Summary: у крыс есть глаза и уши
———————
Шейра
———————
Шейра прикусила губу, долго и пристально вглядываясь в наконец-то законченный рассказ, который держала в руках. — Теперь это выглядит сносно, — сказал Эймонд, протягивая ей страницы, — независимо от того, что ты собираешься с этим делать. — Но тебе… — Понравилось? — челюсть Эймонда сжалась, и взгляды пары на мгновение встретились, прежде чем они снова посмотрели на страницы. Теперь книга была переплетена. На ней не было какой-нибудь изысканной кожаной обложки, но листы были скреплены друг с другом с идеальной точностью, с которой Шейра никогда бы не справилась. Эймонд сделал это за нее. Единственный верный способ создать рассказ, объяснил он. — Это… неплохо. Шейра прикусила губу, перелистывая страницы, пока потрескивающий камин библиотеки заполнял тишину между ними. Она хотела – нуждалась – в том, чтобы это было идеально. Для ее дедушки. Для тех случаев, когда маковое молоко не становилось преградой между ними. Для того, возможно, чтобы хоть немного облегчить его будни, пока он лежал в постели… разлагаясь. Умирая. — Спасибо тебе, Эймонд. — Все будет хорошо, — прошептала она про себя, сделав несколько глубоких вдохов. Она смогла это сделать! Это был всего лишь глупый рассказ, и, конечно, ее дедушке он понравится. Ему должно понравиться. Он просил, просил и просил всякий раз, когда у нее находилось время почитать ему. Он хотел услышать рассказ, который она написала. Она кивнула и повернулась лицом к дверям в покои деда. — Ему понравится, Шейра, — сказала она себе, когда сир Гаррольд, слегка усмехнувшись, открыл перед ней двери. — Я уверен, что Его Светлости понравится, принцесса, — прошептал он, — что касается Вас и Ваших братьев, принцесса, то нет ничего, что бы ему не нравилось. Шейра улыбнулась лорду-командующему Королевской гвардии. — Спасибо Вам, сир Гаррольд. Гаррольд Вестерлинг склонил голову, и Шейра вошла в покои дедушки. Когда за ней закрылись двери, она осталась в тишине. Воздух был затхлым и спертым, наполненным лишь запахами догорающих благовоний и потрескивающего огня. Солнечный свет, серый, от того что проникал сквозь прозрачные занавески, струился в комнату, отбрасывая ореол на покрытую паутиной модель старого валирийского фригольда. Шейра подумала, что кто-то должен вытереть с него пыль. Она бы так и поступила, если бы не маленькие паучки с ужасно длинными лапками, которые иногда заползали в высеченные в камне расщелины. Шейра проглотила комок в горле и пересекла покои дедушки настолько тихими шагами, насколько смогла. Она раздвинула занавески и мягко улыбнулась, взявшись за стул и придвинув его к кровати Визериса. — Эймма? Шейра напряглась и потянулась к руке деда. — Это я, дедушка, — поправила она, — Шейра? Визерис медленно наклонил голову, половина его лица была прикрыта тканью, скрывая то, что, как она теперь знала, было половиной, которая активно разлагалась. Сегодня он выглядел более бледным, чем обычно, и Шейра нахмурилась, поглаживая его руку большим пальцем. Он попытался улыбнуться. — Ах… моя дорогая внучка, — прохрипел он. Мужчина сжал ее руку, — ты сегодня прекрасно выглядишь. — Спасибо. Матушка заплела мне волосы, — сказала она, — тебе нравится? — Очень. Ты выглядишь… ты выглядишь точь-в-точь как она. Но также т-ты похожа на мою кузину: Рейнис. Ты знаешь Рейнис? — Да, дедушка, — неужели его память увяла так быстро? Или сегодня ему уже успели дать маковое молоко? На прикроватном столике стояла его чашка, и Шейра заглянула в нее, с неудовольствием заметив, что на дне осталось всего несколько капель мака. Он уже выпил его, теперь она была уверена. Поджав губы, Шейра вздохнула и снова наклонилась к дедушке, — как прошел твой день? Было что-нибудь интересное? Визерис улыбнулся своей гнилой улыбкой и прохрипел. — Твоя мать… она привела малышей и… — он закашлялся, издавая хриплые звуки, и Шейра схватила его платок, помогая ему прижать его к потрескавшимся губам, — спасибо, моя… моя дорогая. Рейнира… она… она сказала, что юный Джекейрис собирается жениться? Она кивнула. — Так и есть. На Бейле, твоей племяннице от Деймона. — Ах… хорошо, хорошо. Хорошая пара. — Тебе не терпиться увидеть свадьбу? — спросила она, вытирая слюну с губ Визериса. — Первый из твоих внуков женится. — Не первый. Шейра подняла бровь, и ее рука нависла над его ртом. — Я помню твою свадьбу с Эйгоном, — сказал Визерис, словно победно. Момент самовосхваления за то, что смог вспомнить. Однако вспоминать было нечего. Не было никаких Эйгона и Шейры. И от этого у нее закололо в сердце. — Дедушка, — мягко напомнила она, обхватив ладонями его лицо, — Эйгон женат на Хелейне. Я еще не вышла замуж. — Но я видел это, милый дракон. Я видел это, — его молочно-фиолетовый глаз начал затуманиваться, и когда он посмотрел на потолок, Шейра проследила за его взглядом, — без сомнений… это, должно быть, воспоминание. Ты в короне… цветы в твоих волосах… белое платье, так похожее на платьей моей… моей Эйммы… Видение, поняла Шейра. Это привидилось ее дедушке. Возможно, все