***
Какузу сидел в своем кабинете, сохраняя документы, которые нужно вывести в печать в отдельную папку. Сначала он хотел перенести их на флешку, но служебные компьютеры сейчас были настроены так, что скрыть подключение к сети полиции посторонних устройств было невозможно. А ему важно сделать все тихо, и не оставлять следов. — Копии у меня нет, можете не волноваться, — Хидан, при нем, стер из памяти телефона фото с Кушиной, когда они вышли из ресторана на парковку. — Я на вас рассчитываю, — напомнил он, прежде чем сесть за руль. Какузу задумчиво крутил в пальцах не начатую сигарету. Прошло немало времени с тех пор, как кто-то ему доверял, готов был на него положиться. Амеюри стала достаточно взрослой, чтобы рассматривать его как человека с недостатками, а не с достоинствами. Каруи тоже слишком хорошо его знала, воспринимая все выверты его характера как данность. Проклятие среднего возраста заключалось в том, что все знали или полагали, что он уже сделал и высказал все, что могло быть сказано или сделано. Никто давно ничего от него не ждал. Топот ног в коридоре, дверь без стука открылась, и к нему заглянула Анко. — Шеф созывает всех на срочное собрание, — передала она ему тревожные новости. — Ты идешь? Какузу бросил в урну, так и не начатую сигарету. Их начальник заядлый курильщик, но опозданиями из-за перекура лучше его не злить.***
— Крыса! Она вот такая жирная! — Суигетсу развел в руки в стороны: крыса должна была быть размером со слона. — Вон, она побежала! — у стены, где стояли ящики, прошмыгнуло что-то быстрое и темное. — Дейдара, готовься ее ловить! — Такой переполох из-за крысы? — Кисаме покачал головой. — Я думал, случилось что-то серьезное! — Все очень серьезно! Она наши запасы и моих лягушек сожрет! — Суигетсу поднял с пола ветку. — Кия! — он стал махать палкой, как ниндзя, приближаясь к ящикам. — Еще одна! Еще одна! — звонкий голос Дейдары эхом разнесся по зданию. — Вон она, в угол забежала! — он показал на каменную кладку в том месте, где были ступеньки. Суигетсу погнался за второй крысой, и та скрылась там же, под лестницей. Он сел на колени, пошерудил палкой в большой трещине между стеной и полом. — Ничего не видно! — выругался он. — Братец, может, ты туда полезешь? — он повернулся к Мангетсу. — Я что, похож на крысолова? — возмутился он. — Подождите! — Дейдара побежал по ступенькам наверх, в комнату, которую они сделали спальней. Он вынес на свет рюкзак, и вытащил из его кармана небольшой сверток. — Я глину с собой взял, подумал, что пригодится, — он спустился вниз, разворачивая шуршащий пакет. Дейдара скатал в ладонях комочек глины, и забросил его в трещину. Через секунду раздался приглушенный хлопок, и две ошалелые крысы выскочили наружу. — Хватай эту зверюгу, хватай! — крикнул Суигетсу брату. Сам он бросил убегающим крысам палку вдогонку, но не попал. Кисаме, наблюдавший за этим балаганом, едва успел от нее уклониться. Мангетсу попробовал поймать крысу с помощью телекинеза, но эти твари оказались очень проворными, а он слишком медленным. Дейдара скатал из глины еще одну «бомбу», и швырнул ее в крыс, когда они попытались забраться по лестнице в их «спальню». Грызунов на мгновение подбросило в воздух, но не убило. Они приземлились на каменный пол, и понеслись к выходу из храма с такой скоростью, что их заносило на поворотах. — Да! — Суигетсу поднял руку вверх, со сжатой в кулаке палкой, совсем как на висевшем за его спиной плакате сопротивления. — Тварь испугана и убегает! — процитировал он какого-то компьютерного персонажа. — Похоже, их действительно, привлекли запахи еды, — Кисаме задумчиво покосился на обложенное камнями кострище, куда он поставил пустой ковш. — Но они нас не видят, так же, как и люди, — заключил он. — Иначе, среди дня, они бы сюда не сунулись. Крысы, конечно, наглые, но осторожные животные. — Значит, лягушки меня тоже не видят? — Суигетсу мгновенно скис. — Я для них тут стараюсь… — Уверен, они чувствуют твою заботу, — перебил его Кисаме, чтобы тот окончательно не скатился в унынье. — Я хочу построить мост из этих досок, — он кивком указал на громоздившиеся в углу ящики. — Поможете мне? Все закивали, и вскоре, они принялись за работу.***
