Summary: даже солнце не сравнится с огнем дракона
———————
Рейна
———————
Рейна прислонилась к одной из колонн – эту привычку она, как ей казалось, переняла от своего отца, который всегда был более худощавым – и наблюдала через плечо, как Шейра прогуливается по саду с Квореном Мартеллом. Между ними было приличное расстояние, как будто они были не совсем друзьями, но и не совсем незнакомцами. Рейна наблюдала, прикусывая щеку до крови. Она смотрела и смотрела. Конечно, она знала, что этот день настанет. Конечно, она это знала. Однако от этого смотреть было ничуть не легче. Одного взгляда на Шейру с Эймондом было достаточно, чтобы у Рейны кружилась голова от зависти. Этого было достаточно, чтобы у нее сводило живот, а глаза загорались зеленым пламенем. Но Рейна была готова на все ради Шейры. Она всегда была готова. И если это означало прикусить язык и помочь защитить то, что делала Шейра, то она так и поступит. — Ты когда-нибудь целовалась с кем-нибудь раньше, кузина? — спросила однажды Рейна, глядя на Шейру, когда они грелись на солнце после утреннего купания. Шейра поджала губы, откидывая свои темные волосы на край массивной скалы. Ее плечи и щеки покраснели, а веснушки казались невероятно темными на фоне ее загорелой кожи. — Нет, — ответила она с неловким смешком. Она выжала остатки морской воды и пальцами расчесала волосы по спине, — не думаю, что мне позволено. По крайней мере, пока я не выйду замуж. — Ты знаешь, — хмыкнула Рейна, — что Бейла играет с мальчиками в Дрифтмарке в игры с поцелуями? — Правда? А бабушка знает… — Конечно, она знает! — Рейна рассмеялась и откинулась на скалу, болтая голыми ногами. Подсвеченные солнечным светом струйки морской воды стекали по ее смуглым икрам и возвращались в нежные волны, набегавшие на выступающую скалу. — Даже отец знает, чем любит заниматься Бейла. Он говорит, что она такая же, как и он. — Джейс будет в ужасе, — хихикнула Шейра. Рейна отмахнулась от ее заявления. — У него игры в поцелуи со своей надежной рукой, он переживет. — У него что? — О… — Рейна поморщилась, оглянувшись на Шейру. — Я не должна была тебе этого говорить. Тем не менее! — она хлопнула в ладоши и толкнула Шейру локтем. Красивую Шейру. — Если они играют в игры с поцелуями, то и ты, конечно, можешь! Шейра прикусила нижнюю губу, и Рейна наблюдала, как девушка опустила взгляд на воду. Капли брызнули им обоим в лицо, но Рейну, казалось, это не волновало. Не тогда, когда она наблюдала, как ее кузина хлюпнула носом и поспешно вытерла воду с лица с такой яростью, что это вызывало у нее смех. Она всегда смеялась вместе с Шейрой. Это было нетрудно. Если Шейра всегда могла вызвать у нее улыбку, то, конечно, смеяться было так же привычно? И, конечно же, это теплое чувство было таким же естественным? То, которое Рейна чувствовала только рядом с Шейрой? То, от которого у нее скручивало живот, словно он был наполнен китами, которых иногда можно было увидеть на горизонте. То, которое заставляло ее думать, что ей не понадобится дракон, потому что, по крайней мере, она могла бы проводить все свое время с Шейрой, если они обе будут бескрылыми. То, которое заставляло ее мечтать о Шейре, об их совместном времяпрепровождении, об их днях, проведенных в городах на Драконьем Камне, о том времени, когда они читали, вышивали или занимались черт знает чем, потому что могли. Потому что ни у одной из них не было никаких обязанностей, кроме как помогать с младшими детьми. Потому что ни одна из них не делала ничего, кроме как проводила все свободное время друг с другом. Это чувство все чаще и чаще обжигало щеки Рейны, когда они плавали вместе. Это чувство заставляло ее сердце трепетать, когда Шейра хватала ее за руку и тащила куда-то в замок. Это чувство вспыхнуло в ней прямо сейчас, когда она смотрела на Шейру рядом с собой. Когда она смотрела на свою кузину и сводную сестру. — Хочешь поиграть в игру с поцелуями? — выпалила она. — С кем? — спросила Шейра, ее щеки ярко пылали. — Здесь только… — Нет ничего плохого в том, чтобы попрактиковаться друг с другом, верно? — обронила Рейна, наматывая на палец свою влажную сорочку, поскольку волнение пробирало ее до глубины души. Почему она спросила? Почему она предложила им попрактиковаться друг с другом? — Я имею в виду… Джейс уже целовался с парнем раньше. Бейла и раньше целовалась с девушкой. До меня доходили слухи, что наши матери были… более чем близкими подругами… так что, конечно, это не… — Хорошо. Фиолетовые глаза Рейны метнулись к карим глазам Шейры. Веларион ковыряла свои ногти, но при этом криво улыбнулась и слегка застенчиво пожала плечами. — Мы лучшие подруги, — рассуждала Шейра, — мы уже целовали друг друга в щеки, так что губы не так уж и отличаются? — Верно! Верно… — Итак… — Итак… — Ты когда-нибудь кого-нибудь целовала? — спросила Шейра. — Нет. — Тогда, полагаю, мы будем одинаково плохи? — хихикнула она, продолжая ковырять свои ногти. Рейна была близка к тому, чтобы перенять эту привычку, учитывая то, что ее сердце почти выпрыгивало из груди. Рейна улыбнулась, нервно выдохнув. — Да… я полагаю. — И… и нам понадобится практика! Для того, когда мы… когда мы выйдем замуж? — Верно, конечно! И лучше… попрактиковаться друг с другом? — Верно… — Шейра медленно придвинулась ближе, и Рейна повторила ее движение. Они смотрели друг на друга, прикусывая собственные губы, прежде чем высунули языки, чтобы избавиться от внезапной сухости. Рейна судорожно сглотнула, когда Шейра спросила: — И только один раз? — Конечно! — только один раз. — Хорошо. — Хорошо. Когда Шейра наклонилась, Рейна подалась вперед. Их головы склонились набок, прижимаясь друг к другу, пока они не почувствовали привкус соли на губах друг друга. Пока они не почувствовали привкус фруктов, все еще ощутимый в их дыхании. Рейна резко вдохнула, когда ее губы соприкоснулись с губами Шейры, и услышала похожий звук, вырвавшийся из уст ее кузины. Рейне показалось, что Шейра