Summary: знак внимания леди
———————
Кворен
———————
Кворен отпил немного вина, скривившись от вкуса красного напитка. В нем не было той землистой нотки, что была в винах Солнечного Копья, и после двух десятилетий употребления он был склонен ненавидеть все другие сорта. Он взглянул на Алиандру, которая помогала ему надеть доспехи. — Ты сегодня тихая, — сказал он, отставляя кубок в сторону. Он знал, что было бы глупо налегать на алкоголь. — Я думал, тебе понравился вчерашний пир? — Так и есть, — ответила она. Ее тон был резким. Граничащим с холодом. Кворен вздохнул. — И все же… — Ты собираешься жениться на ней, не так ли? — спросила она, подняв свои темные глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Мягко улыбнувшись, Кворен прикоснулся к щеке дочери и запечатлел поцелуй на ее лбу, поглаживая большим пальцем скулу. — Если она согласится на обручение, тогда, — тихо сказал он ей, — да. Я бы…надеялся на это. Алиандра насмешливо хмыкнула, отпуская ремешки его перчаток и скрестив руки на груди. Ее губы надулись. — Значит, даже несмотря на твои обещания? — Алия… — Ты даже не попытался! — воскликнула она. — Ты мог подождать хотя бы несколько дней или до конца недели! Но вместо этого ты уже надеешься, что нравишься ей так же, как она тебе! Это… это… — Это что? Алиандра отстранилась от него и, высоко задрав нос, сказала: — Жалко! Жалко? Кворен изо всех сил сдерживал смех, но это не сработало, и он оказался под смертельным взглядом Алиандры, слишком похожим на взгляд ее матери. — О, — усмехнулся он, потянувшись к Алиандре, — моя милая Алия, — она попыталась вырваться из его объятий, но Кворен не хотел мириться с поражением, и Алиандра с ворчанием уткнулась ему в грудь, когда он погладил ее по волосам и крепко обнял, — я настолько жалок от того, что нахожу женщину прекрасной? — Девушку, а не женщину, — ее голос был приглушен его нагрудными доспехами. Кворен приподнял бровь. — Ах, да, она молода, но, — он отстранился, чтобы заглянуть в ее недовольные глаза, — она уже взрослая женщина и способна принимать собственные решения. Я женюсь на Шейре Веларион только в том случае, если она согласится. Так лучше? — Она наверняка согласится! — И откуда ты это знаешь, милая? Алиандра закатила глаза, всплеснув руками. — Ты единственный, с кем она танцевала всю ночь, не считая своей семьи. А мы, — она, казалось, была несколько обижена этим фактом, тыча пальцем ему в грудь, — танцевали всего дважды! Она не только украла моего отца, но и партнера по танцам! — Насколько я помню, ты казалась довольно счастливой, танцуя с Рейной Таргариен и Люцерисом Веларионом. — Я… — Алиандра несколько раз открыла и закрыла рот, прежде чем надуть губы, — теперь я дружу с ними – чего никогда не случится с их сестрой, — Кворен усмехнулся, наблюдая, как ледяной облик его дочери начинает таять. Хотя она могла быть холодной, когда хотела, она была непостоянна в том, как долго это могло продолжаться, — но… но если бы ты… Кворен улыбнулся. — Если бы я что, милая? — Если бы ты, — вздохнула она, раздраженно махнув рукой, — ну, знаешь… женился на Шейре Веларион… — Да? Алиандра перевела свои темные глаза на крышу шатра и прикусила щеку. — Не могла бы… не могла бы Рейна, возможно… посетить Дорн? — медленно спросила она. Ее глаза расширились, когда Кворен разразился хохотом. — Я имею в виду! Я имею в виду из вежливости! Твоей молодой жене понадобится подруга, и… и… и леди Рейна очень близка с ней, и… и я думаю, было бы по крайней мере легче выносить ее присутствие, если бы она была занята делами с кем-то другим, и… Кворен опустил руку на