Протеже

      Тид был красивым, но очень шумным городом. Ему, мальчишке, который вырос в пустыне, а затем переехал в крохотную горную деревушку, первая поездка в столицу запомнилась, как что-то ошеломляющее. На Корусанте было в тысячу раз хуже, но туда он прилетел уже зная, что его ждёт. А вот Тид и по сей день мог захлестнуть его с головой в самый неподходящий момент.       И всё же, он не то чтобы горел желанием возвращаться в старый семейный дом в Тистеделе, не сейчас, во всяком случае. Руви и Джобал до сих пор жили там, подальше от городской суеты, но этот дом был полон воспоминаний. И если императрица Амидала действительно вознамерилась помириться со своей семьёй, Люк не хотел бы, чтобы это произошло там, где он медленно, но всё-таки научился чувствовать себя своим.       Он всё ещё раздумывал, какое место предложить для семейной встречи, когда получил сообщение от Рио, которая требовала, чтобы он немедленно приехал в гости. В отпуск её из музея так незапланированно не отпустят, но у неё выдалось свободное утро, говорилось в письме. Люк предположил, что она не сможет уехать куда-то далеко всего за одно утро. Значит, решено. Они встретятся в их террасном доме на юге города — во всяком случае, в этот раз.       Люку ещё только предстояло рассказать семье, что их потерянная дочь, возможно, решит вернуться домой.       Идти до дома было недалеко, и Люк наслаждался прогулкой. Ему нужно было перейти через реку Солье, чтобы добраться до нужной части города, и, поскольку из сопровождающих с ним был один Тонра — всё-таки его политическую репутацию на Набу никак нельзя было назвать безупречной — Люк смог пройтись вдоль речного берега, дав себе передышку. На цветочной барже продавали небольшие букетики. Люк купил небольшую связку колокольчиков и подарил цветы мальчику, который завистливо поглядывал на баржу. Тот сверкнул широкой улыбкой и помчался куда-то по своим делам.       Не укрылись от его внимания и многочисленные букетики миллацветов, но их он покупать не стал, пусть торговец и настаивал.       Тонра купил себе букет из маков и осторожно убрал цветы в сумку. Люк улыбнулся его покупке.       — На самой первой своей работе я тоже продавал цветы, плавая вдоль реки, — признался Тонра.       — И ты променял это на службу безопасности?       — Оккупация Набу многих из нас заставила сменить приоритеты.       Люк кивнул. Отступив, он в последний раз окинул реку взглядом: и изящный мостик для пешеходов, по которому они шли, и длинные ступени и причалы по её берегам, и глубокого зелёного цвета воду, лениво наползавшую на каменные пристани. Затем он повернулся к реке спиной и пошёл по тихой дороге. Тонра держался чуть позади него. Шум резко стих — несколько десятилетий назад один из гениальных набуанских инженеров представил галактике новый строительный материал, который поглощал шум так же хорошо, как листва деревьев, — и какое-то время они шли вдоль ровного ряда домов. Каждую сотню метров они проходили над очередным частным мостом, и Люк всё пытался разглядеть, уцелели ли оставленные его с друзьями граффити. Но безрезультатно.       Их дом стоял за углом, к нему от главной дороги вёл небольшой каменный подъём. Поморщившись, Люк, как мог, разгладил рубашку и брюки, затем, поколебавшись с мгновение, немного взъерошил волосы. В том, как они теперь торчали из-за ушей, было что-то странно успокаивающее.       Он постучал в дверь.       С той стороны немедленно послышались шаги. Дверь распахнулась, и на пороге появилась Сола, одетая в удобную синюю тунику и домашние серые штаны. Увидев Люка, она широко улыбнулась, и он даже сам не понял, как вдруг оказался заключён в объятия.       — Ох, ты в порядке, — прошептала Сола ему в волосы, перемежая слова с короткими поцелуями в макушку. — Мы так волновались.       — Всё хорошо, — тихо ответил Люк. Волосы Солы были убраны в лохматый пучок, поэтому он не испытывал никаких угрызений совести, пока тётя ещё сильнее его лохматила. — Сабе и Тонра за мной хорошо присматривают.       — Как и всегда, — Сола отстранилась, держа его за плечо, и посмотрела на Тонру. — Спасибо, что привели его домой.       