пахнет морем и цветами. Ей казалось, что она не сможет насытиться, и когда они наконец отстранились друг от друга – ровно настолько, чтобы отдышаться, – она подумала, что ей нужно снова попробовать Шейру на вкус. Просто чтобы убедиться. — Еще раз? — спросила она дрожащим голосом, встретившись с темным взглядом Шейры. Темноволосая девушка кивнула. — Просто… просто для практики. На этот раз рука Рейны накрыла руку Шейры, в то время как вторая девушка медленно обхватила затылок Рейны, запутываясь пальцами в буйных серебристых локонах. На этот раз их губы приоткрылись, и их кожа вспыхнула, пока они медленно прижимались друг к другу. Пока они продолжали целоваться. Больше, чем один раз. Больше, чем просто для практики. Это чувство в Рейне усилилось, когда она впервые поцеловала Шейру. Из мерцания свечи оно переросло в нечто, что вспыхнуло и грозило испепелить ее сердце в тот день. В тот день на пляже. Когда они были всего лишь молодыми девушками, задававшимися вопросом, почему они чувствуют именно то, что чувствуют. Почему они вдруг поняли, что значит быть более чем близкими подругами, как когда-то их матери. Рейна Таргариен была более чем привязана к Шейре Веларион. И она знала, что Эймонд Таргариен тоже. Как, возможно, и Кворен Мартелл. И она знала, что сгорала от ревности, потому что хотела бы, чтобы именно она шла рядом с Шейрой. Она хотела, чтобы это была она. Она хотела, чтобы это была она. Она хотела, чтобы это была она. — Она добрая? — спросила девушка Мартелл со своего места на каменной скамье, скрестив руки на подоконнике арки. Она наблюдала за происходящим даже более пристально, чем Рейна. Моргнув, Рейна пожала плечами и оторвала свое внимание от Шейры. — Она самый добрый человек из всех, кого я знаю, — честно ответила она. — Пф, — Мартелл надулась, — я ее ненавижу. — Почему? — Рейна не была уверена, что кто-то может ненавидеть Шейру, и уж точно не девушка, которая никогда ее не встречала. Та, с которой Рейна столкнулась всего час или около того назад. Та, имя которой она до сих пор не знала. Все, что она знала, заключалось в том, что девушка хотела «сбежать подальше от Кворена» и ей нужно было «провести время с принцессами». Зачем она согласилась на эту экскурсию, когда должна была помогать Бейле с подготовкой к свадебному пиру, было выше ее понимания. — Она забирает его, а он обещал, что этого не случится, — сокрушалась дорнийка, — он обещал! Рейна теребила рукав своего платья. — А он… кем именно тебе приходится? — ей хотелось бы узнать побольше о Дорне и их королевской семье, но она никогда не задумывалась о том, чтобы встретить кого-нибудь из дорнийцев. Она знала, что Кворен Мартелл был принцем. Она знала, потому что ее отец всегда жаловался на то, каким ублюдком он был на Ступенях, когда рассказывал о своих битвах. Однако ей все еще предстояло выяснить, кем являлась эта девушка. Рейна знала, что она Мартелл, но… могла ли она быть его племянницей? Сестрой? Дочерью? Женой? Разве дорнийцы брали несколько жен? Он не выглядел достаточно взрослым, чтобы иметь дочь. И эта девушка, казалось, ревновала. Практиковали ли они смешанные браки, как валирийцы? Являлось ли это причиной? — Он мой отец, — сказала девушка, — я принцесса Алиандра Мартелл, его наследница, и он обещал мне, что не станет искать замену моей матери. Ах. Рейне показалось, что сейчас обстановка выглядит несколько неловко. — Что же, — сказала она, оглядываясь на идущую пару, — люди должны… жениться, — она просто хотела, чтобы это была не Шейра. Ей действительно очень, очень хотелось, чтобы это была не Шейра. Даже если Рейне придется выйти замуж за Люцериса, по крайней мере, она сможет быть рядом с Шейрой. По крайней мере, она могла бы видеть девушку, к которой… была более чем привязана, в чертах ее брата. По крайней мере, она могла быть рядом с той, кого действительно желала. Но если Шейра выйдет замуж? Она будет далеко-далеко – всего лишь воспоминанием, о котором Рейна будет вспоминать чаще всего. — Почему же? — Алиандра усмехнулась. Она обратила свои большие темные глаза на Рейну, ее надутые губы очертили полные уста и смягчили смуглое лицо. Рейна считала ее красивой. Очевидно, такой же красивой, каким был и ее отец. — Почему мой отец должен быть втянут в политику вашей семьи? Почему моя семья должна страдать? Рейна фыркнула. — Я могу обещать, что если кто-то и пострадает, — сказала она, — то это будет не твоя семья. «Это буду я». (Алиандра внимательно посмотрела на хорошенькую принцессу Таргариен. Любопытно). — Шейра хорошая и добрая, и она выполнит свой долг, — вздохнула Рейна, кивнув в сторону своей кузины и сводной сестры. Своей лучшей подруги, — во всяком случае, она не заменит тебе мать, если выберет твоего отца своим суженым, но она, несомненно, станет твоей подругой. Возможно, твое общество понравится ей даже больше, чем общество принца. — Почему? — Она хочет этого так же мало, как и ты. — Почему? В этот момент Алиандра немного напомнила Рейне Люка. Она усмехнулась: — Вы с ней близки по возрасту, верно? — Верно. Рейна пожала плечами, как будто этого ответа было достаточно. — Вот и твой ответ. У вас с ней, несомненно, больше общего, и Шейра всегда была человеком, умеющим утешить. Ее привлекает то, о чем она знает, и, если у вас найдутся общие интересы, ее будет тянуть к тебе, — возможно, именно поэтому они так часто проводили время вместе, когда росли на Драконьем Камне? Хотя, возможно, Шейра тоже немного изменилась. Она была практически прикована к Эймонду, и это было аномалией, о которой Рейна сейчас не хотела думать. Она не была уверена, что ее сердце выдержит это. Рейна заставила себя улыбнуться, — если она все-таки выберет твоего отца, считай, что ты приобретаешь подругу, а не мать. Алиандра усмехнулась и вернулась к своей задумчивости. — Я не хочу быть ее подругой. — Поверь мне, — усмехнулась Рейна, — у Шейры есть… умение прокладывать себе путь даже в самые недоступные сердца. — Даже