голову дочери и взъерошил ее черные кудри, расплывшись в ухмылке. — Если леди Рейна пожелает навестить нас, то она будет желанной гостьей под нашей крышей столько, сколько ей это будет удобно. Алиандра отпихнула его руку, однако по ее губам расплылась улыбка. — Хм… тогда… тогда, возможно, я смогла бы смириться с этим браком. — Ох? — Только не пытайся заменить ею мать. — Я бы никогда этого не сделал, — пообещал он. И он не шутил. Мерия все еще была его любовью, и, хотя он был уверен, что будет рад взять в жены Шейру Веларион, она никогда не станет Мерией Мартелл. И это было нормально. Он не хотел, чтобы она ею становилась. Ему просто нужна была Шейра Веларион. — А теперь, — обратился он к дочери, — я бы хотел, чтобы ты помогла мне… — Ах! Ты слышишь, отец? — Алиандра приложила ладонь к уху, как будто кто-то звал ее. — Мне так ужасно жаль! Я забыла, что леди Рейна и ее братья попросили меня присоединиться к ним во время турнира! Кворен схватил ее за руку, прежде чем она успела ускакать. — И это требует твоего немедленного присутствия? Настолько, что ты готова бросить собственного отца? — К сожалению, — поникла она, но он знал, что она вовсе не чувствовала себя виноватой из-за этого. Вздохнув, Дорнийский принц кивнул дочери, чтобы та уходила. — Наслаждайся праздником, Алия, и не делай ничего такого, чего не сделал бы я, — сказал он ей, отпуская ее руку и улыбаясь. Она улыбнулась в ответ и быстро поцеловала его в щеку, прежде чем подбежать к створкам шатра. — О! Алия? — Да, отец? — Поздоровайся с леди Шейрой, ладно? С нашей стороны было бы неправильно игнорировать ее второй день, особенно если ты собираешься проводить время с ее семьей. Алия закатила глаза. — Ладно, ладно! Хорошо, я поприветствую Ее Королевское Высочество, мою мачеху! — Алия, — предупредил он. — Прощай, отец! Скачи верно и покажи им, почему дорнийский дух непоколебим! Она исчезла в вихре черных кудрей и красных шелков, а Кворену оставалось лишь смеяться, пока он закреплял перчатки на руках. У него не возникнет проблем с ездой верхом, ибо у него был свой собственный дорнийский мерин – мужчины были дураками, если не кастрировали своих лошадей для любых видов боев. Достаточно одной кобылы в сезон, чтобы все жеребцы падали ниц, желая заполучить ее. Он поднял свой ятаган и быстро приложил к нему точильный камень. Мера предосторожности, подумал он. Ему не помешает подготовиться, ведь Кворен слышал разговоры о том, какими кровавыми могут оказаться ристалища, даже если на отведенный день не планировалось рукопашных схваток. Страсти бушевали вместе с бьющейся в жилах кровью. Ожидалось, что турниры могут обернуться нелицеприятным зрелищем. В этом аспекте остальная часть Вестероса ничем не отличалась от Дорна. Удовлетворенный своим оружием и надежными доспехами, Кворен взял шлем и вышел из шатра, чуть не сбив с ног юного оруженосца. — Ух, — усмехнулся он, поддерживая маленького мальчика, который тоже держал шлем, — будь осторожен, юнец. Мальчик смотрел на Кворена самыми круглыми дубово-карими глазами, которые принц когда-либо видел. — Вы – рыцарь! — воскликнул он так, словно это стало величайшим открытием в его маленьком-маленьком мире. Кворен покачал головой. — Боюсь, что нет, малыш. Но, — он наклонился и жестом подозвал мальчика поближе, чтобы он мог прошептать, — я принц. — Принц? Он кивнул, усмехаясь благоговению мальчика. — Но это наш секрет, ладно… — Малин, мой принц! — Малин уронил шлем в грязь и неуклюже согнулся в самом смешном поклоне, который Кворен когда-либо видел. — Когда-нибудь я стану сиром Малином! — Сиром Малином, хм? И