Конан вернулась поздно вечером. Загорелая, с кучей впечатлений, она выглядела такой счастливой после этой поездки, что Хидан не решился задавать ей вопросы о дальнейшем будущем их отношений. Может, они с Кагуей что-то неправильно поняли, и у них все будет как раньше?.. Жена приводила себя в порядок в душе, Хидан рассматривал магнит на холодильнике с изображением океана. Возможно, им стоит переехать?.. Подальше отсюда, к «большой воде», к океану. Продать этот дом: теперь их ничто не держит, не нужно цепляться за садик, школу и спортивные секции. А работу они найдут, на Конохе свет клином не сошелся. Хидан был не против перемен, интересно, как Конан к этому отнесется? Нужно будет обсудить с ней это утром. Он вернулся в своих мыслях к встрече с Какузу, тому, что узнал недавно. Кушина, при поддержке его дочери, убила собственного отца. Он был удивлен, но не более. Какузу за укрывательство дочери он осуждать не собирался: как отец он его очень хорошо понимал. Он мог бы сколько угодно читать нотации и наказывать домашними арестами Мангетсу за асоциальное поведение и жестокость, но кому-то постороннему трогать сына бы не позволил. Даже своей сестре и жене. Он думал о Кушине: та, хоть и из семьи богачей, никогда не выделялась. Она не носила дорогие, брендовые вещи, а в университет, как и многие студенты, приезжала на автобусе. Что же там происходило дома, за закрытыми дверями, что подтолкнуло ее к этому шагу? Может, если бы кто-то из учителей заметил, что что-то не так, и оказал ей помощь, до этого бы не дошло? Хидан ей сочувствовал, он даже поймал себя на том, что хотел бы поговорить с ней, ему хотелось ее понять. Понять, как она решилась на то, на что ему не хватило смелости. — О-ох, Хидан, — простонала Кагуя, медленно усаживаясь в постели. Она была белой, как мел, когда Хидан дотронулся до ее руки, то понял, что все ее тело сотрясалось от жара. — Мне так плохо, — тихо пожаловалась сестра. Всю ночь и весь вечер она рыдала из-за расставания с Ягурой. — У меня внизу все болит, — она растерянно смотрела на низ живота, укрытый одеялом. — Такое ощущение, что мне между ног засунули бревно! — она зажмурилась от боли, когда попыталась сесть ровнее. — Неужели все из-за этого… но мы же предохранялись, — бормотала она себе под нос. — Тебе к врачу надо, — Хидан видел, что Кагуя не разыгрывала, и ей больно по-настоящему. — Как ты в школу идти собираешься? — Ты что! — шепотом возмутилась сестра. — Если мать узнает, из-за чего я заболела, она меня распнет как своего любимого Иисуса! Умоляю, стащи из аптечки обезболивающее, — Кагуя с надеждой уставилась на него. — Мамаша не должна ничего узнать, иначе я просижу под замком до самой старости! Хидан, с сомнением посмотрел на нее, и отправился исполнять поручение. Сестру он любил, и гнева мамаши он тоже боялся. Все еще осложнялось тем, что их мать медсестра, и ее не получится обмануть, наврав, что у Кагуи простуда. Лекарства хранились в родительской спальне, и Хидан осторожно прошел в комнату. Он старался не смотреть на постель, его почему-то доводила до тошноты мысль, о том, что предки могли на ней заниматься сексом. Что они потели, дергались, занимали позы как в кратковременных порнографических видео, которые одноклассники скачивали из интернета в свои телефоны, а потом делились друг с другом. Ему удалось раздобыть несколько таблеток, чтобы мамаша ничего не заметила. Они приносили кратковременное облегчение, в школе с Кагуей поделились обезболивающими подруги, но она не могла продержаться на них целый день. Во время последнего урока ей стало так плохо, что учитель отвел ее в медпункт, а через полчаса к зданию школы подъехала скорая. Хидан в ужасе смотрел на выезжавшую со школьного двора неотложку — теперь мамаша точно узнает, ведь Кагую привезут в ту больницу, где она работает. Учитель попросил его забрать вещи сестры, он шел по коридору с ее сумкой в руках, ощущая на себе косые взгляды, и шепот за спиной. — Эй, это правда, что твоя систер залетела? — спросил его незнакомый старшеклассник, и лица остальных перекосились ухмылками. Хидан послал его, тот заржал, изображая ладонью живот беременной. Завистницы времени не теряли и распускали сплетни, репутация Кагуи значительно пошатнулась после этого происшествия. Преисполненный тревогой, он вернулся