео? Это ты? Как это понимать? — Да. Пожалуйста. — Ладно?… — обнадеживает меня Элизабет. Она поднимается и выходит из палаты, закрывая за собой дверь. — Привет, Матео! Я видел твою записку. Это выглядит, как прощальное письмо. Я тебя знаю, просто так ты бы не написал его. Расскажешь? — он смотрит на меня так по доброму и замечает мою кепку, которую я снимаю. — Тебе идёт она. — Привет, пап! Как ты? Не напрягайся по поводу меня. Со мной всё отлично, — я не могу сдержать улыбки. Я сажусь рядом с ним. — Пап, я так много хочу рассказать тебе. Не только это. И мне так жаль, что раньше я не рассказывал тебе ничего обыкновенного, типа, как прошел мой день и вся такая штука. Прости. — Ты не виноват, Матео. Я в более, чем в порядке. Расскажи мне всё, что ты хочешь, а после того, как меня выпишут из больницы, я снова напишу много классных списков и ты их оценишь. Может, меня покажут по телевидению… — Да, конечно, обязательно! В общем… Я не знаю, как рассказать тебе так, чтобы это звучало не бредово, но мне позвонили из Отдела смерти вчера, — говорю я. Папа заметно напрягается. — Потом, я нашел себе чудесного друга. Его зовут Руфус. Он отличный парень. Я не знаю почему, но за тот день, что мы провели вместе с ним такое чувство, будто мы знакомы всю жизнь. Мы много чего сделали за вчерашний день. Я был на могиле у мамы, и видел, как роют мою собственную. Это странно ощущение. Мы спасались от каких-то странных парней в клубе, которые охотились за Руфусом. И я впервые влез в свою первую драку. — Подожди… Тебе позвонили из Отдела Смерти позавчера, но ты до сих пор жив. Что это значит, Матео? Подожди, тебе в принципе позвонили из Отдела? Как ты… Что? — спрашивает папа. — Да. Да, мне позвонили из Отдела. Потом, когда мы с Руфусом пошли спать, ему позвонили из Отдела второй раз и сообщили, что мы оба останемся живы до самой старости. Ты представляешь? Ещё несколько десятилетий! — выпаливаю я. — А ещё, мы с Руфусом очень сильно сблизились за то, выделенное нам время… Я не знаю, может быть, ты будешь мною расстроен и очень сильно, но я люблю Руфуса. Нет, мне не кажется! — сразу отвечаю на его вопрос я. — Я правда прям реально люблю его. Прости. — Матео, я… Я очень рад и за тебя и Руфуса. Я рад за вас, но столько всего переварить за четыре минуты — нереально. Это звучит, как сказки, но я тебе верю. — Да, для меня это тоже было сложно. — Я надеюсь, ты представлял, что ты главный герой какой-нибудь истории? — смеясь спрашивает папа. Я тоже смеюсь. Смеюсь чуть не плача. — Признайся, ты скучал по нашим объятиям, Матео. — говорит он. Я киваю. — Стыдно признавать, но мне было так досадно, когда мне позвонили, а тебя не было рядом. — И ты не пошел первым делом к Лидии? — Я вообще не собирался говорить ей о звонке. И я не чувствую себя эгоистом. — Значит, она сама догадалась. — Вот именно! — Лидия всегда была умной девушкой. — Да, ты прав. Кстати говоря, она с Пенни сейчас там, — я показываю на дверь. — Как и Руфус и ещё двое моих друзей. Папа улыбается, потому что у меня наконец-то есть друзья. — С радостью посмотрю на Лидию и Пенни и познакомлюсь с твоим Руфусом. — Да. Я сейчас их позову, — говорю я. Я встаю и иду к двери. Выхожу из палаты и вижу, как Элизабет беседует с Лидией, а Руфус сидит на одном из кресел. Только уже без Малкольма и Тэго. — Лидия, Руф, составите мне компанию? И конечно же Пенни. — Естественно! — говорит Лидия. — Без вопросов. — соглашается Руфус. Встает с кресла и подходит ближе. — А где плутонцы? — спрашиваю я. — Смылись, — пожимает плечами Руфус. — Вот тебе и тени, называется. Я киваю, хоть и не понимаю о чем он, и смотрю на Элизабет. — Элизабет, я объясню вам всё чуть позже, честное слово. — Руфус мне все рассказал, но думаю сейчас не время делится впечатлениями, поэтому