Члены Веселья

      Дом Скамандор приобрёл немаленький, такой, который смог вместить всех новоприбывших жителей почти без нюансов. Почти без нюансов, потому что кому-то одному не доставалось спального места, ведь Скамандор не допустил, чтоб сонная Мишель ехала обратно в город по тёмной дороге. Как бы они не ужимались, всё сводилось к одному – Скамандор с Мишель уходят в гостиную и делят диван, остальные же комнаты распределяются на четверых. И даже учитывая то, что Грейвс ляжет на одно спальное место с Ливио, мест не хватало.       Юн Жень надрывался зевом и буквально валился с ног. Несмотря на всё это, его первого озарило – он ведь может обратиться в лису и лечь в ноги Голди. Это было действительно гениальным решением, и все ведьмы взялись хвалить парня. Жаль только, он этого не застал – уже вовсю сопел.       Спать в деревне глубокой ночью – необъяснимое наслаждение. Ночной город всё ещё продолжает дёргаться, он проживает каждую секунду столь насыщенно, что не удаётся уловить тишину. Её будто и нет. К тому же в многоквартирных домах со всех сторон слышится людская возня, независимо от времени суток. В деревне всё иначе. Грейвс одинаково сильно нравились и города, и деревни, но в городе больше возможностей, поэтому она и живёт там. На ночёвках в лесу Скамандора она уже ощущала это смиренное спокойствие, охватывающее деревню Жучку по ночам, так что сейчас оно не стало для неё открытием. Она даже почти начала засыпать, как вдруг её начали одолевать мысли. Целый рой, стая. Они атаковали её, били по вискам, будто она сейчас настроена не на сон, а на усердную мозговую деятельность. Это не могло не смутить.       А как только она начала к ним прислушиваться, стало ещё более непонятно. Ей хватило каких-то пары минут, чтобы понять, что это не её мысли. Она незаметно оглянулась через плечо на сгорбленную спину Ливио.       Как можно было так облажаться? Ты ждал её так долго, вышел за свои рамки продолжительности жизни, приехал ради неё в эту страну, и в итоге что? Она спасла тебя из рук ненормальной, которую ты клеил. Великолепно.       Грейвс заметила, как спина парня напряглась ещё сильнее, и он подложил одну руку под щеку.       Она не заслуживает такого. Наверняка, ей было неприятно.       — Перестань грызть себя, – Ливио зажмурился, будто хотел сделать вид, что спит.       Мы ведь можем мысленно общаться, чёрт-чёрт-чёрт…       — Да, сама до сих пор в шоке, – Грейвс аккуратно придвинулась к нему и обняла за пояс, прижимаясь вплотную, – но, мне кажется, сейчас не время разговаривать по душам. Ребята спят.       — Может, выйдем? Я так не усну.       Грейвс не может ему отказывать. Это она поняла сразу, как увидела его связанного в подсобке. Ради этого человека она готова если не на всё, то на очень многое.       Единственной пустующей комнатой оказалась та самая, заполненная рыболовными снастями. Пыль летала в воздухе и заползала в нос, вынуждая без остановки чихать. Маленькая комнатка выглядела так, будто она была нужна лишь для того, чтобы раз в неделю в неё заглядывали, чтобы взять удочку. Всё остальное время она внимания не привлекала от слова совсем. Несмотря на всё это, Ливио первым плюхнулся прямо на грязный пол и уткнулся задумчивым взглядом в стену напротив себя. Грейвс последовала его примеру, слегка сморщившись, и принялась терпеливо ждать.       Ждать пришлось недолго, ведь парень, похоже, у себя в голове успел раз десять отрепетировать речь.       — Я не хочу, чтобы ты мучилась. Но в то же время я наблюдаю, как ты счастлива от встречи со мной – прямо как я сам от встречи с тобой. Значит, ты любишь меня, и отдаляться от тебя – верх глупости, – Грейвс молчала. Ливио сейчас и не нужен был собеседник, это были размышления вслух. Он просто хотел, чтобы Грейвс услышала его не просто у себя в мыслях, – эта дилемма тяготит меня, я в растерянности.       — Почему ты думаешь, что я буду мучиться?       — Я изменял тебе. Я не был уверен, что мы снова встретимся, к тому же мне необходимо было пополнять запас энергии, однако это не избавляет меня от чувства вины. Я мудак, Грейвс.       — Не понимаю, – Грейвс помотала головой и тоже уставилась на стену, будто она является их семейным психологом, – ты бы буквально умер, если бы не изменял. Думаешь, я бы этому обрадовалась? И к тому же, разве ты собираешься продолжать это дело?       Ливио тут же посмотрел на неё и, заглянув прямо в глаза, яростно замотал головой.       — Ни за что. Теперь у меня есть ты.       Грейвс тепло улыбнулась и положила голову на плечо парня, поглаживая его руку. Почувствовав, что он значительно успокоился, успокоилась и Грейвс. Но положение подстёгивало задать так долго волнующие вопросы – момент был самый подходящий.       — Как думаешь, почему у нас с тобой такая тяга друг к другу? Мы ведь почти ничего не знаем друг о друге. Даже целого дня вместе не провели.       — Не знаю. Я уже предполагал, что это может быть связано с тем, что в тебе моя стихия, то есть, буквально частичка меня. Ещё один вопрос – почему я живу так долго. Возможно, из-за того же, – Ливио отвернулся от стены и посмотрел на Грейвс. Долго смотрел в глаза, не отрываясь, и потом продолжил, – ты изменилась. Не только цветом глаз. Расскажешь?       Грейвс со вздохом кивнула:       — Короче говоря, раньше я подпитывалась страданиями людей и в какой-то момент перенасытилась. Иного объяснения нет. Я упала в обморок, с того света меня вытащил Скамандор – тот парень, который не захотел жать тебе руку – и дал время прийти в себя. С того дня я подпитываюсь человеческой радостью. Точно, ещё цвет глаз, – она призадумалась, – и, пожалуй, сам характер довольно сильно изменился.       — Интересно. Читал о таком, но не встречал, – Ливио развернулся всем корпусом к Грейвс и взял её за руки, – давай поговорим этой ночью обо всём, что терзало нас свыше пяти сотен лет. Я хочу узнать тебя лучше.       — На это уйдёт вся ночь, – девушка поймала себя на мысли, что начинает смущаться от такого долгого зрительного контакта с Ливио. Его глаза проникают в самую душу, и хоть ей нечего было скрывать, она всё равно волновалась, – задаём вопросы по очереди, так? – парень кивнул, – последний раз, когда я тебя видела, ты был в компании шести девушек. Кто они? Мне просто интересно, – добавила Грейвс, заметив, как изменился взгляд Ливио.       — Мои сёстры. Сейчас они моя единственная родня, остальная умерла. Моя очередь. Ты встречалась с кем-то за этот промежуток времени?       — Да, но влюблена не была. Почему на записке ты тогда оставил четырёхлистный клевер?       — Наш фамильный знак. Надеялся, додумаешься поискать среди семей саламандр, – Ливио ухмыльнулся в ответ на наполненный скепсисом взгляд рыжей, – не решился написать фамилию, прости.       — Паршивец. Я-то подумала, что ты так насмехаешься надо мной. Знаешь, как я тебя возненавидела? Хотела найти только лишь для того, чтобы прикончить.       — А потом?       — А потом поняла, что силёнок не хватит. Рука не поднимется. Тогда мне стало очень плохо, и я стала мучить людей в два раза больше. Ты разбил мне сердце.       — А ты была чувствительной, да? Ладно, я был не лучше. Поначалу делал вид, что ничего не произошло, а потом нахлынуло осознание, что таких как ты больше нет. Ты – одна-единственная во всём мире. Я стал изводить себя голодовками. Не смотрел ни на кого и разъезжал по странам в надежде отыскать тебя. Ты ведь другой расы, я не мог обратиться к поисковым службам. Возникли бы вопросы.       — Ты… искал меня? – Грейвс в шоке уставилась на него, будто он только что признался в убийстве, – я была нужна тебе…       Очень важны были эти слова для неё даже сейчас, когда, казалось бы, она не должна сомневаться в своей значимости. Они били в самую точку. Грейвс не заметила, как начала плакать. Осознала это только тогда, когда уткнулась носом в чужую грудь и ощутила на своей спине узкие ладони.       — Зачем мы начали этот разговор? Разворошили все проблемы, – сквозь слёзы прошептала ведьма и сильнее сжала чужую водолазку, – я давно не говорила о том, что волнует меня.       — И разучилась понимать себя, так?       — Нет. Никогда не умела. Лишь диктовала сама себе правила, по которым обязана жить, и только они были истинно верными. Только придерживаясь их, я могла выжить.       — Прислушайся к себе. Спроси сама себя: почему ты сейчас плачешь?       — Я… – Грейвс сбилась и заплакала сильнее.       — Ты устала быть сильной. Из-за того, что ты так привязана ко мне, винишь себя, ругаешь. Считаешь себя слабой из-за этого, следовательно, лёгкой добычей, – Ливио читал её мысли и поражался тому, насколько случай запущенный.       — Я никогда по-нормальному не выговаривалась даже лучшим друзьям, и мне ужасно стыдно из-за этого. Но как я могу поговорить с ними, если даже с самой собой не в состоянии? – сквозь всхлипы проговорила Грейвс и развернула голову, прикладываясь к груди Ливио другой щекой. Всё лицо горело, будто у неё подскочила температура. Казалось, голова наполнилась свинцом – очень неприятной, тянущей болью она отдавала. Грейвс чувствовала, как медленно но верно открывала себя перед Ливио. Ещё совсем чуть-чуть, и душа оголится полностью.       — Почему не можешь поговорить с самой собой? – Грейвс чувствовала себя на приёме у психолога, но эта черта Ливио ей определённо придётся по душе, учитывая, как часто она загоняется на самом деле.       — Кажется, что это бесполезно и ни к чему не приведёт. Разве что начну чувствовать себя ещё более жалкой.       — Тебе важно моё мнение?       Рыжая даже ненадолго прекратила плакать и подняла глаза на серьёзное лицо парня.       — Что?       — Я заметил, насколько тебе важно моё признание. Мне даже показалось, что тебе моё слово дороже собственного. Это плохо. Но скажи, ты готова принять к сведению моё мнение?       — Конечно, – казалось, Грейвс не хотелось этого признавать, однако это было правдой.       Ливио невообразимо тепло улыбнулся и снова сел напротив ведьмы, беря её руки в свои. Сначала Грейвс пыталась прятать заплаканное лицо в волосах и за плечом, и тогда он взял его в руки, просто не давая возможности отвернуться.       — Я много людей повстречал. Да и ты тоже, мы с тобой уже старички. И много кого я решился бы назвать жалким, хотя бы из-за их нежелания жить. Неправильно их судить, но и я не пример для подражания. Но, Грейвс, ты – последняя, кого я посчитал бы жалкой. Сложно сказать, чем ты меня зацепила тогда в кабаке, но потом ты определённо сразила меня наповал своей решительностью. Ты знаешь себе цену. И хотя сейчас я вижу, какой ещё ты можешь быть, меня это ничуть не отталкивает. Быть слабой нестыдно. Мы с тобой живые существа, мы имеем право плакать, грустить и злиться. Это, в общем-то, и делает нас живыми. Жалок не тот, кто время от времени даёт слабину, а тот, кто не в состоянии это признать. Ты искренне раскаиваешься в том, в чём совершенно не виновата. Слышишь? – всё то время, что Ливио говорил, Грейвс не могла держать слёз. Они буквально лились градом, заливая ладони парня, и она не смогла бы сказать точно, из-за чего она так расчувствовалась. То ли понемногу ей становилось легче, и вместе со слезами уходила скованность, то ли слова Ливио в хорошем смысле достучались до сердца.       Грейвс было необходимо посидеть в тишине, и Ливио понимал это. Прямо за стеной послышалась возня. «Тут впритык соседский курятник», – подумала девушка, и ей стало немного спокойнее. Такие разговоры выбили её из колеи, и она даже на время забыла, где они находятся. Следом она вспомнила о Голди, что спит совсем рядом, о Скамандоре, который умудрился уместиться на маленьком диванчике вместе с Мишель. Грейвс резко захотелось обнять их всех. Заметив, что девушка больше не вздрагивает, Ливио продолжил говорить уже тише, почти шепча на ухо.       — Поговори завтра с друзьями. Я слышу твои мысли, ты хочешь этого.       — Ты прав. Даже слишком, – голос ослаб. Голова словно набита ватой, очень хотелось провалиться в сон, забыться во снах. Желательно спокойных, мирных и радостных.       А ночь такой и была. Она окутала деревню ещё давно, в спокойствии природы ведьмы не нуждались. Просто им необходимо было выложить всё, что так долго накапливалось под сердцем, не давая дышать.