домой. Попытался позвонить сестре, но мобильник той загудел в сумке, она оставила его в классе, когда пошла в медпункт. Скоро с работы вернулся отец, и сказал ему не переживать: — С Кагуей все в порядке. В больнице за ней присмотрит мама, а завтра она уже вернется домой. Хидану хотелось верить, что мать проявит человечность, и Кагуя отделается длинной беседой о грехах и Иисусе, а не чем похуже. Сестра вернулась из больницы на следующий день. Ей назначили кучу лекарств, но выглядела она уже лучше, по сравнению с тем, в каком состоянии она покидала этот дом. — Это «воспаление придатков», или что-то такое, - пояснила Кагуя, когда они смогли переброситься парой слов. — Я забыла, как это по-научному называется. Предки беседовали на кухне, как ни в чем не бывало, все шло своим чередом. Хидану, казалось, что гроза миновала, и худшее позади. Он уже хотел лечь спать, когда услышал в комнате Кагуи искаженный злобой материнский голос. — Ах, ты, потаскуха! Взрослой себя захотела почувствовать?! Выставила меня на посмешище перед всей больницей! У старосты христианской общины — дочь блудница! Мамаша была в ярости, Хидан никогда прежде не видел, чтобы она так выходила из себя. Он выскользнул в коридор, и теперь нерешительно топтался перед входом в комнату сестры. — Мы с отцом воспитывали богопослушную христианку, а выросла гулящая девка! -Ма…ма, — Кагуя попыталась ответить, но ее голос оборвался на выдохе, похоже, мамаша ее ударила. А потом он услышал еще один удар, и еще… Хидан был в ужасе, прежде мамаша никогда не поднимала на них руку, даже, когда они были младше. Поборов свой страх, он, все же, заглянул в комнату. Кагуя лежала на боку, на постели, мамаша возвышалась над ней, хлестая ее ремнем. Сестра вздрагивала от каждого удара, закрывая лицо руками, та лупила ее без разбору. — Дрянь! Так меня с отцом опозорила! — причитала мать, распаляясь с каждым ударом все больше. — М.мам, не надо, — Хидан прошел, в комнату, не выдержав. — Она все поняла и не будет больше… Кагуя сделала глупость, но можно ведь наказать ее, забрав мобильник, или лишив карманных денег, — предложил он варианты, которые, по его мнению, должны были остановить эту унизительную порку. Голое плечо обожгло болью, мамаша ударила ремнем и его тоже. — А ты не защищай ее! — следующий удар заставил Хидана отступить к двери. — Или ты такой же испорченный, как и твоя сестра? Марш в свою комнату! Хидану пришлось подчиниться: сейчас мамаша была выше и сильнее его, он бы с нею не справился. Но он направился не к себе, а к отцу: в этом доме есть еще один взрослый, отец обязан вмешаться, и оставить это безумие. Он спускался по лестнице, отец сидел в гостиной и смотрел телевизор, на непривычно высокой громкости. Хидан хотел позвать его, тот сидел в кресле, спиной к нему. Он уже открыл, было, рот, когда заметил, что ладонь отца ритмично стучала по подлокотнику. Хидан подумал, что он отмеряет ритм музыки, но на экране был не музыкальный канал, а старый ковбойский вестерн. Что за хрень, зачем он де… И тут до него дошло: этот фильм, громкость которого не заглушала творящееся наверху, кресло, рука, отбивающая ритм. Отец повторял движения в такт ударам. Пока их мамаша истязала Кагую, он, молча, поддерживал, болел за нее. Самому бы ему не хватило смелости взять в руки ремень, Кагуя бы подняла его на смех, она его не боялась. Несколько секунд Хидан наблюдал за этой сценой, пытаясь смириться с реальностью: это его родители. Чудовище, помешанное на боге и том, как оно выглядит в глазах окружающих, и тряпка, получающая удовольствие, когда мучают других. Это разочарующее открытие оставило в душе Хидана пустоту с привкусом горечи. Ему ужасно хотелось прекратить это, остановить эту руку, стереть довольное выражение на лице отца. Хидан огляделся: у лестницы была расположена тумбочка, на которой стоял громоздкий дисковый телефон. В тумбочке был украшенный вензелями выдвижной ящик, отец сам ее сделал, в подарок для матери. Хидан выдвинул его полностью: внутри лежал телефонный справочник и несколько тетрадных листков. Неожиданно Кагуя начала визжать так, будто ее режут. Хидан вытянул ящик полностью, все бумаги посыпались на пол, он крепче сжал его металлическую ручку. Ему хотелось разнести им отцу голову, подбежать, и