какому рыцарю ты служишь, если он согласился оказать тебе честь сделать тебя подобным ему? Малин поднял палец. — Это… — он сделал паузу и склонил голову набок. — О… мне не позволено говорить. Добрый рыцарь сказал, что это наш секрет! — Ваш секрет? Малин энергично кивнул. Интересно. Кворен огляделся вокруг, прежде чем поднять шлем и передать его Малину. — Ступай, юный оруженосец. Ступай и помоги своему доброму рыцарю. Малин одарил его кривой улыбкой, в которой недоставало нескольких зубов, и побежал в другую сторону, стуча ботинками и пробираясь между рыцарями и оруженосцами, готовящимися к турниру. Таинственный рыцарь… Он всегда любил рассказы. Они приносили ему огромную радость. Он читал их вместе с Мерией своим детям, а после и себе, когда в его жизни воцарилась печаль. Поэтому хорошая история всегда привлекала его внимание. А молодой мальчик, несомненно, низкого происхождения, судя по его изможденным щекам и тому, что он понятия не имел, как себя правильно вести – Кворен не возражал, формальности ему наскучили, – служащий рыцарю, о котором он не мог говорить? Рыцарю, у которого были очень достойные доспехи? Кворен провел языком по зубам и со вздохом прищелкнул им. Прошлой ночью ему показалось, что он что-то видел. Черно-белую пару в толпе. Ему показалось, что он видел это, пока наслаждался вином. Пока ждал, когда Шейра вернется к нему – в конце концов она вернулась, но выглядела рассеянной, тихой, и незаинтересованной во всем, что ее окружало. Она была погружена в свои мысли, и Кворен понял это, потому что знал, что лицо девушки отражало тот же взгляд, который был и у него в течение первых двух лет после смерти Мерии. Застряв в раздумьях. Тело, что стоит на месте, пока разум парит где-то далеко. Кворен прикусил щеку, и его глаз дернулся. Действительно, таинственный рыцарь.———————
Шейра
———————
— Похоже, ты благоволишь принцу Кворену. Шейра фыркнула, потянув мать за руку. — Я просто танцевала с ним, матушка. — Хм, неужели? Повернувшись, чтобы взглянуть на легкую улыбку матери, она смогла лишь закатить глаза. — Да, да! — но она тоже улыбнулась. — Из всех, кого ты выбрала… — Ты знаешь? — Конечно, знаю! Они не очень-то деликатничали по этому поводу. Хм, за исключением молодого Кермита Талли. Прошлой ночью он был довольно мил, — Шейра считала его симпатичным мужчиной, но когда они танцевали, его прикосновения не оставляли на ее коже жара. Наоборот, они были немного влажными, как те самые реки, над которыми властвовала его семья. Шейра пожала плечами, наклонившись так, что ее голова легла на обнаженное плечо матери. — Принц Кворен – единственный, с кем я, кажется, могу поддерживать беседу. — И даже не с молодым Хранителем? Криганом? Шейра фыркнула. — Матушка, боюсь, я не тот Веларион, который его интересует. Рейнира хмыкнула в ответ, понимающе кивая. — Такова воля сердца, хм? — они обе прекрасно знали, что любовь и увлечение не должны иметь границ по признаку пола. Шейра была уверена, что, если бы ей дали шанс, она могла бы полюбить Рейну так, как ее мать любила тетю Лейну, хотя об этом почти не говорили. Но история о том, как ее матушка не отходила от Лейны Веларион во время ее потуг, была не просто историей о семейной любви. Шейра знала, что ее мать была более чем привязана к Лейне, а вместе с ней и к Деймону. В некотором смысле это трагедия, подумала Шейра. — У тебя еще есть время до конца недели, — сказала ей Рейнира, на что Шейра кивнула, — но, — дочь помогла ей спуститься по лестнице на королевский балкон, откуда они могли наблюдать за турниром, — если ты выберешь Кворена Мартелла… — Рейнира