Протеже

      Второй день Люка в Сенате, уже рабочий, оказался столь же странным, но, к счастью, куда более скучным. Он проснулся с рассветом — точнее, на нормальной планете с адекватным климатом это был бы рассвет, — и на сей раз Сабе не удивилась, застав его за работой.       — Во сколько начинается сессия Сената? — спросила она, предварительно постучав в дверь кабинета.       Люк едва взглянул на неё. В этом кабинете работать было гораздо удобнее, чем в том, который ему выделили в здании Сената.       — В девять. У меня полтора часа на сбор информации.       Он уже просидел целый утренний час над письмом на Татуин, на которое и не надеялся получить ответ.       — Я ненавижу Сенат. Почему они такие монотонные? Такие… сонные?       — Если тебе от этого станет легче, могу ходить с бластером наперевес.       Сабе слегка поморщилась:       — Не станет. Но мне уже не терпится вернуться на Набу, — она сменила тему, очевидно пытаясь отогнать этот мысленный образ.       — До Фестиваля света осталась пара недель, — сказал Люк. — Мы не можем позволить себе пропустить такое событие, это было бы очень грубо.       — Жду его с нетерпением. Это хороший праздник, несмотря на то, что повод для него… — она окинула офис взглядом и нахмурилась, — сейчас неактуален.       — Жителям Набу не откажешь в любви к традициям.       Сабе ничего не сказала о напряжении, окрасившем его голос:       — Про что ты читаешь?       — Законопроекты на повестке дня, утром по ним прислали краткую сводку, — Люк постучал стилусом по датападу. — Сенатор Орн Фри Таа собирается предложить очередной закон, который усилит власть сенаторов над их родными планетами.       — Я никогда его не слушаю. Он рвётся к власти дольше, чем ты живёшь на свете. Думаешь, тут есть что-то важное?       Люк улыбнулся:       — Честно? Да. Сенатор Лея Органа хочет создать систему независимых судов.       Сабе подняла брови:       — Она в своём уме?       — Предложение солидное.       — Её уберут с должности.       Люк не знал, что она имела в виду: якобы демократические рычаги давления, которые использовала автократия, или что-то гораздо хуже.       — Мне нравится её идея. С помощью независимых судов мы можем добиться того, о чём Амидала говорит в каждой своей речи: искоренить коррупцию и ограничить стороннее вмешательство в работу госорганов.       — А ещё это будет более демократичная система?       — Именно, но Императрицу это не убедит.       — Её ничто не убедит, — Сабе заглянула Люку через плечо, чтобы бегло просмотреть законопроект Органы. — Звучит неплохо, и при любых других обстоятельствах я бы её даже поддержала. Но сейчас — это безрассудное и опасное предложение. У меня от этой идеи мороз по коже, — она крепко зажмурилась. — Из ста дней в Сенате девяносто девять — скука смертная. Как ты умудрился во что-то влезть на первые же сутки?       — Вселенная не хочет, чтобы ты расслаблялась, — ввернул Люк и тут же переключился на следующий отчёт. У него были свои идеи насчёт проекта Органы, но устраивать тёте сердечный приступ с утра пораньше ему не хотелось.       — Иначе и не скажешь. Лея, видимо, тоже.       — Кстати, хотел спросить, вы разве не знакомы?       Это был непростой вопрос. Сабе работала с Амидалой. И с другими сенаторами тоже. А в те годы, пока Люк жил на Татуине, вдали от Набу и всех политических перипетий, в которых эта планета была замешана, она работала ещё кое-с-кем. С клиентами, которых ни в коем случае нельзя было называть по имени и которых всегда снедало возбуждение.       Двенадцатилетке возбуждение, разумеется, казалось шпионской работой. Благородством. Приключениями во имя правосудия.       Двенадцатилетнему Люку тётя Сабе казалась самым крутым человеком во всей галактике.       — Знакомы, — сказала она. — Я хорошо знаю её отца. Это он организовал движение помощи беженцам Кольца, в котором мы с тобой работали.       — Но вы и до этого друг друга знали?       — Да, по другим гуманитарным миссиям. Он курирует многие из них, а ты лучше меня знаешь, как Набу любит принимать участие в таких проектах.       Люк кивнул. Звучало всё складно, но он скрестил руки на груди:       — Ты что-то недоговариваешь, тётя.       Сабе фыркнула:       — Я тебя прошу, только в Сенате сегодня так не дерзи. Тебя уже выгнали с Набу и отправили в этот бардак. Одна Ширайя ведает, что будет, если тебя и отсюда выгонят.       — Это всё ещё не ответ.       Сабе развернулась на каблуках:       — Мне нужно прошерстить кабинет на случай, если здесь стоит прослушка.       — Тётя.       — Лучше перестраховаться.       — Тонра уже всё здесь осмотрел. Если хочешь, я перестану тебя расспрашивать, но не уходи от ответа.       Сабе остановилась в дверях.       — Хорошо. Скажу. Это секретная информация, — она слабо улыбнулась. — Но я серьёзно, Люк. Оставь допросы для Сената и будь осторожнее.       — Я знаю. А ещё я знаю, что с тобой можно не осторожничать, — Люк улыбнулся в ответ: — Ты говоришь мне правду, когда есть такая возможность, и открыто говоришь мне, когда такой возможности нет.       Сабе чуть растерянно улыбнулась и вышла из комнаты.