ударить острым углом, чтобы он вонзился в череп, кровь брызнула в разные стороны, а к стенкам ящика прилип его мозг. Хидан зажмурился, испугавшись собственного воображения, слишком ярко это представив. Вместо этого, он схватился за ящик двумя руками, и долбанул им в стену, со всей силы. Раздался грохот, по стене прошла дрожь, ящик рассыпался от удара, в руках у него осталась лишь металлическая дужка, за которую он раньше выдвигался из тумбочки. Отец вскочил, и подошел к лестнице, в недоумении глядя на разрушения. Он сел на корточки перед уничтоженным ящиком, и поднял на Хидана удивленный взгляд, ожидая объяснений. — Да пошел ты! — Хидан, с презрением, бросил ему под ноги металлическую ручку от ящика. Он отправился наверх, и столкнулся на лестнице с матерью, та вышла посмотреть, что случилось. — Хидан, в чем дело? — требовательно спросила она, но он не ответил, продолжая идти по ступенькам. — Хидан! Объяснись, сейчас же! — Хидан остановился, сейчас он был на одну ступеньку выше матери. Он, молча, смотрел на нее в упор: темные, прямые волосы, бледная кожа, серые глаза. Она была красивой, но холодной, как статуя. Хидан никогда не чувствовал от нее материнской любви, вся ее любовь предназначалась богу. Мамаша прекратила напирать на него с вопросами, отвела взгляд, и позволила ему пройти дальше. Возможно, она почувствовала, что сейчас Хидан подошел к своей точке невозврата. Или в его взгляде ей почудилось, что он сейчас столкнет ее с лестницы. Конечно, он этого бы не сделал, но ему было приятно думать, что он произвел на нее подобное впечатление. Он прошел к сестре в комнату, с мокрым полотенцем в руках. Хидан сел рядом с ней на постель, и приложил его к ее горящему от побоев боку. На полу валялись ножницы и несколько светлых прядей: мамаша совсем обезумела и хотела насильно обрезать Кагуе волосы. На лбу у сестры был порез, который выглядел как приоткрытый, кроваво-красный глаз какого-нибудь чудовища. — Не стоило тебе вмешиваться, — Кагуя прижала холодное полотенце к его плечу. — Из-за меня тебе тоже досталось. Что там случилось, внизу? — тихо спросила она. — Так, ничего особенного, — отмахнулся Хидан. — Ну и что, что досталось. Нахрен предков! — он не стал ей рассказывать про отца. То, что он не пришел, чтобы ее защитить, говорило само за себя. Сестра со вздохом обняла его сзади, устроив голову, на плече. Хидан настолько задумался, погрузившись в свое прошлое, что не заметил, как жена вышла из душа. Она заваривала на кухне чай, и тоже думала о чем-то своем, иногда беззвучно проговаривая про себя слова. Хидану даже показалось, что она молиться, в этот момент Конан напомнила ему собственную мать. Из-за падения света казалось, что у нее глаза без зрачков, «как у рыбы», которые, в силу генетики достались Кагуе. Хидан всегда смеялся над теорией, что парни тянутся к девушкам, которые напоминают им матерей, а девушки выбирает партнеров, похожих на своих отцов, а сам в итоге, угодил в эту ловушку. Сейчас он видел, что Конан с его матерью были даже внешне похожи: темные волосы, бледная кожа, фигура «песочные часы», которую мамаша скрывала свободными платьями. Когда они познакомились, Конан очень тепло к нему относилась, но обратил бы он на нее внимание, если бы она выглядела по-другому? На первом курсе была одна девушка, которой он понравился, но дальше пары встреч в студенческом кафе дело не пошло. Она тоже была по-своему хороша: светлые волосы, большая грудь, да и в истории она разбиралась, с ней было интересно обсуждать различные теории. Так почему она «нет», а Конан «да»? Сейчас Хидан осознал, что его мозг сыграл с ним злую шутку, примерив, образ его эмоционально холодной матери на отзывчивую Конан. И он, сам того не понимая, потянулся к так и не найденному в детстве источнику материнской любви. Встречаясь с ней, он не строил планы о будущем, а просто наслаждался долгожданной эмоциональной отдачей, до тех пор, пока Конан не сказала, что беременна. Разумеется, он был обязан сделать ей предложение после этого, все порядочные мужчины так поступают, а он, все-таки, относил себя к таковым. Дело шло к свадьбе, и предполагалось, что на горизонте их будущей семейной жизни появятся деньги, но их не было. Хидан жил на стипендию, родители