***
Тащась вслед за Пуджей в личное крыло Императрицы в здании Сената, Люк уже чувствовал себя выжатым досуха бесконечными политическими склоками. Не лучшая его форма для идеологических дебатов, которые они могут устроить, но ничего не поделаешь. Амидала приняла его с распростёртыми объятиями. Люк не знал, что ожидал увидеть в её комнатах — в конце концов, это ведь не дворец, — но увиденное вполне могло совпасть с его возможными ожиданиями. Весь декор был выполнен в ярко-красных и более спокойных синих оттенках — типичная для Набу демонстрация власти. Всё дорогое, причём Люку в таких обстановках всегда было тесно, но не настолько очевидно, чтобы сразу бросаться в глаза. Так уж на Набу было принято. Люк осторожно прошёл по насыщенно синему ковру вглубь комнаты, ожидая, что на него вот-вот выпрыгнет откуда-нибудь рыба-губер. Пуджа забрала его длинный плащ, и Люк с удовольствием с ним расстался. Насыщенно-красная ткань осталась висеть на крючке, почти сливаясь с покрытыми рисунком обоями. Люк заметил, что в покоях Императрицы было неожиданно прохладно, но причину понял сразу же, стоило им из гардеробной пройти в гостиную. В углу комнаты стоял Вейдер. Сама его тень источала холод, но Люку показалось, что мурашки у него по спине пробежали далеко не из-за температуры. Императрица не дала им друг на друга уставиться. Она легко ступила в комнату, и Люк увидел, что она сменила крупное и тяжелое платье, в котором вела сессию, на более изящное и лёгкое, персикового оттенка, с золотой вышивкой и пышноватыми рукавами. Волосы она оставила распущенными, из-за чего Люку стало неуютно. Слишком личная получалась атмосфера. — Я очень рада вас видеть, — она осторожно опустилась на один из небольших диванчиков с кремовой обивкой, стоявших рядом с окном, и жестом предложила Люку тоже присесть. — Что будете пить? Скажите, я всё принесу. — Сами? — брякнул Люк, не подумавши. — Конечно! Вы ведь мой гость. Королева Далрана гостям мятную воду в жизни не носила, но Люк промолчал. Пуджа попросила карлинский чай, поэтому он просто решил рискнуть: — Горячий шоколад, если можно. Амидала на секунду остановилась, её улыбка сделалась шире: — Конечно, — она отошла взять поднос. Люк остался сидеть на диванчике, напрягшись всем телом. — Как тебе сегодняшняя сессия? — спросила Пуджа. — Всё хорошо, — отсутствующе ответил Люк. Лежавшая рядом подушка была покрыта геральдическими лилиями, вышитыми алой нитью по белой ткани. Он принялся перебирать обрамлявшие её золотые кисточки. — То есть, скучно. — Нет-нет, хорошо. Я более-менее разобрался, как обстоят дела. Мне кажется, я уже лучше понимаю, как всё устроено и кто с кем работает. — Курс молодого сенатора, — Пуджа кивнула. — Раньше тебе на такое не хватало терпения. И снова за расспросы. — Ты всегда делала добро, когда была на моём месте, — сказал Люк, надеясь, что сестра не обратит внимание на случайно мелькнувшее в его речи прошедшее время. — Я хотел помогать людям, но вот на медицину, которая была моим запасным планом, у меня правда не хватало терпения. — Мне казалось, тебе нравилась инженерия. Что-то изобретать и строить. — Нравилось. И сейчас тоже нравится. Но служение народу может принести очень много хорошего. — Вы недооцениваете силу творения. Люк вздрогнул и случайно оторвал от несчастной подушки несколько ниточек. Он быстро убрал руку, пока никто ничего не заметил, и поднял взгляд на Вейдера. Солнца, когда он успел подойти так близко? — Милорд? Вейдер, нависший над диванчиком Императрицы словно свесившийся с силового кабеля минок, скрестил руки на груди. — Создание чего-то нового может принести людям не меньше добра, чем политика. Возьмите дроидов. Изобретения. — И оружие? — не удержался Люк. Пуджа незаметно толкнула его локтем — искусство, которое они в совершенстве отточили на семейных ужинах. Вейдер на провокацию не поддался: — Верно. И оружия. — Люк поморщился. — При должном навыке механические детали могут оказаться куда надёжнее людей. — Я бы так не сказал, — возразил Люк. — Они просто… более предсказуемые, да, — признал он, — и к ним хорошо возвращаться в конце дня, устав от споров с политиками. — Вы тоже политик, — заметил Вейдер. Веселье окрасило его голос. Пуджа фыркнула. — Теоретически, — натянуто улыбнулся Люк. — Я бы сказала, более, чем теоретически, — снова вступила в разговор Амидала. Она держала в руках поднос с тремя кружками, который аккуратно поставила на крепкий маленький столик между