можем обсудить это после визита к мистеру Торресу. Не заставляй его напрягаться, хорошо? Я буду у ресепшена, если понадоблюсь тебе. Я опять киваю. Мы заходим обратно в палату к папе. — Ох, Лидия, привет! И конечно же Пенни! Пенни говорит что-то (видимо очень важное) на своем языке. — Здравствуйте, Мистер Торрес! Как себя чувствуете? — Отлично, Лидия. — Славно. — И… Руфус, точно, — говорит папа. — Руфус Эметерио, — говорит Руфус и пожимает папе руку. — Матео Торрес. Обращайся, как тебе удобно. Кажется, Руфус немного сбит с толку тем, что у нас одинаковые имена, но тем не менее улыбается. Я неуклюже смешно хмыкаю. — По рассказам Матео, вы очень добрый мужчина, — замечает Руфус. — Ты тоже парень неплохой, по рассказам Матео, — вежливо говорит папа. Руфус смотрит на меня, я отвожу взгляд в сторону. — Но, как вы, парни, умудрились оказаться такими счастливчиками? Руфус пожимает плечами. Я делаю то же самое. — Лидия, надеюсь ты приглядывала за Матео в течении вчерашнего дня? — Я пыталась… — вздыхает она. Мы обсуждаем вместе с папой, что мы делали с Руфусом, потом мы обсуждаем ещё очень много чего, но разговор прерывает Элизабет, вошедшая в палату. — Мне жаль, что вам придется повращаться, но мистеру Торресу нужно немного покоя на время. Вы сможете навестить его завтра, когда мистер Торрес будет в состоянии принять гостей! — Гостевое время уже закончилось? — спрашивает Лидия. Элизабет хочет ответить, но её перебивает папа. — Ну, тогда, мне было приятно познакомиться с тобой, Руфус, и особенно увидеть вас троих, — сказал папа. Он пальцем обвел меня, Лидию и Пенни. — Да, конечно, хорошо, Элизабет. Пап, сообщи мне как-нибудь о том, что ты завтра проснешься и будешь в состоянии и я сразу поеду к тебе, — сказал я. — Приятно было познакомиться, мистер Торрес, — сказал Руфус. — Удачного вечера. — Спасибо! — благодарит Лидия. Элизабет остается в палате, поэтому не думаю, что она хочет, чтобы я нарочно её ждал. Пенни снова пробурчала что-то на своем непонятном языке. Удивительно, но на этот раз эта малышка вела себя очень тихо. Надеюсь, я не накаркал. Мы выходим из палаты. На регистратуре мы сдаем свои пропуска и выходим из больницы. Пенни начинает плакать. Накаркал, всё-таки… — О нет, Пенни, — говорит Лидия, пытаясь успокоить Пенни, — кажется, она хочет есть. — Лидия потирает висок. — Тогда вперед, супер-мама-Лидия, проследи за этой супер дорогой малышкой, — подбадривающе говорю я. — Вас мне Бог послал! Удачи на вечер! — говорит Лидия, беря на руки Пенни. — Пока, — я машу ей рукой. Руфус тоже. — Йоу, Матео, посмотри какой закат офигенский! — говорит Руфус. — Согласен. Всегда любил закаты. — Буду держать в курсе. — Что? — Забей. Я пожимаю плечами. — Что ж… думаю, ничего не остается, кроме как свернуть ко мне. — Отличная идея, — соглашается Руфус. Он поправляет мою кепку Луиджи, и мы идём. РУФУС 18:07 Не знаю ведет ли меня Матео к себе, чтобы заняться чем-то нечистым (вы поняли о чем я) но я все равно согласен, йоу. Да не, стопудов нет. Матео не такой, я в этом уже убедился. И не знаю почему плутонцы так вдруг смылись. То же мне, тени! Но, ничего. У нас есть ещё завтра, и послезавтра, и вообще очень много и много завтра. Успеем всё. Йоу, мы спускаемся в подземку и еле успеваем на метро, до того, как затвор закрывается. В вагоне пару-тройку студентов и ещё одна пожилая женщина. Мы с Матео молча садимся на сиденья и он откидывается мне на плечо. Я улыбаюсь. — Чем мы будем заниматься завтра? — спрашивает Матео. — Мне кажется, наше сегодня ещё даже не прошло, — говорю я. — Да, ты прав, — соглашается Матео. — Неожиданный вопрос: как ты научился играть на пианино? — спрашиваю я. Нет, ну, мне просто интересно, потому что он красиво сыграл на нем вчера и, как мне кажется, чтобы так играть сто