Адам Сильвера «В Конце Они Оба Выживут»

ЛИДИЯ ВАРГАС 02:38 Сегодня мне позвонили из Отдела Смерти, потому что сегодня я умру. И, похоже, это случится прямо сейчас, не дожил я даже до утра. Матео хватает меня и Линни за руки и очень быстро тащит нас к другому выходу с метрополитена. Я видела, как тот парень несётся на меня. Но даже не подумала сдвигаться с места и даже не знаю, почему. И нет, жизнь у меня не пронеслась картинками в глазах (хотя, будь я на грани смерти, вряд ли такое случилось бы). Мы выбегаем на воздух. — Что за черти? — перепуганно спрашивает Линни. Точнее, ошарашено. — Какой-то придурок несся на меня, я так и видела, что он готов меня прикончить! Я честно подумала, что он меня и убьет, — говорю я. — Что у него вообще в голове было? — Чёрт, серьезно? — спрашивает Линни. Я киваю. — Блин, я не заметила. Прости, пожалуйста. Я качаю головой, мол, «ничего страшного». — Давайте лучше доберемся пешком. — предлагает Матео, дыша так, будто у него могут отобрать воздух. Он тоже чертовски перепугался. МАТЕО 02:39 Это было так внезапно, что я даже не сообразил, что я сделал. Но я сделал это с умом. Но что за чудаки бросаются на других? Просто интересно: что у них в голове в такие моменты. Разве можно быть нормальным и в то же время таким безбашенным? Знаю, это невежливо — называть кого-то безбашенным (то же, что и обозвать его мудаком?), но он заслужил такого звания. И гордиться им явно не стоит. Нет, определенно нет, правда. Я сглатываю противный ком в горле (разве может быть ком в горле противным?) У меня слишком много Матео-вопросов, а чтобы ответить на них, мне нужно столько же Матео-времени. Или времени под душем, с выкрученной горячей водой на максимум (хотя так есть шансы, что я упаду прямо в ходе принятия душа. Даже не важно, что раньше такого не случалось). — Мы можем обойти через следующий квартал. Но можем идти, как обычные люди, — предлагаю я. — Но второй вариант точно надежнее, хоть и первый будет быстрее на минут двадцать. — А что может случится, если мы пойдем через квартал? — Линни испытующе смотрит мне в глаза. Но, наверно, просто интересуется. Да. Держу пари, я уже где-то видел этот взгляд… — Всякое. Бывало же, что кого-то убивали там, появились убийцы из-за переулков, а потом избивали до смерти, если мы не отдадим всё свое имущество? Вот именно, бывало. А, ну и, конечно, включая наше право на голос в полиции. — Но разве так уж и много тех статистических единиц, которые оказались ихними жертвами? — спрашивает Линни, а потом, кажется, понимает, что и правда много. — Ой. — Ну, вообще, много. Каждый день умирают тысячи, и даже больше, людей. Просто пока что мы не попали в те ряды, — Не упоминаю того, что сегодня этот счет станет на одного больше. Грудь сжимается. А ведь она правда… — Прости. — говорю я Лидии. — Плевать. Чёрта с два этот день заставит меня жалеть о чем-то. Нет. — говорит она и отрицательно качает головой. Я всегда восхищался Лидией. Многие на моем месте восхищались бы ей. Это правда. Во первых, чем я восхищаюсь в ней: Её отважностью (это понятно и без объяснений); Её умением видеть людей насквозь (безусловно, я бы мечтал уметь так делать. Точнее, каждый бы мечтал. Но для начала нужно разобраться со своими навязчивыми мыслями); Ну и её смелостью, потому что она никогда не была такой, каким был я. Это имеет смысл. Правда, даже, чтобы понять его (попытаться), нужно вдумываться слишком сильно. Папа внушал мне, что моя мать при жизни твердила, чтобы всё, что ты хочешь, чтобы люди поняли, нужно рассказывать так, будто это — ничего стоящего. То есть, то, над чем не придется вдумываться. Я не согласен с этой мыслью. Наверно, я бы согласился, будь я