Адам Сильвера «В Конце Они Оба Выживут»

МАТЕО 14:49 Я подрываюсь из-за очередного кошмара. Если кто-то ещё сомневался в том, что я проснусь не из-за кошмара — флаг вам в руки. Мне на них удивительно везет. Погано, что если мне снятся сны — то только кошмары. Видимо, чего-то получше я не достоин (например, фэнтези сна, который вдохновит меня на что-то). Я громко дышу, но при этом умудряюсь найти в паре сантиметров от моих рук свои очки, которые с таким же успехом надеваю. Руфус вопросительно смотрит на меня. Точно, я же задремал лежа с ним. — Матео? — спрашивает Руфус. — Дурной сон, чувак? Я киваю. — Мне приснилось, что я был на кладбище. — я не знаю, как быстро отрубился после того, как лег к Руфусу, но больше меня не преследует чувство усталости (поскольку я не выспался). — Ага. А дальше что? — Всякая мертвечина вылезали из могил разных людей. Именно мертвечина, не мертвецы. — говорю я. — Напомни-ка, в чем отличие? — спрашивает Руфус. — Мертвечина — чаще всего трупы мертвых животных, — я кривлюсь и мотаю головой, пытаясь отогнать эту поганую картину. — Они вылезали из могил разных людей. Особенно эти проклятые птицы. Руфус ухмыляется. — Это не смешно. — говорю я. — Обещаю, что постараюсь не напоминать больше о обезглавленных птицах, чувак. — Руфус обнадеживает меня тем, что приобнимает. Но всё равно ухмылка не сходит с его лица. — Это бы точно выручило. — говорю я. — Договор. Больше ничего насчёт обезглавленных птиц от меня, — говорит Руфус. — И что было дальше? — Я побежал оттуда к чертовой матери, но следом за мной увязались вся та мертвячина. Как ты помнишь, я жесть какой параноик, поэтому, как мне и свойственно, я распаниковался и споткнулся обо что-то, — вот тогда я был до чертиков напуган. — В итоге я рухнул на землю, а потом проснулся. — М-да, не позавидуешь тебе с твоими кошмарами, — говорит Руфус. — Ты, конечно, прости, но я правда не могу держать каменное лицо, когда ты говоришь, что за тобой гнались мертвые трупы животных, особенно птиц, на которых тебе, в кавычках, так везет… Я ничего не отвечаю на это. Наверно, со стороны это выглядит смешно, спорить не буду, но на деле это жутко страшно, особенно в моменте. Я не знаю, сколько времени я спал, но, если слишком много — есть шанс, что одежда сгорит на тех проклятых сушилках. (Они всегда меня пугали. Отчасти поэтому мы с папой чаще носили одежду в прачечную, чем занимались стиркой дома). Но иногда нужно вспоминать о человечности и пользоваться машинкой дома. — Сколько времени? — спрашиваю я, замечая либо свой либо телефон Руфуса рядом. — Без понятия. Глянь, — Руфус протягивает мне его. Это телефон Руфуса и всё тот же его прикольный велик на обоях. (Теперь я же понятия не имею, куда пропал мой телефон). Сейчас без девяти два, значит, одежда, вероятно, уже высохла. — Нужно выключить сушилки, иначе есть шансы, что может случится пожар. Или одежда просто сгорит и… — Обойдемся без пожара, ладно? — перебивает меня Руфус. — Да. Прости. — говорю я. И нехотя слезаю с Руфуса (звучит слишком извращенно и как-то погано, но выражаюсь буквально). РУФУС 14:52 Сколько-сколько там дней прошло с момента, когда я тусовался в своих шмотках? Верно, почти два дня! Буду выражаться прямо: для такого застенчивого и, может, даже психастеника как Матео, раздавать одежду — точно смелый шаг (я знаю, что вы внимательно следите за всеми его поступками, но не могу не сказать). Нет, я понимаю, что он делает это из вежливости (может и не только), но в шмотках он не отказывает, особенно мне. (Могу похвастаться такой честью). Просто как трешово-забавный факт в тему: когда я встречался с Эймс, она любила частенько стащить мои футболки и худи. Я ни разу не находил это милым, скорее даже раздражающим, потому что половина моего шмота была у неё и это убивало (образно, конечно. Хотя иногда было клево, признаю.) Камон, ладно, с этого момента