проц надо было где-то учиться игре на нем. — Неожиданный ответ: я раньше ходил на занятия по игре на пианино, но потом забросил. — Почему забросил? Матео пожимает плечами. — У тебя чертовски классно выходит, чувак. — Я не нарывался на комплименты. — Но то, что ты играешь классно это правда, Матео. — Возможно… — Матео пожимает плечами. МАТЕО 18:16 Когда мы вышли из метро и добрели до подъезда, в этот раз мы решили подняться на лифте. Как удивительно, что от поездки на лифте стало веять чем-то новым. Хотя я от силы на нем дня три не катался. Пока мы поднимаемся никто из нас ничего не говорит и это так чертовски душит. — Матео, а ты, типа, серьезно влюблялся в столько много человек? Я помню, ты парень влюбчивый, но сомневаюсь, что тебе нравилось так много людей… — спрашивает Руфус. Наверное, тупо, что я влюблялся максимум в персонажей комиксов. Нет, точнее, я правда влюбчивый, но серьезной любови у меня не было. Или симпатии. Надеюсь, он не клонит к тому, что я, возможно, не в силах различить влюбленность и просто дружбу, если ни разу ни с кем не встречался. — Не совсем… Я правда влюбчивый, но… Просто хотелось отправить письма тем, к кому я чувствовал хоть что-то. — отвечаю я и пожимаю плечами. Да, наверное, такой ответ будет получше, чем какой-нибудь другой. Он смотрит на меня, а потом подходит почти в упор. Возможно, я совершенно точно знаю, что сейчас произойдет. РУФУС 18:17 Я снимаю с головы Матео бейсболку и целую его. Мне нравится так неожиданно это делать. Матео целует меня в ответ. Лифт останавливается и Матео чуть пятится назад. Теперь он упирается об стенку. Я бы, конечно, продолжил эту дискуссию, но, ей-богу, такими темпами мы, вдруг, чего доброго, застрянем в лифте. Всякое может быть, поэтому, как бы грустно не было, я разрываю наш с Матео поцелуй. Он смотрит мне прямо в глаза, прогресс так и чувствуется! Выжать бы из него всё сомнения и неуверенность и он будет несокрушимым парнем! Однако Матео доверился мне, и поэтому я доверюсь ему и буду просто смирно ждать, пока он сам осмелеет и сделает первые шаги. — Пошли, чудо в перьях, — говорю я, и улыбаюсь, всё также держа в руках его бейсболку. Лицо Матео горит. Мы выходим из лифта и Матео ведет меня к двери. Достает ключ из кармана (нет, у нас не бесконечные карманы, но телефон, ключи, и всякая мелочь, конечно, туда влезает, не обессудьте.) и открывает дверь. Всё-таки странное чувство входить в чужую квартиру. Я, типа, не часто хожу по чьим-то квартирам. Кстати, только заметил, что Матео стал напевать какую-то не знакомую мне песню. Но он напевает её чуть ли не беззвучно, так, что я не могу её разобрать. — Что напеваешь, чувак? — спрашиваю. Матео вздрагивает, как ошпаренный. — Я… Я пускаю смешок. — Не хочешь — не отвечай. — Вряд ли ты её знаешь, — отвечает он. Я пожимаю плечами. — «Laid»** Мэтта Натансона. — Да, ты прав. Не знаю, — говорю я. — Споешь мне? — Спеть? — Я прикалываюсь, чувак, не парься. Мы разуваемся и Матео сразу берет меня за руку и тащит в комнату. Похоже на начало какого-нибудь пошлого анекдота. Когда мы заходим в комнату, мы плюхаемся на кровать и Матео пододвигается ближе ко мне, убирая куда подальше из моих рук кепку. Он сидит почти вплотную к моей груди и это дико смущает. Иногда действия Матео невозможно предугадать ибо они либо слишком спонтанные либо ещё какие… — This bed is on fire with passion and love. — он начинает петь мне? Я удивлен. Даже слишком. Даю сто баксов, у меня сейчас щеки красные, как помидоры и я выгляжу тупо, — The neighbors complain about the noises above, but she only cums when she's on top — допевает строку Матео. Он отводит взгляд в сторону, — My therapist said not to see you no more. She said you're like a disease without any cure. She said I'm so obsessed that