в твое? Рейна резко вдохнула и на мгновение встретилась с понимающим взглядом Алиандры. То, что девушка могла так легко читать ее мысли, не давало ей покоя. Но Алиандра знала. Она должна была знать, даже если всего лишь пыталась предполагать. Рейна раскрыла свои карты за долю секунды, и не было смысла притворяться, что это было не так. Бейла знала. Ее бабушка знала, и знала с тех пор, как Рейна в последний раз посещала Дрифтмарк. — Значит, ты такая же, как твои мать и дядя? — спросила Рейнис. — Я просто… я не могу ничего поделать, и я знаю, что не должна, но я не могу… я не могу остановить эту… эту боль, и… Рейнис обняла свою внучку, успокаивая ее, когда Рейна начала всхлипывать в утешающих объятиях. Она не была уверена, почему она призналась. Почему спросила бабушку, может ли она стать той, кто женится на Шейре. Почему призналась, что поцеловала Шейру. Почему призналась, что хотела бы больше никогда не покидать Драконий Камень, потому что, пока там будет Шейра, там будет и Рейна. Но Рейнис лишь вздохнула и обняла внучку. — Мои милые дети и их наследие, — прошептала она в волосы Рейны, — такая любовь в ваших сердцах. Такая трагическая любовь. Рейна прикусила щеку. — Да, — она тихо ответила Алиандре, — даже в мое. — Она знает? — Возможно. Возможно, нет. Возможно, когда-то и знала. — Но… — Но я боюсь, что там, в ее сердце, где когда-то жила я, поселился другой. — Не мой отец? Рейна не смогла удержаться от смеха, покачав головой. — Нет. Не твой отец. — Хм… — Алиандра хмыкнула и оттолкнулась от арки, выходившей в сад. Ее платье, красное и драпирующееся, от которого раскраснелась бы даже лисенийская куртизанка, было довольно красивым, поскольку колыхалось, словно приливы и отливы, и Рейна подумала, что оно подчеркивало красноватые оттенки смуглой кожи Алиандры. Ее чернильно-черные волосы были заплетены в косу и ниспадали каскадом по спине, как это часто делала Шейра, — может быть, если она… если она решит выйти замуж за моего отца, тогда ты сможешь посетить Дорн. Мы довольно… принимающие. — Может быть, тогда мы могли бы стать подругами? Алиандра усмехнулась. — Не мы с ней. Но ты… — она покачала головой, а затем подошла к Рейне и сплела их руки, — я думаю, мы могли бы стать хорошими подругами. Ради тебя я, возможно, даже смогу терпеть эту девушку. Ты достаточно хорошенькая. На щеках Рейны вспыхнул жар, и она быстро откашлялась, пока Алиандра улыбалась рядом с ней. — Идем, Рейна Таргариен! — пропела Алиандра. — Давай вместе забудем о потерянной любви и нарушенных обещаниях! Ты когда-нибудь пробовала дорнийское красное? Это лучшее, что есть на свете, и поскольку мы обе принцессы, никто не посмеет заявлять нам, что мы не можем пить прямо сейчас! — Ты больше не хочешь сверлить дыры в голове моей сводной сестры? Алиандра закатила свои почти черные глаза. — Учитывая, как мой отец смотрит на нее, — проворчала она, — я не сомневаюсь, что буду заниматься этим до конца своей жизни в Дорне. С таким же успехом я могу пить и притворяться, что он нарушил свое обещание не из-за хорошенького личика. — И сколько же тебе лет? — хихикнула Рейна. — Почти шестнадцать! И, — Алиандра игриво коснулась своего острого подбородка, — возможно, я найду себе здесь любовника в качестве компенсации за то, что мой отец поступил настолько глупо? Несомненно, я этого заслуживаю! Рейна приподняла серебристую бровь. — Любовника? Разве ты не должна быть целомудренной для брака? — Целомудренной? — Алиандра со смехом откинула голову назад, сжимая руку Рейны. — Так вот чего придерживается весь Вестерос? Неудивительно, что вы все такие чудные! Идем, идем, друг мой! Я расскажу тебе все о Дорне! Рейна улыбнулась, несмотря на боль, все еще бушующую глубоко внутри нее. — Мне бы этого хотелось, принцесса. — Алия, — поправила принцесса Мартелл, — ты можешь звать меня Алия. — Хорошо… Алия.———————
Шейра
———————
Шейра сложила руки перед собой, ковыряя, ковыряя и ковыряя ногти, пока шагала рядом с принцем Квореном Мартеллом. — Мы с Вашей матерью дружили в детстве, — сказал он ей, когда представился, — принц Кворен Нимерос Мартелл, милая леди. Даже глупец мог понять, зачем принц Дорна прибыл в Королевскую Гавань, а Шейре нравилось считать себя немного умнее глупцов. Ее матери не нужно было объяснять, кто прибыл просить ее руки. Она могла бы сказать сама. Или то, как Кворен Мартелл держался рядом с ней, могло подсказать ей об этом. Но, тем не менее, она не испытывала страха перед тем, что проведет время с дорнийским принцем. На самом деле, он показался ей довольно… приятным. И она ценила беседу, организованную им, поскольку это дало ей повод задуматься о том, что было между ней и Эймондом… о том, что у них почти… Шейра прикусила щеку, надеясь прогнать жжение, медленно разгорающееся под кожей. Надеясь думать о чем-нибудь другом, кроме того, как он обхватил ладонями ее лицо. Его руки. Руки Эймонда. Когда-то он сжимал ее шею и шипел, словно зверь в клетке, а теперь он… он так нежно прикасался к ее лицу. Как будто она была чем-то драгоценным. Она знала, что он относился к ней с добротой. Она знала, что это было так. По тому, как его пальцы зарывались в волосы у основания ее черепа. Как его ладонь ласкала ее щеку, когда они… когда они дышали вместе. — Я имею в виду, — он наклонился ближе, и Шейра была уверена, что ее сердце только что выпрыгнуло из груди, — что если ты так сильно желаешь освободиться от своих обязанностей, от того, кого твоя мать хочет навязать тебе, то все, что ты должна сделать, это попросить. Шейра сглотнула. Ковыряя ногти. Ковыряя. Ковыряя. Попросит ли она? Попросила бы она Эймонда «Одноглазого» Таргариена приказать Вхагар перевезти ее через Узкое море, чтобы она могла петь, сколько душе угодно в Пентосе? Какая глупая и наивная мечта, думала она, пока шла. Она не была великой арфисткой, способной своими песнями вызвать слезы на глазах самых сильных мужчин. Ей там не выжить, даже если Эймонд