Тонра залился румянцем.       — Прошло всего лишь несколько недель, мисс Наберрие.       — Люди умирали на Корусанте за куда более короткие сроки. Вы сберегли его от опасностей.       — Тётя, ты так говоришь, будто в столице на каждом углу убийцы.       — Из того, что я помню, так и есть. На Набу ситуация не лучше, но здесь ты хотя бы рядом с семьёй, — она потрясла головой. — Проходи скорее. Мама устроила целый пир в честь твоего возвращения, и бедный папа облизывается на него всё утро.       Тонра сказал Люку, что вернётся за ним по звонку, Люк кивнул и, поблагодарив его, шагнул внутрь, глубоко вздохнув. В домах семьи Наберрие всегда пахло апельсиновыми цветами. Он снял с плеч фиолетовый плащ, повесил его в прихожей, убрал обувь и босиком прошёл в гостиную.       Рио развалилась на одном из диванов, вытянув ноги. Она была в рабочей форме, но её коса расплелась, и волосы рассыпались по её плечам крупными локонами, на что Рио даже не обратила внимания. Значит, за внешний вид она особо не переживает, можно мять. Оторвавшись от датапада, в который она сосредоточенно хмурилась, Рио ухмыльнулась ему:       — Вот и он! Вернулся к нам из ада?       — Можно и так сказать, — Люк плюхнулся на диван рядом с ней. Ему пришлось поднять её ноги, чтобы усесться и положить их себе на колени, но Рио не изволила шевельнуться, пока он своими махинациями почти не спихнул её на пол.       — Так, ну хватит! Дай я подвинусь, — они, наконец, уселись на диван вдвоём, и Рио притянула его к себе. — Я скучала. Кроме тебя меня в этой семье никто не слушает.       — Рад служить.       — Я тебя слушаю! — возразил Руви. Люк извернулся посмотреть на деда, который в куда более чинной манере сидел в своём кресле с бокалом вина. — Меня крайне интересует твоя выставка о революционных нарядах поздней монархической эпохи.       — Она в принципе про наряды наследственной монархии последнего века, просто я тебе рассказала только про революционные.       — Но я же послушал! — поднял палец Руви.       — Это да. Но лучше Люка слушать никто не умеет.       Фыркнув, Руви закатил глаза:       — Ладно, куда уж мне до Люка. К тому же, в речах ему равных тоже нет, — он повернулся к Люку. — Я слышал твою речь в Сенате. Все мои знакомые написали, как сильно тобой гордятся.       — Я не давал в Сенате речей, — сказал Люк.       — Ну, хорошо, назовём это комментарием к предложению Органы.       — Сабе меня за это чуть не убила, — засмеялся Люк.       — Такая уж у неё работа, держать тебя подальше от опасности. А твоя работа — напомнить этим имперцам, во что верит Набу. И ты с ней прекрасно справился, — Руви поднял бокал, словно произнося тост. — Я горжусь тобой.       — А я — волнуюсь, — в гостиную вернулась Сола. Она протянула Люку стакан мятной воды, поскольку вино ему никогда не нравилось, и села рядом с отцом. — Первый день — и уже такие выступления! Что планируешь делать дальше?       — Ну, теперь мы с Леей должны собрать обещанный комитет. Пока что мы собираем информацию и заводим контакты, но после Фестиваля Света мы хотели встретиться и полноценно обсудить, какие у нас есть варианты.       — И вы исследуете судебную систему Набу, чтобы сделать её основой для имперского судопроизводства? — спросил Руви. — Поэтому сенатор Органа решила прилететь сюда вместе с тобой?       — Я пригласил её на праздник, как своего друга, но знаю, что она использует эту поездку как возможность узнать что-то новое.       — Это хорошо, — улыбнулся Руви. — Вот так и должна выглядеть галактическая политика. Мы рассказываем друг другу о достоинствах своих культур и смотрим, могут ли они сосуществовать друг с другом, готовы ли все разумные принять чьи-то идеалы или нет. Я уверен, Набу вас не подведёт.       Люк молча отпил мятной воды. Хорошо, что дома её всегда подавали к столу, не дожидаясь, пока об этом попросят, ему не хватало этого напитка на Корусанте.       — Я буду с нетерпением ждать возможности обсудить наши изыскания, — дипломатично сказал он.       Из кухни вышла Джобал, остановившись в дверном приёме.       — Быстро все за стол, сказала же, что всё готово! — пожурила она и улыбнулась Люку. — Как я рада, что ты дома.       — Я тоже рад, бабушка, — глаза у неё замерцали, и Джобал наклонилась, чтобы поцеловать его в щёку, задев его колени платьем. Поднявшись к ней, Люк собрал стаканы. — Давай я помогу тебе всё отнести.       — Я приготовила твои любимые блюда, — сообщила Джобал. — На Корусанте приличной еды не бывает…       — Бабушка, у нас там кулинарный дроид, ему что ни закажешь, он всё сделает.       — Вот именно! Дроиды замечательные, но в готовке им не хватает фантазии, — стоило ему шагнуть в кухню, как Люк сразу почуял, о чём говорила Джобал. — И изобретательности тоже.       Он поставил бокалы на стол, чувствуя, как в нём пробуждается голод.       Когда он впервые оказался на Набу, перепуганный до смерти и совсем один, Джобал пыталась напомнить ему о доме с помощью его вкусов — в прямом смысле. На Татуине Люк часто помогал тёте Беру готовить, а недавно вышедшая на пенсию Джобал как раз увлеклась кулинарией и с удовольствием пробовала новые рецепты, поэтому они решили совместить усилия. Чего они только не готовили! Набуанские блюда из татуинских ингредиентов. Татуинские блюда из набуанских ингредиентов. Как правило, второе получалось чаще из-за проблем с поставками, но Джобал никогда не переставала его удивлять. Что-то подсказывало Люку, что за последнее десятилетие все многочисленные знакомые Руви по всей галактике без конца ломали головы, с чего вдруг Наберрие приспичило заказывать так много мяса банты, когда мясо шааков было куда нежнее.       Он глубоко вздохнул. Была и запеканка из мяса шаака и филе губера, посыпанная татуинскими специями, с рисом в качестве гарнира. И пироги с чёрной капустой, в которых было безбожно много масла и совсем другая мука. Даже картофель Джобал запекла с теми же специями, которые тётя Беру горстями покупала на Анкорхедском рынке. Вокруг ноги банты стояли блюдца с соусами из палли, из чёрной дыни, из джогана…       Джобал приготовила даже закуски — кусочки запечённой склизкорыбы на поджаренных тостах, буквально пропитанные маслом. Люк хранил в памяти каждую счастливую неделю, когда они с бабушкой узнавали, что единственные из всей семьи любили то какую-нибудь склизкорыбу, то вомп-песчанок, то прочую живность, которую надо было готовить очень осторожно из-за содержащегося в ней природного яда. По сей день они убедили только лишь одну Пуджу попробовать их кулинарные изыскания, но та хотя бы осталась довольна.       — Бабушка, — тихо сказал Люк, глядя на накрытый на столе пир, — это просто чудесно. Правда, не стоило…       — Мороженое из чёрной дыни будешь делать сам, — махнула рукой Джобал. — Я пыталась, но…       — У тебя вечно получается что-то не то.       — У меня вечно получается что-то не то.       Люк обнял её. Джобал охнула от неожиданности, но обняла его в ответ, улыбаясь.       — Я сделаю побольше, чтобы мы могли взять с собой по бадье, — целые бадьи мороженого. В пустыне он себе такого и представить не мог, но даже в замороженном виде вкус дынь напоминал ему о доме.       Джобал похлопала его по спине.       — Садись, дорогой мой. Ешь. Уже обед, и я Ширайей готова поклясться, что ты в Сенате недоедаешь. Пойду ещё раз рявкну на семейство.       Люк уселся как можно ближе к тостам со склизкорыбой и сгрудил на свою тарелку сразу несколько, пока не подошли остальные.       — А почему ты готовишь запеканку, только когда приезжает Люк? — возмутилась Рио, усевшись напротив и подмигнув ему. — Нам она тоже, между прочим, нравится. — Сола поморщилась: она так и не привыкла к новым рецептам, пусть всегда честно пробовала каждое предлагаемое ей блюдо.       Джобал села во главе стола, слева от Люка, и тоже немедленно взяла себе рыбный тост.       — Это наш с Люком фирменный рецепт. Если кого-то из нас дома нет, запеканки нет тоже.       — Справедливо, — сказал Дарред, сев справа от Люка и завалив тарелку запечённым картофелем. — К тому же, когда Люк с тобой готовит, она получается вкуснее.       Джобал указала на него вилкой:       — Стукнула бы тебя по нерадивой голове, но боюсь задеть Люка.       — Я могу отодвинуться, — тут же предложил последний.       — Не вздумай бросать меня одного против тёщи!       — Не нужно, Люк, сиди, — тепло сказала Джобал. — К тому же, Дарред прав, — она на секунду накрыла его ладонь своей.       — Знаешь, мы тут побеседовали, — Руви потянулся за запеканкой и посмотрел на Люка. — У нас у всех есть связи с разными исследователями — Рио знает людей из университета, я там тоже раньше работал, Сола готовит юристов… Мы можем подобрать вам экспертов, с которыми можно обсудить ваш комитет, который вы с Органой собираетесь организовывать.       Расправившись с очередным тостом, Люк кивнул:       — Нам это очень поможет. У нас есть список людей, с кем нужно встретиться, но пока что комитетом занимаемся только мы с Леей, ещё нужно дождаться третьего участника.       — Вот как? И кто же это? — Руви усмехнулся, догадавшись. — Небось, имперец? Дай им искру, они немедленно приставят к ней ведро с водой.       Люк уже собирался было взять себе запеканки, но застыл и вместо этого взял ещё один тост, успокаивая себя хотя бы знакомой едой.       — Это Пуджа, — сказал он. — Императрица назначила её работать над комитетом вместе с нами, но пока что у неё слишком много дел, чтобы активно в этом участвовать.       Сола напряглась. Если бы Люк не сидел рядом с Дарредом, то даже не услышал бы, как тот задержал дыхание. Люк посмотрел на них обоих, извиняясь, потом на Джобал, которая очень, очень медленно жевала.       Рио единственная сохранила самообладание:       — От неё пока ничего не слышно? Вы с ней хоть виделись?       — Даже часто, — кивнул Люк. — Но, в основном, по работе. Сейчас она одна из младших служанок Императрицы и часто бывает в Сенате по разным поручениям. Мы и поговорить-то нормально смогли совсем недавно.       — Когда?       — Вчера.       Сола шумно выдохнула:       — Она здесь?       — Если Падме на Набу, — сказала Джобал, — то и Пуджа тоже.       — Ты пытался убедить её вернуться? — спросила Рио.       — Мы обсудили с ней наши противоположные взгляды на политику, но пока что каждый остался при своём. Она считает, я веду себя слишком безрассудно. Тем не менее, она очень ждала возможности увидеться со мной, когда я прилечу на Корусант, — он посмотрел на семью. — Я думал, мы могли бы встретиться с ней на завтрашней ярмарке.       — Она присоединилась к Империи, — сказал Руви. — И опозорила Набу.       — Она моя дочь! — не выдержала Сола.       — А Падме была моей дочерью!       — Была и есть, Руви, — сказала Джобал. — Падме по-прежнему твой ребёнок. И не надо переносить свою с ней ссору на Пуджу. Она здесь не при чём.       — Ещё как при чём, она даже сторону уже заняла!       — Я буду завтра на ярмарке, — сказал Дарред. — У нашей мастерской будет стенд, я за него отвечаю. Пуджа может ко мне присоединиться.       — Что будешь продавать на этот раз? — спросил Люк. Дарред работал на небольшую компанию, которая мастерила и продавала разные механические игрушки. Их стенды всегда поражали воображение своим многообразием: от разных заводных созданий до настоящих мини-дроидов.       Дарред слабо улыбнулся:       — Не стану портить сюрприз.       — Я тоже буду, — сказала Рио, Сола и Джобал её поддержали. Руви тоже кивнул, когда Джобал строго на него посмотрела.       — Я скучаю по ней, — признался он. — И я знаю, что не смогу понять причин её решения, если сам её об этом не спрошу.       Отличный будет способ испортить праздник ко всем чертям, но уже хоть что-то. К тому же, Люк тоже собирался устроить фестивалю массу проблем. Он занялся своим тостом.       А потом Руви добавил:       — Она ведь не Императрица. А просто пешка.       Ну, теперь точно делать нечего.       — К слову, об этом, — сказал Люк. Все повернулись к нему. — Я вам ещё кое-что должен сказать.       — И что же это?       Дарред подтолкнул его плечом. Воодушевлённый его поддержкой, Люк нашёл в себе силы продолжить:       — Я говорил с Императрицей. Пока она здесь, на Набу, она хотела бы встретиться с вами — и помириться.       Джобал закрыла лицо ладонями.       — Люк… — хрипло прошептала она.       — Я знаю, что это будет тяжело.       — Почему сейчас? Мы уже пытались с ней поговорить, она никогда нам не отвечала, — сказала Сола.       