Самый хрупкий мальчик на свете

Тимур, стоя у кассы, закинул тяжелый рюкзак на одно плечо — бутылки внутри громко звякнули, и он поморщился. — Ром, слушай, я забыл… Нам надо еще… — с растерянным видом он кивнул в сторону аптеки, бывшей здесь же, в торговом центре. Его спутник — высокий спортивный парень лет двадцати — не отвлекаясь от телефона, шагнул в указанную сторону, но Тимур за ним не последовал. — Ну, чего залип? — Рома поднял усталые карие глаза от экрана и смерил его недовольным взглядом. Юноша куснул себя изнутри за щеку и, отвернув голову, тихо ответил: — Давай ты один... Не люблю, когда вдвоем покупаем… Рома закатил глаза, но спорить не стал. Зашел в аптеку и через минуту вернулся — сунул парню в руки пачку презервативов. Тот занервничал сильнее, быстро спрятал ее в рюкзак и зло посмотрел на партнера: «Обязательно было делать это так открыто?! Будто бы тебе самому надо, чтобы про нас все узнали!». Но парень не заметил его недовольства, зашагал к выходу, продолжая набирать сообщение. Тимур с хмурым видом глянул в экран через его плечо, увидел имя девушки Ромы и милые стикеры в их переписке, зло выдохнул, но ничего не сказал. У выхода из торгового центра Тимур глянул на вывеску нового вейпшопа и спросил: — У тебя много жижи? — Нет. Купи себе свою. — У меня… э-э… Денег не хватит. Можешь типа… — сгорая от стыда, парень переступил с ноги на ногу в своих заношенных кроссовках. — Ладно-ладно, пошли, — закончив переписываться, Рома сунул телефон в карман и завернул в магазин. Тимур, опустив взгляд в пол, последовал за ним. В такие моменты он чувствовал себя жалким и ничтожным. У Ромы были богатые родители (он сам, правда, не считал их богатыми, но Тимур был уверен: если после восемнадцати лет не ты финансово помогаешь родителям, а они — тебе, то это значит, что они богатые), а у самого парня семья была неблагополучная (или как сам он предпочитал выражаться: ёбаная дурка с актерами из трешовых русских реалити-шоу). В свои 19 лет ему приходилось совмещать учебу в колледже (честно говоря, «учебой» это сложно было назвать: он заходил туда пару раз в неделю покурить в туалете и полистать мемы на парах) и работу на шиномонтажке. Деньги быстро заканчивались, поэтому Тимур часто одалживал у Ромы, тот не возражал, но, покупая ему что-то, делал такое осуждающее лицо, что парень готов был провалиться сквозь землю. Вот и сейчас Рома, видимо, был раздражен тем, что у юноши опять кончились деньги: значит, и купленные презервативы, которые постоянно влетали им в копеечку, сегодня полностью за его счет. Со скучающим видом он пробежался глазами по полкам со всевозможными приблудами для вейпов и остановил взгляд на продавце за прилавком: хорошеньком мальчике с задорным зеленым хохолком и коротко стриженными русыми висками. Продавец отвлекся от коробки, в которой он копался, посмотрел на него в упор и с улыбкой предложил: — Здравствуйте! Подсказать что-нибудь? Рома прикинул: не будь лицо этого парнишки так густо усыпано акне, он бы сошел за красавчика; и, отрицательно качнув головой, отвернулся к витрине. Тимур же, наоборот, услышав знакомый голос, во все глаза уставился на парня. Продавец хотел повторить свое предложение второму покупателю, но опешил и так и замер с открытым ртом. Они простояли с полминуты молча: Тимур с ужасом на лице, продавец — с неловкостью. Юноша, от нервозности тронув свой стоящий вверх зеленый хвостик, ощутил, как опять проваливается в чувство вины, и тихо произнес: — Привет, Тим, как ты?.. Парень сменил выражение лица с испуганного на злое и, отвернувшись, пробурчал: — Тебя