Насколько далеко люди могут зайти в причинении неудобств, а то и серьëзного вреда другому только лишь ради выгоды? А
без неë?
На своëм опыте Союз может с уверенностью сказать, что достаточно.
К сожалению, собственное благополучие для большинства всегда будет стоять на первом месте. И даже тогда, когда перед ними появится выбор между собой любимыми и сотнями, а то и тысячами невинных жертв... Они выберут
себя.
«Чëртова гордость и завышенная самооценка! Неужели так трудно хотя бы сейчас выслушать меня? Понять... Да хотя бы просто услышать, а не перебивать?! Да что б вы все...» – закончить свою мысль воплощению не дали наконец-то обращëнные на него взгляды и последующие, точно издевающиеся, вопросы.
— Союз, не прими наше поведение за грубость или на свой счëт, просто...
— Просто это уже
слишком! Ты вообще уверен в своих словах? – перебив, закончил за Британию Франция и собрал руки в замок. – У тебя есть хоть какие-нибудь доказательства его вины?
«Д... Доказательства? Ты издеваешься..? Я сейчас говорю, что пора готовиться к войне, а вы вместо того, чтобы насторожиться, с чего я вообще об этом так резко заговорил, просто взяли и обвинили меня? У вас голова на месте, нет?!»
—
Пока нет, но-
— Видишь? – смотря на плавно растягивающуюся на лице мужчины улыбку, Союз едва ли сдержался, чтобы не приложить того лицом о стол переговоров.
«Нет, не вижу. Ты, кстати, тоже не будешь, если не послушаешь меня.»
— Может, ты просто ошибся? – с толикой раздражения спрашивает Болгария, всем своим видом показывая, что его слова больше похожи на бред, чем на рациональный вывод и предостережение.
«Да вы все сговорились...»
— Нет. – чувствуя подступающую ярость, он резко перевëл потемневший взгляд на скучающего Великобританию, отчего тот невольно вздрогнул. –
Я совершенно точно не ошибся.
Ровно такой же взгляд был у младшего, когда тот устраивал восстания.
— Союз, м-может, тогда мы обсудим это в д-другое время, в другом месте? – атмосфера в помещении заметно упала, однако все присутствующие упорно старались этого не замечать.
— Д-да! И пригласить Рейха для дачи более достоверных показаний. – робко вмешался Польша, избегая зрительного контакта. – Может, в-вы просто друг друга недопоняли...
Ровно такой же взгляд был у Союза, когда он прострелил голову своему отцу.
—
Да-а? А может нам ему ещë и весточку отправить, мол, так и так, мы обвиняем тебя в подготовке к массовому геноциду, приезжай – разберëмся? Так, что ли?! – ближе к концу атеисту было всë сложнее сдерживать накопившееся недовольство и
обиду на несправедливость других стран.
«Что с вами, блять, не так?»
Почему они так яро игнорируют его призывы к повышению готовности? Почему не хотят хотя бы
сделать вид, что это их хоть как-то касается?
И плевать, что так оно и есть, просто... Почему? И ладно, если бы его крики о помощи пропускали мимо ушей кто-то вроде Финляндии или той же Австрии. Так нет же, его слова также не воспринимались всерьëз и
его союзниками!
«Я просто не понимаю: в чëм проблема наконец-то поверить мне или самим отправиться на территорию Рейха? Для чего нужно растягивать один несчастный вопрос так долго?»
— Ну... Почему бы и нет? Думаю, эт- – договорить Норвегии не дал противный скрип металлических ножек стула о паркет и прикованный
исключительно к нему одному хищный взгляд Совета.
—
Лучше не думай – тебе вредно.
Покинув зал переговоров под самыми разными взглядами, начиная с удивлëнных и испуганных и заканчивая раздражительно-радостными, СССР резко открыл и, выйдя в коридор, громко хлопнул дверью. Да так, что потом по всей комнате прошлась ударная вибрация.