диванов. Люк покосился на стеклянную поверхность, затем перевёл взгляд на стеклянную стену. Постепенно розовеющий небосвод Корусанта притягивал взгляд. — Вы очень складно говорите. Люк взял свою чашку. — Спасибо, Ваше Величество, — сказал он и сделал глоток. Всё его естество отозвалось приятной дрожью, узнав вкус, и он расслабил плечи. — Я и забыла, как ты любишь горячий шоколад, — Пуджа взъерошила ему волосы. — Я страшно соскучилась. — На вкус гораздо лучше, чем то чёрное варево, которое ты пьёшь каждый день. — Каф я пью, только когда мне надо работать, — сестра подняла свою кружку с фруктовым чаем в качестве доказательства и тоже сделала глоток. Амидала внимательно следила за ними. — Ваше Величество? — позвал Люк, и она перевела взгляд на него, улыбнулась шире и отпила из своей чашки. — Прошу прощения, я несколько задумалась, — она обернулась посмотреть над всё ещё нависающего над ними супруга, затем снова взглянула на них с Пуджей. Что-то дрогнуло в выражении её лица, как мираж в пустыне, но быстро пропало. — Я пригласила вас не просто чаю попить, а потому что хотела узнать вас получше. Пуджа мне столько о вас рассказывала. Люк искоса посмотрел на ухмылявшуюся сестру: — Вот как? — Разумеется. — И что же она рассказывала? Амидала рассмеялась: — Только хорошее! Пуджа говорила, вы оказались на Набу, когда вам было двенадцать? — Я был сиротой с Внешнего Кольца. Слонялся по разным планетам, пока на меня не наткнулись Наберрие, — он не врал и не собирался обсуждать это и дальше. — Удивительно, что Сола на это решилась. Мне казалось, двух детей ей хватает. — В двенадцать лет я был довольно очаровательным ребёнком, — сказал Люк. Падме снова засмеялась: — В двадцать два тоже, поверьте. Почему вы решили заняться политикой? — Мы с Пуджей как раз об этом говорили, — ответил он. Слишком очевидное совпадение, подумал он тепло, видимо, Пуджа догадывалась, что его об этом спросят, поэтому заговорила об этом первой, чтобы он успел обдумать ответ. — Я хотел помогать людям. Изучил все возможные варианты и решил, что служение народу — дело пусть и сложное, но благодарное, — он кивнул Вейдеру, — но я по-прежнему занимаюсь и другими своими хобби. — Например? Люк невольно заметил, как Амидала церемонно отставила мизинец, держа в руке чашку. Жест казался несколько подчёркнутым, но он не стал за ней повторять — достаточно того, что он вообще согласился сюда прийти. Свой горячий шоколад он будет пить, как нормальный человек. — Мне нравятся дроиды и корабли. Я люблю что-нибудь мастерить. Тётя Сола часто злилась, когда я умудрялся заляпать новую одежду маслом. — А папа тебя наоборот поддерживал, — заметила Пуджа. — Дядя Дарред выдавал мне это самое масло. Амидала наклонилась вперёд: — Моему мужу тоже очень нравится механика, — радостно сказала она. Люк невольно напрягся. — Вы на него очень похожи — можно сказать, одно лицо, — она посмотрела на них по очереди. Вейдер сжал кулаки и тоже уставился на Люка. Люк мог лишь надеяться, что несколько слоёв макияжа, которые он наносил каждое утро, придадут его лицу выражение вежливого равнодушия. Ничего общего между ним и Лордом Вейдером быть не могло, и он бы очень не хотел, чтобы Императрица это сходство придумала. — У тебя ведь огромная коллекция кораблей, верно? — наконец сказала она Вейдеру. — Можешь как-нибудь показать её Люку? И, к ужасу Люка… — Могу, — сказал Вейдер. — Чудесно. Уверена, это будет для вас отличным подарком после долгого и выматывающего дня в Сенате, — просияв, Падме ласково похлопала его по руке. Люк подавил желание отшатнуться. — Но пойти в политику, чтобы делать добро, — это замечательное стремление. Как ваши успехи на Набу? Демократия — крайне неповоротливая система, особенно когда хочешь добиться каких-то значимых результатов с её помощью. — Мне кажется… — Люк прикусил язык. — Мне кажется, какой бы неповоротливой она ни была, демократия очень хорошо слышит, что говорят люди. — О, прошу прощения, мне стоило догадаться, в каком направлении лежит ваша симпатия. Я не хотела с вами спорить, — ложь. Она просто почву прощупывала. — Я вас понимаю. Мне лишь кажется чудовищно несправедливым, что на такой планете, как Набу, жители которой уже связаны её традициями по рукам и ногам, бюрократия делает невозможными почти любые перемены. Налоговая система! Что за архаика! Люк поморщился: — Никто пока что не придумал более эффективную систему, которая работала бы с народом, где все сплошь независимые творческие