уверен, что звучу ужасно. Возможно, если бы мама не обрекла меня на раннюю смерть, я бы сейчас жил совсем по-другому (хотя, фактически, я больше даже не могу умереть, будучи подростком) Может, я даже благодарен ей. Может, миру — или хотя бы какой-то его части, — не всё равно меня потерять. Даже если я не сумел завять ни с кем дружбу, это не имеет смысла. Хотя немного, может быть, и имеет. — Расскажешь о себе что-нибудь, Матео? Хотелось бы знать, с кем я общаюсь. — с улыбкой предлагает Линни. — Что? — Ну, в конце концов, самое банальное. Семья, там, куда поступаешь или что там спрашивают… Рассказывать в лоб о своей жизни — дело странное (для меня), но отвертеться было бы не очень хорошо. — Я до сих пор не определился, но подал заявление в архитектурный институт. Звучит паршиво, знаю, но, ничего не поделаю, — говорю я. — Я живу с отцом. — Класс! Я тоже собираюсь поступать в такой. Ты будешь поступать здесь? Или где-то в Канаде? Популярное место для учебы. — Ого, серьёзно, Линни? Ты не говорила, что поступаешь в архитектурном направлении. — говорит Лидия. — Прости. Ты не спрашивала, — она пожимает плечами. — Но, похоже, сейчас оказался самый подходящий момент. — Прости, что перебила. — говорит мне Лидия. Я мотаю головой. — Да. Даже очень популярное место. Хотя казалось бы — Канада это не что-то сверхъестественное. Там нет ничего особенного или волшебного, это просто северная часть Америки. И нет, я подал заяву на местный. В нескольких кварталах отсюда. — говорю я то, что не успел сказать. — Круто, — говорит Линни. — Я слышала о нем. — Он популярный. — Ага. Я киваю. Мы подходим к пешеходному переходу, и прежде чем перейти дорогу, несколько раз смотрим сначала вправо, потом влево, пропуская почти каждую машину. На самом деле, людям стоит делать так и не только перед смертью. Самые обычные пешеходные правила, которые должны соблюдать все (ну или хотя бы попытаться их соблюдать). И на дороге никаких птенцов-воробьев. Мы переходим дорогу, в поле зрения чисто. — С появлением Отдела Смерти все вдруг стали бодрствовать на своих похоронах, просто ужас, правда? А ведь раньше никто даже не задумывался, что такое будет существовать. Все просто жили. И правда, разве не лучше просто жить перед смертью? — распространяюсь я. — Если вы узнаете о своей смерти, вы уже мертвы раньше времени. Никто не хочет быть мертвым до того, как он откинется. — Да пошел этот Отдел к чёртовой матери. Лично я похороны себе устраивать не собираюсь, — говорит Лидия. — Ага, ты прав, лучше жить, просто живя, но тогда упускаешь свой шанс обнять кого-то в последний раз. — Отстойно. Но до появления Отдела Смерти люди, — я обвожу все вокруг в невидимый круг, так скажем, имея в виду людей. — были счастливее, блин. — Возможно, ты прав, но тогда мы бы не собрались вместе. — говорит Лидия. — Мрачное преимущество… — Слегка. — Лидия кивает. — До Отдела и правда люди были радостнее, согласись. — обращается Линни к Лидии. — Отдел Смерти — самая угрюмая вещь в мире. — соглашается Лидия. — Ты права. Отдел Смерти — уже доказательство того, что мир несправедлив и жесток, — говорю я. — И приложение Последний друг не такое уж и хорошее. Откуда ты знаешь, что твой Последний друг не станет причиной твоей смерти? Он может включить газ у тебя в квартире, пока ты спишь и в итоге ты сгоришь прямо там… — Или ты просто не станешь впускать его к себе домой, Матео. — говорит Лидия. — Прости. Опять я, — говорю я. — Но, это правда. — Только отчасти. Откуда ты знаешь, что причиной твоей смерти станет что-то другое? Бинго, Матео, не знаешь. — парирует Лидия. — Ладно, тут ты меня подловила, не знаю. — Видишь, твоя лучшая подруга даже в стрессовых