Однажды, в другой жизни...

- Возникли сложности, - быстро рапортует Францису один из третьесортных помощников последнего дела. Интересно, когда не было этих сложностей? Францис чуть отвлекается от планшета, на котором видит красные точки – их цели быстро приближаются друг к другу. Затем встаёт за угол и уточняет: - Что не так? - Турки здесь, - голос в телефоне – чуть хриплый и даже испуганный, - женщина. Какая-то женщина и мужчина. Зашли в здание. Они найдут нашу бомбу. Взрывать сейчас? Отточенный годами практики разум Франциса быстро пытается проанализировать ситуацию. Разведка. Турки. Женщина. Зехра. Зехра Балабан. Францис уверен в этом точно также, как в некоторых других вещах. Он знает, что не ошибается, а первое предположение оказывается выверенным, сосредоточенным и верным. Разведка зашла в помещение, которое взорвётся через три минуты, и там находится никто иной, как Зехра Балабан – въедливая, упрямая, сложная, сильная и бесящая его женщина. Раздражающая до одури, до самого мозга костей, раздражающая и вызывающая хроническое напряжение. А ещё – беспокойство. Что-то колет в душе после того, как он понимает: спустя три минуты Зехра Балабан умрёт в этом здании и даже не узнает, за что именно. Не узнает некоторых вещей, хотя, ей и не положено узнать, как не положено ему чувствовать чуточку беспокойства. Интуиция подсказывает, что именно нужно делать дальше, а верить той Францис научился очень давно. Сначала – беспокойство. Затем – интуиция. Позже – новый приказ в телефонную трубку: - Отменить взрыв. План меняется. - Что?! – кричит кто-то на другом конце, - мы не можем!.. - Я сам разберусь с проблемой и войду внутрь, - холодная угроза буквально пробирает собеседника до явного страха и тот мгновенно замолкает, - отменить взрыв. Быстрое нажатие кнопки «отбой» на телефоне, и Францис выходит из-за угла, быстро перебегая к зданию. Чуть позже: пригибается и осторожно входит внутрь, выставив оружие вперёд. Он примерно подозревает, что турецкая разведка отправила Зехру Балабан обезвредить бомбу, которая бы скрыла все улики в данном помещении, но что-то гложет его ещё. Интуиция подсказывает, что нужно отменить намеченный взрыв и зайти самому. Что-то не так. Когда Францис осторожно заглядывает со второго этажа в большой ангар, совершенно никем не замеченный, то видит Зехру. Конечно, она взволнована и сидит возле бомбы, пытаясь что-то там разобрать. Таймер не сработает и взрыва не будет, пока Францис не позвонит по нужному номеру телефона и детонатор не сработает автоматически, произведя мощный взрыв. Этот взрыв заденет и его самого, а уж Зехру он точно… Новое движение рядом и Францис знает, что это рано или поздно бы случилось. Омер. Этот предатель стоит у стены и быстро что-то рассказывает по телефону. Вот она – чистейшая и незамутнённая ничем интуиция, вот оно – то самое внутреннее чувство уверенности, как нужно сделать, несмотря на все приготовления. Вот оно – подтверждение того факта, о чем Францис говорил Хартли уже несколько недель, Омер – предатель, который работает на разведку. Значит… Францис осматривает картину прямо перед собой, замирая на секунд тридцать. Разум работает хаотично и быстро, анализируя и обрабатывая информацию, проверяя варианты и ища оптимальный выход из ситуации. Значит, Зехра Балабан и Омер работают вместе. Он – предатель. Она – разведчик. Омер – тоже разведчик. Интересное развитие событий. Следующие тридцать секунд он снова размышляет. План идёт не так, как хотелось бы. После смерти двух турецких разведчиков турки могут озвереть и начать хаос. Хаос не входит в планы Франциса, хаос всегда должен быть педантично упорядочен. Хаос должен быть уничтожен, а на смену ему должны прийти спокойствие и баланс. Контроль. Контроль над ситуацией. Взрыв точно отменяется. Францис