сказал, что может украсть из королевской казны. Зачем ему это? Для чего ему это делать? Пусть они и… друзья, но зачем Эймонду помогать ей: бастарду, которого он так презирал? — Ты бросишь меня в чужой стране? — Нет, если ты попросишь меня остаться. Я не настолько жесток, чтобы оставить тебя одну. — Я думала, ты ненавидишь меня, дядя. — Я думаю, что должен, племянница. Я думаю, что должен. — Но ты не можешь? — Не думаю, что могу. Он… он должен был презирать ее. Он должен был это делать. Так почему же? Почему он… почему он говорил такие вещи и… Шейра продолжала ковырять пальцы. Она все ковыряла и ковыряла. Если она ковыряла пальцы, то не могла думать. А если она не могла думать, то не могла и беспокоиться. — Вы когда-нибудь оказывались вдали от Королевской Гавани, леди Шейра? — спросил принц Кворен, отвлекая Шейру от ее мыслей. Она поняла, что это был первый раз, когда кто-то упомянул ее настоящий титул. Многие называли ее просто принцессой, поскольку она была дочерью будущей королевы и принцессой по всем правам. Она полагала, он сделал это потому, что тоже был законным принцем. Она улыбнулась и посмотрела направо, где стоял дорнийский принц. Это было странно. Стоять слева от мужчины. Она всегда стояла справа от Эймонда. Это казалось неправильным, и ей так и хотелось встать с другой стороны от Кворена. Быть справа от него. Быть справа от Эймонда… Ковыряя ногти. Ковыряя. Ковыряя. Что за жестокость терзала ее подобным образом? Думая об Эймонде Таргариене, когда она не была с ним? Желая быть рядом с ним? Из-за чего? Потому что он был добр? Потому что они почти… Шейра впилась зубами в щеку, пока медная жидкость не появилась на ее языке. — Только на Драконьем Камне и в Дрифтмарке, мой принц, — ответила Шейра. — Значит, Вы ограничиваетесь глухими островами, которые часто подвергаются штормам? — спросил Кворен, и веселые нотки пронизали его приятный голос. Прекрасный, подумала она. Его голос был действительно прекрасным. С акцентом, которого она никогда раньше не слышала, и интонацией, похожей на сладкую песню, исполняемую при дворе. Если голос Эймонда был низким и бархатным, то голос Кворена напоминал ей шелк – тончайший шелк, подобный тому, что покрывал его тело. Пара приблизилась к пологой лестнице, и Кворен, поднимаясь перед Шейрой, протянул ей руку. Она тихо поблагодарила его, вложив свою руку в его. Мозолистая, но все же… но все же она обнаружила, что его рука такая же мягкая, как и ее. Теплая и мягкая. Прекрасная, прямо, как и он сам. Ибо Кворен Мартелл был красив, и Шейра не могла отрицать сей факт. В своем ярком одеянии он гармонировал с цветами в садах Красного замка, потому что они были почти такими же великолепными, как и он сам. Когда он подошел к ней на тренировочном дворе, Шейра подумала, что он, должно быть, представился не тому человеку. Ей не пришло в голову, что он, возможно, хотел поприветствовать ее. Ее и ее братьев, однако от ее внимания не ускользнуло, что он все время не сводил с нее глаз. Это внимание заставило ее… вспыхнуть. Его глаза были подобны обсидиану. Нет, нет, она думала, что его темные глаза похожи на морские глубины ночью, когда она смотрела на Черноводную из своих покоев на Драконьем Камне при высокой луне. Таковы были его глаза. Море тьмы под покровом безмятежной луны. В кои-то веки она поняла, что может смотреть в чьи-то глаза – не считая глаз своих братьев – и не испытывать укола детской зависти от того, что ее радужки не были фиолетовыми. — Я не считаю ни один из островов глухим, принц, — возразила Шейра, шагая рядом с ним. — Могу ли я? — спросил он, предлагая положить ее руку на свой локоть. Мужчина хороших манер, подумала она с веселой улыбкой и мило кивнула. Он поправил ее руку, и теперь они стояли близко. Все еще на приличном расстоянии, но тем не менее ближе. — Миледи, я считаю, что все места скучны по сравнению с моим домом в Солнечном Копье. Я не встречал ничего подобного. — Правда? Мне с трудом в это верится. — Значит, Вы считаете меня лжецом? — он улыбался, и Шейра подумала, что такая улыбка заразительна. Она не смогла удержаться от того, чтобы не перенять его веселье. — Могу обещать Вам, миледи, что я не преувеличиваю. — Значит, это упрямое неведение? — Ни в коем случае. Шейра усмехнулась. Она боялась, что ей будет трудно общаться с мужчиной, который, как она знала, был здесь ради ее руки, и все же… и все же она считала Кворена весьма обаятельным. — Тогда мне придется самой увидеть Солнечное Копье! — пошутила она, встретившись взглядом с Квореном. — Скажите, сколько времени прошло с тех пор, как Таргариены в последний раз ступали в Дорн? Он поднял свои густые темные брови и склонил голову набок. — Хм… полагаю, последними были, вероятно, принц Эйнис Таргариен и его отец Завоеватель. Однако, Таргариены летали над Дорном не так давно. — Король Джейхейрис на Вермиторе и добрая королева Алиссана на Среброкрылой, — добавила Шейра, гордясь тем, что помнит историю своей семьи. То, о чем поведали ей мать и отчим. Кворен улыбнулся и наклонился ближе, как будто желая поведать Шейре великую тайну. Он приложил ладонь к ее уху и усмехнулся, отчего по ее коже пробежала дрожь. — Ваш отец и его Кровавый Змей появлялись несколько раз, миледи. — Деймон? — Принц Блошиного Конца собственной персоной. — Хм… мне трудно Вам поверить, принц Кворен Мартелл. Мой отец – гордый человек, и он никогда бы не забыл упомянуть о чем-то столь грандиозном, как это событие. — Возможно, миледи, это потому, что Дорн изгнал его с наших берегов обратно на Ступени, — поддразнил он. — Ах, тогда да, — рассмеялась Шейра, — да, думаю, он бы пропустил такую историю, — она побарабанила пальцами по его желто-оранжевому рукаву, с удивлением глядя на него снизу вверх, — а Вы, мой принц? Где еще Вам удалось побывать, кроме своего уютного дома в Солнечном Копье? — Что же, я был в Лисе, Тироше и Мире, — начал он, вызвав в Шейре волну благоговения. Никогда прежде она не