ситуациях не мыслит негативно. — смеётся она. — Вы давно знакомы? — спрашивает Линни. — Ага! Целую вечность. Как странно, что я его почти ни разу не колотила, правда? — А зачем? — У Матео слишком негативный взгляд на жизнь. Точнее, нет, даже не так, мрачный. Мрачный и параноичный. — Да, я сильный параноик. — я киваю. В самом же деле, я не очень хочу сильно распространяться, но не сделай я это — это было бы точно невежливо. — Есть причина по которой ты им стал или ты всегда таким был? Если слишком личное, можешь утаить. — спрашивает Линни. Спасибо, что она спрашивает, не требуя. — Думаю, что всегда таким был. Разве что, на лбу не написано. Хотя я могу ошибаться, но не уверен, что со стороны виднее. — шучу я. Или думаю, что шучу. — Понятно. — она кивает. Мы замечаем баннер на чьем-то доме с надписью типа: «Отдел Смерти приносит зло!» «Глашатаи — бесчувственные люди! ОТДЕЛ СМЕРТИ не может забирать наши жизни» и бла-бла-бла… Зачастую, таким занимаются только люди в возрасте. Остальные же смирились после года начала жизни ОС. — Почему бы не взять и не собраться каким-то идиотам, но в самом деле это будет не так, которым будет не похрен и они станут добиваться от Отдела Смерти правды? Ну серьезно. — возмущается Лидия. — Не имеет смысла, — вздыхаю я. — Потому что все знают: они никому ничего не говорят. Даже бывшему президенту Рейнольдсу. — Какое дерьмо. Я знаю. — она поникает. Чувствую себя виноватым, с радостью сейчас принял бы душ. — Вы слышали, что, кажется, умерла Андреа Донахью? Самая топовая из Глашатаев. У истоков стоит. — говорит Линни. — Ого, правда? — спрашиваю я. Если я не забыл, то именно она распространилась о том, что я умру. Может, карма постигла её? Но нет, зла ей, как такового, не желаю, просто Глашатаи не честны с людьми — значит, судьба не будет честна с ними. Законы жизни такие дерьмовые — и это неоспоримый факт. Я не хочу говорить Линни, что Андреа звонила мне или то, что я не умер. По крайней мере, это точно не имеет смысла, блин. Не сейчас. Мы с ней не настолько знакомы, а кричать об этом на каждом углу — дело смутное. Папа говорил, что не стоит делиться тем, что и тебе принять пришлось с усилием (или через нелегкий труд?) На самом деле, он прав. — Да. Даже жалко её. — Почему ещё? Она забрала жизни у таких как даже я, чёрт. — говорит Лидия. Линни пожимает плечами. — А откуда ты узнала? Разве Отдел оповещает где-то кого-то, что тот или иной Глашатай умер? — спрашиваю я. И правда, я ни разу не видел ни на каких форумах о смертях Глашатаев. Даже самых топовых. Таких как: Даниел Роуз (также стоит у истоков и один Бог знает жив он сейчас или уже отправился свыше), Виктор (фамилии его не помню, тут вы меня подловили) и так далее. Не уверен, что я бы смог проникнуться сочувствием к Андреа, ведь она даже не желает никому бодрым голосом удачного дня или удачи, а я-то понял. Я вижу следующую подземную станцию метро и у меня появляется соблазн попытать удачу дважды. Но на кон жизнь Лидии я ставить не собираюсь, нет. Не сегодня. Чёрт, не сегодня… А ведь завтра уже она… Я мотаю головой. — Видите метро? Оно должно быть удачливым. Прыгнем? — предлагает Лидия. — Ты действительно хочешь пытать судьбу на терпение? Я думал, мы собрались идти пешком. — Я не хочу тухнуть весь день если из-за каких-то относительно одних вещей — я не буду делать ничего даже подобного, Матео. Я в курсе, что ты не хочешь, чтобы моя жизнь, почти, стояла на кону, но, да чёрт, лучше так, чем вообще никак. — упрекает меня Лидия. Точно чувствует меня всего. — Прости. — я отвожу глаза. Лидия грустно вздыхает. Линни внимательно смотрит то на неё то на меня, по мере разговора. — Как ты тут будешь без меня? — спрашивает