Руви был в ярости:       — А, то есть, теперь она решила пообщаться? После того, как унизила всю семью?       Люк взял Джобал за руку.       — Бабушка?       — Милый мой мальчик, — она сжала его пальцы. — Как тебе это удалось?       Обезоруженный вспыхнувшей в её глазах надеждой, Люк брякнул первое, что пришло в голову:       — Да я ничего особенного не сделал.       — А мне кажется, ещё как сделал, — Джобал ласково отвела прядь волос с его лица. — Спасибо.       — Планета собирается чествовать демократию, а она явилась разговоры вести? — Руви со страшной силой стиснул в кулаке вилку. — Почему сейчас?       — Потому что сейчас у неё есть такая возможность? — предположила Рио. — Дедушка, не знаю, давай не будем…       — Прошло пятнадцать лет!       — Вот именно, — подняла голос Джобал. Она редко это делала, но все тут же замолчали, словно в кухне прогремел раскат грома. — Прошло пятнадцать лет с тех пор, как вы с Падме так яростно поспорили о политике, что раскололи семью на части.       — Ты со мной согласилась!       — Я и сейчас с тобой согласна. Я ненавижу того человека, которым стала моя дочь. И то, во что она превратила наши с тобой наставления, — поджав губы, Джобал посмотрела на Люка, изучая, казалось, каждую чёрточку его лица, и снова взглянула на Руви. — Но если моя дочь хочет вернуться домой, я её выслушаю. Двери моего дома всегда будут для неё открыты.       Руви ошеломлённо замолчал.       — Джобал, — наконец выдавил он, — она предала нас. Она предала тебя, она предала Набу! Палпатин сделал её своим протеже, и даже после того, как мы все узнали, что он на самом деле за чудовище, она осталась его верной ученицей. Вот единственное наследие, которое она за собой признаёт.       — Мне кажется, ты ошибаешься, — сказал Люк.       — Руви, это ты увлёк её политикой с раннего возраста. Не нужно теперь удивляться, что она проложила в ней свою тропу и не стала послушно соглашаться с каждым твоим словом. Ты тоже сильно на неё повлиял, не вздумай даже это отрицать.       — Я знаю, — нахмурился Руви. — И я ни о чём не жалею сильнее, чем о том, что начал учить её с восьми лет, возможно, нужно было с этим подождать. Но я не могу изменить прошлое.       — Никто не может. Но мы можем изменить будущее, — Джобал снова посмотрела на Люка. — У нас есть шанс. Я не собираюсь от него отказываться.       Руви вздохнул.       — Ты уверена? — поднявшись, он подошёл к Джобал и наклонился так, что их лица оказались в считанных дюймах друг от друга. Но всё же, каким бы личным ни выглядел их тихий разговор, они по-прежнему сидели за семейным столом. — Джобал, я не хочу нам новой боли. Мы никогда не примем Империю, а я опасаюсь, что именно этого она от нас и захочет. Что мы будем делать, если всё закончится очередным кошмаром?       — Если так, то я пойму и приму, что моей дочери больше нет, — голос Джобал сорвался на этих словах, но она говорила с непоколебимой уверенностью. — Я выдержу это. Я приму всё, что может произойти. Но чего я не приму никогда, так это трусливую возможность спрятаться от правды.       — То есть, ты всё решила.       Джобал подняла голову:       — Да.       Руви коснулся лёгким поцелуем её губ и опустился обратно на своё стул, словно опьянев от своего страшного горя.       — Будь по-твоему, — сказал он Люку. — Спасибо тебе. За эту возможность. Всегда непросто быть посланником.       — Ты уверен, что хочешь с ней встретиться?       — Да. Да, мы это сделаем.       — Где?       — В Тистеделе. В обеденном зале.       Люк сглотнул. Вот именно этого ему бы не хотелось, но он не имел права спорить. Заметив, как он колеблется, Сола мягко объяснила:       — Там они в последний раз поссорились.       — Значит, Тистедел, — кивнул Люк.       — Думаешь, она изменилась? — спросила его Рио.       — Мы познакомились всего несколько недель назад, — Джобал напряглась, но ничего не сказала. — Я не знаю.       — Значит, нам остаётся лишь надеяться, — медленно сказала Джобал и потянулась к еде. Для всех остальных это стало словно невидимым сигналом, и семья Наберрие с облегчением вернулась к обеду. — Больше нам ничего не остаётся.