медленно отходит от окна, встаёт и смотрит на пустой зал и на двух разведчиков, которые всё-таки пытаются сделать что-то с бомбой. Затем медленно спускается и берёт в руку телефон, держа большой палец на кнопке вызова. Аккуратно спускается ниже и выходит прямо в гулкое помещение, привлекая к себе внимание. Идеально. Омер резко оборачивается, выставив вперёд пистолет. Шок на его лице от осознания того факта, что Францис наконец-то доказал свою давнюю теорию о том, что Омер работает на разведку и предаёт Хартли. Удивление и замешательство – на руку Францису. Он переводит взгляд на Зехру, которая тоже выглядит абсолютно растерянной и взволнованной, когда поднимается на ноги и смотрит прямо в глаза Францису напряжённым взглядом. Он их поймал. Наконец-то. Вдвоём. Омера и Зехру. Помощника Хартли и турецкую разведчицу, которые вместе пытаются обезвредить бомбу, которую Омер же и достал для Хартли. Идеальный момент, идеальное воплощение хаоса, идеальное начало для полного контроля над ситуацией. - Вааааааай, какая встреча. Добрый вечер, - холодный тон Франциса и его рука вытянута вперёд, с дулом пистолета прямо напротив Омера, - мы совсем недавно виделись. Зехра, - Францис намеренно смягчает свой голос, взглянув на эту невыносимую женщину, - всегда рад тебя видеть. Надеюсь, к добру? Они растеряны. Можно понять. Сколько Омер дурил голову Хартли? Так и должно было продолжаться, двойная игра в сложной партии, но теперь Омер попался, и им придётся что-то решать. Убить они Франциса не могут, потому что он – сотрудник консульства и автоматически имеет политический иммунитет. Застрелить они его здесь не застрелят, маски обнажены, лица открыты и хаос, который Францис наблюдает здесь и сейчас – идеальный момент, чтобы начать устанавливать контроль. - Францис, - Зехра первой начинает говорить, - твоя бомба? Ты её установил? Ты пришёл взорвать её? - И зачем мне бы это делать? – холодный ответ, он по-прежнему держит Омера на прицеле, Омер – держит его, но смотрит Францис только на Зехру, потому что с ней он хочет разговаривать, - логичнее было бы отправить вас двоих к вашему Аллаху на небеса, наблюдая за этим чарующим моментом снаружи. - И зачем ты пришёл сюда? – Зехра скользит взглядом по Францису, по его второй руке, где есть телефон и большой палец держится рядом с сенсорной кнопкой вызова, - тоже хочешь с нами? - Я пришёл спасти тебя, Зехра, - протягивает Францис, с удовольствием наблюдая, что, как и всегда: его слова выверенно и точно достигают нужной цели. Она – теряется. Что-то в его фразах всегда выбивает Зехру Балабан из стоического спокойствия и собранности, из образа сосредоточенности и полного контроля над ситуацией. Она всегда чуть удивляется и теряется от этой дерзости, от этих его слов и от его поступков. Она – хорошая разведчица и стойкий воин. Она не виновата, что он – ещё лучше. Лучше неё, - ты дорога мне. Я сказал твоему коллеге недавно, что ты – моя платоническая любовь. Это истинная правда. Она опять просто смотрит на него и на короткое мгновение в её глазах есть словно какой-то ужас, а потом – принятие данного факта. Зехра быстро проходит вперёд и вытаскивает своё оружие, наставляя то на Франциса. Прекрасно. - Не нажимай на кнопку, - на этот раз в её голосе есть что-то вроде просьбы. Не то чтобы Францис и так не планировал этого не делать, но ему льстит такая просьба: эта сильная женщина так верно принимает во внимание происходящее и способна быстро ориентироваться в ситуации. Это просто идеально, - это не выгодно никому из нас троих. Даже тебе. Вряд ли ты желаешь умереть, Францис. Он медлит, но потом также медленно убирает палец от кнопки вызова и отстраняется. Взрыва не будет. Он так решил. Интуиция ему так подсказала. - Брось пистолет, - приказывает Омер и они переглядываются с Зехрой