обхватила свой живот и запечатлела поцелуй на щеке Шейры, — тогда знай, что это будет решение, которое я поддержу всем сердцем. — А Деймон? — Шейра хихикнула, целуя мать в ответ. Рейнира нахмурилась. — Он узнает об этом последним. Это уж точно, — однако затем ее губы растянулись в широкой улыбке, и она притянула Шейру ближе, вызвав у дочери приступ смеха, который удалось подавить лишь прижатой к губам ладонью. — Если ты желаешь знать, моя дорогая девочка… это Деймон пытался удерживать тебя все это время, а не я. Хотя я бы хотела, чтобы ты никогда не уезжала, — Рейнира остановилась и обхватила ладонями лицо Шейры, — я также понимаю, что ты уже взрослая женщина, и, к сожалению, как заведено в нашем женском мире сейчас, — сейчас, не навсегда — обещание изменить это, как только она окажется на Железном троне, — наши обязанности отличаются от обязанностей таких плутов, как он. Но он? Ох, если бы он мог, он бы никогда не допустил, чтобы ты покинула Драконий Камень. — Значит, — хмыкнула Шейра, — из-за него я до сих пор не замужем? Рейнира кивнула. — Он сказал мне, что это из-за тебя. — Конечно, он так сказал, — вздохнула будущая королева, закатив глаза, но улыбка отражалась на ее губах. — Похоже, он намерен сделать из меня злодейку. — Ты не злодейка, матушка. — Я знаю, моя дорогая. Я знаю. Шейра кивнула в сторону, где сидел виновник беседы. — Хочешь, чтобы я его отругала? — в своем кресле он выглядел как принц-консорт, которым ему предстояло стать, одетый в черное, красное и золотое, его серебристые волосы были зачесаны назад, обнажая скучающее выражение лица. Однако в его фиолетовых глазах промелькнул намек на волнение, и Шейра улыбнулась. Она подумала, что он, вероятно, предпочел бы быть внизу, на ристалище. Нет. Она знала, что он этого желал, но только ради ее матери он останется здесь. — Все в порядке, Шейра, — Рейнира еще раз погладила дочь по щеке, прежде чем отстраниться. Шейра просияла и поцеловала мать в щеку, прежде чем наклониться и прошептать в ее живот. — Наслаждайся своим первым турниром, малютка. (Рейнира была уверена, что если кто-то из ее детей и подходил на роль, которую им предстояло взять на себя, то это была ее дочь. И хотя ей было больно называть Джекейриса своим наследником, теперь она знала, что это решение было единственным верным, ибо иногда Шейра была слишком милой для ее собственного блага. Слишком доброй. Слишком нежной. Она очень напомнила Рейнире Харвина). (Хотя он был человеком великой доблести, крупным и неповоротливым, он всегда приветствовал ее с той же улыбкой, что и Шейра. Девушка являлась его отражением, как внешне, так и в доброте. Нежность, которая была присуща осторожным прикосновениям Харвина, сохранилась и в его милой дочери. И хотя Рейнира все еще оплакивала этого мужчину, ей становилось немного легче от осознания того, что его частички окружают ее повсюду). — Хочешь узнать секрет? — внезапно спросила Рейнира. — Конечно. Шейра выпрямилась и позволила матери прошептать ей на ухо: — Я думаю, это девочка. Глаза Шейры расширились, и ей потребовались все силы, чтобы не завизжать от восторга. — Правда? — охнула она, изо всех сил стараясь не пуститься в пляс, как она делала это прошлой ночью. Она засуетилась, словно жеребец, готовый сорваться с места, а Рейнира лишь закивала, не переставая смеяться. Шейра буквально сияла от счастья, взволнованная тем, что наконец-то… наконец-то у нее появится сестра. И хотя она всегда считала Бейлу и Рейну сводными сестрами, называя их сестренками, у нее все же оставалось понимание, что они были ее кузинами. С тех пор