было бы лучше, если бы она вышла замуж за Эйгона. Возможно, не было бы так много раздоров, если бы двое старших детей связали себя узами брака перед богами и людьми. Однако история будет написана иначе, печально подумала Шейра. Раздоры будут продолжаться, как это продолжалось много лет, много лет до ее рождения – она знала это. Если бы брак мог решить все проблемы, она бы без пререканий вызвалась добровольно. Если бы брак с Эйгоном облегчил жизнь ее матери, она бы согласилась в мгновение ока. Если бы брак стал ключом к исправлению ситуации, Шейра не стала бы сомневаться. Конечно, брак по любви был ее мечтой, но ведь подобные мечты были у всех, не так ли? Мечты? Почему ее мечты должны сбываться, в то время как мечты многих не осуществлялись? Шейра положила платок на тумбочку и улыбнулась. — Красивая была свадьба, дедушка? — если он уже был одурманен маком, то что плохого в том, чтобы она немного развила его сказку? Сказку для него самого. (Она не стала бы читать ему сегодня. Он был слишком одурманен, и в глубине души она знала, что он был бы опечален тем, что находился под воздействием этого пьянящего молока, когда она впервые читала ему свой подарок. Поэтому она решила попридержать книгу и положила ее в один из ящиков его тумбочки). (Подарок на память). Визерис усмехнулся, повернувшись к ней лицом, и его руки сомкнулись на ее ладонях. — Ты была прекрасна. Даже твоя мать не смогла бы сравниться! — Не уверена, что она бы с этим согласилась, — усмехнулась Шейра. — Нет… нет… все согласились, что ты была самой прекрасной невестой во всем мире. — Даже в Эссосе? — Особенно в Эссосе, милый дракон. Шейра рассмеялась, и даже Визерис издал хриплый смешок – скорее даже вздох. — А мой муж? — спросила она, все еще наслаждаясь этой игрой. — Был ли он так красив, как я того заслуживаю? — Конечно, конечно. Он похож… на меня, понимаешь? — Верно, — засмеялась она, — как я могла забыть? — Визерис думал, что это было правдой, напомнила она себе. Он думал, что она вышла замуж за Эйгона. — А… церемония? Она не была ужасно скучной, не так ли? Визерис покачал головой. — Это было… прекрасно. Так же прекрасно, как и ты, милая девочка. Ни облачка на небе, — его голос снова изменился, приобретая воздушность, словно он находился где-то далеко-далеко. И, возможно, так оно и было. Возможно, маковое молоко перенесло его в тот безоблачный день в его усталом сознании. Но затем он улыбнулся Шейре так, словно знал развязку величайшей в мире шутки, — ты перепутала свои клятвы. Ты… ты помнишь это? — Я? — она с трудом могла бы поверить, что именно она способна запутаться. Если бы кто и мог это сделать, то точно Эйгон. — Дедушка, я не уверена… — Нет, нет, не позволяй этой гордости Таргариенов властвовать над тобой, — дразняще пожурил он, погрозив в ее сторону дрожащим пальцем, — ты перепутала Семерых. Ха, впрочем, я не удивлен, — Шейра помогла ему опустить руку обратно на грудь. Возможно, в его словах был смысл. Возможно, Эйгон и не питал любви к религии, как его мать и брат, но он был воспитан в Вере, а Шейра – нет, — Рейнира никогда особо не интересовалась этой религией. Ни одной из них. Я должен был… должен был знать, — он поморщился, пытаясь устроиться поудобнее, — что ее дети будут такими же, как она. Особенно ты. — Я дочь своей матери, — тихо сказала Шейра. (Однако иногда она не была уверена, что сама в это верила). Визерис улыбнулся. — И твоего отца. «Которого из них? — хотела спросить она. — Того, чье семя создало меня? Того, кто вырастил меня? Того, кто признал меня? — горький привкус появился на ее языке. — Того, о ком я не могу говорить вслух? Того, на кого я совсем не похожа? Того, кто теперь относится ко мне, как к своей собственной дочери?» Глаза Шейры на мгновение вспыхнули. На которого из отцов, по мнению Визериса, она была похожа? Кого из них от считал ее отцом? Который из них… которыйкоторыйкоторыйкоторыйкоторый — Когда твой брат женится, снова вплети цветы в свои волосы, хм? — прохрипел Визерис. — Как ты сделала на своей собственной свадьбе. Шейра сморгнула слезы. (Боль не покидала ее сердце. Она словно бы мгновенно загноилась, как вновь открывшаяся рана, из которой уже сочился гной и яд. Постоянное напоминание всегда смотрело на нее в отражении. Темные волосы. Карие глаза. Светлая кожа. Веснушки. Мягкость в области ее живота и бедер. Округлость щек). (Постоянное напоминание о том, что Лейнор Веларион не был ее родным отцом). (Ее тетя и дяди – с серебристо-светлыми волосами, фиолетовыми глазами, безупречной кожей, состоящие полностью из острых углов, за исключением Хелейны, чье тело перенесло две беременности, все с драконами. Они все были теми, кем не являлась Шейра: истинно рожденными). (В некоторые дни Шейра ненавидела зеркало. Оно напоминало ей о том, что она усложняла жизнь своей матери. Если бы только она родилась мальчиком. Мальчиком, который мог вынести насилие и кровь. Мальчиком с серебристыми волосами, фиолетовыми глазами и более темной кожей – мальчиком, похожим на Лейнора Велариона. Мальчиком, который