***

      Несмотря на то, что Люк много успел прочесть про свою новую должность, Зал Сената поражал своими размерами. Принадлежавшая набуанской делегации платформа располагалась довольно высоко, так что он мог окинуть взглядом раскинувшийся внизу хаос. Люк специально прибыл заранее, поэтому к моменту, когда остальные сенаторы начали медленно, почти лениво стекаться в зал, он уже занял своё место и разложил документы. Сенаторский под был надлежащим образом оборудован: собственный датапад, экран, аппарат для голосования, и, разумеется, рычаги управления. У Люка руки чесались крутануть платформу, пока не началось заседание, но он этого не сделал — слишком неподобающе.       Ровно в девять часов основание зала раскрылось, имперская шестерёнка обернулась звёздным соцветием, лепестки которого раскрылись, и платформа Императрицы поднялась на свой пьедестал в центре зала.       Сидевшая в поде Амидала выбрала платье с открытыми плечами, которое дополнял оранжево-алый плащ, напоминающий пламя, и массивный головной убор — скорее всего, парик, усыпанный топазами такого же оттенка. Из-за необычной причёски казалось, что Императрица была одного роста с Пуджей, стоявшей рядом с ней, но Вейдер — если его заметить — по-прежнему возвышался над ней.       Если. Весь под был укрыт тёмным бархатом, на фоне которого Императрица сияла ещё ярче, и Вейдер словно сливался с тяжёлыми драпировками.       Найдя взглядом набуанскую платформу, Пуджа послала ему одобряющую улыбку. Люк услышал, как стоявшая за его спиной Сабе пробормотала что-то себе под нос, и почти было повернулся, чтобы спросить у неё, в чём дело, но передумал. Он никогда раньше не видел, чтобы тётя Сабе настолько нервничала, однако у этого наверняка была причина. И Зал Сената был явно неподходящим местом для обсуждения этой причины.       Только благодаря тому, что Люк очень хорошо знал Пуджу, он сумел распознать недовольство в её взгляде, когда она открыла файл с повесткой дня сегодняшней сессии. Амидала выглядела спокойной и невозмутимой и расписание изучала с таким же сосредоточенным интересом, как и всё, на что она обращала своё внимание. Люк всё равно заметил, что она тоже испытывала лёгкое раздражение.       Неудивительно. Люк не знал, кого Органе пришлось подкупить, чтобы её законопроект оказался на первой позиции в повестке, но Её Высочество явно не впечатлилась.       Амидала прочистила горло — микрофон поймал даже это — и начала свою речь. Две минуты любезностей никто особо не слушал: вступительная речь давала сенаторам время приготовиться к презентации своих проектов. Прошлой ночью Пуджа рассказала ему, что речь Императрицы не отличалась оригинальностью и всегда затрагивала одни и те же темы, но была гораздо короче, чем пятнадцатиминутные монологи, с которыми к Сенату обращался Палпатин. Императрица Амидала всегда стремилась к эффективности и эффектности и в итоге смогла сделать так, чтобы пустые слова не занимали слишком много времени, но и не лишали её присутствие зрелищности, которая так необходима любому правителю.       Во всяком случае, так считала Пуджа.       — Первый сегодняшний проект, — обратилась Амидала к сенаторам сильным и чистым голосом, — принцесса Лея Органа от Альдераана предлагает провести структурную реформу судов с целью создания нового, независимого от влияния Сената и текущей судебной системы органа.       В зале тут же поднялся рокот. Люк увидел, как под Органы снялся со своего места на стене, чтобы подлететь ближе к центру, где всем было хорошо её видно. Она была такого же низкого роста, как и Пуджа, может, ещё ниже, и одета очень просто — в скромное белое платье. По сравнению с альдеранцами граждане Набу казались павлинами.       — Уважаемые сенаторы, — начала Органа, — моё предложение продиктовано исключительно моей любовью к Империи и желанием сделать это государство сильнее. Альдераан, планета, которую я представляю, славится своей красотой и культурой. И я знаю, что для тысяч звёздных систем именно Альдераан является примером всего — как хорошего качества жизни, так и правосудия.       Её платформа легко качнулась в воздухе: то ли нарочно, то ли принцесса слишком увлеклась своей речью.       — Но какой бы древней и заслуженной ни была наша репутация, Империя значительно превзошла нас за последние пятнадцать лет, — продолжила Лея. — Стабильность, которую принесло галактике правление Императрицы Амидалы, и процветание, в котором живёт галактика сегодня, нельзя отрицать. Мы многого добились за столь короткий срок, уважаемые сенаторы, и, благодаря этому, смогли улучшить жизни миллионов разумных. Однако мы всегда можем сделать больше, не останавливаясь, пока не дотянемся до звёзд.       Принцесса взмахнула рукой. Экран Люка зажёгся, он опустил голову, изучая появившиеся на нём отчёты и графики.       — На ваших экранах приведены последние статистические данные из судебной отрасли, связанные с самими судами и с теми, кто в них председательствует, и эти данные вызывают тревогу. Как видите, приговоры, выносимые нашими судами, сомнительны, как в самых дальних уголках Империи, так и в её сердце, на Корусанте. Они не проходят антикоррупционные стандарты, введённые ещё Республикой тридцать лет назад.       Сенат зарокотал:       — Вы намекаете…       — …смеете сравнивать Империю со столь раздутым…       — Вы обвиняете…       — Коррупция…       Принцесса Лея пережидала возмущение молча, пока не прозвучала последняя реплика — тогда она указала пальцем в направлении произнёсшего это слово сенатора.       — Коррупция! — объявила она. — Самый страшный враг государства. А мы позволяем оказывать политическое давление на наши суды! Высокопоставленные чиновники вооружённых сил дают судьям взятки, чтобы оказаться на свободе и не понести ответственности за совершённые ими военные преступления, а за совершенно незаурядные преступления казнят тех, кому не повезло стать участником какой-то нелепой ссоры!       — Уж не опасаетесь ли вы сами судебного преследования, Принцесса?       Кто бы ни задал этот оскорбительный вопрос, Лея не обратила на них внимания.       — …это оскорбление идей Императрицы, оскорбление той системы, которую мы с таким трудом построили. Чтобы по-настоящему развиваться, чтобы претворить в жизнь идею справедливого общества, свободного от коррупции, мы должны сделать суды независимыми! Независимыми от экономического влияния. От частного. И от политического.       Ярость. Она давила Люку на плечи неподъёмным грузом.       — Законопроект, который я предлагаю, — отважно закончила принцесса Лея, — с которым вы имели возможность ознакомиться, это лучший способ использовать заложенное нами основание, чтобы построить на нём что-то благородное.       От криков у Люка зазвенело в ушах.       — Соблюдайте порядок! — крикнула одна из служанок Амидалы — женщина чуть младше Императрицы, с набуанским акцентом и каштановыми волосами.       Амидала включила микрофон:       — Заложенное мною основание.       Всё смолкло.       — Ваши аргументы и ваш настрой заслуживают похвалы, Принцесса, — продолжила она, — но вы молоды, и ваш законопроект тому доказательство. Вас не было в Сенате, когда закладывалось то основание, которое вы, по вашим словам, столь высоко цените. И, возможно, я могу списать разрушительное воздействие, которое ваш проект на самом деле окажет на эту структуру, на вашу юношескую наивность.       — Сенатор, — поправила принцесса. — Я не могу с вами согласиться, Ваше Величество. Несмотря на продвигаемый в Империи нарратив, что суды стали ответственнее, безопаснее и справедливее, уровень коррупции значительно превышает показатели тридцатилетней давности. В моём исследовании это подтверждается. Мои слова продиктованы не наивностью. А правдой.       — Я надеялась, что ваше предложение на самом деле не является столь серьёзным оскорблением, как могло показаться, но, видимо, ошиблась, — голос Амидалы похолодел. — Ностальгия — чудовищное искушение, которому часто поддаются молодые люди привилегированных сословий, однако я бы посоветовала вам слушать не только вашего отца и его приукрашенные воспоминания об умирающей Республике его молодости и её пороках. Вы обвиняете мой суд в коррумпированности и осмеливаетесь ставить ему в пример суд республиканский? Тот самый суд, который минимум четырежды снимал все обвинения с Нута Ганрея, известного военного преступника, убийцы и Сепаратиста?       Люк поморщился. Его, жителя Набу, это сравнение задело за живое.       Органа не отступила:       — Именно так, — сказала она. — И ярым доказательством является то, что лорд Вейдер по-прежнему стоит рядом с вами, несмотря на четыре дюжины обвинений в военных преступлениях, предъявленных ему за время проведения кампании во Внешнем Кольце. Истинность этих обвинений подтверждается голографическими источниками, отчётами и показаниями свидетелей. И то, что лорд Вейдер до сих пор не предстал перед судом за свои действия и, тем более, не был приговорён, выдаёт разъедающую суды коррупцию, на которую мы предпочитаем закрывать глаза.       Как ребёнку Татуина, Люку стало ещё больнее. Не успев осознать, что он делает, он хлопнул ладонью по кнопке, показывая желание выступить.       Сабе за его спиной поперхнулась воздухом:       — Люк…       — Ваши обвинения против моего мужа отвратительны и не имеют никакого отношения к дискуссии, но если вы так сильно желаете предъявить их, вы можете обратиться в любой суд, который, по вашему мнению, подойдёт для рассмотрения этого дела, — Пуджа прошептала что-то на ухо Амидале, и на её лице немедленно отразился интерес: — Слово предоставляется сенатору от Набу.       Не глядя на кузину и тётю, Люк аккуратно качнул платформу вперёд — стабилизаторы работали невероятно, движение практически не ощущалось — и задумался, что именно он хочет сказать. Он смотрел только на Органу. Стоило ей услышать слово «Набу», как её лицо помрачнело, а губы плотно сжались, и, когда она посмотрела на него в ответ, в её глазах горел немой вызов.       