Действие первое
– Зинаида Митрофановна, а вы не знаете…а-а-а, извините. – Ничего-ничего, ты входи. – Да как же, неудобно, – из-за двери. – Я думал, вы одна, а тут… – Да заходи ты, не чужие люди. – Зинушка, до встречи. Круглый звук поцелуя. – Вот теперь как-то сподручнее, – заходит. – А то вы тут…того…а я как-то…неуклюже, знаешь. – Хуюклюже, входи уже, чёрт тебя за ногу. – А Василий Иваныч тут при чём же? – За-хо-ди, хрыч старый, – вздыхает. – Не пойму, как тебя ещё не загребли на поверхности, у тебя мозгов-то ноль без палки. – Так, некому забирать. И видеть некому. Ты сама знаешь, не приходят дети больше, повырастали. – Знаю. А новых всё не нарожают, идиоты. Я бы их у-у-х, вот так бы! – Семён-то на днях, говорят, поднимался. Весь город распугал, а поднялся! Слыхала? – Слыхала, куда уж тут денешься, если он сам об этом не затыкается. Оприходовал девчушку, между прочим. – Откуда знаешь? – Видела. Они меня вызывали сначала, я и пришла. Засела в зеркале, строю им рожи, как обычно, рабочие будни. Вызвать вызвали, а прогнать забыли. Пришлось сидеть всю ночь, пока Микола не вызволил. Храни Василий Иваныч спасательный отдел. Всю ночь просидела! Одна из них, рыжая такая, красивая, решила вызвать Семёна. Он и явился. Как раз когда она уже спать улеглась. Ох и криков же было, ты бы слышал!...хотя хорошо, что не слышал. – Эх, вот старый, а есть ещё порох, – почесал квадратный подбородок. – Я что хотел-то… – Да-да, давай. А то и без тебя дел уйма. – Ты про лаз на восточном спуске слыхала? – Слыхала. – Вот там, говорят, целые горы лежат. Сокровище. Мол, кто туда доберётся, всю жизнь может не работать. – И чё ж ты, небось, решил проверить? – А почему бы и не проверить? Если лежит, то можно забрать, верно говорю? – Верно…только враньё это всё, старый. Нет там ничего. – Откуда знаешь? – Ин-ту-и-ция! – Эт что такое? – Это когда заранее знаешь, что произойдёт. И я вот знаю. Не найдёшь ты там ничерта. – Зачем же опять про Василия Иваныча? Я знаю наверняка, лежат там горы. – Горы, хуёры. Ну поди, попытай, найди. Если найдёшь, обещаю, что неделю, нет, год, не буду пугать детей стонами. – А какая же мне в этом выгода? – Никакой, – поправила халат. – Что ж ты мне не сказал, что у меня всё на виду! – Глазу приятно. Смотрел бы и смотрел. – Тебе только мечтать положено! Я тебя веником щас как вдую, ни в смерти больше смотреть не сможешь! – Зина, ну так… – Какая я тебя Зина! Зинаида Митрофановна, ты понял меня? – Понял…ну так что про зубы? – Какие зубы? – Те, которых горы. – Я тебе сказала уже, это враки. Слухи. Не может на восточном лежать никакая гора, даже самая крохотная. – Но так дети же… – Выросли! – Но новые… – Тоже выросли! – Ты сама сказала, что Семён одну оприходовал. – Я сказала, девушку! Де-вуш-ку. Ей лет семнадцать было. Буде такая морда тебе зубы скидывать, ещё чего. Ты посмотри на себя, волосы в клочья, кожа зел-лёная. Ты ногти когда вообще стриг? – Недавно… – Когда? – В прошлом году. Девятого января, я отметил! – В прошлом году! – всплеснула руками. – Ты ж этими лапищами даже один зуб не возьмёшь! – Зачем их руками-то брать? – А чем? Жопой всасывать будешь? Ты не Евгений Петрович, не надумывай! У того не жопа, Задница с большой буквы и с придыханием. А твоя – что растопленное сало, только мух шлёпать! – Я их съесть собирался… – Эт ещё для чего? – Он растёт. – Никитка? – Угу. Чувствую, уже рот есть, – положил лапу на округлый живот. – А значит зубья скоро понадобятся. Куда ж ему без зубьев. Вот, хотел подарок сделать на день рождения. – Эт сколько ему уже? – На будущей недели два года будет. – Здоровяк. – Да, – голос будто мёдом смазали. – Большой. Ещё пару месяцев и совсем вырастет. И будет вместо меня. Вот и хотел хотя бы зубья ему добротные подарить, чтобы было, с чем меня вспоминать.Действие второе
– Ты чего ты там? – Лезу. – А? – Лезу говорю! С животом неудобно. – Неудобно…Никитке передам, как родится, гордиться будет папашей таким, которому с ним неудобно было. – Только попробуй, я Василию Ивановичу ночью нашепчу, он тебе ноги сошьёт, этого своего хромого не увидишь больше. – Чё эт не увижу? – А потому что на кой хрен ты нужна ему без пизды? – На месте убила бы, если б не Никитка. Уже люблю его. – Естесна любишь, твой же. – Чего? – Твой говорю. Никитка. – Как это – мой? Откуда же…когда?! – Когда ты спала. Пришёл вечером, пахло так, ммм. Ну и взял немного. Не думал, что получится, честно говоря, а на утро живот вздулся. – Вон зубы твои! Жри блядина. – Точно они? – Точно. Сама же прятала. – Я думал, ты в них не веришь. – Ещё б не верить, когда сама слух и пустила. Ну, чё вылупился, жри давай. Мож, Никитка на радостях и появится сразу. Будет, чем путь проложить. – Не, он у меня хороший…вкусные! Хочешь? – Я пробовала, не суй под нос. Зубы как зубы. – О-о-о, смотри, коренной! Сразу за троих сойдёт. – Ты б хоть аккуратнее что ли…половину разбрасываешь же… – Сама попробовала бы. Не каждый день занимаюсь подобным. – Хоть штаны снял. – Я не такой тупой. Как же жопу-то, если в штанах. – С тебя станется.Действие третье
– Ба, а это правда, что папа был большим и зелёным? – Правда, Никит. – И он для меня специально пошёл на восток за зубками? – Так сильно он тебя любил. Хотел, чтобы тебе досталось лучшее. – Кру-у-уто. А как он меня сделал? – Ты кушай, солнце, кушай. Штаны придержи, аккуратно. – Но как же… – О, а вот и Василий Иваныч подошёл. У него спроси.