оседлал дракона). (Если бы Шейра родилась в подобных условиях, возможно, все было бы гораздо проще). Но Шейра не позволяла себе слишком долго предаваться таким мыслям. Если бы она игнорировала их, запрятывала глубоко-глубоко в свой разум, то она могла бы притворяться, что этих желаний не существовало. Она могла бы быть счастлива. Всегда осторожна – и осмотрительна – в своих действиях, гораздо более, чем если бы родилась похожей на истинного Таргариена-Велариона. Она не могла ошибаться. И не стала бы. — Какие цветы были на моей голове, дедушка? — спросила она, заставляя себя улыбнуться. — Те… те бледно-фиолетовые, которые ты так любишь. — Ах… тогда сирень, — Шейра погладила большим пальцем костяшки пальцев Визериса, — я могу вплести ее. Может, мне также сделать венки для Бейлы и Рейны? — Красный для… для Бейлы. С-синий для Рейны, — сказал он ей. Посмеиваясь, Шейра наклонилась вперед и запечатлела поцелуй на лбу дедушки. — Красный для Бейлы. Синий для Рейны. Может быть… может быть, несколько амариллисов и армерий для Бейлы, и несколько ирисов и гортензий для Рейны? Хотя они могут быть слишком сложн… Визерис сжал ее руку и спросил: — Тебе бы это понравилось, моя дорогая девочка? — Очень. — То-тогда ты подаришь их своим сестрам, — сказал он, — я пошлю слуг… завтра я пошлю их найти эти… — Дедушка, я могу… — …цветы, чтобы ты сделала из них венки. Считай их… подарками, — сказал он с улыбкой, — свадебным подароком, который я тебе так и не сделал, хм? И подарки для моих племянниц на их свадьбы, — он усмехнулся, — пусть это будут подарки трем прекрасным молодым девушкам от старика. (Свадебные подарки, которые он никогда не сможет подарить ей и Рейне). — Спасибо, дедушка. (Визерис, сквозь туман в разуме, который умолял его вернуться ко сну, улыбнулся при виде своей прекрасной внучки. Его первого внука. Его дорогой девочки, так похожей на свою мать. Так похожей на Эймму. Милую Эймму). (Визерис знал, что его жена, должно быть, обожает Шейру. Он знал это). — Ты… ты приведешь ко мне Эймму? — спросил он, и в его усталых глазах заблестела надежда. У Шейры свело живот. — Ты имеешь в виду… ты имеешь в виду Алисенту, дедушка? (Алисента. Подруга Рейниры, не так ли? Дочь Отто?) (Алисентаалисентаалисентаалисентаалисента). (Ох. Верно, Алисента. Жена Визериса. Мать еще четырех его детей: Эйгона, Хелейны, Эймонда… Дейрона). (Эйгон был мужем Шейры, Визерис должен был помнить мать мальчишки). («Твоя жена», — что-то в глубине сознания напомнило ему. Да. Да, его… жена). (Эймма была его женой). — Верно, — услышала Шейра шепот дедушки, — верно. Не могла бы ты… Я думаю, мне пора отдохнуть, моя дорогая. — Ты… — Час уже поздний, — продолжил Визерис. Но это было вовсе не так. Было совсем не поздно. Солнце еще даже не начало заходить, — мне нужно… Мне нужно поспать. Шейра вздохнула. — Дедушка… — Спокойной ночи, Шейра, — сказал он, целуя костяшки ее пальцев, прежде чем отпустить ее руки, — отправляйся к своему мужу, хм? Ты выглядишь т-так прекрасно. Я уверен… я уверен, что он хо-хотел бы, — он кашлянул, на этот раз более резко, — увидеть тебя сияющей. Самый… самый красивый дракон из всех. Шейра, борясь с желанием расплакаться – то ли от разочарования, что он хотел от нее отмахнуться, то ли от печали из-за его ухудшающегося разума, то ли от злости, что он стал настолько не похож на того, кем, по словам ее матери, он был раньше, но она не могла быть уверена, – смогла лишь кивнуть и заставить себя улыбнуться. — Конечно, дедушка, — прошептала она с надломленным голосом, — в следующий раз… в следующий раз я почитаю тебе? И, может быть, я смогла бы принести масла и припарки для ранок? — Это было бы славно, Шейра. Она кивнула и встала с его кровати. Склонив голову – она всегда будет уважать своего короля, даже если он всего лишь человек, прикованный к своей одинокой постели с болезнью, которую не могли вылечить даже самые лучшие лекарства, – она посмотрела на тумбочку, куда спрятала книгу, а затем ушла. — Я люблю тебя, дедушка, — сказала она ему. — И я тебя, милая девочка. (Шейра заперлась, когда вернулась в свои покои в тот день, и заплакала. Она плакала, плакала и плакала в свои подушки). (Она не пошла в библиотеку, и Эймонду показалось странным, что после установления привычного распорядка, Шейры там внезапно не оказалось. Что он остался один в такой огромной комнате. Что она не сидела напротив него или рядом. Что она не действовала ему на нервы непрекращающимися вопросами и не барабанила пальцами по столу. Что она не была… с ним). (К несчастью для Эймонда, это был не единственный день, когда ее не было за их столом).***