больше ничего связанного с моими бывшими отношениями с Эйми или просто с ней. Клянусь. Матео на пару секунд застывает, когда встает, но протирает глаза под очками. Он и без очков мне нравится, но они будто часть Матео, которую никак нельзя исключать. Хотя и без очков он смотрится неплохо. Через пару минут Матео уходит на балкон, а потом возвращается в руках с моей джерси (хорошо, просто кофтой) и те же спортивные шорты. И с некоторыми своими вещами, но не всеми. Походу, просто выключил сушилки и оставил остальное там. — Мне кажется, что скоро станет прохладно щеголять в шортах на улице. — говорит Матео, отдавая мне или вещи. Ну, так-то он прав. — Лучше не упускать шанса пощеголять в них ещё, пока прохладно не станет. Не думаешь? — отвечаю я. Матео пожимает плечами. — Может. Но даже так можно заболеть. По крайней мере, шансов больше, это точно. — говорит Матео. — Ты слишко пессимистично рассуждаешь, Матео. Будь оптимистом, прямо как я, чувак. Глядишь, жизнь легче станет. — Может, ты прав. Но лучше быть пессимистом и не умереть, поскольку тогда я понимаю, что везде меня поджидает опасность и это точно не чушь, чем быть оптимистом и не верить в опасный исход событий… — Как почти чистейший оптимист — я могу поверить в надежду, но точно не в судьбу. А ты, как раз таки, в судьбу веришь. Шиворот-навыворот, тебе не кажется? Я криво выразился, но Матео меня не поправляет. — Наверное. — он опять пожимает плечами. До того, как пойти переодеться, Матео поднимает с пола всё, что упало и складывает в коробку, а я помогаю ему. Когда мы заканчиваем, Матео забирает конверт. Его мама ему точно помогла ему, даже не спорьте. Я, следом за Матео, захожу с ним в его комнату. Кстати, не знаю почему, но даже, когда нас только двое в доме, Матео прикрывает дверь в комнату. Походу, у него привычка, ибо я замечаю это уже не впервой. МАТЕО 14:59 Сначала переодевается Руфус. Я падаю на стул и отвожу глаза на свой стол с компьютером, который завален чем ни попадя. Надо бы здесь убраться, но не думаю, что займусь этим сомнительным делом прямо-так сегодня. Мне боязно хранить деньги не на электронном счету, поэтому по дороге в больницу к папе, я буду должен найти банкомат, который принимает наличные. Не хотел бы, чтобы меня обокрали. Может, Руфус прав и я действительно слишком пессимистичен (как же), но становится оптимистом и позабыть о опасностях и опираться только на надежду не стану. — Я всё, — говорит Руфус. — Буду должен за одежду, чувак. — Забудь, мелочи. — я мотаю головой. Я подхватываю свою рубашку и брюки (рубашки сами по себе классные, согласитесь, и у меня нет на них фетиша). Не буду врать, переодеваться пока в комнате есть кто-то помимо меня — тревожно. Я знаю, что Руфус всё равно не смотрит, потому что знает, что мне не по себе, знаю. Но разницы нет. Что до, что после меня эта тема будет колебать и тревожить. Держу пари, когда-нибудь это сыграет со мной в плохую шутку. Я не помешан на чужом мнение о себе и на любопытных глазах в мою сторону, но это определенно заставляет смутиться, ещё как. Так, ладно. Пока, вроде бы, не конец света и поэтому мне стоит расслабиться. По принципу «потом уберу» я кладу свою мятую футболку и шорты в шкаф и сразу надеваю брюки. Из шкафа я беру серую футболку, который поверх которой накину рубашку. Единственное, что не нравится мне в рубашках — пуговицы. Когда я заканчиваю, я собираюсь окликнуть Руфуса. Перед этим закрываю шкаф. Я не успеваю ничего сказать, как Руфус резко появляется у меня из-за спины. — Бу! — говорит Руфус мне прямо в ухо. Я чуть не подпрыгиваю и с почти буквально круглыми глазами поворачиваюсь к нему. Руфус ухмыляется. — Ты бы видел свое лицо сейчас! — Ты убиваешь меня… — договариваю я, и, как по команде, все книжки с синей полки моего стеллажа вываливаются на пол. Проклятье. Теперь Руфус вместе со мной смотрит на стеллаж. — Если б они упали