I'II become a bore, oh, no. Матео смотрит мне в глаза. — Ah, you think you're so pretty. Да, он спел немного неуклюже, но для меня это исполнение было великолепным, йоу. И у меня даже почти стоят слёзы на глазах, ибо не каждый день тебе любимый человек поет песни. Я целую его в лоб, а потом в губы. Он намертво впивается пальцами мне в плечи и я откидываюсь назад на кровать — он падает вместе со мной. — Я люблю тебя, — говорит Матео мне прямо в ухо. — Пока не поздно, я буду говорить тебе, как я тебя люблю. Возможно, ты сойдешь с ума, пока будешь слушать мои признания в любви. Я уже полюбил тебя очень сильно. — Ты прекрасно точно и стопудов знаешь, что я люблю тебя не меньше. Да и поздно никогда уже не будет. Впереди почти буквально вся жизнь. Матео плачет и смеётся. Оба варианта сразу. Надеюсь, это не нервный срыв. — Эй, Матео, посмотри на меня! Давай. Я беру его лицо в ладони. Его очки немного запотели. — Почему ты плачешь? — спрашиваю я. — Я не знаю, — отвечает Матео. Я обнимаю его вокруг шеи и он прижимается ко мне и обнимает меня в ответ. — Может, потому что я слишком хорошо зажил после восемнадцати лет ничего не делания? Я не знаю. Я пожимаю плечами. Честно, не знаю, чем конкретно занимался Матео прежде, но видимо, судьба (в которую я не верю, но допустим) за его доброту наградила его всем этим. А может, стоит начать верить в судьбу? — Почему мы не познакомились раньше? — спрашивает Матео. — Ни у кого из нас не было потребности в «Последнем друге». — отвечаю я. — Ты прав. Наверное, мы бы не познакомились увидевшись мы случайно. Я редко бываю вне дома. — Поэтому надо это менять! — говорю я. — И как? — Я буду вытягивать тебя на улицу и ты поймёшь какое офигенное чувство разгуливать на свободе. — Я думал, я и так свободен, — говорит Матео. Он больше не плачет, он просто немного улыбается, но его мокрые щеки его время от времени сдают его с поличным. — Да, виноват, не то сморозил, — говорю я. — Спасибо, что не проигнорировал мое сообщение в «Последнем друге». — Спасибо, что написал мне, — Матео прикрывает глаза и ухмыляется. МАТЕО 18:46 Я слышу звук щелчка камеры и открываю глаза. Руфус улыбается держа в руках телефон и показывает мне сделанное селфи. — Мне кажется, я выгляжу здесь тупо. — Тебе кажется. — Не отрицаю, — говорю я, и зеваю. Я, вроде, не должен хотеть спать или быть усталым, когда успел поспать ещё в метро, но какая-то усталость есть. Через минуту я немного подпрыгиваю, когда Руфус переворачивается и свисает надо мной. Довольно странная поза… Руфус свисает надо мной, опираясь на руки, а я лежу под ним и локтями опираясь об кровать. Он наклоняется и целует меня. Хочется умереть каждый раз, когда он так неожиданно делает. Но я приоткрываю рот и Руфус своим языком проникает внутрь. Уже нет сил столько опираться локтями, поэтому я вцепляюсь в шею Руфуса и тяну его за собой. Непривычно так к кому-то прикасаться. И мы с Руфусом падаем (совсем немного. Он чуть чуть падает на меня, а я в свою очередь просто на спину.) Он руками скользит по моему тазу, там где немного соскользнула рубашка. Наверное, самое пошлое, что со мной когда-нибудь случалось. И нет, мастурбировать вообще не пошло, ни разу. Когда у нас у обоих заканчивается воздух мы отстраняемся от друг друга на пару миллиметров. Я смотрю Руфусу прямо в глаза и они — самые красивые карие глаза, которые я видел. Просто самые красивые. Я бы закатил истерику прямо на том свете, если бы мы умерли и на там не было бы его прекрасных глаз. Если бы там просто не было его, парня под именем Руфус Эметерио, подарившего мне жизнь. — Надеюсь, я сохраню это, — говорю я шепотом и показываю пальцем на себя, а потом на Руфуса. — До самой смерти. — Это не «это», это называется чистейшая сердца любовь, чувак. — Да… Я это и имел