В конце концов, Люк повернулся к Падме.       — Ваше Величество, при всём уважении, я вынужден вам возразить: юность не является синонимом наивности, хотя подобное заблуждение вполне объяснимо, — Сабе издала очередной полузадушенный звук, опустив голову. Но когда Люк снова взглянул на Органу, принцесса смотрела уже не на него, а на Сабе, и в её взгляде мерцало узнавание. — А опыт не является оправданием невежества и самодовольства. Сенатор Органа является уважаемым членом имперского Сената, и её исследование о коррумпированности судов должно быть надлежащим образом рассмотрено. Представленная ею статистика действительно вызывает опасения. Я предлагаю провести подробное расследование этого вопроса, чтобы определить, каким должен быть порядок дальнейших действий. Как бы радикально это ни звучало, возможно, система независимых судов окажется не таким уж и ужасным решением, если всё действительно окажется настолько критично, как верит сенатор Органа.       Теперь самое сложное. Люк посмотрел на Вейдера. Вейдер тоже смотрел на него — как смотрел на протяжении всего заседания, подумалось Люку, пусть глаз его он и не видел, и смотрел пристально.       И взгляд этот сделался ещё пристальнее, когда Люк обвинил его в военных преступлениях.       — Я также соглашусь с её словами о лорде Вейдере. Каким бы уважаемым человеком он ни был, эти… обвинения… — он выдавил это слово сквозь зубы. Шрам жгло. — Это бельмо на его репутации. Единственный способ доказать их беспочвенность — честный суд, на котором милорд будет признан и объявлен невиновным. Пока что этого не случилось.       Его голос дрогнул в самом конце, щёки под плотным слоем макияжа залило румянцем, но всё равно Люк чувствовал, что его слова имели значительный вес. Вежливо кивнув, он сел и отвёл свою платформу на место под чужими взглядами — как подозрительными, так и восхищёнными.       Амидала не выглядела потрясённой, напротив, она слабо улыбалась, чуть приподняв брови.       — Благодарю вас за вашу речь, сенатор Наберрие. И за то что вы, пусть и сами того не подозревая, лишь подтвердили мои слова, — она раскинула руки. — Два молодых, искренне вдохновлённых сенатора, готовые пойти на всё, чтобы укрепить систему, но одну ключевую вещь вы оба упустили. Суды не могут быть независимыми. Они должны нести ответственность, — взмахом руки она обвела весь зал. — И кто ещё может гарантировать это, как не благородные представители, собравшиеся в этом зале, чтобы представлять галактику, которой служит суд?       Люк напрягся. Сабе со свистом выдохнула.       Органа перехватила инициативу:       — Однако, как сказал сенатор Наберрие, собранные мною данные демонстрируют, что деятельность судов требует самостоятельного расследования. Я поддерживаю его предложение создать специальный комитет для проведения этого расследования.       Комитет для проведения расследования. Люк поморщился. Слишком уж это было похоже на ту бюрократическую демократию, против которой выступала в своей кампании Амидала.       Тем не менее, Императрица склонила голову:       — Что ж, если у сенаторов нет возражений, я позволю вам и сенатору Наберрие сформировать этот комитет под руководством одной из моих помощниц. Через два месяца я жду от вас результат.       — Нам нужно больше времени. Это крайне обширный проект.       — Я не сказала итоговый результат. Но мне нужны доказательства, что этот проект не станет тратой времени.       — А лорд Вейдер? — настойчиво спросила Органа. — Согласится ли он с предложением сенатора Наберрие предстать перед судом, чтобы очистить свою репутацию от предъявленных обвинений?       Амидала помолчала, взглянув на мужа. Вейдер ничего не сказал. И он по-прежнему прожигал Люка взглядом, отчего Люк едва сдерживался, чтобы не заорать в голос.       — Решение будет принято после того, как я получу результаты вашей работы, — решила Императрица. — Раз мы не можем быть уверены, что суды работают по справедливости, я приостановлю слушания наиболее важных дел. Слишком велик риск вынесения неправомерных приговоров.       Сабе фыркнула. Люк сжал зубы, но ограничился кивком, когда Амидала посмотрела на него, а затем обменялся взглядами с Органой. Та хмурилась.       Но больше времени на обсуждения у них не было. Амидала посмотрела в свой датапад и продолжила:       — Далее на повестке дня стоит предложение сенатора Турала — новый закон по расширению производства…       — Ты с ума сошёл? — зашипела Сабе на Люка, когда сенатор Турал взял слово и принялся объяснять присутствующим экономические процессы, связанные с производством пермакрита.       — Чуть-чуть.       Сабе хмыкнула. Она выглядела так, будто за пять минут постарела на пять лет.       — Будь так добр, в следующий раз предупреждай меня о таком заранее, — попросила она и потёрла виски.