Лидия. Вопрос на засыпку. Что-то похожее я слышал в Клинте… — Не знаю. Правда. — говорю я. Грудь сжимается. — Эй, разве мы не договаривались на то, чтобы вести себя так, будто никто не умирает? Давайте. — говорит Линни, в попытках нас приободрить (наверное). — Хорошо. Ладно. — я сдаюсь. — Тогда сворачиваем к метро. — говорит Лидия, и мы уже идём к пешеходному переходу, чтобы дойти до туда. Мы снова переходим дорогу, внимательно несколько раз посмотрев по сторонам. Такие меры предосторожности — ещё один матеовский пунктик. — Меня бесят магазины, в которых действуют скидки для Обреченных, — говорит Лидия. — Будто они хотят выделяться в Последний день. — Или безлимитный проездной, который под конец дня всё равно истекает. — продолжаю я. — И скидки в супермаркетах для которых, чтобы получить — нужно показать бесполезный QR-код. — говорит Линни. — Неудивительно, что люди устраивают скандалы. — говорит Лидия. — По поводу сотрудников? — уточняю я. — Ага. Она кивает. — Скандалов можно было бы избежать, если бы никого не обделяли, — комментирует Линни. — Типа этих бесполезных скидок. — И то правда. — я киваю. Держу пари, не будь скидок — тоже был бы скандал: «Почему Обреченным не положены скидки?» «У них Последний день на исходе, а цены выше, чем Эверест!». И, в частности, это были бы старики, либо женщины (и мужчины) в возрасте. Но наверняка мне об этом никогда не узнать, поскольку на такие мероприятия я не хожу и не попаду никогда. Чистое безумие. Интересно, какого было человеку, которому позвонили в самый первый раз? Прямо после появления этого Отдела. Если я помню, то на Тайм-Сквере проходила жёсткая вечеринка, на которой же и случился какой-то погром. Вероятно, там он и умер, первый потерпевший Отдела Смерти. Каким нужно быть отчаянным, чтобы согласиться там работать? Разве не достаточно в Манхэттене всяких объявлений той или иной работы? (Вероятно, что точно есть!) Ну ладно, скорее всего, осилить себя на работу тоже надо, но, блин, они же осмелились работать в Отделе Смерти, значит, в чём проблема — быть нормальным? И — нет, я не считаю, что они прям нелюди, но вины они точно не чувствуют, когда сообщают людям о Смерти или говорят свою заурядную фразу: «С прискорбием сообщаем вам, что в после­дующие двадцать четыре часа вас постигнет безвременная смерть. И несмотря на то что предотвратить её мы не в силах, у вас по-прежнему есть возможность порадовать­ся жизни… бла-бла-бла» (Ага, это «бла-бла-бла» теперь станет моей новой фишкой. Одной единственной фишкой). Я бы не возражал, если бы мы всё-таки пошли пешком, а не стали рисковать жизнями и идти опять в метро. Да, конечно, это другая станция и другие люди, но, не исключено, что там будут такие же чудики… Вообще не исключено. Я бы мог закатить волынку о том, что это всё же опасно, и, может, Лидия бы согласилась (как и Линни). Но я не буду делать это, поскольку навряд ли такими темпами я чем-то помогу. Мы спускаемся вниз, и на этот раз на лестнице я иду точно прямо. Ну или точно как вылитый мертвец, решайте сами. Как было бы классно сейчас просто разгуливать по парку с какой-то музыкой от того же Дона Маклина* или Адама Паскаля** (оба хороши, на самом деле.) На платформе людей заметно больше, чем в тот раз. Но никого подозрительного я не вижу, кроме худощавой девушки с огромным чемоданом. Могу поспорить, она сейчас уезжает от своей семьи, ведь ей уже восемнадцать — а значит она может делать, что угодно. Ну, не поспоришь даже. Совершеннолетие штука опасная, но очень соблазнительная. И один мальчишка с велосипедом в руках (велосипед почти такой же, какой был у Руфуса.) Как его отпустили в такую ночь? Сейчас уже начало трех, время