на пару секунд раньше и это бы кто-то заснял, я бы стал бешено популярным. — говорит Руфус. — По-любому. — Я подхожу к стеллажу и сажусь на корточки, потом собираю упавшие книги с пола. Рано или поздно (и это не если, а когда), мне придется их всех прочесть. Руфус помогает их собрать. После моего погрома пару дней назад, у некоторых книг помялись обложки и сломались корешки… Это убивает мини-Матео внутри меня. Нужно будет их как-нибудь выгладить и надеяться, что обложки не выгорят. Даже несмотря, что гладить хоть убей не умею. Особенно жалко за дорогие книги. — Капец твоим книгам. — комментирует Руфус. — Ага. Придется их выглаживать с горем пополам и надеяться, что не случится пожар. — я киваю. — Это ещё почему? — Руфус ставит книги на полку. Интересное желание во мне, расставить эти книги по алфавиту не дает мне покоя. — Хоть убей, но нормально гладить не получается. А вроде такое легкое занятие. — Фигово. Ну, я гладить умею, поэтому как-нибудь помогу тебе. — Буду благодарен, Руфус. Я ставлю последние две книги на полку. — Можем двигать в Плутон? Если ты, конечно, не хочешь поторчать здесь ещё. — Не хочу. — ещё как хочу. — Тогда выдвигаемся. Мы поднимаемся и идём в прихожую. РУФУС 15:07 Я и Матео наконец-то вышли. Духом чую, Матео заливает о том, что больше не хочешь сидеть дома. Ну да, конечно. — Я планировал заехать к папе, а потом присоединиться к вам в Плутоне. Это ничего? — спрашивает Матео. — Не-а, конечно, ничего. — я взмахиваю рукой, мол, пустяки. Матео, либо себе, либо непонятно зачем, кивает. Мы переходим дорогу, и как и раньше: смотрим сначала вправо, а потом синхронно влево. Ну да, нас же всё ещё может насмерть сбить тачка. Будь я б на велике, даже смотреть не стал бы. Насчёт велика, я думаю нужно будет задуматься о покупке нового. Но отказывать любимому себе в выборе велика — не стану. Если и буду покупать — это будет Trek. Точняк. — Будто нас что-то задавит на дороге. — я цыкаю. — Птенчиков давят. Причем, насмерть. Но им, могу поспорить, из, якобы, новомодного «Отдела Смерти» не звонят. — отвечает Матео. — Ну тут ты прав. Небось, скоро и до животных дойдет и даже такой Отдел будет существовать. С ума сойти можно! В плохом смысле, увы. — Все будут ненавидеть его. Держу пари, он будет чувствовать себя монстром и покончит собой в деле. — говорит Матео. — Или уволиться. Ибо если ему не позвонят из Отдела Смерти для людей, то он, с вероятностью девяносто и девять проц — не умрет. Дерьмово, но так и есть, чел. — я подлавливаю его мысль. — Какой ужас. — Матео щурится. — Что? — Какой ужас — что мы живем в таком дерьмовом мире. — Тут и не поспоришь. Ты прав, Матео. — Время от времени бываю, Руфус. Мы собираемся переходить дорогу, но какой-то, в скобках, чумной гонщик, выезжает на максимальной скорости на своей тачке из-за угла, переезжая нам дорогу. Я делаю пару шагов назад, и под руку отвожу Матео. Хотя он и сам уже успел отойти. — Вот подонок! Будь бы на нашем месте какие-то везунчики Обреченные, могу поспорить, им бы не повезло… — подлетаю я. Матео неприятно морщится. Когда горе гонщик проезжает мимо, мы наконец-то переходим дорогу. Кстати, просто чума, что отец Матео вышел из комы прямо под сроки. Типа, в судьбу я не верю (можете начинать вести счет, сколько раз я сказал об этом, чуваки), но в этот раз она точно помогла. Почти как и хотел Матео. — Давай-ка вот что обсудим, — начинаю я. Матео весь во внимании. — Просто любопытно, ты же веришь в судьбу, загробную жизнь и так далее, но сам ты неверующий, так? — Так. — Матео кивает. — Почему? — Почему я неверующий? — уточняет Матео. — Ага. — Я не верю в то, что на, эдак, небесах, меня будет встречать Бог, когда я умру. И просто не верю, что он реален. Не вижу смысла ходить в церковь в квартале отсюда, чтобы покреститься. На самом деле церковь и Бог — крепко связаны, поэтому не думай, что я это просто так