его не поддерживали, а помощь сестры он не принимал, это било по его самолюбию. Конан тоже была не из царской семьи, на те крохи, которые ей доставались, пока ее родители были живы, тоже не построишь семейное счастье. Хидан снимал комнату в коттедже на втором этаже у одного военного пенсионера за сущие копейки. Она была маленькой, и туда не было подведено отопление, он единственный, кто согласился жить в таких условиях. Но Конан с ребенком там жить не смогут, поэтому пришлось срочно искать варианты, как заработать денег, чтобы снять приличное жилье. Ему было всего двадцать два года, он учился на четвертом курсе, и из всех вариантов по быстрому заработку наиболее доступной стала служба по контракту в регулярной армии. Зарплаты там неплохие, а если отправят в горячую точку, то будут платить еще больше и ему, и перечислять деньги жене на специальный счет. Идея с армией Конан не нравилась, но она не стала возражать, понимая, что скоро работать не сможет. А маникюр, и стрижка подружек, это не регулярный заработок, она не сможет себя обеспечивать. Зато Кагуя была против, это была их первая крупная ссора, когда Хидан объявил, что скоро уедет в военную часть, расположенную на другом конце страны. — Если тебе нужны деньги, ты знаешь, что можешь на меня рассчитывать, я тебе никогда не откажу! — кричала ему сестра по телефону. — И что, ты меня всю жизнь содержать собираешься?! — огрызнулся Хидан. Кагуя уже была достаточно знаменитой моделью, и деньги у нее водились. Недавно она занялась косметическим бизнесом, который тоже оказался успешным, и проблем с финансами у нее не было. На ее фоне Хидан казался себе неудачником, который ничего не добился. Поэтому он поставил перед собой цель самому заработать деньги, чтобы обеспечить Конан и их будущему ребенку достойную жизнь. — Если понадобиться, могу хоть всю жизнь! — в тон ему ответила Кагуя. — Хидан, у меня, что, много братьев?! — она боялась, что он погибнет на службе, и всячески пыталась его отговорить. — Если тебе нужна работа, ну, хочешь, я тебя найму? Своим секретарем или охранником… — Кагуя, ну, какой «охранник», у тебя муж профессиональный боксер! Хватит говорить ерунду, все уже решено! — Если тебе так хочется в армию, — Кагуя, по-прежнему, не сдавалась, — может, я смогу договориться, чтобы тебя не отправляли туда, где ведутся боевые действия, будешь… — Если я узнаю, — голос Хидана дрожал от сдерживаемой ярости, — о твоем вмешательстве в армейские дела, чтобы облегчить мне жизнь, я перестану с тобой общаться, — пауза. — Ты меня поняла? — Давай, иди! — вспылила Кагуя. — Заступай на свою службу! Делай сестру сиротой! Хидан завершил звонок, чтобы не слушать, как она плачет в трубку. Конан запоздало спросила, хочет ли он тоже чай, как будто только заметила его присутствие на кухне. Хидан отказался, и, когда она ушла в спальню, достал из холодильника водку. После недавних открытий — напиться не такая уж плохая идея. Потом он ляжет спать на диване в гостиной, чтобы не беспокоить жену, не раздражать ее запахом перегара и своим затрапезным видом. Хидан задумчиво смотрел в потолок, исчезающий в темноте. Мозг уже отключался, но на периферии сознания то вспыхивали, то угасали различные воспоминания и образы. Во время своего обучения он слушал лекцию о том, как в Европе первого тысячелетия местные жители использовали давно заброшенные развалины римских домов или разрушенных церквей в качестве убежища во время путешествий по практически безлюдным землям. Они называли эти места холодными пристанищами, поскольку, несмотря на то, что они могли дать укрытие на ночь, в них не было ни жизни, ни тепла. Недавно он побывал в таком холодном пристанище. В доме Какузу, с его просторными комнатами и пустыми полками. Несмотря на обжитой вид, возникло чувство, будто Хидан возвращался из склепа. Таким же Хидану сейчас казался собственный дом — безжизненная постройка, холодное пристанище для него и женщины, которая считалась его женой только на бумаге.***