посадили, нахуй, дудки продавать, так сиди и продавай, а не пизди. От встречи с Костей былые обиды с новой силой кинулись ему в сердце: после их конфликта в колледже прошло больше года. Время неплохо лечило. Тимур старался не вспоминать, как жестоко его проучил и опозорил этот чмошник, а вот о том, как он сам его изводил, парень и вовсе забыл, поэтому картинка в памяти рисовалась смазанная: «Этот больной придурок меня доебал — за что? Почему? Просто потому что он больной придурок — я тут не при чем. Дам ему в ебло — буду прав на сто процентов». Костя тяжело выдохнул и опять запустил руку в стоявшую на прилавке коробку, продолжил с равнодушным видом пропикивать новый товар. Его поразило, что Тимур за это время практически не изменился: по ширине плеч видно, что не бросил качалку: такой же крупный и сильный; по напыщенному взгляду ясно, что ничуть не поумнел: такой же вспыльчивый и агрессивный. Сам Костя изменился сильно: из старого осталась только любовь к спортивным вещам и прыщи. Даже держать себя парень стал совсем по-другому: резкие пацанские движения превратились в спокойные и плавные: он давно уже не хлопал никого по руке с размаху, а пожимал ее мягко. Рома удивился реакции парня и спросил его прямо: — Вы знакомы? — Да так, один клоун из шараги. Раньше с нами учился, — Тимур постарался сказать это с полным безразличием: уж очень ему не хотелось, чтобы юноша увидел, что тут что-то особое, и начал копать, но, к сожалению, Рома уже заприметил его дрожащие губы и напрягшиеся мышцы — догадался. Оценивающим взглядом пройдясь по Косте, юноша лукаво покосился на Тимура и с усмешкой громко заметил: — Симпатичный клоун. Теперь уже Костя очень удивился и глянул на покрасневшего Тимура. Тот не выдержал, выдал свою нервозность, сверкнул на Рому глазами исподлобья и прошипел сквозь зубы: — Нахуя ты?.. Мы с ним не ладим! Рома скорчил недовольное лицо, как бы передразнивая парня, повернулся и уверенно подошел к Косте. — Дай нам ананасовую. У нас большие планы на вечер, знаешь… Тот не сразу пришел в себя, потянулся к полке, достал жидкость для вейпа и стал пробивать. Рома с интересом приметил маникюр юноши — у него были короткие прозрачные ногти, а на каждом из них по крупной черной точке. Такое вроде бы сразу в глаза не бросалось, но выглядело стильно. Приложив карточку к терминалу, Рома игриво улыбнулся. Костя часто получал такие сигналы от парней: они, бывало, так же, как эти двое, приходили целиком упакованные в адидас, коротко стриженные, мрачные, быдловатые, а потом, заприметив его крашеные ногти, яркие волосы, узнавали в нем «своего», подмигивали и улыбались. Кто посмелее — те просили контакты. Кто понаглее — сразу предлагали секс. Но наглых за год его работы было немного: в общем-то, Костя хорошо помнил только одного подпитого, помятого мужика лет за сорок. Он спросил у него сигарет, а когда парень объяснил, что у них только электронные, сильно развонялся, в своем гневе переключился на его волосы: «Че у тя там за петушиный хвост? Ты из этих что ли? Развелось пидорасни». Костя тогда не повелся на провокацию, сдержался. Мужик ушел, позже, правда, вернулся, поставил перед юношей банку «Nescafe» и предложил: «Давай я тебе кофе подарю, а ты мне дашь там, за гаражами?». Костя почувствовал, как у него задергался глаз. Юноше даже обидно не было — просто смешно. Выматеревшись про себя, он ответил твердо: — Дядь, иди-ка ты нахуй отсюда. Честное слово, доебал. Мне плевать, что меня уволят, я на тебя сейчас, как Маугли, кинусь, нахуй, и голыми руками задеру. Мужик разочарованно выдохнул, пробурчал себе