совершенно одинаковыми взглядами – вопросительными. Францис ухмыляется, медленно убирает руки и наблюдает, как они словно арестовывают его и в итоге, конечно же, не убивают. Конечно же, они забирают его в разведку. Конечно же, они везут его на допрос. Идеальное развитие событий. -------------------------------------------------------------------------------------------------------- В комнате светло и тихо. В углу – кровать и даже есть одеяла, приличное освещение. Голые бетонные стены и большой стол посредине. Два стула с обоих сторон и сам Францис, который совершенно скучает в этом помещении. Он даёт примерно часа три, прежде чем им прикажут отпустить его, и они выпустят, ещё и извинятся после этого. Но попасть сюда того стоило, Францису хотелось кое-что понять. Что-то узнать. У него были конкретные вопросы и даже теории, которые почти оправдались. Правда, паззл ещё сложился не полностью, но недостающие элементы вот вот будут заполнены. И заполнит их никто иной, как Зехра Балабан. Францис знает, что допрашивать его придёт именно она. Он знает это. Проходит примерно час, прежде чем дверь открывается и, конечно же, Зехра Балабан есть там. Строгий костюм, в руках – папка, в глазах – стальная уверенность. Она – сильная, только вот и он – сильный. Их разговор внимательно слушается остальными, Омер тоже где-то там, за бронебойным стеклом справа от стола. Францис встаёт с кровати, легко и плавно двигаясь к столу. Он даже не раздумывает ни о чём, садясь за тот и откидываясь на спинку стула, скользя взглядом по Зехре. Она смотрит на него в ответ с холодной стойкостью, уверенной яростью и аккуратной педантичностью. Конечно, важнее работы для Зехры Балабан не было ничего на свете, она даже отказалась от дочери, чтобы служить своей стране. Это будет самый интересный допрос в его жизни. Достойнейший противник. - Обживаешься? – бросает она, садясь напротив и открывая папку. Нарочитая небрежность, словно она тут – контролирует ситуацию, - правильно. Советую привыкнуть к четырём стенам, ты застрял тут очень надолго. Навсегда. - Мы оба знаем, что через два часа вы меня отпустите, Зехра, - вальяжный ответ и она чуть злится. Ему всегда удаётся выбивать эту восхитительно сильную женщину из равновесия, и это странно заводит, - к чему эти формальности. Хотя, я рад поболтать с тобой. Мы так давно не встречались, прости, я был очень занят. - Не прощаю, - резкий ответ и она аккуратно складывает свои руки друг на друга, глядя теперь ему прямо в глаза, - я привыкла к полному и безраздельному вниманию к моей персоне, Францис. Если уж назвал меня своей платонической любовью, будь добр, веди себя соответствующе. Раунд. Один-ноль, в её пользу. Он восхищён. Серьёзно. В Зехре нет ни грамма кокетливости или дурацкой жеманности, даже такой мимолетный факт она перевернула и мгновенно обратила в свою пользу. Самоуверенная, дерзкая, беспринципная. - Вот поэтому я и восхищаюсь тобой, Зехра, - его голос по-прежнему под контролем, - как только ты пыталась меня взорвать в том домике, я сразу понял, что с тобой будут проблемы. Всегда. - Я предупреждала тебя, что, если я возьмусь возиться с тобой, тебе не понравится, - её слова – ледяные и острые, беспринципные и буквально - ударяющие. - Вперёд, - он подаётся ближе и теперь чуть нависает над столом, - я весь во внимании. Посмотрю на твои попытки, - дикая самоуверенность теперь уже в его тоне вызывает всполохи огня в её глазах и Зехра почти поддаётся на провокацию. Но затем всё-таки контролирует себя и вновь бросает взгляд на свою папку: - Францис Хоффмандер. Германия. Тридцать три года. Служил в элитном спецназе десять лет назад, затем след обрывается. Стал наёмников для террористов? - Ты же не ждёшь, что я выложу тебе свою биографию сейчас? – легко бросает он. Конечно, у них нет на него