Ночь была усыпана золотой пыльцой, а небо над головой исколото звездами. Лягушачье семейство приветствовало наступление ночи дружным кваканьем, было очень тепло, даже с заходом солнца духота не развеивалась, она, будто оседала в храме большим, теплым облаком. Они жили здесь почти неделю. Из разобранных ящиков получился отличный мост. Пусть и не самый надежный, но их перемещения вполне выдерживал. Они собирали съедобные грибы, искали следы животных и птичьи гнезда. Конечно, им всем давно не мешало бы сменить одежду и как следует вымыться, но в этом месте Кисаме пустил все на самотек, не утруждая себя соблюдением правил. Сегодня Дейдара весь день разрисовывал стену в их спальне восковыми мелками, которые он раздобыл во время ночной вылазки в супермаркет. Он боялся, что рисунок исчезнет, как и все надписи, которые они пытались оставить, чтобы взаимодействовать с внешним миром, но тот, на удивление удержался. Конечно, цвета блекли, стена, будто впитывала нанесенный мел, но полностью оставленный след не стирался. — Я назову эту картину «мы», — Дейдара оставил в углу рисунка подпись, ведь все художники подписывают свои шедевры. — Что-то вообще не похоже, — Суигетсу наморщил лоб, рассматривая в свете свечи то, что у него получилось. — Это — минимализм, — ответил Дейдара поучающим тоном. — Такой стиль рисования, в котором главное — простота. — А, по-моему, очень красиво, — возразил Кисаме, и Дейдара кивнул ему в знак благодарности. — Дай мне один мел, я нарисую лягушку, — Суигетсу, просяще, протянул руку. — Зеленый мел кончился, — вздохнул Дейдара. — Тогда дай красный, или какой там еще есть, — не отступал тот. — Красных лягушек не бывает! — Бывает! Они начали спорить, и вскоре Суигетсу стал гоняться за Дейдарой по всему храму, чтобы отнять у него мелки. — Почему он так любит лягушек? — спросил Кисаме у Мангетсу, который сидел на ступеньках, наблюдая за догонялками. — Они скачут и прикольно квакают, — похоже, он дословно процитировал ответ своего брата. — Это его хобби. Как рисование и лепка у Дейдары, и твое чтение всего, что связано с динозаврами. — А у тебя какое хобби? — спросил Кисаме, заранее зная, что не получит ответ. Он заметил, что когда у Мангетсу спрашивали о том, что ему нравится, у того в голове будто вылетали пробки, и он сидел с отсутствующим видом несколько минут. Так было и в этот раз: он завис, и уставился в каменный пол. Суигетсу перестал гоняться за Дейдарой, и теперь показывал ему, как «ходить колесом». Почему-то, спорт и Дейдара оказались вещами далекими. Ему так и не удалось научиться плавать, несмотря на то, что все трое пытались ему объяснить, а Самехада все время плавала рядом для подстраховки. Возможно, если эти навыки были получены при жизни, то после смерти нельзя научиться чему-то новому? Нужно будет проверить, попробовать… — Насекомые, — неожиданно ответил Мангетсу после паузы. — Мне нравится наблюдать за насекомыми. Кисаме повернулся к нему, удивленный внезапным откровением. Тот вновь замолчал, и его лицо приняло привычное, апатичное выражение. Кисаме что-то уловил в его взгляде, но не смог истолковать. Он был уверен, что за этим ответом кроется что-то большее, чем «просто смотреть».***
Они расселись вокруг костра, прикончив остатки ужина. Суигетсу строил планы на завтра: ему хотелось залезть на крышу храма, и с высоты посмотреть, есть ли поблизости похожие здания, в которые потом можно будет пробраться через болото. Уже было совсем темно, по небу проплывали облака, закрывая луну и звезды. — Смотрите, что это? — Дейдара показал в сторону сооруженного ими мостика. По бокам от него мерцали зеленоватые вспышки, они висели над водой и не двигались — Там еще есть, — Мангетсу указал в сторону затопленного кладбища. Между покосившимися крестами возникло несколько вспышек, переливающихся от белого к голубому. — Я знаю, что это! Я знаю, что это! — торопливо заговорил Суигетсу, и все удивленно повернулись к нему. — Это болотные огни! Мне папа рассказывал! Он видел такое, когда был в армии! Это была его любимая история. Отец так смешно ее рассказывал, что Суигетсу готов был слушать ее бесконечно. — А мы с Джузо, как два дурака, пошли туда в разведку. Я, значит, по-деловому, сижу, как утка, в кустах с биноклем, — отец поднес к лицу сложенные пальцы, изображая бинокль, — у меня тогда еще нормальное зрение было. И вижу: появляются в воздухе такие зеленые, мерцающие лепестки. О-о, думаю, — он покрутил пальцем у виска, — нанюхался бензина, пока в машинном отделении тепловоза