Повисла неловкая пауза
— ...мне кажется или сейчас штукатурка посыпалась на пол? – отрешëнно спрашивает Чехословакия, чем привлекает к себе внимание остальных.
— Это ещë что... Ты лучше посмотри на паркет. – с невероятной тоской и унынием в голосе ответил Испания.
— И всë же мне кажется, что Союз прав. – задумчиво произнëс Китай, предчувствуя что-то нехорошее, однако был жестоко перебит Америкой и проигнорирован другими.
— С какой силой нужно было отодвинуть стул, чтобы оставить
такие чëткие следы?..
* * *
Подперев лоб тыльной стороной ладони, советское воплощение тяжело вздохнуло и, сверля пустым взглядом деревянное покрытие стола, молча задавалось вопросом бытия... Для чего он вообще ходит на эти собрания, если его каждый раз воспринимают, как...
Да никак. Словно он – очередной предмет интерьера! Может, Российская Империя всë-таки был
прав? Может, он зря стремился к Верховной власти и доверился европейским державам?
«А ведь это даже забавно: ты всегда им подражал, вводил в стране реформы по образу и подобию ихним, но... Выходит, никогда не доверял? Со стороны так и не скажешь. Хотя... Замешан ли в этом ГИ?»
— Интересно. – откинувшись на спинку стула, Союз безразлично обвëл взглядом свой рабочий кабинет, словно пытаясь отвлечься от тревожных мыслей, однако не прошло и десяти минут, как он снова к ним вернулся.
Нет, правда, сколько раз он уже просил их раскрыть глаза на происходящее? Сколько раз заключëнные договора на ненападение и взаимопомощь оказались лишь сладкой ложью и предательством?
Их было так много, что СССР уже не помнит точно.
«Какого чëрта я каждый раз на это ведусь? Уже ведь не маленький, а всë равно на что-то надеюсь...»
От усталости голова покачнулась назад, заставляя атеиста ненадолго прикрыть глаза от палящего в окне солнца и погрузиться в давно забытые воспоминания о юношестве.
Эй, деревенщина! Не смей засыпать, когда я с тобой разговариваю!
До боли знакомый звонкий голос со слабым акцентом подействовал на него лучше вылитого ведра ледяной воды: Союз мгновенно принял сидячее положение с идеально ровной осанкой и открыл глаза.
«П-привиделось?»
В ушах ещë слышался бешеный пульс, когда он пытался успокоиться, делая дыхательные упражнения, и настойчиво тëр перекошенное страхом лицо.
«Бывают же совпаден...»
Ты меня слушаешь? – уже спокойно и несколько обидчиво спрашивает принц, скрестив руки на груди. – Что я только что сказал?
«Что... Что происходит?»
Его уже начало слабо потряхивать от подступающего ужаса и чëткости звуковых галлюцинаций, когда часы пробили ровно полдень.
< { [ ... ] } >
Это самая идиотская затея в мире. Я отказываюсь в ней участвовать!
Ну и не надо, тебя никто не заставляет. – наступила странная пауза.
...Не боишься, что об этом узнает Россия, и тебя накажут? – всë ещë скептически глядя на цесаревича, улыбающегося самодельному ножу, Рейх с неловкостью поправил съехавшие на нос очки и подошëл ближе.
Не-а... Не узнает.
< { [ ... ] } >
Уже держась за голову, воплощение старалось найти рациональное объяснение всему происходящему: что вообще могло послужить причиной вспомнить именно эти отрывки его жизни?
«Как давно это было... И как ясно я это вспомнил, что до сих пор перед глазами его хмурая физиономия в очках!»
— Нет, так просто невозможно дальше работать. – встав со стула и обойдя стол, тëмно-карие глаза случайно натыкаются на выцветшую фотографию двух юношей, обнимающих друг друга за плечи и, что самое удивительное, искренне улыбающихся прямо в объектив фотоаппарата.