встречала человека, который так много путешествовал. Ведь даже ее сводные сестры и отчим бывали только в Пентосе в Эссосе, — я провел некоторое время в Волантисе, и однажды проплывал мимо Летних островов, вокруг Наата, через Летнее море и прямо в Кварт. — Значит, Вы бывали рядом со Старой Валирией? — тут же подхватила она. Кворен усмехнулся. — Это так, миледи. Но боюсь, мой корабль не подходил к ней близко, поскольку в воздухе вокруг расколотой земли витает яд. Я слышал рассказы о том, как моряки пытались найти сокровища в руинах великого фригольда и так и не смогли выбраться из тумана. Но я ее видел. Я увидел статуи драконов, возвышающиеся высоко над туманом прямо на горизонте, и подумал, какое это, должно быть, было зрелище, когда владыки драконов покоряли небеса. — Невероятно, — выдохнула она, совершенно ошеломленная. Она почти пожалела, что не заговорила об этом раньше. Волнение бурлило в ее груди, и она сделала шаг ближе к дорнийскому принцу, — говорят, что принцесса Эйрея взобралась на спину Балериона Черного Ужаса, и он отвез ее в Старую Валирию. Ее не было целый год, а когда она вернулась, говорят, что огонь пылал под ее плотью, сжигая ее изнутри. — Неужели? Шейра кивнула. От этой мысли ее затошнило. Однако она могла поклясться всеми богами, что находила это захватывающим. — Именно из-за ее смерти мой прапрадедушка запретил любые путешествия в Старую Валирию. Если кто-нибудь выживет в этом путешествии, то они должны быть казнены по его законам. — Тогда, должно быть, это и к лучшему, что я забрел далеко от Дымного моря и драконьих руин. Мне действительно по душе, когда моя голова твердо держится на плечах. Шейра фыркнула в ответ на шутку, и Кворен тут же рассмеялся вслед за ней; пара улыбалась друг другу в садах. — Я бы хотела увидеть Старую Валирию, — внезапно призналась Шейра. Это просто… это просто сорвалось с ее губ, прежде чем она смогла сдержаться от подобного признания. Она вспыхнула от смущения, когда Кворен остановился и полностью повернулся к ней лицом. — И как бы Вы это сделали, миледи? — Путешествием на корабле, — ответила она, не в силах встретить его пристальный взгляд. Она подняла руку и указала на залив, расположенный сразу за стенами сада и у подножия скал, — я всегда любила море. Моя матушка говорит, что это дух Веларионов во мне. Кворен усмехнулся: — Похоже на то, — он проследил за направлением ее пальца и глубоко вздохнул, закрыв глаза, пока безмятежность омыла его зрелые черты. Шейра взглянула на него. Он был красив до невозможности. Она считала, мягко говоря, несправедливым, что мужчина может быть таким… красивым. И хотя он был старше – казалось, достаточно взрослый, чтобы иметь дочь, — он таковым не выглядел. Если бы она не знала, то подумала бы, что он старше ее всего на десяток лет. А может, и меньше. Единственным намеком на возраст были зачатки морщин возле его темных глаз. И когда он любовался пейзажем, делая глубокий вдох, словно нуждаясь в морском воздухе, ей казалось, что он выглядел еще моложе. — Вам нравится мореплавание, миледи? — спросил он, выдыхая. В его голосе звучала нежность, которую разделяла и Шейра. Любовь к морю. К приливам и отливам. К ветру, наполняющему большие паруса. — Больше многого другого, мой принц. Пока мои братья предпочитают бороздить небеса со своими драконами, я всегда наслаждалась палубой корабля под своими ногами и морской водой, омывающей мое лицо. В этом есть что-то такое… Ей пришлось снова оглянуться на воду. Как бы это описать? Чувство полного одиночества, но в то же время невероятной и всепоглощающей радости, которая бушевала в ней в бескрайней воде. Это чувство наполняло ее, когда она сбрасывала чулки и плескалась в соленом заливе. Когда она ныряла с выступающих скал, а затем всплывала, словно кит, хватая ртом воздух и все время хихикая. — Что-то такое… освобождающее? — предложил Кворен. Глаза Шейры расширились, и она повернулась лицом к принцу, накрыв его руку своей. — Именно! — У нас в Дорне одни из лучших кораблей во всем мире. Они достаточно хороши, чтобы соперничать с Железным флотом Грейджоев, — сказал Кворен, — не желаете ли Вы взглянуть на один из них, миледи? — Больше всего на свете! Принц мягко улыбнулся, похлопав ее по руке, лежащей на его локте. — Только не говорите мне, что, если я привезу Таргариена в Дорн, она украдет весь мой флот только ради возможности увидеть дом своих предков на горизонте? — Боюсь, у меня не будет времени убедиться, действительно ли Солнечное Копье так прекрасно, как Вы говорите, — пошутила она. Странно, но она надеялась, что он рассмеется. Она надеялась, что он сочтет ее забавной. И хотя ей нравилось поддразнивать и подшучивать над Эймондом, с ним это всегда было непросто. Это всегда было вопросом о том, кто победит в тот или иной раз. Но с Квореном… с Квореном она просто улыбалась и смеялась, и ей нравилось, когда он делал то же самое. Почему так важно, каков Эймонд? Подумала она, когда внезапный холодок пробежал по ее спине. С чего бы ей вообще пришло в голову сравнивать их двоих? Они не могли быть более разными, и ей очень нравилось проводить время с Квореном. Возможно, она даже… поблагодарит свою мать. Если бы не данное ею обещание рассмотреть все варианты в равной степени, она могла бы даже попросить матушку немедленно принять предложение Кворена. Он ей скорее нравился. Его говор. Его голос. Его тепло. Его мягкие и мозолистые руки. Он. Он. Он. Эймонд. Он. Шейра моргнула. А затем покачала головой. Странно. — Позволит ли мне леди Шейра Веларион ходить под парусами некогда моих собственных кораблей? — сквозь смех выдавил он. — Возможно, принц Кворен, но за это придется заплатить. — За мои собственные корабли? — Теперь они мои, — поправила она. Он закатил глаза. — Конечно, — фыркнул он. Он слегка наклонился к ней, и Шейра могла поклясться, что в его дыхании чувствовались нотки вина, корицы и абрикоса, — какова Ваша цена, миледи? — Одно дорнийское