личности. — Но ведь никто и не пытался. — Пытались. Люк не хотел ввязываться в спор, потому что терпеть не мог экономику и выучил её только из необходимости. — Но мы отвлеклись. Принимать решения в составе комитета — в теории, это справедливая идея, но такой подход часто заканчивается… трагедией. — Она обвела пальцем ободок своей чашки, глядя куда-то между ним и Пуджей. Интересно, подумал Люк, Императрица Амидала до самой смерти будет припоминать повсюду вторжение Торговой Федерации? — Тогда почему вы одобрили моё предложение создать комитет по расследованию деятельности судов? — спросил он, не в силах сдержать своё любопытство. Амидала обладала тревожным умением притягивать к себе людей. — Если вас так беспокоит бездействие. Суды — это тоже важно, разве нет? Тюрьмы переполнены повстанцами, ожидающими приговора. — Мир не делится на чёрное и белое. Критически важные проблемы требуют быстрой реакции, но серьёзные перемены, которые могут привести к нестабильным последствиям, требуют более внимательного рассмотрения. И ключом к эффективной работе является понимание, решением какого вопроса следует заняться в первую очередь. — Например, Внешним Кольцом? — надавил Люк. Пуджа широко распахнула глаза. — Этот проект запустили без всякого голосования. — Из-за его чрезвычайной срочности. — Проблема хаттов существует уже несколько десятилетий, и вы никогда не обращали на неё внимание в свою бытность сенатором. Почему же вы решили заняться ею тогда? — Потому что могли, — Амидала заговорила строже, но злости в её голосе не было. — Вы же сами сказали, что решили заняться политикой, чтобы добиться перемен. Как только у меня появилась такая возможность, я претворила эти перемены в жизнь. Оставив тем самым огромный шрам на лице галактики. Люк уставился на неё, сжав губы. Помолчав, Амидала резко усмехнулась: — Честное слово, — пожурила она саму себя, — я не хотела так сильно давить. Скажите, разве политика не беспощадна? Люк не сразу понял, что от него ждут ответ. — Беспощадна. И я понимаю вашу логику. Я просто не понимаю, почему вы не считаете проблему судов столь же срочной. Разве всеобщая справедливость не является важной? Быстро, почти незаметно, точно взмах крыльев бабочки, её взгляд метнулся к Вейдеру. — Разумеется, — мягко сказала она, — но подобные реформы требуют размышлений и тщательного анализа. Я доверяю суждению Пуджи и, исходя из того, что я увидела за последние два дня, я доверяю и вашему. Как только вы представите чёткий план по реформированию системы, мы вынесем его на обсуждение в Сенат. — А что насчёт повстанцев, которым уже предъявлены обвинения и которые предстанут перед судом уже завтра, или на этой неделе, или в следующем месяце? Что, если обвинительный приговор будет вынесен бездоказательно? — Не переживайте, лица, подозреваемые в сотрудничестве с Восстанием, в суд не попадают. Когда речь идёт об анти-имперских настроениях, нужно действовать быстро и решительно, чтобы защитить государство. — Даже если это дети, которые оказались не в том месте и не в то время? Амидала нахмурилась: — Это не дети, — сказала она. Люк поджал губы. Но прежде, чем он заговорил, вклинилась Пуджа: — Вы же знаете, как всё устроено на Набу, миледи, — сказала она. — Дела могут рассматриваться месяцами, в медиа вечно устраивают скандалы по этому поводу. Помню, меня раньше постоянно удивляла эффективность, с которой работает имперское законодательство. — Набу — чудесный мир, — задумчиво произнесла Амидала. — Его система и его идеалы напоминают гофрированную бумагу — столь же хрупкие и безнадёжно устаревшие, но сам по себе он чудесен. Словно прекрасный сон. Люк бы поспорил: гофрированную бумагу было на удивление трудно порвать. — Вы, должно быть, скучаете по дому, — продолжила она, — я понимаю, вы провели там лишь десять лет, но… — Да, скучаю, — перебил Люк. — Это мой дом. Я скучаю. Императрица не обратила на него внимания. — Когда вы планируете вернуться? Пусть вы совсем недавно приехали… — Скоро. Приближается Фестиваль Света, я должен встретить его на Набу. Уже через несколько недель я отправлюсь туда. — Несколько недель? Так быстро? — Императрица закусила губу. — К слову, раз уж мы заговорили о прекрасных снах — это чудесный фестиваль. Вся планета празднует воссоединение с Республикой. С Империей. Со всей галактикой. — Вступление в Республику и принятие демократии действительно является важной вехой набуанской истории. — Думаю, мне стоит посетить