ребятам помогал ремонт делать, уже глюки вижу. Дай, думаю, зенки протру, — он потер кулаками глаза, — на бинокль подышал, рукавом красиво оформил, — он натянул на ладонь рукав своей кофты, показывая, как он протирал линзы. — Резкость навел: и опять то же самое! Этих светящихся фиговин еще больше стало! Ну, что я, совсем, что ли ку-ку? Зову Джузо, сую ему этот бинокль, говорю, смотри, у меня, наверно, бинокль поломался, — отец усмехнулся. — Он такой: «Ты чо, пес, только сегодня новое снаряжение получили, как ты мог его сломать?!» Забирает его у меня, сам смотрит на тот участок между деревьями. А челюсть у него тем временем медленно отпадает. «А-а-а», — говорит, — «это призраки, души мертвых!» Как мы дали оттуда деру! — отец поднял руки вверх, изображая паническое бегство. — Ноги, ноги, несите мою жопу! И про задание и про скрытность, все, нахрен, со страху забыли! А о том, что там, рядом болото нам никто не сказал. Как же нас потом командир костелетил! «Вы, придурки, чему вас только в школе учили! Это природное явление! На болотах выделяется газ, и получаются болотные огни!» Над нами потом вся учебка ржала, — он засмеялся. Болотные огни то исчезали, то вспыхивали вновь. Они выглядели красиво и необычно, и все вышли на улицу, полюбоваться этим зрелищем. Вскоре Кисаме от их спокойного мерцания замутило, он вернулся в храм, но перед глазами по-прежнему плясали разноцветные точки. Он зажмурился, и провел ладонью по лицу, чтобы избавиться от наваждения, когда сильный порыв ледяного ветра толкнул его к стене. Голова закружилась, его согнуло пополам, но не вырвало. Он опять испытывал это — временной скачок в будущее. В этот раз он был ярче и неприятнее по ощущениям, чем когда он увидел, что в дом проникнут грабители. Отдышавшись, и придя в себя, он вышел на улицу к остальным. — Нам нужно вернуться, — объявил он. — Завтра с утра выдвигаемся. — Ты что-то увидел? — встревожено спросил у него Дейдара. — У тебя на волосах иней застыл, — он вместе с остальными, пристально его разглядывал. Кисаме зарылся пальцами в волосы, которые, действительно были прихвачены морозом, и затвердели, как иглы ежа. Он кивнул, но не стал ничего рассказывать, чтобы не пугать друзей, он и сам толком ничего не понял. Калейдоскоп видений был слишком быстрым, и из него внимание Кисаме смогло выхватить всего несколько моментов. Он видел человека, бегущего через лес. Видел, как серые жители поднимаются из-под земли, и начинают его преследовать, но они не единственные, кто гнался за ним. Там был еще он. Ублюдок, от которого они спасли Хану.***
Они поднялись, едва начало светать. — Оставьте все вещи здесь, — сказал Кисаме, когда Дейдара начал паковать рюкзак. — Они нам больше не понадобятся, — добавил он с обреченной уверенностью, и никто не решился с ним спорить. — Прощайте, лягушеньки! — Суигетсу разобрал свою заводь, давая лягушкам полную свободу. — Не попадитесь тем жирным крысам! Они двинулись друг за другом по самодельному мостику. Суигетсу сделал волну, чтобы тина и болотные растения скрыли мост от посторонних глаз. Он не хотел расставаться с иллюзией, что они еще смогут вернуться сюда. Ему нравилось это место, здесь он чувствовал себя свободным. Не нужно было соблюдать тишину и прятаться на чердаке. А ловить крыс и играть в «индейцев» вместе с Дейдарой было очень весело. Вскоре мост исчез из виду, и заброшенный храм остался позади.***
В зале для собраний были все, кроме дежурного. Даже патрульных вызвали, и Какузу откровенно не нравилось происходящее — такая массовая явка дурной знак. Это значит, что их город стал зоной повышенной опасности, и их в который раз попросят «отнестись к своим обязанностям с максимальной ответственностью». Анко встала поближе к вентилятору, загородив своей мощной фигурой приток воздуха остальным сотрудникам. Она не замечала косых взглядов, и ее непробиваемость нравилась Какузу, поэтому, он с ней и сработался. Окна были распахнуты настежь, но облегчения это не приносило. — Рад всех видеть, — поприветствовал собравшихся Асума, — а теперь сразу к делу, — он уперся ладонями в стол. Асума пробыл в помещении всего пять минут, а на его рубахе уже появились темные круги от пота. Он носил бороду, и Какузу не представлял, как можно было ее