в виду. — Так или иначе, у тебя есть все шансы. — Может быть, ты поверишь в судьбу, после всего того, что с нами случилось, Руф? — Может быть, Тео. — Тео? — переспрашиваю я. — Думал, будет звучать мило, виноват. — Звучит прикольно! Теперь и у меня будет сокращение моего имени. — Тео, я люблю тебя, — говорит Руфус мне прямо на ухо. — звучит довольно мило? — Вполне. Я издаю смешок и запускаю ладонь в и так короткие волосы Руфуса. — Ты красивый, — делаю комплимент я. — помнишь, как я впервые поцеловал тебя вчера? — Конечно! — Я поцеловал тебя, потому что уже тогда влюбился в тебя и доверился тебе. — Я сразу догадался! До того, я ещё задавался вопросом не имеешь ли ты чего доброго к гомосексуалам. — Как видишь, не имею. — Ты не против, если я сделаю это? — спрашивает Руфус. — Что «это»? — Оставлю одну единственную безобидную метку на твоей шее. Я жутко смущен и нервничаю (хотя чего бы тут нервничать?) и если скажу, что нервничаю меньше, чем когда держал впервые Пенни на руках, то совру, держите в курсе. Я сглатываю ненавистный ком в горле и говорю: — Хорошо. Руфус наклоняется к моей шее и я в предвкушении того, что сейчас произойдет. Он начинает оставлять мимолетные легкие и нежные поцелуи. Я пытаюсь не так сильно, но берусь за его плечи. Мои щеки горят самым настоящим огнем. Я не думал, что доживу до такого момента в жизни. Я сминаю ткань кофты Руфуса, потому что впервые ощущаю что-то подобные и мне надо утихомириться. Руфус прижимается своими губами мне к шее. Он засасывает кожу шеи и регулярно её подсасывает. Господи, я хочу просто зарыться поглубже в землю от этих ощущений. Они приятные и такие…странные, что-ли? Я почти буквально разрываюсь между обоими этими ощущениями. Я пытаюсь не проронить ни звука, но дается это непросто (я хотел сказать: совсем не дается). Руфус ещё секунд тридцать проворачивает эту штуку и отстраняется. — Это было…странно и приятно, — говорю я. И не решаюсь смотреть ему в глаза. — Странно или приятно? — Приятно. — уточняю я. Руфус плюхается рядом со мной на подушку и зевает. — Хочешь спать? — Не отказался бы, чувак. — Может, я заварю нам чаю и мы ляжем спать? — предлагаю я. Вряд-ли я усну, но попробовать можно. Странно однако ложится спать в пол восьмого. — Без вопросов. Я поднимаюсь с кровати, а Руфус остается лежать. Позову его, когда чай заварится. И всё же проблему с плитой теперь надо решить. РУФУС 19:28 Матео отправился на кухню заваривать нам чай. Ну, а я, какое нибудь ленивое животное (точно, как ленивец, йоу) остался лежать на его постели. Я вот сейчас задумался, не ломились ли к Матео его соседи? Он же оставил им записки, что его скоро не станет, и они точно их видели. И всё-таки, объяснять почему ты ещё жив — штука странная. Чтобы отвлечь себя от посторонних мыслей я захожу в инстаграм и публикую туда три селфи. Первое и второе — из метро, которое я пообещал выложить позже, а третье — которое я сделал относительно недавно. На ней Матео лежит с прикрытыми глазами и ухмыляется, а ещё его очки почти сползли с его носа. Блин, как жаль, что я не могу познакомить Матео с Оливией или в принципе с моей семьей. Хотя, не знаю понравилось бы им то, что у меня парень, а не девушка. Но Оливия бы ему точно понравилась! А Матео бы понравился Оливии. Почему, когда мы тонули, они сидели так неподвижно? Они даже не захотели бороться за свои жизни! Я сжимаю в руках телефон и очень хочу кинуть его в стену. Но боюсь, стена может пострадать. Бросать телефоны в стену это семейное. Я, вроде бы, упоминал об этом раньше. Чтобы отвлечься от поганых мыслей, я встаю с кровати и иду к Матео на кухню. Матео же опирается об стол (который, кажись, скоро не выдержит таких издевок, рассуждая по его шаткой ножке.) и смотрит на чайник. Интересное занятие. А ещё в глаза