этот праздник, — задумалась Амидала. — В последний раз я присутствовала на фестивале в разгар Войны Клонов. Сепаратисты попытались похитить канцлера! Что и говорить, ночь выдалась напряжённая, — она взглянула на мужа. — И в то же время замечательная. Люк прочистил горло: — Ваше Величество, вы хотите посетить фестиваль, посвящённый годовщине демократии? — А почему нет? Люк ответил ей слабой и напряжённой улыбкой. — Мне придётся предупредить королеву Далрану. Насколько я понимаю, она разделяет идеалы королевы Санадрассы. Изоляция, почти полное прекращение внешней торговли… Очень неприятно. Но, уверен, она одобрит ваш визит, если её заранее о нём предупредить. На самом деле, Люк был не очень уверен в своих же словах. Императрицу изгнали с Набу по законам планеты. Но, в то же время, ей принадлежала вся галактика, в том числе и звезда, вокруг которой вращалась Набу. Случись ей ступить на планету, подумал он, фанатики сойдут с ума от счастья. — Как вам нравится её правление? — продолжала Амидала. — Вы ведь были принцем Тида, стало быть, многое можете рассказать. И я слышала, что с другими членами совета у вас сложились напряжённые отношения… — Королева Далрана — моя королева, избранная народом на честных выборах и им же любимая. Я во всём её поддерживаю. — Это естественно для сенатора — поддерживать правителя, который дал ему власть, — заговорщицки улыбнулась Амидала. — Но, Люк, вы ведь знаете — ничего из того, что вы скажете, никогда не покинет этих стен. — Надеюсь, но это не имеет значения. Я говорю только правду. — Интересно. Она явно хотела сказать что-то ещё, но Люк и Вейдер одновременно вскинули головы. Секундой позже раздались чьи-то поспешные шаги, и, обернувшись, Люк увидел, как в комнату влетела Сабе в развевающейся бежевой тунике, громко стуча по толстому ковру каблуками тёмно-красных сапог. Увидев его, она тут же расслабилась: — Люк! Вот ты где, я… — она посмотрела на Амидалу, — начала беспокоиться. — Сабе, — сказала Амидала, — как замечательно, что ты решила к нам присоединиться. — Я не собираюсь к вам присоединяться, Ваше Величество, я здесь из-за Люка, — она пристально посмотрела на него. — Помнишь, у нас… Люк просиял: — Точно! — он был готов воспользоваться любым шансом спастись — как от допроса, которому его подвергла Амидала, так и от тяжёлого, навязчивого взгляда Вейдера. Особой любви к Далране он никогда не испытывал, но он никогда не опустится до оскорблений, как бы на него ни давили. — Я совсем забыл о наших планах на вечер. Ваше Величество, — он склонил голову, — благодарю вас за горячий шоколад и за нашу беседу. Амидала опустила было взгляд в его чашку, но та была пуста — у Люка больше не было поводов задерживаться. — Разумеется, — нашлась она, — это определённо не последняя наша встреча. Люк вздрогнул всем телом от этого обещания. Но тут Амидала снова обратилась к Сабе: — Как ты попала в мои личные комнаты? Ты ведь могла просто позвонить сенатору. — Люк никогда не проверяет свой комлинк, — ответила Сабе, — а стража при виде меня и глазом не моргнула. Вы так и не расстались с привычкой гулять по Сенату под чужой личиной, чтобы посмотреть на него изнутри? Губы Амидалы дрогнули в улыбке: — Они приняли тебя за меня? — Похоже на то, — улыбка Сабе была опаснее. — Не волнуйтесь, я не стану больше так делать. Я просто переживала за Люка. — Не стоило. Он в полном порядке. Люк поднялся: — Спасибо за ваше гостеприимство, — повторил он. Потом обратился к Пудже: — И за приглашение. — Обращайся, — Пуджа как-то странно на него смотрела, но Люк не хотел об этом задумываться. — Долго меня не было, тётя Сабе? — спросил Люк, обойдя диванчик так, чтобы встать рядом с ней. — Два часа. Достаточно, чтобы начать волноваться. — Понимаю, — когда она потянулась к дверной ручке, он обернулся: — Лорд Вейдер. Пуджа. Ваше Величество. — Не нужно формальностей, Люк, — отмахнулась Амидала. — Мы же семья, — она обнажила белые зубы в улыбке: — Зови меня тётей Падме.***