«Надо же, я и забыл, что умеешь так улыбаться... Может, я правда поспешил со своими выводами, и ты просто пытаешься выбраться из экономического кризиса путëм отстраивания разрушенных заводов, а не готовишься к войне..?»
Поняв, что ему нужно было сначала во всëм разобраться и только потом кидаться с обвинениями в сторону бывшего друга, Союз принимает, наверное, самое противоречивое решение в своей жизни и подходит к телефону.
— Может, идея Польши поговорить с ним лично не так плоха, как кажется на первый взгляд? – сомневаясь, Совет уже начинает медленно набирать знакомый номер и подносит трубку к уху. С той стороны сначала слышатся нервные гудки и раздражающие помехи, после чего раздаëтся немного сонный вопрос:
— Да..?
— Извини, если разбудил тебя... – чувствуя себя не в своей тарелке от тщетных попыток вспомнить, когда он в последний раз интересовался его делами со дня помощи в революции, СССР виновато опустил взгляд. – Но мы не можем встретиться?
—
Союз..? – короткая пауза, после которой ему показалось, что голос собеседника стал более энергичным и... радостным? – Да, конечно. Просто где-нибудь посидеть или есть какая-то
особая причина?
«Мы ведь не ссорились?.. Тогда почему я вообще перестал с тобой общаться?» – мысленно спрашивает себя воплощение и слабо хмурится, так и не найдя ответа.
— Нужно кое-что обсудить...
* * *
Глаза – зеркало души. Это Совет понял ещë будучи ребëнком, когда пытался предугадать настроение Российской Империи не по фальшивой улыбке и скудной мимике, а по взгляду. Этакая игра в гляделки, с одним единственным отличием: призом служило не только приятное ощущение собственного превосходства, но и избежание наказания. Поэтому, став взрослым, он уже без труда мог сказать, что на душе у того или иного человека,
страны. Довольно полезный навык, верно?..
Особенно для того, кто склонен к разного рода манипуляциям.
И всë же... Сидя напротив давнего друга, Союз теперь с лëгкостью мог ответить за заданный ранее вопрос.
«Я уже успел позабыть этот взгляд.» – стараясь не показывать своего дискомфорта, мужчина старательно поддерживал беседу, не смотря тому прямо в глаза, сосредотачивая всë своë внимание чуть выше, в районе переносицы.
— Так... О чëм ты хотел поговорить? – заметив изменения в поведении собеседника, мужчина настороженно подносит чашку с кофе к лицу. – Судя по твоему тону, это что-то важное... Да и не стал бы ты просто так звонить мне спустя
столько лет.
«Мне послышалось или это прозвучало как упрëк..? Если второе, то... Думаю, я это заслужил.» – чувствуя, как в глубине души вина начинает расти в геометрической прогрессии, Совет опускает глаза.
— Да... Но перед этим я хочу кое-что у тебя спросить. – игнорируя пристальный взгляд, он невольно выпрямляет спину и с высока смотрит на безэмоциональное лицо напротив. – Это правда, что ты собираешься начать войну?
— . . .
«Ну же, ответь мне... Только честно, ведь от твоего ответа будет зависеть моë отношение к тебе.»
Словно прочитав его мысли, Рейх недовольно нахмурился и, отставив пустую чашку на край стола, собрал руки в замок. Прошло от силы две минуты, однако обоим показалось, будто прошла целая вечность.
—
Кто тебе это сказал? – в глубине чëрных глаз уже начинала скапливаться почти ни чем не прикрытая ярость и...
Обида? – Хотя нет, можешь не говорить.
«ЯИ и без этого его прекрасно вычислит. Сейчас главное другое...»
— Лучше скажи, почему ты сейчас меня об этом спрашиваешь. Неужели поверил? – на лице растягивается знакомая издевательская усмешка. – А, Союз? Хотя что ещë можно ожидать от глупого деревенщины...
— А ты, я смотрю, совсем не изменился. Всë также язвишь попусту, четырëхглазый? – с противоположного края стола раздался тихий смешок.