***

      Остаток сессии оказался скучным, лишь иногда интересным, но к моменту, когда разгорячённую дискуссию об обложении налогами нового торгового маршрута решили отложить на следующий день, Люк понял, что даже за одну сессию научился очень многому. Сабе перестала сердито сверкать на него глазами спустя где-то час работы и тоже расслабилась, в какой-то момент даже задремав, чему Люк всячески сочувствовал. В целом и общем, день прошёл неплохо.       Люк собирался дольше остальных, быстро проглядывая свои заметки, чтобы внести последние правки. Поэтому, когда он вышел из пода, Сабе ждала его в коридоре — и дружелюбно беседовала с сенатором Органой.       Увидев её, Люк притормозил. Принцесса была чуть ниже его, но её уверенная осанка и внутренняя сила вблизи производили ещё большее впечатление. Поймав его взгляд посреди разговора об альдеранских ландшафтах, она повернулась к Люку:       — Сенатор Наберрие. Вы совсем не такой, как я ожидала, — она внимательно изучала его. — Вы превратили мой законопроект в комитет.       Что ж, хотя бы она честно сказала, почему злится.       — Я спас его от однозначного отказа, — парировал он.       Лея фыркнула, но спорить не стала.       — Сабе говорит, вы с вашей сестрой совсем непохожи.       — Какие-то сходства всё же имеются.       — Я и не сомневалась, — она приподняла брови, снова оглядела его с ног до головы. — Почему вы вмешались?       Её прямота была глотком свежего воздуха.       — Потому что я прочитал ваше предложение сегодня утром и поддерживаю его. Результаты вашего исследования показывают, что проблема существует. Но Императрица никогда не позволила бы создать систему независимых судов в том виде, в каком вы её себе представляете, а мне не хотелось, чтобы проект свернули.       — Значит, вы знали, что делаете?       — Нет, — признал Люк, — чистая импровизация.       Сабе тихо застонала:       — Ты это ещё и без плана устроил?       Люк виновато посмотрел на неё.       — Если бы у меня был план, я бы тебе о нём рассказал, — он снова обратился к Лее: — Вы упомянули Татуин. Для меня это важная тема.       — Я упомянула Вейдера и Проект Внешнего Кольца.       — В первую очередь я вспоминаю о связи этого проекта с тем, что произошло на Татуине.       Закусив губу, Лея кивнула.       — Я слышала, половину планеты превратили в стекло, — казалось, её взгляд пронзал его насквозь. — Большинство сенаторов — жители Среднего Кольца или Ядра — не обращают на такие вещи внимания.       — Большинство, верно, — согласился Люк, — но не все, — он посмотрел по очереди на своих собеседников. — Значит, вот как вы познакомились с тётей Сабе? — Сабе закатила глаза, распознав его очевидную попытку сопоставить её историю с рассказом Органы.       Всё совпало:       — Гуманитарные миссии, — сказала Органа, и за её словами не стояло никакой тайны. — Я так понимаю, вы и сами во многих участвовали?       — Главным образом в Чоммельском секторе и близлежащих системах, но я старался сделать всё, что в моих силах.       — Голод на Карлинусе?       Люк поморщился.       — Нам пришлось нелегко. Мы закупаем продовольствие на этой планете, был риск создать дефицит и дома. Но в силу изоляционистской политики королевы Далраны наше сельское хозяйство оказалось достаточно развито, чтобы и прокормить себя, и поделиться с нуждающимися.       — Королева Далрана. Разумеется, — Органа кивнула и огляделась. — Я бы с радостью подробнее обсудила вашу работу — и Набу. Вам не составит труда заглянуть ко мне в офис чуть позднее?       Её прямота уступила место чему-то другому, более изящному. Люк был уверен, что его приглашали на какое-то интервью. Оставалось лишь надеяться, что в частной обстановке Лея будет более открытой.       — Нам нужно встретиться, чтобы организовать работу комитета. Я почту за честь принять ваше приглашение.       — Верно. Комитет, — её лицо посерьёзнело, взгляд стал жёстче. Лея кивнула. — Моё исследование не ограничивается данными, которые я вынесла в презентацию. Я пришлю вам все необходимые файлы. Нам нужно будет сравнить определения коррупции в различных законодательных источниках, посмотреть, как изменилось судебное право…       — Люк!       Органа осеклась, а Люк так заслушался, что не сразу понял, что к ним подошла Пуджа. Её тёмно-красная мантия сливалась с ковром. Её улыбка, адресованная Органе, была больше похожа на оскал, но Люку она обрадовалась искренне.       — Меня назначили помочь вам с комитетом, — вежливо сказала Пуджа. — Я увидела, что вы ещё здесь и решила сразу уточнить, как мы будем действовать.       Врёт. Люк сделал вид, что не заметил.       — Конечно. Ты очень вовремя, Пуджа, мы с сенатором Органой как раз заговорили на эту тему. Сегодня она пришлёт нам полную версию своего исследования, затем мы планировали встретиться и обсудить дальнейший план работы. Что у тебя с расписанием, найдёшь время?       — Вы с принцессой Леей времени зря не теряете, — сказала Пуджа. Люк заметил, как сердито поджала губы Лея, и не стал скрывать собственное раздражение. Он поднял брови, без слов предлагая Пудже не отвлекаться от темы. Сестра поняла намёк: — К сожалению, сегодня у меня всё забито, а завтра мне предстоит сопровождать Императрицу на нескольких заседаниях. Но послезавтра я могу подстроиться под вас.       — Замечательно. — Люк повернулся к Органе: — Я пришлю вам удобное мне время, когда получу доклад — нужно понять, сколько у меня уйдёт времени, чтобы с ним ознакомиться.       — Буду ждать. Мисс Наберрие, — Лея не стала скрывать прохладу в голосе. Пуджа поджала губы. — Сенатор Наберрие, — она наклонила голову. — Я с нетерпением жду возможности продолжить наш разговор.       — Взаимно, сенатор, — сказал Люк и подчёркнуто тепло улыбнулся.       Лея ответила на его улыбку своей, такой же искренней, и, отвернувшись, пошла по коридору, сопровождаемая столь же просто одетой охраной.       Прищурившись, Сабе покосилась на Люка, который со вздохом кивнул, разрешая ей идти. Пуджа не отстанет, пока не переговорит с ним без свидетелей. Сабе поспешила вслед за Органой.       Стоило ей скрыться из виду, как Пуджа потянула Люка за запястье обратно на набуанскую платформу. Огромный зал давно опустел, но даже если бы кто-то и задержался, форма пода и окружающие его щиты надёжно блокировали любой звук. Пуджа постучала по панели с уверенностью человека, проработавшего здесь несколько лет, и отправила их в самый центр.       Люк выхватил руку и затряс ею.       — Почему ты так грубо говорила с сенатором Органой? Что ты делаешь? — он старался не смотреть на развёрзшуюся под ними пропасть.       — Нет, это ты что делаешь? — требовательно спросила Пуджа. — Твоё сегодняшнее выступление было равносильно измене!       — Правда? — Люк прекрасно понимал, о чём она говорит, но продолжил спорить: — Я не сказал ни слова неправды. И Органа тоже. Независимая судебная система необходима, чтобы вершить правосудие. Разве не для этого существует Империя?       — Не нужно изображать передо мной адвоката дьявола, Люк. Ты прекрасно знаешь, что на Корусанте, в отличие от Набу, потакание демократии недопустимо. Я не хочу, чтобы ты пострадал.       — Из-за кого я могу пострадать? Из-за Императрицы?       — Люк! — задохнулась она, и этот жалобный звук сжал удавкой его собственное горло. — Как ты можешь?..       — У неё здесь больше всего власти. Пуджа, у меня нет времени на какие-то смутные предупреждения.       — Императрица здесь совершенно не при чём. Ты ей нравишься. Она стерпела твою сегодняшнюю оплошность и объяснила, в чём ты неправ, чтобы ты это запомнил. Теперь тебе нужно лишь с этим смириться, — Люк даже возражать не стал. Если Амидала и использовала этот способ, чтобы из защитника демократии превратить Пуджу в пешку автократии, с ним он точно не сработает. — Но у Империи существуют свои фанатики. И если ты ставишь под вопрос саму основу, на которой стоит это государство, ты становишься их врагом. Тебя могут обвинить в связях с Восстанием.       — Я не повстанец.       — Я знаю! И Её Величество тоже. Но в суде тебе это не поможет.       — Мне казалось, мы сегодня очень подробно обсудили, что ещё как поможет. Как помогало другим, в прошлом.       Пуджа закрыла глаза.       — Это совершенно разные вещи. Ты открыто обвинил лорда Вейдера в совершении военных преступлений.       — Мы лишь указали, что подобные обвинения в принципе существуют и их нужно рассмотреть. Я не желаю лорду Вейдеру карательного приговора. Но справедливость — тот самый идеал, который Императрица Амидала ставит во главе своей Империи, — должна восторжествовать.       — Твои слова всё равно можно посчитать изменой!       — Я не обвинял лорда Вейдера в совершении военных преступлений, Пуджа, — повторил Люк жёстче, чем до этого. Пуджа отступила на шаг назад — он редко говорил с ней таким тоном. — Я мог бы. Но я этого не сделал.       Пуджа быстро взглянула на его левую щёку, затем снова посмотрела ему в глаза.       — Хорошо, — сказала она. — Я знаю, что Империя неидеальна.       — Идеального ничего не бывает. Я не знал, что сильное стремление сделать своё государство лучше считается преступлением. Галактика заслуживает лучшего отношения.       — Я лишь переживаю, что твоё понимание, как должна работать демократическая система, влияет на твоё понимание системы совершенно другого толка. Я не хочу, чтобы ты об это обжёгся, — сказала она и тут же поморщилась, осознав, какое неудачное выбрала слово.       — Я осознаю, что такое Империя, Пуджа. Ты можешь сказать мне то же самое?       Та его часть, которая скучала по старшей сестре и по полной, близкой друг к другу семье, отчаянно надеялась услышать осознанный ответ.       — Конечно, знаю, — сказала Пуджа. — Я работаю на Императрицу.       Люк сглотнул.       — Послушай, я ценю, что ты стараешься за мной приглядывать, — мягко сказал он, — правда, очень ценю. Но я политик. Я понимаю, что делаю.       — Когда это случилось? — спросила Пуджа. — Мне всегда казалось, что ты терпеть политику не можешь.       Она не сказала, что как в прошлом не питала особых надежд на его успешную карьеру, так и сейчас в ней сомневалась, но Люк не стал менять тему.       — Я терпеть не могу ложь, — признал он.       — Это я заметила.       — Или когда на одну мысль уходит три предложения.       — Лить воду у тебя получается лучше, чем лгать.       — Я хочу помогать людям, Пуджа, — сказал Люк. — Вот почему я баллотировался на должность принца Тида. Вот почему я здесь. Мне подарили новую жизнь, дали второй шанс — сколько таких шансов я могу дать другим?       — Тебя выгнали с Набу, потому что ты слишком часто нарушал порядок, да? — Пуджа взъерошила ему волосы. — Идеалист.       Она уронила ладонь, но Люк поймал её и крепко сжал в своих. Этого Пуджа не выдержала: метнулась вперёд и крепко обняла его, прижавшись своей щекой к его. Люк зажмурился и обнял её в ответ. Слёзы всё равно упрямо потекли по щекам.       Он скучал по сестре. Сила, как же он скучал.       — И этим ты напоминаешь мне тётю Падме, — сказала Пуджа.       Люк не разомкнул объятий. Но лёгкая, светлая радость рухнула горечью ему на грудь.       — Пообещай мне, что будешь осторожен, ладно? — прошептала она. — За принцессой Леей уже следят из-за подозрений в связях с повстанцами. — Люк напрягся, и Пуджа это заметила. — Не рассказывай об этом никому, ты вообще не должен это знать, но если вы слишком сблизитесь… Мы будем работать вместе над этим комитетом, однако тебе нужно быть очень осмотрительным.       — Я всегда осторожен и осмотрителен, — шутливой интонации не получилось, слишком опечаленно он себя чувствовал.       Пуджа не ответила. Она отпустила его, коснулась губами его щеки и отправила платформу на место. Они молча вышли в коридор, и Люк как никогда остро ощутил расстояние, разделявшее Корусант и Набу — и его и Пуджу.

***

Костюм Вейдера всегда источал жар — неудивительно, учитывая, сколько в нём работало разных систем. Падме всегда любила прижиматься к нему, сидя вместе на диване и заканчивая последние рабочие дела за день. Ей нравилось быть рядом, пока он медитировал, потому что вокруг обычно холодало и тогда в его объятиях было ещё уютнее.       — Пермакрит, налоги на гиперпространство, межпланетные перевозки… — она вздохнула. — Всё это очень важно, но с первыми сегодняшними дебатами не сравнится ничто.       — Органа ничем не лучше своего отца. Не обращай на неё внимания.       Падме запрокинула голову к мужу, улыбаясь.       — Не обращаю. Ей никогда не собрать достаточно голосов и поддержки, чтобы сделать что-то по-настоящему серьёзное. Меня лишь беспокоит, что она и моего племянника собирается утянуть на эту скользкую дорожку.       — В красноречии ему не откажешь, — коротко сказал Вейдер.       — Они оба потребовали, чтобы ты предстал перед судом за военные преступления.       — Чего я делать не собираюсь, так что их прошения бессмысленны. Но Наберрие хотя бы говорил разумно.       — Мне кажется, его беспокоило нечто другое, нежели твоя репутация, — заметила Падме, удивлённая его внезапным интересом к политике.       — Верно. Он злился. Но он был искренне заинтересован в справедливой расплате за всё, что я сделал, а не пытался подорвать твою репутацию, используя мою.       — И тебя это не беспокоит?       — Ничуть.       Усмехнувшись, Падме положила голову ему на плечо:       — Ты не перестаёшь меня удивлять. — Он взял её ладонь в свою и огладил большим пальцем костяшки.       