ничего, так и должно быть. За десять лет он подчистил свои хвосты настолько тщательно, насколько было возможно, уничтожил следы своего существования в других странах или в опасных местах. Его настоящее имя практически нигде не фигурировало, и даже турецкая разведка не сможет его арестовать или что-то предъявить. Такие люди, как он, слишком хорошо знают своё дело. - Я всегда добиваюсь того, чего хочу, - любезный тон её голоса, в котором сквозит… напряжение. - В моём случае тебя ждёт провал, - Францис наклоняется ещё ближе и с удовольствием видит, как Зехра принимает такую же позу: также подаётся вперёд и теперь они – напротив друг друга, въедаясь беспринципными и жёстко-жадными взглядами, пытаясь захватить лидерство с этой напряжённой схватке. Оба – сильные. Оба – стойкие. - Почему ты не взорвал наш ангар? – она начинает задавать вопросы скучающим тоном, - когда понял, что внутри есть я и Омер? Ты стоял за углом, в десяти метрах от ангара. Взрыв тебя бы почти не задел. Ты должен был расправиться с нами и уйти, вместо этого передумал и зашёл внутрь. Камеры на соседних складских помещениях тебя поймали. И даже есть запись разговора. Твоя ненависть к Омеру настолько сильна, что ты решил убить его лично? - И почему тогда я в него не выстрелил, как вошёл? – Францис ловит её замешательство и снова осматривает лицо – так близко. Такое сосредоточенное. Маска собранности, рабочая маска Зехры Балабан. Сейчас здесь он контролирует ситуацию, - ты не знаешь. Также, как и не знаешь, почему я не взорвал бомбу. Также не знаешь, почему я сдался вам. Ты - ничего не знаешь. Раунд. Один – один. Небольшое раздражённое движение её головы подтверждает его теорию. - Я всё равно получу свои ответы. - Я хотел спасти тебя, - говорит Францис и наблюдает за тем, как она смотрит на него. Просто смотрит и как почти поддаётся на эти слова. Почти поддаётся на эту уловку и почти верит, чуть-чуть, одно невесомое мгновение – она ему будто бы верит. Верит в эту дико безумную мысль о том, что он мог действительно хотеть её спасти. - Если ты хотел так очаровать меня – не вариант, - морщится в ответ и высокомерно осматривает его лицо, откидываясь на спинку стула. Этим самым Зехра увеличила расстояние между ними, что внезапно раздражает Франциса. Раздражает, будто бы она перехватила инициативу и теперь контролирует ситуацию. Не стала смеяться или даже пытаться играть, а жёстко рубит в ответ, не сгибаясь, - мог бы уже выучить, что для очарования лично меня нужны другие вещи. - Например? – лёгкий ответ и Францис копирует её позу, также откидываясь на спинку стула, - спасти Турцию? Убить всё зло на земле? - Пустить себе пулю в лоб? – дерзит она и резко подаётся вперед. Что-то не так. Она злится. Раунд. Два – один, в её пользу. - Что же ты сама этого не сделала? – рывок вперёд и Францис осознаёт, что даже привстал, чтобы наклониться над столом сильнее. Зехра снова сделала тоже самое и их взгляды снова схлестнулись, и ненависть – дикая, острая, тягучая – распространяется между ними. Но не чистая ненависть, там есть ещё что-то, что-то тлеющее и опасное, что-то голодное, то, что гложет краешек его сознания и заставляет раздражаться от всей ситуации. Заставляет даже раздражённо беситься, - я был отвлечен на Омера. Выстрел – и мы бы закончили, Зехра. Фамильярно. Лично. - Ты бы мог взорвать здание. - Ты бы успела обезвредить бомбу. Я в тебе не сомневаюсь. Раунд. Два-два. Счёт сравнялся. - Ты расскажешь мне всё о планах Хартли, - голос Зехры звучит несколько слабо, и она тоже это понимает, - сейчас же. - Мы с тобой ещё мило тут поболтаем, а потом Вам позвонит ваш министр с приказом отпустить меня, - бросает Францис, садясь обратно на стул, продолжая чуть успокаивающим тоном, - Зехра. У вас ничего на меня нет. У тебя ничего на меня нет. И не