— С чего вообще следует начинать делать прическу? — взвизгнула Бейла, придерживая руками свои серебристые кудри, в то время как беспокойство отразилось на ее бровях. Она продолжала расхаживать по семейным покоям взад-вперед, взад-вперед, а ее полные губы были покрыты синяками от зубов. — Стоит ли мне собрать их сверху? Или оставить опущенными? Или заплести в косу? Что, черт возьми, мне с ними делать? — Бейла, дорогая, — усмехнулась Рейнира, — мы разберемся с этим… — Это будет тревожить мои мысли каждый день! — Бейла вскинула руки вверх. — Я не смогу сосредоточиться на своем платье, или на чем-то важном, или… или, о Седьмое пекло, мне нужно помочь вам выбрать блюда для пира и… и… — С тобой все будет в порядке! — застонала Рейна, приоткрыв один глаз, когда она свесилась с дивана вниз головой. — Это всего лишь твои волосы. — Всего лишь… мои… — Бейла недоверчиво уставилась на своего близнеца, — ты… ты что, черт побери, совсем глупая? Всего лишь мои волосы! — Ну вот, Рейна, снова ты это сделала, — пропела Шейра, сосредоточившись на том, чтобы сплести стебли нескольких цветов вместе для тренировочного венка. Ее дедушка сдержал свое обещание; он подарил ей цветы, которые она упомянула, с некоторыми дополнениями, которые она сама сорвала в саду. Однако эти стебли амариллиса оказались раздражающими. Последние несколько дней были заполнены тем, что она помогала матери, Бейле и Рейне готовиться к предстоящей свадьбе. Помогала ли она с цветами, или с пошивом платья, или присматривала за братьями, или развлекала сводных сестер – она всегда была чем-то занята. (Однажды ее посетила мысль, что она хотела бы отправиться в библиотеку и присоединиться к Эймонду, или заставить его снова спуститься с ней к воде, но в остальном она с головой ушла в подготовку, и с таким сознанием, как у нее, ей было трудно думать о чем-то еще, кроме задачи, стоящей перед ней). Рейна закатила глаза и опустила руки. — Я просто говорю правду! — защищалась она, когда Рейнира прикрыла рот рукой, чтобы рассмеяться. — Никому не будет дела до твоих волос! Они все будут сосредоточены на еде, турнире и… и твоем платье! Платье – вот что важно. — Рейна права, — тихо попыталась успокоить Бейлу Рейнира, и с ее губ сорвался смешок, — когда я выходила замуж за сира Лейнора, мои волосы были… это определенно было нечто. Я ненавидела их больше всего на свете, поэтому те рубины, которые ваш отец прислал мне много лет назад, я вплела в волосы, в надежде сделать прическу немного более сносной, — она погладила руки Бейлы, — все будет хорошо, я клянусь тебе, моя дорогая девочка. Бейла надулась, и ее полные губы задрожали. — Я хочу, чтобы все было идеально. — Так оно и будет, — пообещала Рейнира, запечатлев долгий поцелуй на лбу Бейлы. Одной рукой она поглаживала густые кудри девушки, а другой заключила ее в свои теплые объятия, — так оно и будет. Это событие станет гораздо более радостным, чем у моих единокровных братьев и сестры, и уж точно гораздо лучше, чем моя собственная свадьба. — Джейс вообще хочет на мне жениться? — спросила Бейла тихим голосом. Нерешительным. Нервным. Шейра подняла голову, впервые с тех пор как начала работать над венком, и невозмутимо сказала: — Бейла, он не может заткнуться с тех пор, как о свадьбе было объявлено официально, — именно она приняла на себя всю тяжесть его бредней. Она и Люцерис, — я не думаю, что он когда-либо хотел чего-то больше. — Согласна, — присоединилась Рейна. Она приподнялась, на мгновение схватившись за голову из-за внезапного головокружения, от которого перед глазами замелькали пятна, и указала дрожащим пальцем на своего близнеца, — с политической точки зрения, это хорошо для всех нас. И к счастью… Джейс наконец-то перестанет понуро скитаться по Драконьему Камню, потому что тебя нет рядом. И, конечно, в романтическом плане вы оба будете радоваться и любить друг друга всецело, заведете детей, — она повела рукой, — бла-бла-бла… долго и счастливо! — Я не верю, что это так работает, — пробормотала Шейра, возвращаясь к своему венку. — Конечно, все именно так! — защебетала Рейна. — Разве я не права, матушка? (Бейла и Рейна, называющие ее «матушкой», никогда не выбивали Рейниру из колеи. Насколько бы странно ни было к этому привыкнуть. Определенно, это являлось умением, которому она завидовала, поскольку Деймон ни разу не выглядел удивленным, когда Шейра называла его «отцом», в то время как мальчики предпочитали «Деймон»). — Совсем немного, — засмеялась она, — это может стать сюрпризом для всех вас, но… мы с вашим отцом не всегда сходимся во мнениях. Например, дети? Да. Любовь? Да. Но «долго и счастливо» существует только в сказках, — она кивнула Шейре, — которые вы так обожаете. — Они довольно забавные, — хмыкнула Шейра, заслужив милую улыбку от своей матери. Она переплела один стебель цветка с другим и прикусила губу, проверяя, насколько хорошо держится венок в подобном жгуте, — не волнуйся, Бейла. Джейс обожает тебя, и, если бы выбор пал на тебя или Вермакса, что ж, — она поджала губы, — он, возможно, и вправду задумался бы о тебе, что, конечно, красноречивее, чем остальные из нас могли бы выразить. Рейна фыркнула, заслужив ухмылку Шейры, и откинулась на диван, ухватившись руками за край подушки и лениво болтая ногами. Рейнира улыбнулась девочкам. (Несмотря на беспокойство, бурлящее в ее нутре и наполняющее ее грудь пташками, пока она пыталась придумать, как лучше сообщить новость Шейре). Она прочистила