Die Aufzeichnungen des Großen Preußens.

16.09.1991.

Недавно, — а если конкретизировать, то вчерашним осенним днём — мой родной младший братец заявился ко мне в гости (И, что удивительно, не имея какой-либо практической цели, а так, от того, что: «Соскучился, да и мы же семья, всё-таки.») конкретно так озадачив. А чем же именно? Так я отвечу — дело же не хитрое! Вот сидели мы на кухне. Bruder снова предавался трогательным рассказам о том, как Лизхен и Родерих наконец-то вновь сошлись и «как же там у них всё замечательно», а меня чуть ли не блевать тянуло от подобных россказней — уж лучше выпить яду и мучиться с регенерацией недели две, чем вслушиваться вот такого рода новости. Брагинский — спасибо, Господи — решил не удостаивать нас с Людвигом своим присутствием и потому отлёживался у себя в спальне, на втором этаже. (Хотя, вернее сказать — у нас.) В тот дивный вечер мне совершенно точно не хотелось видеть его кислую мину, которая всё никак не хотела становиться чем-то более-менее приветливым. Ну оно и понятно, Ваньке-дураку радоваться в этом году особо нечему — в один момент лишиться всего: власти, семьи и остатков самоуважения — совершенно точно никому жизнерадостности не прибавило бы. И при условии, что der dummer Russe не был лишён компании такого гениального Меня, этот глупец не прекращал убиваться по шайке предателей, ушедших так быстро, — когда Ванёк дал слабину и продул Джонсу скрытую войнушку — что только пятки этих пожизненных неудачников и сырьевых придатков для господ сверкали! Ну всё, довольно о Брагинском и его скелетах да тараканах. В тот вечер, малыш Людди — сделавший уже достаточно, чтобы считаться взрослым — произнёс что-то неописуемо дерзкое. Хотя брошенная Вестом фраза и была несерьёзным ответом на мой в такой же степени несерьёзный юмор: "— Брат, ты тот ещё богохульник!" Почему-то меня это саркастичное замечание ни чуть не рассмешило. Совсем, блядь, не улыбнуло, а даже наоборот — заставило задуматься, погрузиться вглубь своих детских воспоминаний… Ну и из более позднего юношества тоже, конечно же. Куда без него-то?! Я вновь, пускай и в мыслях, окунулся с головой в то время, когда люди и грязь под ногами являлись для меня — без исключений — тождественными понятиями. (Нельзя сказать, что я сейчас не согласен с данной идеей, однако раньше, в моём облачном, а от того существенно мрачном детстве эта мысль казалась… «Зеленее», что ли? Ну знаете, все эти ностальгические чувства по ушедшему ощущению чего-то нового? Вот и тут что-то похожее, как я считаю.) В те тёмные — во всех смыслах — времена меня воспитывали всего три составляющие: рыцари — братья по оружию, Я сам и религия, благодаря которой я и начал существовать. Последнее в моём тогдашнем сознании было чем-то сродни «родительскому контролю», которого я (как и многие подобные мне) был лишён по причине особенности происхождения. Звучит занятно, верно? А на деле всё было не так кристально чисто. Неважно кто ты — человек или воплощение, если являешься ребёнком. Разница в понимании всего сущего конечно имеется, но общих черт всё же предостаточно. Лично мне — очень шустрому мальцу, постоянно ищущему что-то новое для себя, гиперактивному в силу той же врождённой неугомонности — казалось странным (поначалу) то, как люди самозабвенно боятся Божьей кары за отступничество от веры и при том совершенно хладнокровно способны убивать иноверцев, не боясь гнева Божьего уже за сам факт убийства. Но от критичных рассуждений меня — само воплощение Тевтонского Ордена — отваживали очень…сурово. Розги — меньшее среди прочих наказаний, что я мог получить. Самым страшным для меня всегда было другое. В пиздючестве такой термин как «психологическое насилие», а уж тем более «манипуляции» я не знал и совершенно точно не мог узнать — однако именно такого рода жестокость шла в ход религиозного «наставления», когда добрейшие проповеди о греховности каждой божьей твари сменялись физическими нравоучениями, не помогавшими так же, как и