платье. — И это все? — Это все, — подтвердила она, — я восхищаюсь дорнийскими шелками и лисенийскими фасонами, которые, как я знаю, носят многие женщины в вашем королевстве. У меня есть лишь одно платье лисенийского покроя, но, возможно, если у меня будет и дорнийское, меня можно будет убедить остаться в Солнечном Копье еще на день, прежде чем я отправлюсь в море? — Значит, уговор, миледи? — вздохнул Кворен. — Одно платье за один день в стенах моего замка… возможно, это не совсем несправедливо. Хотя интересно, что подумают о Вас в подобном платье Ваши родители? Вряд ли кто-то из вестеросцев понимает, какой стиль предпочитают женщины в Дорне. — Если моя матушка позволила сшить для меня лисенийское платье, — возразила Шейра, чересчур громко хихикая, — то она сможет вытерпеть и меньшее количество ткани на моем теле, — она поджала губы, и ее глаза расширились, — О! И я попрошу отправить Вам деньги! Я бы не хотела заставлять Вас платить. — Миледи, каким бы я был принцем, если бы заставил Вас платить? Платье едва ли равноценно дню вашего присутствия. Я полагаю, что мог бы заплатить целую казну, если бы это означало, что я смогу провести Вас по залам моего собственного дома. Щеки Шейры вспыхнули при этих словах. И они болели. Они болели, потому что она не могла перестать улыбаться. Она не могла перестать смеяться. Она не могла перестать… наслаждаться его присутствием. Разве это неправильно? Найти утешение в ком-то так быстро? Вести беседу непринужденно, как будто они знали друг друга уже много лет? Конечно, Кворен был здесь ради ее руки, так разве не этого хотела ее мать? Познакомиться с ним поближе? Чтобы понять, подходит ли он ей? Разве она всего лишь не выполняла свой долг? Разве это грех – предаваться веселью с тем, за кого она однажды может выйти замуж? Грех? Эймонд, несомненно, так бы и подумал. Он, возможно, даже схватил бы ее за руку и потащил в септу, к тем нависающим статуям, и потребовал, чтобы она попросила прощения за то, что осмелилась наслаждаться обществом взрослого мужчины. «Ты жалкая, глупая девчонка, — сказал бы он, — как ты можешь быть такой наивной? Неужели ты думаешь, что мужчина постарше возьмет тебя в жены? Как ты смеешь наслаждаться?» Она знала, что он так бы и поступил. Затем она прикусила губу. Что, если он действительно это сказал? Что, если он был прав? Она… предполагала, что Кворен прибыл просить ее руки. Но что, если это было всего лишь предположением? Разве это делает ее гордой? Неужели она настолько самонадеянна, что решила, будто такой человек, как принц Дорна, будет здесь ради… нее? Незаконнорожденной девушки? Она могла носить фамилию Лейнора Велариона, и ее законность можно было отстоять, но она все равно выглядела как… Шейра прочистила горло и улыбнулась принцу Кворену, хотя чувствовала, что улыбка не коснулась ее глаз. — Принц Кворен, я… — Кворен, — уголки его полных губ дрогнули под черной бородой, — Вы можете называть меня Квореном, миледи. Она лишь моргнула, глядя на него, и медленно кивнула. — Тогда Вы можете называть меня Шейрой. — Шейра. — Кворен. Его рука накрыла ее ладонь, и Шейра подумала, не истолковала ли она его слова неверно. Не слишком ли она забегала вперед. Была слишком погружена в свои мысли, чтобы понять, что он мог быть всего лишь принцем, пытающимся помочь в союзе. Принцем, исполняющим свой долг. Но, несомненно, это было знакомо? Нечто большее, чем просто принц, исполняющий свой долг? Иначе зачем бы ему проводить с ней весь день? Иначе зачем бы им говорить о том, чтобы провести время в Солнечном Копье? Ради… ради радушия? Неужели ей так хотелось забыть о дыхании Эймонда на своих губах и его руках на своем лице, что она решила, будто Кворен Мартелл прибыл ради нее? Разве подобный ход мыслей был предпочтительнее? Разве в это не было намного легче поверить, чем… чем в то, что произошло в ее покоях? Разве она не плакала до боли в глазах от того, что ее заставят выйти замуж и разлучат со всем, что она любит? А теперь? Теперь она вела себя так глупо! Но потенциальный брак с Квореном Мартеллом казался куда более привлекательным, чем выяснение того, что произошло между ней и Эймондом. Руки Эймонда. Шепот Эймонда. Губы Эймонда. Единственный фиолетовый глаз Эймонда, сверлящий ее душу. Его тепло, просачивающееся в ее плоть, разжигая пламя в ее промежности, которое заставляло ее мучиться и желать холодной ванны, как только он уйдет. Нет. Нет, эта мысль была пугающей. Даже страшнее, чем мысль о браке с мужчиной, почти годящимся ей в отцы. — Шейра, если Вы позволите мне признаться, — начал Кворен, — причина, по которой я… — Шейра! — крикнула Бейла с одного из многочисленных балконов, размахивая рукой с возбужденной улыбкой на лице. — Ты не поможешь мне с платьем? Темные глаза девушки Веларион расширились, и она вспомнила, какой сегодня день. — Приношу свои извинения, мой принц! — пролепетала она. — Я обещала Бейле, что помогу… Он рассмеялся, осторожно убирая ее руку со своей. — Нет причин для извинений, миледи. Я полагаю, Ваша сводная сестра нуждается в Вас гораздо больше, чем я, — Кворен поднес ее руку к своим губам и запечатлел целомудренный поцелуй на костяшках ее пальцев, — я… высоко оценил нашу беседу. — И я тоже, мой принц, — кашлянула она. Румянец залил ее щеки от прикосновения его гладких губ к ее руке. Полных и мягких губ, — я… тогда, возможно, мы увидимся… кхм… сегодня вечером? На приветственном пиршестве? Кворен усмехнулся и кивнул. — Конечно, миледи. — И… и завтра? На турнире? — Я присоединюсь к турниру, — сказал он ей, — поэтому, возможно, я Вас не увижу, но я… надеюсь, что Вы… кхм… увидите меня? Шейре захотелось ковырять ногти. Следовало ли ее сердцу чувствовать себя подобным образом? Подпрыгивать в груди? С Эймондом это чувство подступало к ее горлу. Эймонд. Эймонд, похоже, был не из тех, кто любит турниры. Присоединится ли он? Она не думала, что он это сделает. Будет ли он сидеть в ложе со своей семьей? С ее