горло, одной рукой придерживая свой округлившийся живот, и посмотрела на трех дочерей, которых она так нежно любила. — Возможно, скоро… Бейла будет не единственной, кто беспокоится из-за свадьбы? Шейра издала тихий победный возглас, удачно просунув между амариллисами неколько веточек гипсофилы. — Я думала, мы с Люком поженимся через два года? — сказала Рейна, нахмурив серебристые брови. — Я бы не сказала, что это так уж скоро… Обе близняшки смотрели на Рейниру, и когда фиолетовые глаза наследницы переместились на Шейру, девушки обменялись удивленными взглядами. (Возможно, величайшим достижением любой пары близнецов было то, что они могли общаться посредством безмолвных взглядов). («Эймонд?» — спросила Рейна у своей близняшки, слегка кивнув головой в сторону Шейры). («Не будь глупой, — фыркнула Бейла, закатив глаза, — думаешь, Рейнира обручила бы своего первенца с гребаным Эймондом?») («Нет, — хмыкнула Рейна, прикусив щеку, — но что они собираются делать? Они… — пальцы Рейны начали теребить подушку, когда беспокойство захлестнуло ее разум и сердце, — они… нравятся друг другу»). («Тебе тоже нравится Шейра. Но это не значит, что ты будешь бороться за то, чтобы быть с ней»). (Рейна свирепо посмотрела на своего близнеца). («Это было жестоко»). («Я говорю только правду, Рейна, — Бейла пожала плечами, — сомневаюсь, что кто-то из них настолько увлечен другим, что будет бороться за это»). Шейра, сбитая с толку тишиной, оторвалась от своего занятия, готовая продемонстрировать свою работу. Однако при виде того, как все уставились на нее, она положила венок на колени. — О чем это вы? Вздохнув, Рейнира подошла к дивану – к своей дочери – и обхватила лицо Шейры ладонями, улыбаясь ей. Улыбаясь вылитому образу Харвина Стронга. Если и было что-то, что Рейнира очень ценила, когда дело касалось ее сильных детей, так это то, что они были похожи на своего отца. Это могло порождать слухи и вопросы, но Рейнира скучала по нему. Она очень сильно по нему скучала. Боги забрали его у нее, и теперь ее дети являлись единственным воспоминанием о нем. (В последние годы его лицо в ее воспоминаниях стало размытым). (Совсем как и ее матери). — Твой отец и я… мы считаем, что будет лучше, если ты выйдешь замуж. Как и твои братья, — мягко сказала Рейнира. Шейра моргнула. Один раз. Дважды. — За… за кого? Она думала, что будет более… взволнована этой новостью. Она всегда хотела выйти замуж. Найти того, кто смог бы полюбить ее в равной степени, как когда-то это случилось и с ее матерью. Найти кого-то, кто дорожил бы ею и подарил бы ей весь мир. Найти такую любовь, о которой она читала. Мысль о том, что Люк и Джейс поженятся раньше нее, наполнила ее глаза слезами. Страх того, что она была нежеланной. Страх того, что она была действительно такой пресной и невзрачной, как о ней говорили люди. Страх того, что она была… недостаточно хорошей для других – простой девушкой-бастардом с хилым телосложением и еще более слабым сердцем. Но… но она уже в течении нескольких недель даже не думала о собственном браке. Мысли о любви все еще часто мелькали в ее сознании, однако она всегда была так занята. Ее дни были заполнены Эймондом, братьями и сестрами, родителями, дедушкой и Хелейной. Сколько времени у нее оставалось на то, чтобы думать о замужестве, когда она пыталась выиграть спор с Эймондом? Сколько времени у нее оставалось, когда она вышивала с Хелейной? Сколько времени у нее оставалось, когда она смеялась до слез вместе с Бейлой и Рейной? Сколько времени у нее оставалось, когда она помогала братьям с их валирийским или развлекала малышей? Для Шейры это открытие оказалось довольно поразительным. Осознание того, что она не была… в восторге. Осознание того, что у нее внезапно сдавило грудь и горло при мысли о браке. Пальцы Шейры переместились с венка на ногти, ковыряя и пощипывая собственную плоть вместо зеленых стеблей. — За кого… за кого я выйду замуж? — спросила она, ковыряя ногти. Ковыряя. Ковыряя. — Это будет полностью твой выбор, — сказала Рейнира, — на свадьбу твоего брата я пригласила мужчин, которые, как я уверена, могут осчастливить тебя. Боюсь, что если я скажу тебе конкретные имена, то ты впадешь в свои невинные фантазии и начнешь слишком много думать, — ее улыбка была искренней. Доброй. Именно такой и должна быть улыбка матери. Но прямо сейчас Шейра не чувствовала тепла, — конечно, ты можешь знакомиться с ними по своему усмотрению, и если среди них найдется тот, кто тебе понравится, тогда… По коже Шейры пробежала дрожь. Пальцы сомкнулись на ее шее. Прохладный пот выступил капельками вдоль ее позвоночника. Не слишком ли туго было зашнуровано ее платье? На ней не было ожерелья, так почему же ей казалось, что ее снова душат? — А если мне не понравится ни один из них? — прошептала она. (Рейнире это показалось странным. Разве Шейра постоянно не читала истории о любви и не рассказывала о них в мельчайших подробностях? Разве ее дочь не должна была быть более взволнованной? Возможно, это были нервы? Шейра всегда была ее нервным