точно не для детей. Думаю, ему лет двенадцать, не больше. Думаю, ему стоило бы быть осторожнее в ночь, одному, в Манхэттене. Никто даже не смотрит в нашу сторону, никто ничего не задумал. — Ну вот, — начинает Лидия. — Видишь, Матео? Все ведь нормально. — Прости. — Я не жду от тебя извинений или чего-либо подобного. Я просто хочу, чтоб ты был не таким осторожным. — говорит Лидия. Я вопросительно смотрю на неё. Она сразу поясняет: — То есть, чтобы ты был осторожным, конечно, но не слишком сильно. — Наверно, я и сам хочу такого. — я пожимаю плечами. Я не часто делюсь такими соглашениями, даже с папой. — Ну, всё в твоих руках, Матео. — комментирует Линни, третий раз за всё время называя меня по имени. — Может быть. Я пожимаю плечами. Нам везет, что метро приходит через две минуты и мы, и ещё толпа людей, включая студентов, заходим туда. Тут так тихо, что даже непривычно, только у кого-то слышно музыку из наушников, а кто-то читает в слух. Странные привычки, никогда не понимал в чем смысл читать книги в слух. Точно также, как никто не понимал, как я могу читать с музыкой. Но, думаю, нет смысла как ты читаешь, если ты вникаешь в текст и всё-таки понимаешь его. Уверен, сказал бы я об этом папе, он бы согласился со мной. Раньше (до того, как он испоганил зрение), он тоже был неплохой читок. У него в комнате до сих пор стоит стеллаж, который он с мамой делил на двоих, но из её вещей там только статуэтки. И не очень много. Я раза два на них смотрел и закаливал какую-то подобную истерику (когда мне было тринадцать или в районе того), но потом мнение изменилось… Откровенно, изменилось оно не очень. Если я соберусь смотреть на них пристально и тщательно и припомню то, на что она обрекла меня, тогда не исключено, что я снова расплачусь, а потом прокричу в папину подушку. И нет, не мамину. В её подушку кричать я не собираюсь. Перед тем, как запрыгнуть в поезд B, мы, конечно, оплатили себе самые обычные проездные. — Напомни мне сегодня не использовать козырь Обреченной. Гадость, — Лидия цыкает. — Договорились? — Вряд ли ты забудешь об этом. Типа, вряд ли о таком можно забыть… Это же твой Последний день: Ты целый день Обреченная… — говорит Линни. — В целом, ты права. Но мы же собрались позабыть об этом факте, нет? — говорю я, пытаюсь подбодрить. Лидия пожимает плечами. Нам ехать ещё две станции, так что пока можно расслабиться. Ненадолго, конечно, но можно. Лампочка здесь изрядно мигает, но, похоже, никого кроме меня она не смущает. Ну да, ещё бы. Тот маленький мальчишка с нами в поезд не зашел, остался на платформе. Мне кажется, это, по крайней мере, странно — что ребенок разруливает один в три часа ночи… Криповое время и всё такое. ЛИДИЯ 03:05 Ничего, что может меня убить, здесь явно нет. Но вот паранойя Матео заразна, это правда. Диктор объявляет следующую остановку, теперь позади одна, в впереди ровно столько же. Хочу сказать, что Линни — клёвая девушка, тут и можно не спорить даже. Ну да, у каждого есть свои скелеты в шкафу, и у неё, конечно, тоже. И я о них точно не знаю, но разве нельзя зарыть свои скелеты и позабыть о них? Вот именно, можно. Не все, естественно, но хотя б мелочные. Я достаю телефон и смотрю на время. Уже три часа ночи. Значит, что кто-то уже получил свою весточку о том, умрет ли он, всё-таки, или нет. А кому-то повезло обойтись без такой участи. Мой разговор с Глашатаем был краток, но я смогла запомнить его имя. Да и он популярный фигов сотрудник и стоит у истоков, как никак. Даниел. Похоже, он не из тех людей, кто умеет сочувствовать. Его фраза о том, что меня ждёт безвременная смерть — были настолько бесчувственными — что я не поняла, говорил ли за него автоответчик, либо