не сбривать даже в такую жару. — Синоптики обещают в ближайшую неделю годовую норму осадков. — Асума прокашлялся, и гул тут же стих. — Все понимают, что это для нас значит? — он обвел взглядом присутствующих. — Нас затопит! — ответил кто-то с последних рядов, издав глупый смешок. — Это значит, — Асуме было не до шуток, — что будем работать в режиме чрезвычайной ситуации. Наша задача: помогать гражданскому населению в эвакуации. Эвакуационные центры в городе будут расположены здесь, — Асума ткнул маркером в объект на карте, — и здесь. — А это уже подтверждённая информация? — спросила Анко, обмахиваясь своим блокнотом. — Синоптики ведь часто ошибаются. — Анко, я не господь бог, и не могу знать, смоет Коноху ливнями или нет, — раздраженно отозвался Асума. — Если пронесёт — хорошо, будем спокойно работать дальше. Если нет — будьте готовы выехать по тревоге и помогать спасателям. Да, сверхурочные будут оплачены, — добавил Асума, предупреждая возможные вопросы. — У кого из-за этих событий сгорит отпуск, обсудим с вами ситуацию лично, без отдыха вы не останетесь. Каждый сейчас подойдет к столу и поставит свою подпись под инструктажем о «неотложных действиях патрульно-постовых нарядов при чрезвычайных ситуациях», — Асума показал всем бланк. — Это не мне нужно, это нужно нашей администрации, — он закатил глаза. — Всем все понятно? — Какузу кивнул, подобную речь он слышал не впервые. Обычно, все отделывались легким испугом, и он надеялся, что так будет и в этот раз. — Тогда ставьте подписи, и отправляйтесь в арсенал, за спасательными жилетами, сигнальным пистолетом и рацией, — Асума утер выступившую на лбу испарину. — И вызовите уже мастера, починить этот гребаный кондиционер! — вспылил он, и вышел из кабинета. Какузу подошел к столу, и оставил напротив своего имени размашистый росчерк. В арсенал он зайдет чуть позже, сейчас ему хотелось присоединиться к Асуме. Он был уверен, что встретит его в курилке.***
Они собрались в учительской, декан вызвала всех на «пятиминутку», которая уже затянулась на полчаса. — Большинство экзаменов по профильным предметам уже закрыты, — Цунаде сверялась со своим отчетом. — Завтра сдаются последние экзамены по истории и экономике. — Хидан, у вас много студентов на пересдачу? — она отыскала его взглядом в толпе. — Ни одного, — ответил он, раскусывая во рту мятную пастилку. У него раскалывалась голова с похмелья, и все чего ему хотелось — как можно быстрее покинуть душный кабинет. — Это очень хорошо, — Цунаде что-то пометила у себя в ежедневнике. — Ну, вот, что коллеги: оставшиеся экзамены и пересдачу придется отложить минимум на неделю, — она подняла руку, показывая, что не закончила. Нам обещают затопление, а наш университет станет эвакуационным центром, — начались вздохи и цоканье языком, новость ни у кого восторга не вызывала. — Завтра вечером сюда уже начнут привозить гуманитарные грузы, поэтому я попрошу вас помочь в подготовке помещений для размещения пострадавших… Хидан кивал, слушая в пол уха. Это известие его нисколько не напугало. Раньше он сразу бы позвонил жене, сказав, чтобы та вместе с детьми готовилась к отъезду в Кири, безопасность семьи тогда была для него главным приоритетом. А теперь… Он расскажет обо всем Конан, возможно, она останется, и будет помогать ему в университете. Жену всегда привлекала волонтерская деятельность. Может, это их шанс снова сблизиться?.. С этими мыслями Хидан смотрел в окно, где на линии горизонта, будто подчеркнутой графитом, возникла черная туча.***
Когда объявили тревогу, Какузу пил кофе на кухне, глядя на раскачивающиеся за окном деревья. Дождь не прекращался со вчерашнего дня, подъездную дорогу к дому размыло, а внутренний двор покрылся огромными лужами. Он прополоскал под краном свою чашку, бросил в заранее подготовленную сумку со снаряжением и сменной одеждой несколько сигаретных пачек. Немного помедлил, и, все-таки, захватил с каминной полки свадебную фотографию с Каруи и снимок дочери. Они были в безопасности: обе еще вчера покинули город, и Какузу спокойно вышел за дверь. Он бросил последний взгляд на пыльное окно своей спальни, увидел там собственное отражение, и улыбнулся. На случай, если там еще оставалась частичка души Каруи, если он вдруг не вернется.