семьей? Сядет ли он рядом с ней? Они были друзьями, верно? Безусловно, для них было бы уместно сидеть рядом друг с другом? «Тогда почему ты тайком с ним общаешься? — предательский шепот эхом отозвался в ее голове. — Что Вы скрываете, леди Стронг?» Ничего. Что бы она могла скрывать? — Мне не нравятся… бои, — призналась она, — поэтому меня не будет во время схваток, но, если Вы будете участвовать в конных поединках, тогда… тогда да, я приду. Хотя, — она нервно рассмеялась, — я прошу Вас воздержаться от кровопролития. Боюсь, я не смогу вынести подобного зрелища. — Вам плохо от вида крови? — спросил он. — Немного, — поморщилась она. — Ах… тогда, похоже, мне следует скакать твердо и нанести верный удар? — хмыкнул он, склонив голову набок и водя пальцами по ее руке. Он все еще держал ее за руку? Ту, которую поцеловал? Она кивнула. — Поединок с величайшими рыцарями, которых только можно отыскать в Семи Королевствах. Сможете ли Вы выстоять, мой принц? — Вы раните меня, Шейра, — рассмеялся он, — я — принц Кворен Нимерос Мартелл из Дорна. Слова моего дома гласят… — Непреклонные, несгибаемые, несдающиеся. Это привлекло его внимание. Это вызвало самую яркую улыбку, которой он одарил ее за весь день. — Именно… — он ступил с ноги на ногу, и его плечи расслабились, как будто с них спало напряжение. Как будто оно освободило его из этой неведомой хватки. Ухмылка Кворена смягчилась, и что-то блеснуло в его темных глазах, заставив Шейру сглотнуть. С трудом. — Ни один зеленый рыцарь не выбьет меня завтра из седла, Шейра. Мне бы не хотелось терять Ваше внимание. Ей нравилось, как ее имя звучало на его устах. — Тогда позаботьтесь о том, чтобы скакать твердо и бить верно, мой принц, — поддразнила она, сжимая его руку. Он заглянул ей в глаза. Обсидиан, столкнувшийся с выжженым деревом. — Хотя я и знаю, что мое мастерство приведет меня к победе, — прошептал он, наклонившись к ней так близко, что она почувствовала его дыхание на своей щеке. Ее сердце подпрыгнуло, — я слышал, что знак внимания леди зачастую гарантирует это. — Да, некоторые действительно так считают. — Все ли леди одаривают рыцарей своим знаком внимания? — Некоторые, вероятно. — А что насчет Вас? Он отстранился ровно настолько, чтобы встретиться с ней взглядом. Принц был так близко, что она могла разглядеть крапинки дубового коричневого цвета, скрытые в темноте вокруг его зрачков. Она могла видеть густые ресницы, обрамлявшие его глаза. Она могла видеть, как между его темных бровей проступали первые морщинки. Она разглядела небольшой шрам на крепкой переносице его вздернутого носа. Она задалась вопросом, на что было бы похоже, если бы единственный шрам Эймонда пролегал поперек его прямого носа. Каково было бы заглянуть в два фиолетовых глаза вместо одного. — Возможно, — прошептала она. Кворен ухмыльнулся. — Тогда могу ли я рассчитывать на Ваш знак внимания завтра, миледи? Чтобы я мог скакать твердо и бить верно? Это была их личная шутка? Могла ли она называть ее их шуткой? Было ли это неправильно? Они едва знали друг друга! И все же… она почти надеялась, что может так утверждать. Что это принадлежало им и только им. — Возможно, — сказала она, — возможно нет, — Шейра отступила в сторону, снова услышав настойчивые возгласы Бейлы. Она сделала реверанс, и Кворен ответил ей поклоном. Он ухмылялся, и Шейра была уверена, что делала тоже самое, — полагаю, нам придется подождать до завтра, мой принц. — Кворен, — поправил он. Шейра фыркнула и откланялась. — Тогда до вечера… Кворен. — До вечера… Шейра. Кворен Мартелл наблюдал, как Шейра Веларион подобрала свои темно-синие юбки и крикнула сводной сестре, что будет у нее через несколько минут. Он наблюдал за ней, пока не потерял из виду макушку ее темных волн за кустами ароматных цветов. Он наблюдал, пока не понял, что остался один, а затем отшатнулся назад, схватившись за грудь. Сжимая то место, где его сердце колотилось, словно обезумевшая птица, пытающаяся вырваться из клетки. Он всегда считал Рейниру Таргариен красивой. Это было так. Но ее дочь… Кворен мог поклясться, что Шейра была одной из самых красивых женщин, с которыми ему когда-либо доводилось встречаться. Ее темные волосы цвета вишневого дуба, ниспадающие волнами по спине, ее глаза, напоминающие ему самые горькие, но восхитительные шоколадные конфеты, ее бесхитростная улыбка с искривленными зубами, очаровывающая его так сильно, что он желал никогда не видеть ничего меньшего, кроме ее широкой улыбки, и чудесного румянца, который лишь оттенял ее очаровательные веснушки. Боги тому свидетели, она совсем не походила на Таргариенов, которых называла своей семьей, однако он подумал, что это может пойти ему на пользу. Серебристые волосы и фиолетовые глаза вовсе не очаровывали дорнийцев, по крайней мере с тех пор, как Рейнис Таргариен прилетела на Мераксесе прямо в Солнечное Копье и попыталась заставить принцессу Мерию Мартелл преклонить колено. Нет, Таргариены не смогут процветать в Дорне. А вот Веларион смогла бы. Девушка королевской крови, такая как Шейра, была прекрасным выбором, и, хотя он никогда бы не отметил правоты своих советников во благо их самолюбия, он должен был признать, что, возможно, они были правы. Возможно, это было правдой, и она была хорошей партией для принца Дорна. Пять лет. Пять лет он прожил, не чувствуя биения своего сердца. И каким-то образом, простой улыбкой, эта девушка вновь вернула его к жизни. Ему придется просить прощения у Алиандры. Он так и поступит. Он боялся, что если Шейре Веларион удалось вернуть его сердце к жизни, то оно уже принадлежало ей. Он уже был в ее руках. Принц Дорна был сражен бескрылым драконом.———————
Эймонд
———————