Сабе с такой силой стиснула его руку, что Люк скорее встревожился, чем успокоился. Всё, что волновало Сабе, волновало и Люка, пусть Амидала с виду не желала ему ничего плохого. Он погладил большим пальцем шрамы на её костяшках — конечно, она прятала их косметикой, но он всё равно чувствовал их на коже. Вроде, Сабе чуть-чуть успокоилась. — Спасибо, что пришла, — прошептал он, — я никак не мог придумать повод уйти. — Я бы тоже ничего не соображала, просидев там так долго. Я волновалась. — Ты же знала, где я. — Всё равно волновалась. Люк снова сжал её ладонь. Она сделала то же самое. — О чём вы говорили? — пробормотала она, стоило им свернуть в боковой коридор и пойти прочь от императорского крыла. — Что она хотела узнать? Люк убедился, что в коридоре больше никого не было, пусть он и не представлял, куда Сабе его ведёт: — Она хотела узнать меня получше, спрашивала, когда я попал на Набу, как мне там. Почему я стал политиком… — Для меня это до сих пор загадка, — заметила Сабе. — …и как я себя чувствую, оказавшись вдали от Набу. Ещё она сказала, что очень любит Фестиваль Света. — Как иронично. — Ей так не показалось. — Разумеется. И всё? — Я упомянул, что люблю механику, и она убедила Вейдера как-нибудь показать мне его коллекцию кораблей. Я не собираюсь ему об этом напоминать. А так — ты пришла меня выручать как раз тогда, когда мы заговорили о королеве Далране. Сабе поморщилась: — Небось, думала, что быстро завоюет твою симпатию на фоне королевы, которая изгнала тебя в столицу. — Это не значит, что я перестану уважать Далрану после этого, — пожал плечами Люк. Сабе свободной рукой похлопала его по плечу: — Добросердечное ты чудо. Она говорила искренне, без обычного горького скептицизма. Люк улыбнулся. — Что тебя так испугало? — тихо спросил он. — Ты же знаешь, я не питаю особой любви к Императрице. — Падме тоже не питала любви к Палпатину, когда была королевой Набу. А через несколько лет с рук у него ела. — Думаешь, я не в состоянии сформировать собственное мнение? Я знаю, зачем я здесь, — Люк не хотел язвить, но в его словах всё равно мелькнула тень возмущения. Сабе, как и Пуджа, иногда перебарщивала со своей заботой. — Пуджа тоже так думала, когда прилетела сюда впервые. — Тётя, ты по-прежнему мне не доверяешь. — Доверяю, Люк. И я уверена, ты сделаешь всё, что в твоих силах, и не хочу сказать про тебя ничего плохого, — она поморщилась. — Я просто знаю, что окажись я в такой же ситуации, то справилась бы гораздо хуже. И я не хочу, чтобы ты боролся в одиночку. Люк сам не мог сказать, что чувствует. В словах тёти Сабе был смысл, но он всё равно почувствовал укол обиды. — А что бы ты сделала, окажись ты на моём месте? — Не спрашивай меня об этом, Люк, — всё равно что взмолилась Сабе. — Ты же знаешь, что я любила эту женщину. Люк вспомнил все их страшно неловкие встречи. Вспомнил, как Сабе не могла отвести взгляд от Амидалы. — Любила? — Мы пришли, — резко сказала Сабе, хотя, вообще-то они ещё никуда не пришли. Но смена темы была очевидной и почти своевременной, поскольку они свернули в очередной поворот в бесконечном дворцовом лабиринте и оказались перед дверью, украшенной резьбой в виде заснеженных гор. Сабе постучала, нажала на звонок, снова постучала. Люк перехватил её руку, пока она не принялась снова жать на звонок. Её плечи на мгновение опустились, но, когда дверь открылась, Сабе вновь выпрямилась спину. — Сабе? Сенатор Наберрие? — в дверях стояла сенатор Органа в сопровождении одного из своих телохранителей. Сабе словно оцепенела, поэтому Люк пришёл ей на выручку: — Прошу прощения за внезапный визит. Мне вдруг пришла в голову идея по формированию комитета, которая показалась довольно важной. Мы можем к вам ненадолго зайти? Органа посмотрела сначала на него, потом на Сабе, у которой заметно подрагивала левая рука. Люк тоже заметил эти движения: они выражали какую-то необъяснимую срочность. Видимо, Органе они тоже были знакомы. — Конечно, — сказала она с некоторой опаской, снова посмотрев на Люка. — Заходите, сейчас всё обсудим — вы с датападом? — Да, все записи при мне. — Замечательно. — Она коснулась руки своего телохранителя, лицо которого было скрыто шлемом. — Впустите их, Антиллес. Люк шагнул внутрь, и ладонь Сабе выскользнула из его хватки. Он обернулся к ней уже из кабинета. — Мне нужно встретиться с Тонрой, — объяснила она в ответ на его непонимающий взгляд. — Ему не терпится узнать, как прошли твои первые дни в Сенате. — Повеселитесь там, — неуверенно сказал он. И по взгляду понял, что она услышала его невысказанное пожелание удачи в том, чем она собиралась заняться. Чем бы это ни было. — Непременно, — сказала Сабе, криво усмехнувшись. Затем она развернулась и пошла прочь по коридору, а Антиллес закрыл дверь. Щелчок замка был тихим, но заметным. Люк выдохнул. — Спасибо, что впустили, — сказал он обоим собеседникам. — Сабе только что спасла меня от очень неловкого разговора, но я не совсем