ребенком). Рейнира провела большим пальцем по скуле Шейры. — Тогда, полагаю, ты навсегда останешься со мной, — усмехнулась она. (Однако будущая королева была уверена, что ее дочь влюбится в одного из мужчин, на письма которых она в конце концов ответила. Шейра была доброй, милой и нежной. Несомненно, лорды и принцы полюбили бы ее без остатка. Они должны были, учитывая, что Рейнире потребовалась почти неделя, чтобы убедить Деймона показать ей, куда он запрятал все письма с предложениями руки ее дочери). («Они все равно бесполезны, — сказал он ей, отказываясь встречаться с ней взглядом, когда подвинул коробку в ее сторону, — ты думаешь, что хоть один из них достаточно хорош для твоей драгоценной дочери? Что хоть один из них достоин ее валирийской крови?») («Я полагаю, ты сказал ей, что это моя вина, что она все еще не замужем?» — с улыбкой спросила Рейнира, перебирая коробку в поиске имен, которые, как она рассчитывала, могли бы подойти). (Деймон закатил глаза). («Возможно, я и сказал что-то в этом роде, но это не имеет значения. Ты не хочешь отпускать ее. А я не хочу, чтобы мою… нашу девочку бросили на съедение волкам»). (Рейнира потянулась через стол и сжала руку своего мужа. Она хотела, чтобы он знал, как сильно ее сердце болело по нему. Как ее огонь горел вместе с его собственным пламенем. И, в случае того, если бы его огонь погас, она непременно последовала бы за ним). («Этого не случится, — пообещала она, — моя дочь любит море и солнце. Она никогда не окажется вдалеке ни от того, ни от другого»). Губы Шейры дрогнули, и она снова наклонила голову в надежде, что горячее жжение покинет ее глаза. — Пожалуй.———————
Эймонд
———————
— Если ты продолжить сверлить взглядом эту книгу, брат, — разнесся по комнате мягкий голос Хелейны, — то она непременно загорится, — она хихикнула про себя – легкий звук, заставивший Эймонда сжать уголок страницы – и хмыкнула, продолжая трудиться над своими стежками. Эймонд повернулся лицом к старшей сестре, переводя взгляд с ее улыбки на занятые руки. — Я не… сверлю книгу взглядом, — возразил он. — Ммм, а мне кажется, что да. — Нет. — А вот и да, и мне интересно, — она постучала иглой по натянутой ткани, — не потому ли это, что теперь ты чаще проводишь время со мной? Эймонд вздохнул. Еще одна из ее загадок, подумал он. Он закрыл книгу и положил ее на стол, откинувшись назад и скрестив руки на груди. — Что это должно значить, Хелейна? — он никогда не был хорош в том, чтобы понимать ход ее мыслей. — Именно то, о чем ты думаешь, — сказала она, — я не настолько скучна, знаешь? Я могу… — она замолчала, внезапно сузив глаза на что-то позади Эймонда, — у крыс есть глаза и уши, они почти ничего не боятся, — прошептала она, — но они хромают, и тем, кто в зеленом, следует быть осторожными. Эймонд обернулся и, к своему небольшому удивлению, заметил крысу, сидящую на камине и жующую какую-то крошку. Ее глаза-бусинки были устремлены на Хелейну, как будто пара состязалась в пристальных взглядах, и, раздраженный наплывом крыс, которые, казалось, появлялись повсюду в последнее время, Эймонд встал и прогнал животное прочь. Он наблюдал, как она бежала в противоположную сторону, по лепнине и вдоль плинтусов, пока не скрылась из виду под комодом. Он ущипнул себя за нос, прислонившись к камину, и, прикусив щеку, уставился на пламя. — Я не знала, что ты интересуешься переплетом книг, брат, — сказала Хелейна, по-видимому довольная тем, что крыса сбежала. Однако она не сводила пристального взгляда с пространства, в котором она исчезла. — Я не интересуюсь. — И все же ты переплел одну? — Я скрепил несколько страниц, — насмешливо ответил он. Это вряд ли можно было считать книжным переплетом. — И все же, ты нашел время, чтобы сделать это. Любопытно… — Хелейна склонила голову набок, ее бледно-фиолетовые глаза медленно переместились и остановились на Эймонде, — почему? — Почему… что? — Почему ты это сделал? — Потому что… — у Эймонда был ответ. Конечно, у него был ответ. Он знал его. Он сделал это по какой-то причине. — Что ты делаешь? Эймонд держал страницы высоко над головой, достаточно высоко, чтобы она не могла дотянуться. Он находил это забавным, когда она тянулась так высоко, как только могла, стоя на носочках, пока ее пальцы тянулись к тому, к чему она никогда не смогла бы прикоснуться. Она прикусывала нижнюю губу, создавая на устах хмурую складку, в то время как между ее темных бровей залегала тень разочарования. Но Эймонд не улыбался. Нет, он разыгрывал беспечность, как опытный актер, делая вид, что интересуется книгой, которую он снял с полки. — Рассказ закончен, не так ли? — спросил он. — Ну, да, но… — Все книги, которые ты заставляла меня читать, какими бы скучными и шаблонными они ни были, по крайней мере были склеены и переплетены, — сказал он ей так, словно она была глупым ребенком, нуждающимся в объяснении основ мира. Принц знал, что это подействует ей на нервы и побудит к спору ее серебристый язычок, который заставлял его пульс учащаться, а кровь бурлить, словно в ее руках был