«Прямо как в детстве...» – к своему огромному удивлению, не чувствуя себя оскорблëнным или разгневанным на пренебрежительное отношение собеседника, атеист заметно расслабился и невольно подумал, что все эти годы для полного умиротворения ему не хватало именно их коротких стычек и словесных перепалок.
— Уж кто бы говорил... – мгновение и с лица фюрера исчезла та лëгкая полуулыбка, адресованная только одному человеку. – И всë же, если отвечать на твой вопрос, то да.
Я и правда готовлюсь к войне.
— Что? Но ты же...
— Однако, – чуть поддавшись вперëд, Третий Рейх снова приветливо улыбнулся, продолжая внимательно следить за собеседником. – С чего ты решил, что моей целью являешься ты?
«Я, наверное, никогда не смогу привыкнуть к твоей резкой смене настроения.»
— Тогда... Кто? – усмешка стала более хищной, отчего Союза едва заметно передëрнуло.
— Франция и Англия – это же
очевидно.
— Ты хочешь отомстить им за... поражение Германии? – стараясь особо не задевать болезненные темы, СССР ненадолго замолчал, как краем глаза заметил фигуру в знакомом тëмно-зелëном сен-боу на голове. – Поэтому?
«Судя по цвету, это летняя форма... Хм, значит, он не соврал?»
Улыбка на лице собеседника стала хитрее.
— Отчасти. Меня больше волнует утраченная честь моего народа и нации, а на проигрыш старика мне по большому счëту плевать.
Такое безразличное отношение к своему родителю Союза не удивило: у самого дела с Россией обстоят... Обстояли не лучше. Тут уж он ему не судья – у него просто нет права как-то осуждать его, и всë же... Почему тот так сильно ненавидит Германскую Империю?
Ведь если проанализировать их расписания дня и обстановку в семье в целом, то у него всегда всë было на порядок хуже, чем у кронпринца: то с гвардейцами из-за сущего пустяка сцепится, то его запрут на неделю в одной из пустующих тюремных камер, то без еды оставят, то ещë что-нибудь придумают, лишь бы цесаревичу жизнь мëдом не казалась... Да и в отличие от Германии, которого, к своему удивлению, Совет почти никогда не видел срывающимся на своих отпрысков, Россия проявлял в наказаниях
поистине ужасающую креативность.
«Хотя, может, за "кулисами" кайзер не был таким уж терпимым? А даже, наоборот, был ещë более жестоким, чем отец...»
— Доброе утро. – почти без акцента поздоровался Япония, тем самым вернув того в реальность. – Не помешал?
— Да не особо... – жестом показав на место рядом с собой, атеист молча придвинул ему свою нетронутую чашку с кофе, не заметив, каким взглядом его друг наградил гостя.
—
Вообще-то помешал. – стиснув покрепче зубы, Рейх с трудом натянул на лицо улыбку. – Но раз ты здесь, значит, случилось что-то
очень срочное..?
Империя лишь довольно сощурил глаза, явно наслаждаясь полученной реакцией союзника, и сдержанно кивнул.
— Так точно, мой фюрер.
«Ты уже ни перед чем не остановишься, чтобы заполучить его, верно?» – так и читалось в чëрных горящих азартом глазах мужчины, отчего забавная презрительная гримаса немца ещë больше скривилась в недовольстве. «Удавлю.» – также одним взглядом ответил Рейх, когда немую сцену нарушил ровный спокойный голос:
— Думаю, вам стоит обсудить новости наедине. – почувствовав себя третьим лишним и поднявшись со стула, Союз боковым зрением заметил тянущуюся к нему руку с листом бумаги. – Что это?
— Ничего такого, просто... Небольшой договор о перемирии. – уклончивый ответ друга заставил его слегка напрячься.
— Ты же говорил, что не собираешься нападать на меня?