понял, в чём такая срочность, поэтому просто доверился ей. У меня правда есть кое-какие соображения по вашему исследованию, но ничего срочного. Органа усмехнулась: — Ну, Сенатор, раз уж вы здесь, почему бы нам их не обсудить? Но осторожность в Сенате правда необходима, особенно тому, кто прогневал Императрицу. Она жестом пригласила его пройти дальше, мимо освежителя, в гостиную, обставленную парой диванчиков. Свет лился в комнату сквозь стеклянные окна, выходившие на воздушные трассы к югу от здания Сената. Люк понял, что не может оторваться от наблюдения за непрерывным потоком спидеров. — Я постоянно так делаю, — со смехом сказала Органа, проследив за его взглядом. — Поэтому в офисе, — она указала на закрытую дверь, — у меня такого вида нет. Иначе работать было бы совсем невозможно. — Разумно, — согласился Люк. — Касательно ваших слов — именно это меня и смущает. Императрица Амидала не кажется разгневанной. Напротив, она кажется заинтересованной. Наверное, поэтому Сабе и переживает, — он покачал головой. — Неважно. Давайте я расскажу вам свои наблюдения… — Строго говоря, рабочий день давно закончился, — заметила Органа. Люк, так уж и быть, не стал обращать её внимание, что она почему-то до сих пор была на рабочем месте в Сенате, а не в своих жилых покоях, потому что предположил, что такие временные рамки не имеют для неё особого значения. — Можем обойтись и без обсуждений. Я бы с куда большим интересом послушала, почему вы здесь — и почему Сабе так волнуется. — Она наклонила голову. — Хотя встревожить её довольно легко. — И не говорите. Органа засмеялась, и Люк невольно засмеялся вместе с ней. — Откуда вы её знаете? — спросил он. — Она ведь всегда такая скрытная. — Расскажите мне что-нибудь, что я не знаю об Императрице, а я расскажу вам что-нибудь, что вы не знаете о её бывшей служанке, — предложила Лея. Люк поднял брови в ответ на такое очевидное предложение посплетничать. — Политика — это не только комитеты, сенатор Наберрие. Давайте я принесу вам чего-нибудь попить, и будем считать, что вы наносите мне светский визит. — Буду очень рад, — ответил Люк. Он и вправду страшно устал. Сначала целый день в Сенате, потом два часа в компании сестры, военного преступника и императрицы, а теперь ещё и это. Органа хотя бы не отказала ему в укрытии. — Можно просто Люк. — Хорошо, — сказала Органа, опустившись на один из диванов, чтобы он мог занять второй, стоявший напротив. — Но только если вы будете звать меня Лея.***
Сабе летела по коридору, пытаясь увести своего преследователя подальше от Люка. В южное крыло, где располагались кабинеты сенаторов, неизвестный за ней не пошёл, а предпочёл дождаться, пока она вернётся в коридор, где его будет куда труднее заметить. Если она правильно помнила, слева чуть впереди должен быть общественный освежитель, как раз в главном коридоре, который окружал Зал Сената на этом этаже. Не сбавляя уверенного, но неторопливого темпа, она нырнула в нужную дверь. Освежитель был приятный. Отполированный серый пол практически сиял. Когда сработали датчики движения, включился свет, отражавшийся яркими всполохами от напоминавших зеркала плиток. Кабинки вдоль стены были выдержаны в том же мягком сером цвете, их открытые двери слабо шевельнулись, когда она пронеслась мимо. Они были слишком хорошо смазаны, отчего не издали ни звука — и никак не заглушили мягкие чужие шаги за её спиной. Сабе подошла к раковине и помыла руки, всё ещё наслаждаясь тёплой водой после бесконечно долгого пользования звуковым душем на космических кораблях. Мыло пахло цветами апельсина, и от этого запаха её пронзила боль — ещё до того, как её тень вышла из-за угла на беспощадно яркий белый свет. Сабе встретила её взгляд в отражении. Зеркала висели над каждой раковиной и даже покрывали стены, поэтому в ответ на неё посмотрели десятки Падме. — Я знала, что ты по-прежнему наряжаешься в простую одежду, чтобы не привлекать внимания. — С чего бы мне отказываться от столь эффективного метода? — ответила Императрица Амидала. Без косметики она выглядела старше, чем помнила Сабе, что естественно, потому что минули годы с тех пор, как Сабе в последний раз видела её лицо без макияжа. Волосы она убрала в простую косу, а вместо платья на ней была тёмно-красная туника, больше подходившая помощнице какого-то малозначительного сенатора. — Справедливо, — признала Сабе, вытерла руки одним из вкусно пахнущих полотенец и развернулась, оперевшись спиной на мрамор