Тихий звонок возвестил о прибытии Пуджи.       — Входи, — позвала Падме. Её племянница вошла в комнату. Падме подчёркнуто не обратила внимания, как напрягся Вейдер.       Улыбнувшись Пудже, Падме отдала ей свой датапад — этот маленький ритуал означал конец рабочего дня.       — Спасибо, Пуджа. Отнеси всё в мой офис и проверь, чтобы к завтрашнему дню всё было готово, и на сегодня я тебя отпускаю.       — Разумеется, миледи, — но Пуджа задержалась у двери.       — Свободны, — сказал Вейдер. Пуджа вздрогнула от его сурового тона. Падме строго посмотрела на мужа. Тот, казалось, напрягся ещё сильнее.       — Что такое, Пуджа? — мягко спросила Падме.       Пуджа крепко сжала в ладонях датапад.       — Я хотела извиниться за своего брата, — сказала она. — Я поговорила с ним, дала понять, как опасны его слова, даже если он и не имел в виду ничего подобного. Его намерения были чисты.       — Не волнуйся, Пуджа, я всё понимаю. Именно идеализм нам и нужен. Пусть даже твой брат чуть более эмоционален, чем принято в Имперском Сенате, он скоро к нам привыкнет. Он кажется мне очень смышлёным юношей. Тебе не нужно за него извиняться, — добавила Падме, заметив, что Пуджа по-прежнему нервничает, — но — я принимаю твои извинения.       Кивнув, Пуджа тяжело вздохнула:       — Я рада это слышать. Он правда действует из лучших побуждений.       — Не сомневаюсь. Почему тебе не пригласить его к нам на чай, скажем, завтра? Было бы замечательно поговорить с ним в менее формальной обстановке. Кроме того, я с нетерпением жду результатов вашей работы с новым комитетом.       Пуджа всеми силами старалась не смотреть на Вейдера.       — Да, миледи, приглашу, — её лицо посветлело: — Это замечательная идея. И я прослежу, чтобы Органа не испортила весь проект своей глупостью.       — Чудесно. Я знала, что могу на тебя положиться, — Падме улыбнулась. — Что-то ещё?       — Нет, миледи, — Пуджа склонила голову.       — Тогда идите, — сказал Вейдер.       Пуджа посмотрела на Падме.       — Можешь идти, Пуджа. Обязательно выспись.       — Непременно, миледи, — Пуджа выскользнула за дверь, бросив последний испуганный взгляд на Вейдера.       Дождавшись, пока они останутся одни, Падме повернулась к мужу.       — Почему ты так груб с моей служанкой? — спросила она, но за шутливой интонацией тлело раздражение. — Она хорошо мне служит.       — Вы с ней близки. Чересчур близки. Дорме ты бы никогда не позволила прервать нас по столь бесполезной причине.       — Тебя это беспокоит? Ты же мог мне просто сказать…       — Она слишком многое себе позволяет. Постоянно. Можно подумать, что она твоя дочь, учитывая… какого отношения она к себе ждёт.       Он даже не оговорился, но Падме заметила эту небольшую паузу:       — Учитывая, как я к ней отношусь. Ты это хотел сказать?       Он помолчал.       — Она не наша дочь. Эта близость неестественна.       — Она моя племянница.       — Которая остаётся дочерью твоей сестры. А не нашей.       — Я хочу иметь семью, Энакин. Если это означает, что для этого мне нужно налаживать связь с дальними родственниками, я согласна это пойти. В чём проблема? — тут она поняла, в чём. — По-твоему, я вижу в ней замену?       Вейдер пристально посмотрел на неё. Она встретила его взгляд своим.       — Это не наш ребёнок.       — Наш ребёнок мёртв, Энакин! Прошло двадцать лет!       — Мы не можем быть уверены, — настойчиво сказал он, — джедаи…       — …мертвы. Ты об этом позаботился, ты лично выследил и убил Йоду, — потому что думал, что идёт по следу Кеноби, но это сейчас не имело никакого значения. — Если бы наш ребёнок выжил, мы бы уже давно его нашли! — Падме вскочила на ноги: неожиданно его близость показалась ей невыносимой. — Он мёртв. Почему ты не можешь это принять? Почему ты вечно отказываешься жить дальше?       Он хорошо знал, как сильно она хотела быть матерью. Он знал, что даже потеряв их дитя, она перебрала все способы завести с ним ребёнка, которые не исключил Мустафар, будь то усыновление или ЭКО. Но он всегда отказывался исполнить эту её мечту.       Его нелепые, глупые, отчаянные надежды…       — Может, и нет, — настойчиво повторил Вейдер. Даже не оборачиваясь, она почувствовала, как он протянул к ней руку.       — Наш ребёнок мёртв, — наконец сказала Падме. Как бы часто ей ни приходилось произносить эти слова, легче никогда не становилось. — И как ты смеешь злиться на меня за то, что я пытаюсь создать семью единственным способом, который у меня остался?