меч, — ты написала рассказ, или, по крайней мере, попыталась, — это вызвало у нее взрыв негодования, отчего она больно шлепнула его по бицепсу, — так что, по крайней мере, будет правильно, если он будет сплетен. Шейра пробормотала валирийское проклятие и прислонилась спиной к книжным стеллажам, скрестив руки на груди, а Эймонд краем глаза заметил, как она глубоко вздохнула. — Прекрасно, — пробормотала она, — но ты должен прочитать эту версию, пока будешь переплетать ее. Иначе… — Иначе…? Ее щеки вспыхнули легким румянцем, и она отвернулась, однако Эймонд все равно заметил ее смущенный вид. Он усмехнулся. Его всегда забавляло, когда она краснела от прилива унижения, и наклонился к ней, используя ее бумаги, чтобы повернуть лицо девушки к себе. — Ну что, племянница? — прошептал он, пробегая взглядом по ее лицу. Он обнаружил, что ему нравилось наблюдать за тем, как эти раскаленные карие глубины расширялись до невозможности. Он наслаждался мягким румянцем на ее веснушчатых щеках. Ему нравилось наблюдать, как ее потрескавшаяся губа выскальзывала из-под искривленных зубов. Ему нравилось наблюдать, как она делала шаг назад, как она сглатывала, словно он был волком, а она ланью. Он наслаждался трепетом, наблюдая, как она извивалась. — Иначе что? При этом воспоминании Эймонд сжал рукой плащ. Их предпоследняя встреча состоялась совсем недавно. А последняя – когда он отдал ей книгу утром. Она так осторожно держала ее в руках, что он не был уверен, что книга вообще касалась ее кожи, словно бы она вовсе парила над ее пальцами. — Мне нравятся книги, — решил он, — несомненно, создание книг может распространяться и на эту сферу интересов, не так ли, сестра? — Хм… возможно, — сказала она. Хелейна положила пяльцы на колени и посмотрела в сторону дверей, — ты случайно не видел Шейру Веларион? Обычно мы проводили вечера вместе, но прошло уже несколько дней… — Я не знаю, где она, — быстро перебил Эймонд. (Он не заметил, как приподнялись его плечи, как выпрямилась спина, как дважды щелкнула челюсть, как его рука вцепилась в край плаща, словно за рукоять меча). (Однако Хелейна заметила. Она увидела это ясно как день, и, хотя ее разум умолял погрузить ее в очередное туманное видение, от которого у нее скрутило бы живот, она оставалась здесь и не могла не улыбнуться самой себе. Ее брат никогда не обладал умением скрывать свои эмоции, как бы сильно он ни старался. Его было так же легко считать, как и книги, которыми он в последнее время якобы не наслаждался, по совету их племянницы). Хелейна хмыкнула. — А… ну, я полагаю, что она была занята, помогая матери с приготовлениями к свадьбе. И все же… мне не хватает ее общества. Свадьба. Верно. Эймонд почти забыл об этом. Он почти забыл, что Джекейрис, бастард-притворщик Стронг, в ближайший месяц женится на Бейле, истинной Веларион-Таргариен. Конечно, подумал Эймонд. Конечно, она стала бы помогать. Мать заставляла ее помогать растить мальчиков, которые не были ее собственными детьми, так почему бы ей не потребовать от Шейры помощи в планировании свадьбы? А Эймонд… ему хотелось рассмеяться. Ему чертовски хотелось рассмеяться, потому что он подумал, всего на мгновение, что, возможно, она решила избегать его. Какой неблагодарной она ему казалась! Даровать ему прощение, убаюкать его чувством отпущения грехов, а затем оттолкнуть его, как только она получила то, чего хотела. Разве не этот рассказ возвращал ее обратно? Рассказ, который он помог ей исправить, пройдя через Седьмое пекло? Рассказ, который он переплел, потому что… не имело значения, почему он это сделал. Он просто сделал это. А она приняла книгу с благодарностью и исчезла. Его испытание прощением было завершено, ничто не удерживало ее в их… чем бы это ни было. Но, но конечно! Да, она, несомненно, была занята и… и она была слишком слабовольна, чтобы вести себя настолько черство. Нет, напомнил он себе, она так же была труслива и, несомненно, убегала, когда возникала вероятность стычки. А еще она была девушкой греха! Конечно, она потворствовала его страданиям. В его слабости. В его смертельной нужде получить ее прощение, потому что он был набожен и добр, и он не намеревался принуждать окружающих к страданиям так же, как она заставляла его. Он ненавидел то, что каждый его день состоял из побелевших костяшек пальцев, рассеянности во время тренировок, беспокойных ночей и перечитывания одной и той же страницы снова и снова, и снова, и снова, и… — Ох! Шейра! Эймонд повернул голову в сторону дверей, его рука разжалась, а облегчение разлилось по напряженным сухожилиям, которые он изводил на протяжении последней недели. — Не хотела бы ты присоединиться ко мне и Эймонду… — жизнерадостный настрой Хелейны померк в сознании одноглазого принца. Своим единственным глазом он видел лишь одно. (Он не понимал, почему воздух плавно наполнял его грудь. Почему он чувствовал, как опускались его плечи. Почему его ноги уже начали двигаться. Почему острый капкан медленно отпускал его успокоившееся сердце). (И когда только подобные тиски успели