1.
15 января 2023 г. в 23:59
Сколько лет прошло?
«Много», — шептала пожухшая листва на деревьях. Десятилетия для одних, столетия для других. Для неё же — целая вечность. Эта вечность сейчас серебрится в её черных, как вороново крыло, волосах, скрытых под вуалью плакальщицы. Лицо её — серое, как и одежды, руки сухие и ловкие. А когда-то же были нежные, мягкие… созданные для пяльца и иголки, для шелковых нитей. Теперь они и не помнят, каково это чувствовать под подушечками пальцев что-то легче савана и чужой, холодной, до онемения неприятной плоти. Она так давно не касалась живых. Что среди чужих, не знакомых ей мертвецов иногда мерещатся знакомые лица.
Зеленая вода Божьего ока тепла, она аккуратно обволакивает босые ноги. Женщине не терпится. Она больше не может ждать — слишком долго ждала. Уж слишком желанна для неё эта встреча или прощанье.
Огромный скелет чудовища мужчины тащат цепями и крюками небрежно и резко. Бранятся, как портовые грузчики. От нетерпения ей хочется кричать, но это напрасно, даже голос её теперь тише летнего ветерка в теплую погоду, зачем же тревожить спокойную водную гладь? Данный обет сдавливает глотку, она морщится, но, к счастью, лицо прикрывает плотная холщовая ткань. Видны лишь глаза — голубое и тусклое нечто. Никто её не узнает. Те, кто знал в прежней жизни — давно мертвы и успокоены богами, те, кто всё ещё помнил — похоронили в душе и изгнали из памяти. Но вот незадача — она до сих пор не забыла.
Дракона тащат, что тушу на забой. О боги праведные, как же давно он мертв. Будто века назад она видела разверзшуюся, словно преисподняя, пасть с рядами острых зубов-кинжалов. Пасть эта теперь — пристанище водоростей, жаб и болотного ила. Когда-то этот скелет имел плоть, когда-то эти крылья позволяли парить над землёй. Как же сладко играл ветер её волосами, когда она осторожно касалась чешуи, пока сильные руки поддерживали в седле. Тысячам этот зверь внушал праведный ужас и благоговение при жизни, сейчас же — всего лишь удивление от размеров белоснежной, обглоданной рыбами кости. И не странно. Когда-то она сама побуждала в людях что-то светлое, ясное, теперь же — она молчаливая, тощая тень.
Сколько времени прошло?
«Целая жизнь для кого-то», — отвечала птица в лесу за спиной.
Женщина всматривается, как благодаря мощным рывкам цепей вода отпускает из объятий то, что так долго хранила в своих глубинах. Ещё немного и она сама бросилась бы прямо в раскатистую бездну. Сейчас же вода достигает её лодыжек. Длинное платье просторного кроя мокрое ниже колен.
Но когда огромный драконий череп касается серой гальки берега, она, не сдержавшись, срывается с места. Бежит, чувствуя, как холодный ветер врезается в легкие, а тусклые глаза жжет от соли.
На драконьем хребте всё ещё держится проклятое седло. Кожаные ремни не истлели в воде, не пришлись по вкусу рыбам. Наездник прикован, приторочен в потемневших доспехах намертво. На месте все шлеи, крепления и засовы. Семеро, лучше бы они порвались, чтобы подпруги лопнули ещё вечность назад. Тогда его тело нашли бы гораздо раньше. А ей было гораздо легче.
Легче жить все эти тысячи лет, а на самом деле всего лишь сорок.
Имя застыло на иссохших, как пергамент, губах. Его короткое, славное имя. Имя, которое проклинают до сих пор. Если и вправду существуют те боги, может, они вняли бы молитвам девчонки, что ползала на коленях в замковой септе, умоляя сохранить его для неё. Они его совсем не знали. За что он умер и как он жил — его судьба была им безразлична.
Дрожащие пальцы с лаской жены, а не плакальщицы проходятся по белому как мел черепу. По тонкой, напрочь обглоданной проклятыми рыбами кости. Когда её ладони касаются глазницы, в которой всё ещё держится лазурно-голубой камень, она до хруста заламывает собственные ослабевающие пальцы. Дышит, но воздуха не хватает. Живет, но жизнь её теперь больше походит на тление среди мертвецов и тел, от которых веет гниением. Сердце её бьется, а душа до сих пор в теле, но ощущение, будто она давно мертва.
У неё могло быть счастье, свое, собственное и сокровенное. Оно снилось ей иногда. Смотрело в душу одним сапфировым и неживым, а другим фиалковым искрящимся жизнью глазом.
Вокруг всё замерло. Стихла осенняя листва, что шептала и смеялась. Умолкли мужчины, что как раз отцепляли крюки от нагих ребер и крыльев Вхагар. Молчаливые сестры равнодушно раскинули алый саван, а женщина долго сидела на серой гальке, пока земля не остыла, а красный диск солнца не уплыл за горизонт. Сама снимала ржавую кольчугу, сама отделяла от черепа шлем и ил. А когда наткнулась на длинную цепочку с красным рубином на шее иссохшего скелета — упала на земь, давая волю горячим слезам. Кому, как не ей, полагается его оплакать. Тысячный раз, пока влага ещё существует в глазах.
Молчаливая сестра стояла у погребального костра. Тот горел уже восьмой час, медленно пожирая и растирая в пепел кости. Стояла одна, хотя вокруг тесным кругом собрались верные спутники — мрачные тени.
Эллин проснулась в холодном поту на смьятых простынях. Пальцы вцепились в собственную шею. Воздуха не хватало. Перед глазами дрожал весь мир.
— Дурной сон?
Она не могла ответить. Внутри всё оцепенело, а слезы выжигали глаза.