— Говорил, – кивнул тот, показывая, что не отказывается от своих слов. – Однако тебе не кажется, что мои слова помимо пустого обещания должны быть ещë где-нибудь закреплены? Ну так, знаешь... Чтобы потом какой-нибудь Британия не смог оперировать этим фактом против нас же.
«Хм... Умно, бесспорно, умно, но где гарантия, что ты не нарушишь его так же, как и Версальский договор?» – вспомнив отчëт о формировании армии и проведении первых военных учений, СССР с подозрением посмотрел в тëмные глаза собеседника. –
«Или это твоя уловка для понижении бдительности?»
— Я не настаиваю на том, чтобы ты прямо сейчас всë подписал. Нет, – немец тут же поднял руки вверх в примирительном жесте и бросил незаметный взгляд на Японию. – Можешь тщательно обдумать моë предложение и дать свой ответ в понедельник. Я подожду.
«В конце концов, мне уже не впервой...»
— Четыре дня – достаточно времени? – получив в ответ слабый, неуверенный кивок, Рейх заметно воспрял духом. – Тогда договорились! Увидимся на этом же месте, в понедельник.
— В это же время?
— М-м, нет. В восемь часов у меня будет важная встреча, поэтому давай часов в... Пять-шесть? Это ведь не проблема..?
— Думаю, нет. – пытаясь мысленно составить расписание на неделю, Совет твëрдо решил отложить все неважные дела на вторник.
— Тогда договорились. До понедельника.
— Мгм, до встречи... – взглядом проводив фигуры до угла дома, он облегчëнно выдохнул и посмотрел на договор. – Стоит ли снова тебе довериться?
* * *
То, что у младшего сына Германской Империи были свои странности, воплощение знало ещë с их первой встречи. Когда в очередной раз убегая от разгневанного Савельича, ему пришлось ретироваться с его гвардейской униформой и отцовскими бумагами через окно, он встретился взглядом с принцем и понял, что эта встреча существенно изменит всю его жизнь... В конечном итоге какой нормальный ребëнок будет смотреть в окно с таким безмерно уставшим,
безжизненным взглядом..?
Однако он никак не ожидал, что со временем замкнутость и нежелание друга хоть как-то контактировать с кем-то, кроме него, перерастëт во что-то такое...
Странное.
Союз никогда не умел красиво изъясняться или чëтко описывать свои эмоции, но понять, что до этого привычные толкания друг друга в бок или объятия за плечи стали нести в себе какой-то другой,
не совсем дружеский посыл, вполне смог. И если говорить начистоту, то это его, несомненно, пугало.
Особенно, когда он увидел, на что тот ради него был способен.
«Что же делать..?» – уже который час ломая голову над выходом из сложившейся ситуации, мужчина тяжело вздохнул и снова взглянул на договор. –
«Ни один из моих прошлых союзников теперь не поможет... Искать новых – слишком мало времени, да и подходящих кандидат- Погоди.»
— Если я не ошибаюсь, то...
Китай вполне внимательно меня слушал и всë время вставлял свои пять копеек во время монологов Америки. Может... Хотя нет, о чëм это я? Наверяка после того, что отец с ним сделал, он меня даже на порог своего дома не впустит! Что уж говорить о союзе...
«Но и слепо верить Рейху я уже не могу: то, что он сделал с Веймарской Республикой, буквально, толкнув его в разъярённую толпу, было по-прежнему бесчеловечно...»
О том, что он творил во времена Гражданской войны и как разделывался с пойманными белыми, Союз предпочëл не вспоминать, так как считал свои методы куда более милосердными, по сравнению с теми пытками, что проводились в гауптвахтах.
— Как же лицемерно... – зарывшись рукой в кудрявые волосы, он ненадолго замолчал, после чего поднял голову и посмотрел на настенные часы. – Четыре дня... Слишком мало времени для такого важного решения.
«Поэтому и нужно спешить с налаживанием контактов с Китаем и подготовкой к войне. В конце концов что ему помешает разрушить этот мир так же, как и Компьенское перемирие?»
Вот именно, что ничего.