раковины, очертания которой больно врезались ей в спину. — Зачем ты меня преследуешь? — Давно ты меня заметила? — Сразу же. Ты быстро переоделась. — Ты знаешь, как я это сделала. А я знаю, что ты знала, что я тебя преследую. Мы ничуть не изменились, Сабе. Ты всё ещё носишь имя, взятое в мою честь, — помолчав, добавила она с тенью печали в голосе. — Это моё имя. Я была служанкой королевы Набу, которая спасла нас от Торговой Федерации. — И почему ты теперь не хочешь быть моей служанкой? Во рту стало сухо и горько. — Просто не хочу. Падме шагнула вперёд, не отводя от неё настойчивого взгляда. — Почему? — Потому что я поклялась в верности королеве Амидале, — выдавила Сабе. — А не Императрице Амидале. — Это один и тот же человек. — Нет. Падме слабо улыбнулась, склонила голову к плечу и кивнула, будто Сабе вынудила её согласиться: — Тогда нужно сказать, что мы обе уже не те, что прежде, — признала она. — Тебе теперь палец в рот не клади. — Я всегда такой была. Просто не с тобой. — А что тогда изменилось? Почему ты ушла? Я скучаю по тебе — скучаю по тому, как нам вместе работалось. Никто не понимает меня лучше, чем ты. Сабе закрыла глаза, стараясь ничем не выдать охватившую её агонию. Получилось паршиво, пусть. Падме, опытный политик, всё равно бы заметила. — Мои руки больше не принадлежат тебе, — выдавила она. — И не будут. Я не позволю. — Почему? Разве ты не… — Доверяю тебе? Нет! Конечно, нет! Падме хватило наглости посмотреть на неё ошеломлённо. Она прижала ладонь к сердцу, и простой золотой ободок её обручального кольца вспыхнул, попав на свет. Он мигал, точно маяк, предупреждая Сабе держаться подальше. — Ты доверяла королеве Амидале, — к счастью, Падме сжала ладонь в кулак и опустила руку, кольцо перестало резать Сабе глаза. — Ты доверяла сенатору Амидале. — Между этими людьми и тобой сегодняшней лежит огромная пропасть. Ты сама это знаешь. — О какой пропасти ты говоришь? О влиянии, которого у меня теперь больше? О том, что я наконец-то могу сделать что-то хорошее, а не распутывать силки бюрократии, которые мои последователи запутают ещё сильнее? — Падме шагнула вперёд, Сабе отступила, снова ударившись об раковину. Падме заметила её отступление и стиснула челюсти: — Сабе, мы ведь пытались изменить мир. Мы хотели спасти Набу, потом оказались в Сенате, мы же хотели помочь галактике! И вот — я ей помогаю. — Спроси у своего мужа, как его военные кампании помогают этой галактике. — Я их тоже ненавижу, Сабе, но они необходимы. Мы должны с ними смириться. — Ты, может, и должна. — Это ты уговорила Люка поддержать обвинения Органы против лорда Вейдера? Потому что ты настолько сильно ненавидишь моего мужа? — Любви я к нему не испытываю, но, поверь мне, у Люка были все основания выступить в поддержку Органы. Вейдер заслуживает такого отношения после всего, что он сделал. — И что же он сделал? — Удивительно, что он ещё на Корусанте. Я слышала, что на Внешнем Кольце кровь льётся реками. Разве его место не там, в центре бойни? Разве он не должен охотиться за остатками Ордена Джедаев? — Джедаи и хатты угрожают галактике, не стоит об этом забывать. Может, конкретно здесь ты Люка ни к чему не подталкивала, но ты точно отравила его разум этими… — Его разум, — процедила Сабе, — был уже давно отравлен, когда мы познакомились. — Ясно, — сказала Падме. — Видимо, ты хорошо его знаешь. — Мы семья. Лицо Падме оцепенело. — Ясно, — повторила она. Задумалась. Непростительная для политика ошибка. Но тут взгляд Падме потеплел. Нежность, с которой она взглянула на Сабе, резанула по сердцу. — Это хорошо. Я рада, что вы так близки. Знаешь, я ведь тоже всегда считала тебя своей семьёй. И я хочу, чтобы ты вернулась. — Я не хочу возвращаться. — Из-за твоей последней миссии? — Я не хочу возвращаться. — Тогда что ты здесь делаешь? — не выдержала Падме. Она снова шагнула вперёд, так что теперь между ними не было и метра. — После того, как ты исчезла, я не надеялась снова тебя увидеть. Я думала, что ты умерла, пока до меня не дошли слухи о тви’леках на Рилоте, которые работали с кем-то по имени Тсабин. Почему ты вернулась? — Люк теперь сенатор, — просто сказала Сабе. — Я вернулась, чтобы помогать и служить ему. — То есть, он моя замена? Эти слова должны были её задеть, в них не было искренности. Сабе хотела бы испытать ту боль, которую боялась нанести ей Падме. Но боли не было, потому что… — Тебя никто не заменит. Даже Люк. — Получается, ты теперь просто работаешь на