сам Даниел. Матео (как и Линни) сидит молча, точно проглотил язык. Не знаю, что так сбило его с толку, но он в явном недоумении… Иногда, меня выбешивает тот факт, что я вижу его, мол открытую книгу. Иногда, это правда раздражает. Но в другие моменты, так его намного легче понять. И понять его паранойю. Это, конечно ж, тоже. После слов Матео, никто даже и слова не проронил. Может, это и к лучшему. ЛИННИ 03:06 Если не обращать внимания на шум от чьих-то наушников, музыки и так далее и тому подобное, то тут даже тише обычного. Когда ещё в метро Манхэттена было не шумно? Верно, почти никогда. Но, правда, нет, иногда и очень-очень редко (в буквальном смысле). Может быть, этому способствует то, что сейчас три. Ага, наверно, так и есть… Боже мой, я ведь правда провожу с человеком его Последний день. Поверить не могу. А что будет с малышкой Пенни? Надеюсь, я не сделаю Лидии ещё хреновее, если спрошу. — Слушай, а что будет с Пенни? — спрашиваю я, прерываю тишину. — Я буду должен заботиться о ней, как её крестный отец. — говорит Матео, но в его голосе так и слышна эта досада. Я не осуждаю, ничего такого. Я даже понимаю его. — Разве тебе будет не сложно? Тебе всего восемнадцать. — Я знаю. Сложно. — он кивает. — Тебе есть тот, кто поможет с ребенком? — спрашиваю я. Ничего не подумайте, простой вопрос. Матео кивает. МАТЕО 03:08 Я до сих пор очень сильно сомневаюсь, что смогу взять под опеку ребенка. Я знаю, что Руфус сказал, что поможет, если что, но, чёрт, будте объективны. Как я, либо он, можем заботиться о ребенке? А Руфусу даже восемнадцати нет. Так что, верно, никак. Но я не знаю, что мне тогда делать. Что делать Пенни, которая ни с того ни с сего свалиться мне на голову? Отдать её семье Кристиана? Я не могу так поступить. Лидия будет меня ненавидеть, а малышка их даже в лицо не так часто видит. Я должен буду посоветоваться с папой. Через пару минут, когда мы — наконец-то — приезжаем, выскакиваем с поезда, а потом поднимаемся наверх. На улице так же темно, светят только еле рабочие фонари. Не уверен, что кто-то меняет в них лампочки. Вдалеке уже вижу закрытую, пустую школу. Ещё пять часов нам нужно занять себя, до восьми утра. Но за школой должна быть та открытая забегаловка, она работает двадцать четыре на семь и это точно упрощает положение. Наверно, ещё «Пушка!» открыта двадцать четыре на семь, но это не точно. Я думаю, что Руфус наверняка знает, но пока нет смысла это проверять. Ну, а может, появиться причина сделать это позже. ЛИННИ 03:09 Вижу впереди школу, наверно, это и есть та школа в которой учились Лидия и Матео. Этот Матео прикольный парень, но, какой-то, не очень разговорчивый. По его (и Лидии) словам, он жуткий параноик. Не всем дано быть какими-то смельчаками, которые по первому зову пойдут совершать какие-нибудь сверх изысканные подвиги, которые точно не под силу параноикам и паникерам (хотя, вряд-ли, есть какие-то подвиги, которые и так и так им под силу?) На улице никого, даже охранников возле школы нет. Могу поспорить, та будка, возле школы, в которой, по сути, должны сидеть охранники (или хотя бы один) — вообще никого нет и все вещи преподавателей остались без присмотра. Через один поворот уже видно ту забегаловку в которую мы собирались. Там горит свет — значит, она открыта. МАТЕО 03:10 Да. Она действительно открыта, везение (скорее, нет, невезение. Мы просто убедились в этом). За пару минут мы доходим до него и заходим. Над нами звенит колокольчик, такие обычно вешают в маленькие магазины. Мы выбираем столик недалеко от запасного выхода. Нет, это не предосторожность, как бы странно это не было (для меня). Лидия замечает официантку неподалеку и подзывает её.