Эймонд шел рядом с матерью, сопровождая ее на банкет. Приветственный пир не был тем, чего он ждал с нетерпением, и он предпочел бы вообще туда не идти, но его мать была полна решимости соблюдать приличия. Чтобы «наладить отношения» с Рейнирой Таргариен. Чтобы продать его, как жеребца для племенного разведения. — У лорда Борроса четыре дочери, — сказала она, пока они шли, — и говорят, что все девушки красивы. Будет славно, если ты познакомишься с каждой из них и постараешься узнать их получше. Одна из них станет твоей женой и… — Почему? — Почему… что? Должен ли он объясняться? Его мать была умной женщиной. Почему она еще не поняла его разочарования? Почему она решила, что это хорошая идея? Для него, из всех ее детей? — Зачем тебе обручать меня с дочерью Баратеонов? — выдавил он, не желая смотреть на нее. Она стояла слева от него. С его незрячей стороны. Он ненавидел это. (Алисента нахмурила брови. Она не понимала. Эймонд всегда был ее единственным ребенком, который обо всем знал. Он всегда знал причину чего-либо. Она думала… что ж, они с отцом были уверены, что он избегал ее из-за их решения, и все же, когда он ворвался в ее покои ранее, словно одержимый, это выглядело так, будто он действительно не был посвящен). (Но с чего бы иначе он стал избегать ее?) — Эймонд, — вздохнула она, — мой дорогой, ты должен понимать, что союзы важны… — Почему союзы должны иметь значение? — резко спросил он, не заботясь о том, как он сейчас звучит. Если он не мог видеть боль на лице своей матери, значит, сейчас она отсутствовала. Она предала его. Она была той, кто переступил черту. Обручила его? Не сказав ему? Не спросив… не спросив, кого он желал? Он был вторым сыном. Он ничего не получил, в то время как Эйгон всегда получал все, каким бы похотливым мерзавцем он ни был. Самое меньшее, что могло быть дано Эймонду – это выбор. — Разве ты не наладила вновь отношения с моей сестрой? Не должно иметь значения, женюсь я на девушке Баратеонов или нет. — Эймонд, ты же знаешь, что это на благо семьи. — А как же я? — прошипел он, останавливаясь на полпути. Он отпустил руку матери. Он не хотел прикасаться к ней. Смотреть на нее. Еще никогда она так с ним не поступала. Никогда не причиняла ему боль. — Ты не потрудилась поинтересоваться, что я могу чувствовать, матушка? (Конечно, она задумывалась. Конечно, она это делала. Эймонд был ее сыном. Ее дорогим сыном, который слушал и делал то, что ему велели, и она гордилась им. Он всегда делал то, о чем его просили, что ему говорили. Он слушал и прислушивался. Она подумала, что он был бы рад прислушаться вновь. И к тому же, выбор! Она могла бы устроить так, чтобы он женился на конкретной девушке Баратеон, но она предоставляла ему выбор. Однако там, где она ожидала молчаливого согласия – хотя и неохотного, – она столкнулась с гневом). (Алисента не была уверена, что когда-либо испытывала на себе гнев Эймонда. Ее сердце вздрогнуло, ибо взгляд Эймонда был вдвое острее, чем должен был быть, если бы у него все еще были оба глаза. И хотя он был всего лишь единокровным братом Рейниры, он выглядел точно так же, как она, когда Визерис объявил о своем решении взять Алисенту в жены). (Предательство. Гнев. Обида). (И она осознала, что он был одет в черное. Странный выбор). Его руки дрожали. Он знал, что дрожит. Он знал, что ему нужно принять это. Он знал, что должен. Он не был блудным сыном Алисенты Хайтауэр – этот титул принадлежал ее первенцу, Эйгону. Он был Эймондом Таргариеном. Он делал то, что ему велели, и делал это правильно. Он молился. Он учился. Он тренировался. Он делал все, чего от него ожидали, чтобы стать сыном, которого заслуживала Алисента. Но женитьба? На дочери Баратеонов? Он… Эймонд сжал кулаки, и по его шраму пробежал зуд. Зуд, проникающий под кожу, и он знал, что не сможет избавиться от него, не вызвав боль в своей старой ране. Он знал, что это начнет распространяться, словно чума в его крови. Она проникла бы в самые его кости, если бы он не избавился от нее. Однако он не мог. Он не мог точно так же, как не мог сказать своей матери «нет», ибо каким бы сыном он был, если бы отказал ей? — Эймонд, — прошептала она, нежно прижимая ладонь к его руке, — я знаю, что это… возможно, это то, чего ты не желал, но нашей семье… нет… мне нужно, чтобы ты сделал это, — Эймонд не хотел смотреть на нее, на свою мать. Потому что ее карие глаза вероятно сияли мольбой. Ее карие глаза, которые Эймонд так часто видел блестящими от слез за свою короткую жизнь, — Эймонд, ты добр. Ты справедлив. Ты – все, что мать может желать от сына… поэтому, пожалуйста, умоляю тебя, познакомься с девушками. Потанцуй с той, кто тебе понравится, а? Укрепи наш дом. Поддержи Корону. Выполни свой долг принца королевства. Выполни свой долг принца королевства. Не простого принца. Не принца, который станет королем. Нет, им бы стал Эйгон, если бы Рейнира не была наследницей. Если бы их было всего четверо, им бы стал Эйгон с неохотно идущей рядом Хелейной. Эймонду бы было суждено жить в чертовом Штормовом Пределе, если бы он выбрал старшую дочь Баратеонов. Эймонд был бы оставлен на произвол судьбы, как гребаный лорд. Дейрон мог делать все, что ему заблагорассудится – и он делал все, что ему заблагорассудится, – поскольку являлся младшим ребенком и младшим сыном. Конечно, политический союз мог бы состояться в будущем, но какое бы это имело значение? Возможно, ему это и не потребуется, однако потребуется Эймонду. Дом Баратеонов был одним из немногих домов, не имевших связей с Короной. Конечно, его мать постарается это исправить. Но это означало, что ответственность снова ложилась на плечи Эймонда. Это означало, что именно он должен был что-то исправить. Быть сыном, в котором она нуждалась. Быть послушным и набожным принцем. И он преуспел в этой роли, не так ли? Он всегда преуспевал. — Хорошо, — пробормотал он, к большому облегчению Алисенты, — я… женюсь на одной из дочерей Баратеонов, матушка. (Она удивилась, оттого что он отказывался смотреть на нее, когда говорил это, а ее дорогой Эймонд всегда был из тех, кто одаривал ее взглядом, когда выслушивал ее просьбы. Он был единственным, кто видел ее). (И все же прямо сейчас казалось, что он был слеп).