овладеть им?) Шейра стояла за дверью, сложив руки поверх своих черных юбок. Опустив голову и расправив плечи, она ковыряла ногти. Ковыряла, ковыряла и ковыряла. На некоторых пальцах кровь уже засохла. На других проступали свежие капли. Ее руки дрожали. Эймонд оттолкнулся от камина, словно это было единственным логичным решением, и быстро пересек комнату, намереваясь сделать единственное, что было в его силах. То же, что он делал и для своей матери. — Прекрати, — прошипел он на валирийском, хватая ее за руки, чтобы разнять их, — ты причиняешь себе боль, глупая девчонка. (Ее руки были холодными. Холодными и липкими. Он ненавидел это. Эймонд ненавидел это. Ее руки всегда были теплыми. Теплыми, мягкими и…) (Ему не понравилось, что ее руки были холодными. Вот и все). — Мне… мне жаль, — пробормотала она, — я не… могли бы мы… ах… мог бы ты… Эймонд усмехнулся: — Ты бросаешь меня и думаешь, что можешь предъявлять ко мне требования? Неужели твоя гордость не знает… Слова замерли на его внезапно пересохшем языке, когда он услышал это. Всхлипывание. Он услышал это ясно, как день, и прочувствовал это так же, как земля чувствует приближение неистовой бури. — В чем дело? — быстро спросил он. Кто-то был жесток с ней? Сказал что-то, чего не следовало говорить? Как те развратные подлецы в септе? Кто-то причинил ей боль? Кто-то… Ему потребовались все силы, чтобы случайно не вывихнуть ей пальцы, когда огонь лизнул его сердце при подобной мысли, окрасив его зрение в багровый цвет. — Шейра, скажи мне… — Не мог бы ты отвести меня в септу? Тишина. Прерываемая лишь сдавленными всхлипами, которые были слабее, чем ее сердце при виде крови. Приглушенный шепот, который Эймонд не был уверен, что правильно расслышал. Он должен был быть в восторге. Довольным. Победоносным! Шейра практически умоляла его – набожного последователя, человека великолепия, правды, и справедливости Семерых – привести ее к свету Веры. Привести ее в священное здание в Красной крепости. Привести ее туда, где он ежедневно молился со своей матерью и септоном Юстасом. Отвести ее в единственное место, где она могла по-настоящему почувствовать волю богов. Ему следовало бы швырнуть подобной истиной ей в лицо. Напомнить ей о ее греховном рождении и существовании. Ему стоило бы пойти к своей матери и сказать ей, что ему удалось сделать это. Что ему удалось сокрушить одного из незаконнорожденных детей Рейниры Таргариен. Но вместо этого злобные тиски вновь овладели его сердцем, и он почувствовал, как начал сжиматься его желудок. Он не мог поступить так, как ему следовало. Он не мог. Он мог лишь осторожно взять ее за локоть и повернуться к Хелейне. — Я вернусь, — сухо сказал он ей. И он вернется. Рано или поздно. Хелейна перевела взгляд с его ладони на руку Шейры и кивнула, спокойно возвращаясь к своему вышиванию. — Остерегайся хромоты, которую несут крысы, — снова сказала она ему, на что он смог лишь медленно кивнуть, прежде чем вывести Шейру из комнаты. (Хелейна смотрела им вслед. Она наблюдала, как Эймонд направлял Шейру прикосновением, которое он когда-либо использовал только в отношении нее или их матери. Она наблюдала, как он склонил голову к Шейре, и его взгляд скользил по ее лицу, скрытому волнами темных волос. Она смотрела до тех пор, пока за ними не закрылась дверь, оставив Хелейну наедине со своими видениями, жуками и вернувшейся крысой). (Она ненавидела крыс). (А некоторое время спустя, когда Эймонд все еще отсутствовал, Алисента вошла в покои в сопровождении сира Кристона). — Где Эймонд? — спросила Алисента. Хелейна посмотрела между ними, теперь уже сидя вместе со своими детьми, которые бесцельно дергали ее за желтые юбки. — Не здесь? — Сегодня он снова пропустил тренировку. Первый раз на этой неделе, — огрызнулся Кристон, хотя в его словах не было того яда, который он обычно использовал, когда обращался к определенной принцессе, — мы знаем, что в последнее время он бывал здесь чаще, чем обычно. Хелейна пожала плечами, когда ее мать присоединилась к ней на диване. — Он был здесь ранее, но недавно ушел. Мне жаль, что я… — Все в порядке, моя милая девочка, — проворковала Алисента, пытаясь погладить Хелейну по волосам, однако та отстранилась. Королева заставила себя улыбнуться и положила руку на колени, — мне нужно сообщить ему о… о предстоящем решении, которое он должен принять, но я полагаю, это может подождать. Он обязательно вернется к своей матери, не так ли? Море омывает черные сапоги. Сапфир зарыт в песок. Драконы вопят над облаками. Нет, подумала Хелейна, глядя на свою брошенную вышивку с изображением паука-черной вдовы. Однако там, где должны были быть красные песочные часы, она вышила зеленые. Нет, Эймонд больше не был привязан к зеленой королеве. И Хелейна подумала, что, возможно, он больше никогда не будет. И, вероятно, не был уже очень-очень давно.*** ***
По ту сторону замка трость ритмично постукивала о камни, волоча за собой ногу. Человек с кровью Первых людей наклонился и бросил крысе кусок сыра. На его губах заиграла жесткая улыбка.