почти сразу бросается этот засос. Если он не захочет выходить с ним на люди придется либо пластырем заклеивать ну или тоналкой замазывать. Хотя пользоваться ею мне в жизни не приходились. Видел только как Эйми красилась, ей-богу. Матео поворачивает голову и видит меня в дверном проеме. — Что-то случилось? — спрашивает Матео. — Не-а. Просто наскучило тухнуть в комнате одному. — Тут не интереснее, — говорит Матео и пожимает плечами. Я подхожу ближе и становлюсь рядом. Мы с Матео обсуждаем звуки планет, которые конвертировали в НАСА, в звуки доступные человеческому слуху. Матео сказал, что под некоторые из них клево засыпать, и, что ему лично зашел трек Нептуна. Через минуту, когда вода закипает чайник вырубается. Матео подходит к столешнице и достает две коробочки с чаем. — Чёрный или зелёный? — спрашивает Матео. — Чёрный, — отвечаю я. Матео кладет одну коробочку чая обратно в шкафчик. Он берет две белые кружки и наливает в них кипяток из чайника. — Сахар? — снова спрашивает Матео. Мило с его стороны спрашивать, а не как Тэго класть всего навалом, а там уже, как повезет. — Ага! Одна чайная ложка, пожалуйста, мистер Тео. Матео немного смеётся и пододвигает ближе к себе сахарницу. Матео берет два чайных пакетика и опускает их в обе кружки, в след за ними по ложке сахара в каждую. — Воу, ты что, кладешь пакетики и сахар одновременно? — спрашиваю я. Матео, получается, один из тех немногих, кто кладет и то и другое сразу. — Ты критикуешь то, как я делаю нам чай? — отвечает Матео вопросом на вопрос. — Конечно нет. Просто не всегда встретишь человека, который кладет и то и другое сразу. — Папа раньше так делал нам чай утром. Да и не только утром, в принципе всегда. Эта привычка с сахаром и пакетиками у меня от него, — говорит Матео. Интересная привычка. Это почти так, как у меня с телефоном. Хотя это наверное не привычка, а просто семейное, как я и говорил. — Это что-то типа перфекционизма? — спрашиваю я. — Наверное, — Матео пожимает плечами, — Хотя не сказал бы, что папа был прям-таки перфекционистом, — добавляет он. Матео протягивает мне кружку с чаем и мы подходим к столу и ставим их на него, параллельно садясь друг напротив друга. Матео рассказывает мне теории о том, что будет твориться на Земле если всех людей заменят на роботов и ни у кого почти не будет заработка. Кроме студентов, которые, возможно, продолжат получать свою стипендию, но и это не факт. Говорит о том, что может начаться война против машин и человечества и победят скорее машины, ибо они умнее, чем люди и намного сильнее, — Если на земле останутся одни роботы, через время они сломаются и некому будет их ремонтировать, значит планета опустеет и, возможно, обретет жизнь только через несколько столетий, если не больше! Только задумайся, как это всё фигово. Мы живем в мире, в котором с минуты на минуту может начаться война с машинами. — говорит Матео. — А что насчёт животных? — Это уже другой разворот событий. — А, и подожди, ты же сказал, что война сможет начаться только если всех сотрудников всего, чего только можно заменят на роботов, разве нет? — Да! Но даже сейчас большинство уже увольняют с работ, за которые могут взяться роботы! Это только начало какого-то дерьма, но не значит, что эволюция или война не может начаться с минуты на минуту. — Эволюция? — Эволюция роботов или наоборот людей, понимаешь? — Теперь понимаю, — я киваю и постепенно пью чай. — И если люди исчезнут, то это значит деревья станут тоже исчезать. Ну, типа, сейчас примерно миллионы заботяться о растении деревьев и всяких других растениях, потому что деревья — это кислород, а растения, которые по типу тех, что мы едим или на котором растет то, что мы тоже едим — наша еда. Ты меня понял. И не факт, что роботам вообще нужна будет еда. Они же