как родился Джейс, Шейра всегда хотела иметь сестру, даже если она еще не понимала этого. — Тссс, — усмехнулась Рейнира. — Знает только Деймон. Шейра притворно поджала губы. — Ни одна душа не узнает об этом от меня. — Ступай. Ступай к своим братьям и сестрам. — Avy jorrāelan. Рейнира улыбнулась. — И я тебя, ñuha qēlossās. Шейра поцеловала мать в щеку и вприпрыжку отправилась к своим братьям и сестрам, ущипнув Люка за щеку, когда проходила мимо, чем вызвала его гнев. — Шейра! — Может, мне следует поцеловать тебя, милый братец? — Нет! — Не отказывай нашей сестре, Люк! — захохотал Джейс, облокотившись на колени и ухмыляясь, словно озорник. — Помнишь, когда я отказал ей в последний раз? Она умудрилась удержать меня на месте и заплести косы, и к тому же побила меня. — Я тебя не била! Я просто… — Шейра пожала плечами. — Я просто с любовью похлопала тебя по плечу, Джейс. — Ты ударила меня. — А вот и нет. — Так и было. — Я в жизни не ударила ни одной живой души! — ложь. Она уже била Эймонда раньше. — Не правда. Ты ударила меня и… — Думаю, поцелуй в щеку поможет мне почувствовать себя лучше! — хихикнула Рейна, прерывая спор старших братьев и сестер Веларион, и перегнулась через подлокотник своего кресла к Шейре, отвернувшись от Люка. — О, пожалуйста, — насмешливо сказала Бейла, закатив глаза, — имей хоть немного гордости, Рейна. — Разве мне нельзя просить поцелуя у моей дорогой сводной сестры? Шейра рассмеялась, посчитав их препирательства забавными, и наклонилась, чтобы поцеловать Рейну в щеку, прежде чем сделать то же самое с Бейлой. — Вот так. Теперь я поцеловала вас обеих. Лучше? — Намного! — сказала Рейна с улыбкой. Довольная своим искусным навыком ведения переговоров, Шейра попыталась сесть между Рейной и Бейлой, но первая откашлялась и отвела взгляд. — Возможно, я приберегла место для… — Для меня! Шейра обернулась и столкнулась лицом к лицу с Алиандрой Мартелл. Ее будущая падчерица, если она обручится с Квореном, напомнил ей разум. Сама мысль о подобном заставила ее помрачнеть. Это было слишком похоже на то, как ее мать описывала брак Визериса и Алисенты. Они были близки по возрасту, и Кворен потерял свою первую жену – правда, гораздо менее жестоким образом, но все же остался вдовцом, как и ее дедушка. Если Алиандра ненавидела ее, а Шейра была уверена, что ненавидела, то молодую девушку Мартелл винить было не в чем. Шейра подумала, что, возможно, чувствовала бы то же самое. Подняв бровь на Рейну, которая теперь старательно избегала ее взгляда, Шейра подняла руки в знак поражения. — Полагаю, сидеть рядом с Джоффри будет не менее прекрасно, — вздохнула она. — Я думаю, что в любом случае у нас одинаковая предрасположенность к насилию. Бейла закатила глаза, но Рейна улыбалась, и этого для Шейры было достаточно. Она протянула Алиандре руку. — Приятно познакомиться с Вами, принцесса. Лучше всего попытаться развеселить ее, верно? Или, по крайней мере, подбодрить настолько, насколько у Шейры могло бы получится. Алиандра долго и пристально смотрела на руку – принужденная к действию лишь хорошо поставленным ударом Рейны по голени – и наконец вздохнула. Она протянула руку к Шейре, отказываясь смотреть на нее. — Мне… приятно с Вами познакомиться. Уже лучше, чем прошлой ночью. Шейра улыбнулась, довольная прогрессом, и не заставила Алиандру продолжать пожимать ей руку. — Наслаждайтесь турниром, принцесса. — Вы тоже, — пробормотала она, занимая место между Бейлой и Рейной. Подобрав юбки, Шейра прошла мимо Бейлы и Джекейриса – последний ткнул ее в бок и посмеялся над тем, что ей придется сидеть с их младшим