под нос: «Ой, какая принцесса. Тоже мне!» и, звякнув бутылками в пакете, ушел догоняться. Слава (Костин друг и партнер его брата) очень любил эту историю и говорил, что у него в жизни было много похожего. Матвей (старший брат Кости) не разделял этой слепой радости (какие эти гомофобы тупые и прозрачные — на поверку все латентные) и с серьезным видом расспрашивал младшего: «А у вас камеры есть? А он больше туда не приходит? Ты поздно домой идешь по темноте? Теперь понимаешь, почему нельзя тебе таким ряженым по городу ходить?». Из-за своей насмотренности Костя сейчас прекрасно понимал, что не мог ошибиться — друг Тимы с ним явно заигрывал. В это, на самом деле, было сложно поверить — разве Тимур, каждый день в колледже называвший его (Костю) не иначе, как пидором, педиком, пидарасом, стыдивший его за любое недостаточно мужское действие, сейчас братается с открытым геем?.. или что он там, собственно, с ним делает?.. Когда они вдвоем вышли из магазина, Тимур накинул капюшон на голову, точно хотел спрятаться под ним весь, и зло бросил: — Ты специально?! Нахуя?! — Захотелось… — Рома с усталым видом поднес вейп к губам и, выпустив большое облако удушливого, сладкого пара, повернул к парню голову. — Слушай, скажи, ну, ты ж его знаешь… Скажем-с… а если бы я попросил его дать мне в подсобке, он бы дал?.. Тимур разглядел ехидную ухмылку на лице Ромы и проигнорировал выпад. Парню подумалось, что если он таким образом хочет спровоцировать его на ревность, то весь этот цирк с улыбочками устраивать было вовсе необязательно — мог бы просто опять залипнуть в переписке со своей девушкой… Этого уже было бы достаточно, чтобы Тимур, сжимая кулаки от обиды, стал перебирать в голове матерные слова. — Давай, а то времени уже. Бахнуть пивка охота, — Рома ускорил шаг. Тимур пару секунд посомневался: не было настроения ни пить пиво, ни заниматься сексом, но тут же вспомнил об альтернативе — можно было пойти домой, запереться в комнате, пытаться заниматься своими делами под звуки бабушкиных политических ток-шоу: она плохо слышала и включала их на максимум. Иногда, когда Тимур выходил из своей маленькой комнатки в их вторую проходную, он останавливался посмотреть, о чем так кричат: гости размусоливали какую-то «насущную» проблему, относящуюся даже не к их собственной стране, наливались гневом и кричали, кричали… точно свора собак сцепилась. Глядя на это, парень грустно улыбался, замечал вслух: «Ну прямо наша семейка. Вот тот черт, который руками машет, — прям наша мамаша». Бабушка в такие моменты невинно вздрагивала, начинала: «Да как ты можешь… Так про свою семью! Так про свою мать!». Тимур закатывал глаза, матерился себе под нос и уходил назад, в комнату. Зато вечером, когда мать возвращалась с работы, сцены ток-шоу с госканала, действительно, плавно перетекали с экрана в их квартиру. В последние годы Тимур уже старался не влезать в их споры. Мама с бабушкой ругались из-за любой мелочи, и обе были хороши. Правда, у матери были штрафные очки. Время от времени она ставила бутылку на стол, и тогда Тимур понимал: опять развязалась. Находиться дома становилось небезопасно уже не только для психологического здоровья, но и для физического, потому что выпивши она любила распускать руки. Выдохнув, Тимур последовал за Ромой. Если альтернатива походу домой — потерпеть ехидное настроение партнера, он с удовольствием потерпит. В конце концов, Тимур тоже много косячил, а Рома плохо разбирался в чувствах других людей и выстраивать с кем-либо доверительные отношения для него было в новинку. А значит, можно было и пойти на уступки…