будет. Не та ситуация. - Ты не знаешь меня, - медленно отвечает она и в голосе женщины напротив загораются огонь и жестокое напряжение, сила и властность, которые его всегда в ней и восхищали, - я сказала, что буду возиться с тобой до самого конца. Я убила даже своего возлюбленного, потому что Родина приказала. Ты думаешь, я не справлюсь с тобой? - А меня так и не убила, - бросает Францис и знает – эта провокация дастся ему не просто так. Он буквально бесит её, выворачивает внутренности Зехры, впрочем, она задевает его не меньше, чем он её. Он знает, что задел её, в ответ она выбесила его, но теперь его очередь делать ей больно. Они играют в эту игру с самой первой встречи – желание буквально уничтожить друг друга, поддавшись этой тёмной ненависти и разжигая ту в своих сердцах всё сильнее и сильнее. Она ударяет его. Раунд. Три – два, он ведёт. Он знает, что она так не делает на допросах. Он знает, что Зехра Балабан – умопомрачительно стойкая и твёрдая, принципиальная и умная женщина. Она побеждает и словами, и взглядами, и жестами, она почти всегда выигрывает. Но не сегодня. Францис ей не позволит выиграть никогда. Потому что он этого желает. Заставить её ненависть к нему гореть ещё ярче, ещё жёстче, ещё сильнее, ещё опаснее. Чтобы эти чувства не утихали в ней, и чтобы Зехра Балабан была самой собой. Ударять временно задержанного – совершенно не в её характере, не в её стиле и не в её порядке вещей. Зехра Балабан всегда должна контролировать себя… Он чуть поворачивает лицо, когда чувствует её кулак на своём лице. Боль совсем слабая, вообще практически не ощущается. А вот что ощущается – так это её шок, когда она осознает спустя долю секунды то, что вообще сделала. Что нарушила протокол, правила, инструкции. Но самое главное – нарушила свои моральные принципы и повела себя не так, как положено вести государственному служащему: руководствуясь своими эмоциями. Когда он вновь смотрит на неё, она оттряхивает руку и в замешательстве осматривает ту. Францис думает, что им осталось здесь недолго, вот-вот или её выведут из допросной, или его отпустят. Поэтому хватит играть в глупые игры, есть кое-что поважнее: - Не бери на себя слишком много, - негромко говорит он, сосредоточенно пытаясь сформулировать то, что хочет сказать, - ты сказала мне не вставать у тебя на пути. Так вот, это ты – не вставай у меня на пути. Я всё равно сделаю то, что мне нужно, а потом исчезну, а ты меня не достанешь. - Ты слишком сильно действуешь мне на нервы, - зло шипит она и опять подаётся вперёд, ближе к его лицу. За всё время этого допроса они как-то очень синхронно то приближаются друг к другу, то вновь – отдаляются, то снова – приближаются. Словно что-то притягивает их друг к другу, то затем вновь – отталкивает. Что-то – противостояние, эмоции, злость, ярость, напряжение и… не отпускание друг друга. Слишком далеко зашло это противостояние между ними, слишком они оба углубились в это и слишком сильно позволяют этому действовать на свой разум или холодный расчёт, - с самого первого момента, что я тебя увидела. - Ты получила ответ на вопрос и узнала, кто предатель, - Францис теперь понимает, что она выводит его на эмоции, а он слишком хорошо ведётся, - ты знаешь, кто виноват. Книгу ты так и не отдала, хотя могла бы расправиться с этим делом и оставить меня в покое. Закончить всё это. - Ты так просто не отделаешься, - надменный ответ и Зехра перестаёт потирать костяшки пальцев. Францис понимает, что следит за тем, как она разжимает пальцы и потом аккуратно кладёт свою ладонь на металлический стол. Ладонь кажется маленькой и хрупкой, только вот ссадина после удара не даёт так думать в реальности, - за всё, что ты сделал! Ты поставил в опасность мою дочь!.. - Я и пальцем не тронул твою дочь в первый раз, - быстро перебивает