добавил. Я не верю в то, что если попросить батюшку в церкви очистить мою или чью-то грешную душу, то она правда станет чистой. Это всё чушь и дурь. И на службе в церкви поминать кого-то также дело мутное, — Матео прерывается, на мчащихся двух школьников, которые проносятся мимо нас, задевая Матео за плечо. Я цыкаю. — Не вижу смысла молиться Богу об упокоении души человека, которого уже нет в живых. Думаю, вряд-ли, существует ад или рай, но если это так, то, опять же, вряд-ли, что чья-то душа за какие-то мольбы так легко отделается и из ада переместиться в рай. — Полностью согласен, но ты походу не очень понял, что значит молиться Богу об упокоении души мертвеца. Думаю, это значит, чтобы душа человека поплыла по течению и не торчала тут где-нибудь без надобности. Хотя это всё глупо. — поясняю я. — Ты прав, я не знал об этом. Мы доходим до подземки метро, но Матео просит подождать его рядом с банкоматом, чтобы он перевел деньги себе на электронный счет. Я сбоку прикрываю его, чтобы никакие придурки не захотели обокрасть его. — Я всё, — говорит Матео через две минуты. — Спасибо. — Пустяк. Потом мы спускаемся вниз в подземку. Тут чертовски скользкие ступени и, надеюсь, ни я ни Матео, не навернемся. Через пару минут, мы оплачиваем себе проездные, в автомате по продаже проездных. — Заходим. — говорю я, когда метро почти уходит. Мы заходим в поезд В. МАТЕО 15:15 Вместе с нами в метро заходит ещё десяток человек. Мы с Руфусом садимся на сиденья неподалеку от двух студентов с ярко зеленой и розовой стрижкой. Они явно живут не зная о опасностях. ДАЛМА ЯНГ 15:16 Далме Янг не звонили из Отдела Смерти, потому что сегодня она не умрет. Я и моя новая пассия по имени Лима с ярко зелеными волосами сидим в метро. Я взяла себе выходной, потому что моя работа убивает меня и работать на себя со смены на смену не выносимо. В мой единственный (ни за что!) на этой неделе выходной, Лима вдохновила меня покраситься в ярко розовый. Знаю, знаю, это слишком красочно и привлекает много внимания, но, лучше сейчас, нежели потом. (Если я дожила бы до того момента.) Рядом с нами сидят два студента, на мой взгляд, мне интересно, познакомились ли они через «Последнего друга» и проживают свой Последний день или нет, хотя знаю, что не мое это дело. Они больно напоминают мне Ориона и Валентино в то время. Это разбивает мне сердце, но я ничего не сделаю с этим. МАТЕО 15:17 Я рассказываю Руфусу, как бы было классно слетать и побывать в Пуэрто-Рико, чтобы разузнать о своих корнях побольше, и по большей части потому, что никогда не бывал за пределами Нью-Йорка, а как бы было клево. Уже через две станции мне надо будет выходить. Я хочу поговорить с папой о этих коробках. Было бы здорово просто с ним поговорить. Погано, что я всегда отмахивался от разговоров до. Пока мы разговариваем, Руфус подлавливает меня на том, что я подпеваю какой-то песне на чьем-то телефоне. — Знаешь, Руф, я не говорю о таком с кем-угодно, потому что это наверняка выглядит тупо со стороны, но, вообще, я мечтал стать каким-нибудь пианистом или типа того. Просто сидеть за пианино на каком-то грандиозном концерте. А, может, даже петь соло, если бы до такого дошло. Все это тупо, правда, но даже драм-кружок был бы зачетной идеей, будь я по-уверенней в себе или доводил бы дела до конца. Но, могу поспорить, что есть же какие-нибудь парни или независимо от гендера, которые мечтают сразу о тысячах затей, но ни одну не воплощают в реальность? Я где-то в этих списках. — выпаливаю я. — Мне реально очень понравилось, как ты играл на пианино у себя. Это было отпадно, чувак! У тебя б точно всё вышло. — говорит Руфус. Я заливаюсь краской. — Может. — я пожимаю плечами. — Кстати, знаешь, тебе точно надо будет посмотреть на сценарии к ширпотребным фильмам, типа «Клоун-стукач и карнавал судьбы» и тому прочее от Тэго. Мы с Малкольмом до упаду ржали над