первый вариант воздействия на мою «пропащую душонку». Говоря откровенно, увещевать в греховности, бить по рукам плетью — предназначенной для того, чтобы погонять лошадей — меня могли не только за наводящие на «сюжетные дыры» в священном писании вопросы, но и за вещи, полностью независящие от моей воли. Верно, физиология у воплощений довольно похожа на людскую, особенно, если говорить о половых признаках. Сейчас будет пиздецки «весёлая» история из жизни Великого, короткая и нихуя не поучительная: в одно совершенно обычное утро, случилось то, что обычно происходит у каждого мальца по достижении определённого возраста — первая эрекция. Напоминаю, всё ещё Средневековье на дворе, а Я — малец, религиозный по определению, подумал, что умираю, мать вашу. Смешно сейчас об этом вспоминать, если честно. А вот в тот блядский день было вовсе не до смеха, потому как я мало того, что испугался, так и хороших таких праведных пиздюлей получил за то, что не мог контролировать. Хотя, вина именно религии тут косвенная, скорее тот Святой папаша был ублюдком, падким до избиения детей за любую «провинность». Ну и темнота людских нравов существенно влияла. И в чём же абсурд этой ситуации? А в том, что что-то похожее случалось не только со мной, ксе-се-се. (Помню случай недавний, что в хмельном состоянии я проспорил русскому желание. А ничего разумнее, кроме как вопрос о самой неловкой «детской» истории в голову не менее пьяного, чем я тогда, Ваньки не пришло. И более того, удивила меня реакция Брагинского, всё же получившего ответ. Знаете, я ожидал услышать что-то вроде издевательского смеха, но никак не похлопывание по плечу и сочувственное «Понимаю…» Вот вам и неожиданное сходство нравственно-религиозного воспитания в Средневековом православном и католическом приходах.) Между прочим, если отойти от этой темы с половым созреванием и всеми его «прелестями» в такое «чудное» время, когда люди банально и жили то лет тридцать пять-сорок от силы, да слишком рано взрослели — мне и самому в какой-то момент начало нравиться «крошить в фарш» всяких условных еретиков. И маленькому Великому мне совершенно не казалось зазорным жестоко поступать с этими несчастными. Всё было до тупого чётко и просто — «Они мои враги, потому что их вера ложная, а значит они против моего Бога.» Долго, конечно, мне помогала эта отмаза… Вплоть до ликвидации меня, как Ордена («Спасибо» блядскому Лукашевичу и не менее блядскому Лауринайтису.) и становления Герцогством. Пожалуй не буду заострять предельное внимание на этом периоде (Уж увольте!) и скажу только одно — моя личная богобоязнь возрастала со скоростью чёртовой, тогда ещё не открытой, геометрической прогрессии. И если в детстве я ещё относительно легко переносил систему «проступок — наказание (любого рода) — прощение» и вновь мог что-то учудить, то вот в … «позднем подростковом» возрасте моя самоуверенность ощутимо поубавилась, а круг ценностей стал регламентироваться более чётко, не позволяя больно «разгуляться» в плане всякого членовредительства. Взросление — естественный процесс даже для воплощений наций/стран. По мере всего своего жизненного пути я был то излишне близок к католичеству/лютеранству, то слишком отдалялся от христианства в пользу чего-то светского. Однако «светское» — не равно лишённому мистицизма. А сейчас… Сейчас вот думаю Вест хорошо, пускай и в шуточной форме, заметил — Я тот ещё богохульник. Более того, скажу, что грешник, каких поискать надо! Прямо-таки большее Мировое Зло, чем чёртов Ванька, виновник последней на данный момент «мировой зарубы». Да даже больше, предатель веры, породившей меня, когда-то дававшей надежду и в то же время безжалостно отнимавшей её в самый «подходящий» момент. Пускай и так. Пускай. Мне достаточно моей личной веры в самого себя, которая не регламентирована писаниями и трактатами. Она просто есть и она Моя. Ведь единственное, что остаётся существу (пускай и во всех смыслах совершенному!), потерявшему многое — это вера. Впрочем…