сенаторов? С Пуджей ты так не носилась, как с Люком. — Я служу Набу, — сказала Сабе. — И когда-то думала, что и ты тоже. — Служу. Даже отсюда. Даже после того, как Далрана и её предшественники изгнали меня. Из-за меня на ресурсы Набу существует большой спрос. Наше искусство, наша культура — всё процветает. Мы защищены от любой атаки, и я уничтожила Торговую Федерацию, чтобы подобное вторжение никогда не повторилось. — А что насчёт нашего народа? — резко ответила Сабе. — Наших обычаев? — Я защищаю и их. — Путь Набу — демократия. Не империи, не завоевания. Не военные преступления без наказания. Наше кровавое прошлое полнится подобными ужасами — и поэтому мы от этого отказались! — Я никогда бы не подумала, Сабе, что для тебя так важна идеология. — Мне нет до неё дела. Из-за идеологий страдают люди. Но я люблю свою планету. Я люблю свой народ. Я люблю Люка, — её голос надломился. — Я любила тебя. — Я по-прежнему здесь. — Нет, — выдавила Сабе. — По тысяче разных причин, нет. Падме глядела на неё, не отрываясь. Сабе не выдержала этого взгляда — как не выдерживала его и десятки лет назад, когда была просто влюблённым подростком, пока не до конца осознающим те границы, что разделяли её королеву и её подругу. Но тогда она хотя бы могла верить, что это деление, эта власть никогда не повлияют на их отношения. Тогда она хотя бы знала, что Падме никогда не потребует от неё того, чего Сабе не может ей дать. Она отвернулась прочь, содрогнувшись всем телом, сморгнула выступившие на глаза слёзы. Не глядя на отражение Падме в зеркале, она снова вытерла вспотевшие ладони. — Пожалуйста, — наконец сказала Падме. — Я скучаю по тебе. Я хочу, чтобы ты была частью моей семьи. — Какой семьи? — спросила Сабе. Она схватилась за края раковины, чувствуя, как болезненно напряглась спина. — У Руви к твоей идеологии вопросов ещё больше, чем у меня. Ты не можешь вернуться на Набу, чтобы встретиться с ними. — Я Императрица. Я их правитель. — Король Веруна тоже был нашим правителем, и что мы с ним сделали? Падме помолчала. — Я создаю свою семью сама, шаг за шагом, — поклялась она. — Я потеряла родителей. Потеряла сестру. Потеряла ребёнка. — Её голос дрогнул на последнем слове. Сабе захотелось закричать. — Я не хочу потерять и племянника с племянницей тоже. И тебя терять не хочу. Прошу тебя. Сабе никогда не говорила Падме однозначное «нет». Никогда, до сегодняшнего дня. — Ты потеряла меня очень давно, — бесцветным голосом сказала Сабе и подняла взгляд. — Ты не Падме Амидала. Ты просто её тень, которую создал Палпатин. Падме налетела на неё сзади. Застигнутая врасплох, Сабе даже не поняла, что случилось, но вот она моргнула — а в следующую секунду у её горла оказался нож. От Падме по-прежнему пахло цветами апельсина, заметила Сабе, чувствуя тепло её тела. Как тогда, много лет назад, когда они были наивными детьми, которые менялись личностями и носили маски, уверенные, что однажды смогут снова их снять. — Если не вернёшься, — зашипела Падме. Её грубый шёпот обжёг Сабе ухо. — Если не присоединишься ко мне… Нож скользнул по её горлу. Сабе ахнула, широко раскрыв глаза, и боль вернула её в ужасную реальность. — То не смей вставать у меня на пути. Сабе схватилась за шею. Мгновение — и Падме исчезла, хотя она даже не почувствовала, как оказалась свободна, хотя она до сих пор чувствовала вонь апельсиновых цветов и пота у своего лица. Когда она коснулась пальцами бледной кожи на шее, её пальцы окрасились тёмно-красным. Порез был неглубокий. Не то чтобы совсем царапина, но неопасный. И всё же, кровь потекла вниз в ложбинку у горла, по ключицам, пачкая тунику. Следом потекли слёзы. Сабе с силой прижала ладонь к шее, пытаясь остановить кровотечение. Впервые в жизни она не знала, что ей делать, и не могла даже притвориться, что у неё есть план. Падме Амидала была чудовищем. Как низко пала та, кого она считала идеалом. Было больно осознавать это издалека, видеть это в новостях и в том, как произошедшие с ней перемены оставили глубокие трещины в рядах её ушедших с должности служанок. Когда беспощадное лезвие обожгло её горло, стало ещё больнее, и кровь, которую Сабе так много раз проливала ради неё, теперь стекала в фарфоровую раковину какого-то случайного освежителя. Но всё могло быть намного хуже. И всё ещё может стать намного хуже, если Сабе действительно решит не вмешиваться. Ведь если такое произошло с Падме, когда она оказалась под влиянием не того человека… то что будет с Люком?