ними! — рассказывает Руфус. Я улыбаюсь. — Если можно, тогда обязательно. — я киваю. — Естественно, можно! Тэго стыдиться их показывать, но не откажет, поверь. — Поверю на слово. Руфус одновременно со мной смотрит на электронное табло над нами. — Чувак, это же твоя станция? А то сейчас со мной уедешь. — говорит Руфус. Я прозевал. Конечно. Я быстро поднимаюсь, потому что сейчас Руфус окажется прав. — Увидимся. — я киваю в знак прощания. Руфус тоже на пару секунд подрывается, целует меня в лоб, и я выбегаю из метро, весь раскрасневшийся. Горевать над прощаниями надо будет, когда Руфус переберется в общагу и, не факт, что мы часто будем видеться. Я поднимаюсь наверх и в глазах режет свет пару секунд. Вдалеке вижу больницу — хороший знак (тем, что я вышел где нужно). Я ещё где-то на стадии отрицания того, что у меня всё так хорошо: познакомился с клевым парнем, мы влюбились, не умерли (тоже важная часть, конечно же), стали встречаться, а плюсом ко всему этому, у меня появилось два новых друга, причем, тоже клевых. Ну и «на десерт», как это любят называть некоторые, папа вышел из комы. Чудо прям, правда? Рядом с больницей стоит открытый автомобиль скорой помощи, кого-то привезли в больницу, может, этот кто-то тоже попадет в реанимацию и его сын или дочка точно будут переживать за него, даже если вскоре он поправится. Держу пари, мне многие могут позавидовать из-за таких везений. Хотя я и не особый хвастун. Я вообще не такой, вы курсе. Я по привычной дорожке дохожу до больницы. На регистратуре сидит приятная женщина, по первому взгляду. Она, хотя бы, не собирается отчитывать меня. Она мило мне улыбается, и, если верить её бейджу, её зовут Мэриэнджелла (если я не путаю, это от какого-то греческого слово, означающего любовь и тому прочее). — Я хочу проведать своего отца Матео Торреса. — говорю я, уже увереннее, чем в прошлые разы. Я протягиваю паспорт. Мэриэнджелла проверяет паспорт, молча кивает и фотографирует меня для моего пропуска. — Можете забрать паспорт. Держите. — говорит она и отдает мне распечатанный гостевой пропуск и паспорт. — Спасибо. Я ухожу с регистратуры к лифту. Восемь этажей — убийственно много для меня сейчас (всегда.) Я вызываю лифт. Через пару секунд он спускается и я захожу в него, сразу нажимая на кнопку восемь. На удивление, никакой а-ля специалист или врач со мной не едет. Я смотрю на свое отражение в огромном зеркале, в котором можно разглядеть весь лифт. Поправляю кучерявые локоны, которые больше похожи на гнездо, нежели на нормальные волосы. Когда лифт приезжает, я выхожу и почти не сбиваю с ног какую-то медсестру, которая, видимо, куда очень спешит (мне сильно везет на то, чтобы врезаться в кого-то.) Я дохожу до папиной палаты и прежде, чем зайти стучу три раза. Внутри слышится «Входите!» — Привет, пап, — говорю я, зайдя к нему, и моментально прикрыв дверь. — Как ты? — Привет, Матео. Я отлично, ещё как. — он кивает. Я подхожу к его постели и сажусь рядом. — Прости, что не зашел вчера. — Матео, ничего страшного! Как прошел твой день? Нормально? Я-старый отмахнулся бы от этого вопроса одним «Ага», но сейчас я так делать не стану. — Вполне, — я киваю. — Я был со своими новыми друзьями, с Лидией, и с Руфусом. Я вижу, как папа повеселел. Я вопросительно смотрю ему в лицо. — Не смотри на меня так, Матео. Ты и сам знаешь, что у тебя, откровенно, помимо Лидии не было друзей. Тем более, отношений. Поверить не могу, что сейчас тебе уже восемнадцать. А ведь только недавно исполнялось девять… — говорит он. Меня смущает эта обстановка. Так говорить о таких вещах с папой — обычное дело, но точно не сейчас, честное слово. Я сконфужено пожимаю плечами. — Тебя выписывают через неделю, да? — спрашиваю я. — Да. Так сказала Элизабет. Она приятная девушка. — он кивает. — И правда, — я смотрю в маленькое окно над кроватью папы, — Это спонтанная идея, но, я думаю, я