машины. И они не будут заботиться об этой мелочи. И уровень кислорода, вероятно, понизиться до нуля, если все деревья и растения пропадут. И тогда шансы на зарождение новых жизней будет чертовски мал, понимаешь? Мы все в дерьме. Хотя, конечно, есть шанс на инопланетян, которые скрываются от нас где-то в другой вселенной и вдруг они могут обнаружить такую планету Землю, без шансов на новую жизнь с кучкой роботов по всему миру, и инопланетяне будут сами развивать её, но вот незадача, — говорит Матео. — они могут даже не заметить её. Я кладу голову на стол и вздыхаю. — Да, чувак, мы в полнейшем дерьме. — Не повезло тем, кто родиться перед войной человечества и роботов, — говорит Матео и смешно хмыкает. — Могу ему лишь посочувствовать. Если ему повезет, он может стать последним выжившим. — Довольно мрачное преимущество. — В таких обстоятельствах мало нормальных преимуществ, чувак. Почти нет, — говорю я. — Ты прав. Матео кивает. Не знаю, когда он успел, но он почти выпил всю кружку чая. Хотя, я тоже, почти. — Не хочешь… завалиться спать? — спрашиваю я. — А ты? — снова отвечает Матео вопросом на вопрос. Классика. — Я первый спросил. — Наверное, да. — Отлично! Тогда, идём спать. Мы поднимаемся из-за стола и Матео берет две кружки и ставит в раковину, мол, чуть позже, ну или просто потом. Матео выключает на кухне свет и мы идём обратно в его комнату. МАТЕО 20:17 Руфус садится на кровать, а я подхожу к своему шкафу. Надо бы дать Руфусу какую-нибудь одежду для сна. Странное чувство, конечно. Я открываю шкаф и достаю оттуда белую футболку и синие шорты. Не могу быть уверенным, что Руфусу подойдет эта одежда по размеру. Она, так скажем, не оверсайз, а наоборот. — Я не знаю, подойдет ли тебе она по размеру, но… примерь. — Спасибо, Матео. Я качаю головой. Руфус встает и берет предложенную ему одежду. Чуть-чуть отходит и стягивает с себя свою одежду. Я отворачиваюсь и пока разглядываю варианты для себя. Да, мы оба уже видели друг-друга без верхней одежды (когда были в Арене Путешествий и прыгали со скалы) но личные границы — есть личные границы, и их, как мне кажется, нужно уважать. Я как обычно, наверное, просто напялю первые попавшиеся шорты и футболку или майку (и нет, ни в том ни в другом спать не холодно. В квартире тепло, и плюс, есть одеяло. Поэтому всё путем.) Я беру какую-то странную майку с надписью: «Say yes to me» (которую, возможно, подарила мне Лидия, когда мне исполнилось шестнадцать?) Не знаю почему она есть в моем гардеробе, но я кладу её обратно и беру просто оранжевую футболку и боксёрские черные шорты. Надеюсь Руфус уже переоделся и не смотрит на меня, ибо потому что я стягиваю свою футболку и закидываю её подальше в шкаф. Завтра нужно будет организовать стирку и в принципе генеральную уборку в квартире, если я не забуду, даже не смотря на то, что я убрал почти всё ещё вчера. Я натягиваю на себя футболку и снимаю шорты, которые по той же схеме отправляю в далекий путь в бардак из тонны шмотья, организовавшегося у меня в шкафу и одеваю черные боксёрские шорты. Я закрываю шкаф и поворачиваюсь к Руфусу. Он лежит на кровати и дожидается пока я переоденусь. Когда он слышит мой шорох, Руфус смотрит на меня. Я выключаю свет и подхожу к нему и он раскрывает свои руки для объятий, в которые я немедленно аккуратно приземляюсь. Странно ложится спать в девять (потому что, могу поспорить, живя я бы так, как неделю назад, я бы лег минимум в три), но сейчас я не особо и против. — Спокойной ночи, Матео. Я люблю тебя, — говорит Руфус. — Я люблю тебя больше. Спокойной ночи, Руфус, — отвечаю ему я. Руфус улыбается и я улыбаюсь вместе с ним. Он закрывает глаза и примерно знает, что я сейчас собираюсь сделать. Я целую парня, который дважды подарил мне жизнь и сделал меня счастливым.