Францис, и теперь он – проигрывает. Оправдываться – не его стиль и не его стезя, ему должно быть плевать на это обвинение, но вместо этого он перебивает Зехру и пытается ей что-то объяснить, - во второй раз тоже не думал этого делать. Угрожал, да. Но мне плевать. Мне нужна была только моя Книга. - Я тебе не верю, - морщится она, - ты мог сделать всё, что угодно. - Зехраааааааа, - раздражение растёт в его голосе, потому что он опять оправдывается, - я мог убить тебя столько раз. В лесу, когда выстрелил лишь в плечо. Во время той слежки. На набережной. Я попытался только в больнице – и то не вышло. Мог убить сегодня, но ты сама сказала, что этого не случилось. Так что единственное, что ты точно можешь делать – верить мне. Хоть мы и на разных сторонах, это действительно – так. Три-три. Он оправдывается, раунд за ней. Молчание. Потому что они зашли в тупик. Он никогда и ничего ей не расскажет, никого не сдаст и не пойдёт на сотрудничество с турецкой разведкой. Она не может удерживать его здесь долгое время, потому что он – работник консульства в Турции. Они – в тупике. Она тоже это понимает. Но никогда не сдастся. - Ты будешь ходить по моим улицам, Францис, - медленно начинает Зехра свою завершающую речь, оба чувствуют – время их допроса на исходе, - делать и дальше свои грязные делишки и думать, что всегда будешь выходить сухим из воды. Но знай: я всегда буду следить за тобой. Всегда. И я доберусь до тебя. Однажды. Я могу быть терпеливой и умею ждать. Это лучшее моё качество на данной работе. Это самое восхитительное обещание, которое Францис только получал в своей жизни. Упрямство – второе имя Зехры Балабан, упрямство и верность своей работе, Родине и своим идеалам. Это действительно всегда его восхищает и даже заставляет жалеть что они – не на одной стороне. Если бы они были вместе… На одной стороне… - Я буду оглядываться каждый раз, чтобы найти тебя, - простой ответ и никакой злости нет в его голосе, - Зехра Балабан. Разговор окончен. Выигравших нет. Конечно, она очень умна и понимает, что сейчас придётся отпустить его и остаться с пустыми руками. Конечно, Зехра знает, что он не перестанет заниматься своими делами и творить то, что она всегда будет пытаться искоренить в своей стране. Конечно, оба знают, что это непонятное, странное, сложное и напряжённо-въедливое противостояние продолжится, вновь и вновь сталкивая их в разные моменты и очень часто – заставляя оглядываться назад. Оглядываться друг на друга. Францис ещё раз внимательно осматривает Зехру Балабан, сидящую прямо напротив него. Совершенно невыносимая женщина, которая действительно его покоряет с каждым разом всё сильнее и сильнее: своим упрямством, настойчивостью, силой, стойкостью и стальной выдержкой. Иногда – открытостью и уязвимостью. Но она – совершенно цельная личность, которую всегда хочется разгадать. Ему – хочется её разгадать. Дверь открывается и на пороге появляется никто иной, как Омер. Францис усмехается теперь открыто, глядя на мужчину: его игра и слежка за Хартли и Хелен закончена, больше Омер не сможет появиться в том доме и теперь разведка Турции пока будет отброшена назад. Но противостояние продолжится позже, в другое время и в других местах, с другими людьми. Это ещё не конец. Наверное, Зехра Балабан была, как и всегда права – всё только начинается. Зехра смотрит на Омера и, кажется, всё всем понятно без слов. - Ты свободен, - бросает она Францису. Но затем всё-таки замедляется и оборачивается к нему, заканчивая то, что уже однажды повторила, - я всегда слежу за тобой и за твоими делишками. Не забывай об этом. Однажды ты мне попадёшься, Францис. - Жду с нетерпением, - бросает он выходит из помещения, чуть задевая её плечом. В конце концов, эта игра точно будет стоит того, что получится в итоге. Или уже - получилось.