попробую сдать на права на этой неделе. Если повезет в очереди. — говорю я. Действительно очень спонтанная идея, но рано или поздно сдать нужно было. — Смелый шаг. Я киваю. — Но, не переживай, ты точно сдашь. — подбадривает меня папа. Я улыбаюсь. — Спасибо, — но потом сразу вспоминаю о маминых вещах, о которых так хотел поговорить с ним. — Кстати, пап. Я сегодня посмотрел коробки с мамиными вещами… Почему ты прятал их раньше? Он сначала удивленно смотрит на меня, но потом прокашливается. Забавная его привычка: делать так, узнав о любой новой ситуации (не только неожиданной). — Я надеюсь, ты не держишь на меня зла, — начинает он. Я отрицательно мотаю головой, — Знаешь, я хранил те коробки у себя у комнате долго, не спорю. Но они были и в твоем распоряжении не меньше. Я понимаю, что у тебя могли быть какие-то смешанные чувства по отношению к ним, которыми тебе было неудобно делиться со мной, как с отцом, я так думаю. Примерно та же борьба внутри тебя была, как у героев твоих комиксов, которые борются со своими эмоциями, — он издает смешок. — Я изо всех сил старался понять тебя, и пришел к выводу, что лучше убрать эти коробки подальше, особенно от твоих детских глаз, потому наверняка ты бы чувствовал боль и обиду на маму, показав бы я тебе их, допустим, в одиннадцать. В детстве ты был более хрупким ребенком, не спорь со мной, и если бы я показал тебе эти вещи, когда ты был моложе, Матео, боюсь, это могло бы вызвать много неприятностей. Не только истерики. Мы бы одними ими точно не отделались бы. — Да, ты, пожалуй, прав. — я смущенно киваю. — Как дела с Руфусом? — папа переводит тему. Как умело он это делает, я ему благодарен. Я заливаюсь краской. — Нормально. — на этот вопрос я всё же отмахнулся. — Я никогда не замечал за тобой, что тебе нравятся парни, Матео. Либо ты так хорошо прятал от меня свое влечение, либо Руфус стал исключением? — спрашивает папа. — Я не знаю. Может. — я и сам за собой такого не замечал. — Хорошо. Ты ешь что-нибудь дома? — он снова переводит тему. Бога ради, спасибо. — Плита сломана, но ем. Эллиот тоже, конечно, помогал не умереть с голоду. — Как ты… Как ты сломал плиту, Матео? — ошарашено спрашивает он. — Я пытался пожарить эмпанады. Это была не самая моя лучшая идея… — Ты вызывал мастера, чтобы её починить? — Нет. Но Шон обещал помочь с ней. — я мотаю головой. — Отлично. Если честно, — начинает папа. — Я скучаю за нашими совместными вечерами. Я грустнею. Досадно признавать, но без них было погано. Я молча киваю. — Пап, ты не против, если я уже пойду? Мне, конечно, не нудно, просто, э-э… Папа опять пропускает смешок. — Естественно. Можешь идти, Матео. Могу я попросить тебя принести мне крепкого кофе завтра? Его здесь ужасно не хватает. — Да, конечно. Но, ты уверен, что тебе его можно? Особенно крепкий. — спрашиваю я. — Хуже не будет. Элизабет не ставила запрет на кофеин, поэтому не думаю. — Только если ты уверен. — я поднимаюсь. Будет худо, если папе станет хуже под выписку. Или станет хуже в общем. — На все сто! — он кивает. Папина любовь к кофе — что-то из безумного рода. Как тяга у некоторых к наркотикам или сигаретам, у папы к кофе (особенно крепкому.) — Хорошо. Пока, пап. — говорю я. — До завтра. Я киваю и выхожу из палаты делая глубокий вдох. Разговоры с папой помогают чувствовать себя легче, не буду врать. Теперь нужно дойти обратно до подземки метро и сесть на него (надеяться на то, что я не забыл, как добраться до приюта Руфуса и плутонцев.) РУФУС 15:44 Я и плутонцы залипаем играя в «Табу»* (о да, время идёт, а привычки остаются.) — Парни, давайте лучше в Камень-Ножницы-Бумага. Уж лучше это, чем Табу… — цыкает Малкольм. Настоящий пример анти-поклонника Табу! — По рукам. Первый камень. — я соглашаюсь. Тэго тоже. Мы выбрасываем камень, а затем считаем до трех любимой фразочкой «камень-ножницы-бумага!» — Бам! — выкрикивает Тэго. Когда мы с Малкольмом выкидываем ножницы, а он — камень. — Ты жульничал, как обычно. Признайся! — вопит Малкольм. — Ты думаешь, я такая сволочь? — будто, удивленно, спрашивает Тэго. — О да, ты та ещё сволочь, друг. — Малкольм кивает. — У нас три раунда, ага? Мы ещё можем пробить его. — я смотрю на Малкольма. Он с ухмылкой во все зубы кивает. — Я всё равно выиграю, парни. — заявляет Тэго. — Не надейся. — я улыбаюсь. Я не сдамся так просто этому засранцу. Мы выбрасываем ножницы, бумагу и ножницы. Я и Тэго ножницы, Малкольм — бумагу. — Карма, чувак. — говорю я Малкольму. — Переигрываем. — говорит Тэго. Мы с ним перебрасываем: я выбрасываю ножницы, а он бумагу. — А я говорил! — Это фиаско, братан. — говорит Малкольм Тэго. — Ещё какое. — Либо всё, либо ничего. Ну же, ещё один раунд. Не кисните раньше времени, парни. — подбадриваю я. — А на что мы играем? — спрашивает Тэго. — Мы на что-то играем? — уточняет Малкольм. — Фиг его знает. Кто проиграет будит завтра Фрэнсиса раньше времени. — «если ты не будильник — не буди его». — Игры на смерть? Вот это супер. — Да, чуваки, то, что мы любим. — говорю я. Мы выбрасываем повторно: ножницы, камень и камень. В этой «честной» борьбе, в которой Тэго два раза менял ножницы с бумагой и камень с ножницами, два камня выбрасываем я и Малкольм. Либо всё, либо ничего! — Переигрывайте. — говорит Тэго. Мы так и делаем. Считаем до трех и выбрасываем. — О да, — говорю я, когда выкидываю ножницы, а Малкольм — бумагу. Снова. — Теперь вы переигрывайте между собой. У нас должен быть только один проигравший. — Эта битва будет нечестной. — жалуется Малкольм, смотря на Тэго. Тэго поправляет свои очки и они готовятся бросать. Ставлю сто баксов на то, что будить Фрэнсиса будет Малкольм. Они выбрасывают два камня, но сразу трепа перебрасывают. Тэго опять выбрасывает камень, а Малкольм бумагу. (Теперь я стал на что долларов беднее). — Вот черт, — возмущается Тэго. — Он убьет меня. — Скажешь ему, что ты умираешь. Может, на этот раз прокатит. — Малкольм пожимает плечами. — Тогда он точно меня прикончит, братан! — Ну, я же перед тобой. — Ладно-ладно. Давайте обсудим вот что, — начинает Тэго, принимая позу из какого-то крайне популярного фильма, который я не видел. Я отметаю настольное Табу подальше, — У Малкольма скоро будет подружка, братан. — говорит мне Тэго. Я удивленно смотрю на Малкольма. — Серьезно? — А-то! — И кто она? Колись, это Челс? — я допрашиваю Малкольма. Челси (Челс) — одна из тех девчонок, которые не прочь замутить с Малкольмом, как и он сам, естественно, ну и не отказали ему ни в чем (даже в постели). Тэго отвечает первее: — Не-а. Помнишь у дома Матео была типа закусочная с гренками? Мы там были. — говорит Тэго. — Ага. И что? — Там была девушка, Мелани. Она оставила Малкольму номер и они договорились потусить. Понимаешь о чем я? — Тэго хитро смотрит на меня. — О Боже мой, — (я атеист. Ага.) Я кладу Малкольму на плечо руку. — От всей души могу тебя поздравить, чувак. Надеюсь, с ней у тебя всё сложится. Малкольм какое-то время молчит. — Раз уж тема зашла про отношения, то считаю абсолютно нужным поинтересоваться, что у тебя с Матео. Что у вас? Колись. — Малкольм пилит меня глазами, Тэго тоже абсолютно весь во внимании. Вот засранец, перевел тему с себя на меня. — А что у нас? — я вопросительно вскидываю брови. — Ну, это… — говорит Малкольм и пихает в бок Тэго. — Что? — он смотрит на него. — О Боже. Вы же спите даже вместе. У вас было что-то? Интересуюсь чисто как брат у брата! — он взмахивает руками. — Не-а. — вру я. Да и что у нас было-то? Никакого секса, конечно. — Серьезно? Да ну, чувак! Я киваю. Малкольм открывает рот, чтобы что-то проронить, но его опережает три стука в дверь. — Если это Дженн — я ходячий труп. — говорит он. — Это ещё почему? — Я разбил вазу с цветком в гостиной вчера. — Охренеть. Сочувствую. — честно, неудивительно. Малкольм сам как паровоз, вот и зацепил. МАТЕО 15:51 Я стучу пару раз, прежде чем войти, потому что уж больно подозрительная табличка «НЕ ВХОДИТЬ» с черепами заставляет засомневаться в том, хочу ли я без стука туда зайти. Конечно, уже был в комнате плутонцев один раз, как вы помните, но, всё же, это не моя комната и не особо вежливо врываться туда. Плюс, мало ли чем они заняты. Оттуда кто-то из парней кричит что-то невнятное и я захожу в их комнату. РУФУС 15:52 Счастье Малкольма, что это не Дженн. Я сходу спрашиваю у Матео: — Всё нормально? — Ага. — Матео кивает. Так как мы тут втроем сидим на полу он приземляется рядом с нами. — Здоров, Матео. — говорит Тэго. — Привет. Так и чувствую эту неловкость в воздухе! Чтобы разбавить эту чутка неловкую обстановку я выпаливаю: — Прикинь, у Малкольма подружка будет. — говорю я Матео. — Ого, правда? Поздравляю. — говорит Матео Малкольму. — От души, чувак. — Так, парни, — начинаю я. — Давайте не будем здесь киснуть, как это обычно происходит, а вместо этого пойдем в какой-то чумной парк. А лучше в парк Алтеа. Я вообще редко бываю в парке Алтеа с плутонцами (бываю, но о-о-очень редко). Чаще всего я появляюсь там один. — Идея супер. — говорит Тэго. Матео кивает. Малкольм, походу, боится встретить Дженн, пока мы будем покидать Плутон. — Не бойся, чувак. Мы тебя в обиду не отдадим, особенно Дженн, — говорю я, Малкольму. Я смотрю на Матео и сразу поясняю, если он вдруг забыл, — Дженн наша опекун, если ты вдруг забыл. А Малкольм вчера разбил вазу с цветами. Есть шансы, что он умрет сегодня от руки опекуна. — насмехаюсь я. Хотя, в случае Малкольма, тут всё плачевно, чем смешно. — Да ну, — говорит Матео. — Разве она станет так мучать из-за разбитой вазы? — О, если бы Фрэнсис стал отчитывать его, то, поверь, лучше молить о пощаде, пока не поздно. — вливается Тэго. — Точняк. — я киваю. У нас в комнате — абсолютный погром, поэтому, когда мы поднимаемся, Табу остается валяться на полу, куда я его подвинул. Стоит приобрести какую-то настолку поинтереснее. Ещё есть «Дженга»**, но на неё нужно слишком много нервов (мне в ней никогда не выиграть, всё легко). — Твое счастье будет, если мы не встретим Дженн. Хотя, мне бы надо. — говорю я. Мы выходим из комнаты, перед этим я выключаю свет. Что-что, а лишний свет лучше выключать (если не смертельно нужен). МАТЕО 15:56 Мы уходим из приюта не встретив ни одного опекуна плутонцев. Клево вот так взять и пойти бродить по паркам (по парку) с друзьями в непринужденной обстановке. Клево просто иметь друзей, не буду юлить, конечно. Может, поступив бы я на очное в университете, я бы наверняка завёл ещё одну уйму друзей, но, так или иначе, я не жалею, что выбрал дистанционное обучение. Только погано, что я остаюсь без стипендии (на очном у меня, хотя бы, были бы шансы на её получение). Это значит, что мне нужно будет заняться поисками работы, хоть и начиная с октября, её, вероятно, будет не так много. Хотя, мне этого пока что не узнать. В любом случае, мне нужно задуматься над вариантами работы. Самое банальное: я могу раздавать листовки; Могу убираться у кого-то (точно нет.); Могу быть актером для массовки в каком-то кино (на удивление, таких объявлений хватает в Манхэттене.); В конце концов, взять вакансию на работу в какой-то фастфуд забегаловке (например «Пушки».) и многое многое банальное другое. Всё-таки, чтобы жить, мне нужно выйти из зоны комфорта и научиться взаимодействовать с людьми получше, нежели простое приветствие и неловкое молчание. Из моих мыслей меня как обычно выдергивает Руфус. — Матео? Ты с нами? — спрашивает он, шуточно водя рукой у меня перед лицом. Я улыбаюсь. — А как же. — я киваю. Через пару минут Малкольм закатывает волынку о том, что думал, что в тюрьме будет вонять дерьмом, но нет, только блевотой. Не знаю, к счастью это или нет. Вот что хорошо, мне об этом наверняка никогда не узнать.