братом, – и спустилась на последний ряд кресел. Хелейна также заняла последний ряд, сидя со своими близнецами – Мейлор был слишком мал, но Шейра полагала, что это относилось ко всем троим детям, – поэтому Шейра не чувствовала себя жалко из-за нового места. Только когда Хелейна поняла, что это она, Шейра взяла тетю за руку и сжала ее ладонь. — Ты не танцевала со мной прошлой ночью, — надулась Шейра. — Мне не особо нравится танцевать. — И все же ты танцевала с Джейсом. Хелейна обратила свои бледно-фиолетовые глаза на Шейру. — А ты – с моим братом. Она ничего не видела. Она не могла. Только Бейла и Рейна заметили. Но… нет, Шейра не хотела думать об этом. Если она не будет думать об этом, то сможет забыть о том, насколько распутной она была. Как она прижималась губами – едва ли это можно было назвать поцелуем – к губам Эймонда. Как она не могла уснуть всю ночь. Как она извивалась на своей кровати, сгорая, словно дракон забрался в ее лоно и поджег ее. Оно не желало покидать ее, и всю ночь она мерила шагами комнату, не в силах обрести покой. Не в силах остыть, даже когда распахнула все окна. Даже когда села на балконе, плотно прижав колени к груди. И все из-за него. Из-за его слов. — Они здесь только ради твоей щели, дорогая племянница. Шейра прочистила горло, отводя взгляд от Хелейны. Ей не нравилось, каким образом сейчас ощущался пристальный взгляд ее тети. Ей не нравилось, что Хелейна, казалось, смотрела сквозь ее плоть и кости, заглядывая прямо в ее разум. Нет ничего плохого в том, чтобы танцевать с Эймондом. В этом нет ничего неправильного. Однако, судя по тому, как Бейла и Рейна изводили ее, вынудив вернуться к Кворену, а затем к Бенджикоту, а затем к Кермиту Талли, а затем снова к Кворену, она определенно чувствовала, что совершила ошибку. И она чувствовала себя немного глупо. Эймонд не искал ее после. После того, как закончились танцы. После того, как закончился пир. После, когда она отправилась в библиотеку. Почему? Она не была уверена, и ненавидела себя за это. Ей было ненавистно то, что она думала, что он может оказаться там. Она ненавидела то, что хотела, чтобы он был там. Но с чего бы ему быть в библиотеке? Они и словом не обмолвилась о подобном. А даже если бы она и упомянула, у него не было причин встречаться с ней. Глупая, глупая девчонка. Распутная. Грешная, сказал бы Эймонд. Прочистив горло, Шейра откинулась в своем кресле и улыбнулась детям Хелейны. — Привет, малютки. — А как же я? — пробормотал Джоффри, надув губы, что так часто напоминало ей ее саму. — О, как я могла забыть о моем самом драгоценном братике? Шейра рассмеялась и наклонилась к младшему брату, обняв и крепко поцеловав в его кудрявые волосы, пока он не попытался высвободиться, жалуясь, что она снова его смущает.———————
Рейнира
———————
Рейнира внимательно наблюдала за своей семьей. Они были прекрасны. Они были такими, какими и должны были быть. Счастливыми. Полными улыбок и смеха. Сей факт приносил ее измученному сердцу некоторое облегчение. Но находиться в Королевской Гавани, окруженной змеями, готовыми украсть ее корону – она была уверена в этом – было для нее сейчас выше ее сил. Алисента, возможно, и проявила некоторую благосклонность, но Рейнира все еще была встревожена. Особенно учитывая предупреждение Кворена. По крайней мере, Шейре он нравился, и девушка, несомненно, выбрала бы его в качестве своего будущего мужа, если ее смущенную улыбку и действия на пиру можно было считать хоть каким-то тому свидетельством. И Рейнира не сомневалась, что ее давний друг был зачарован более мягкой натурой Шейры. Это был еще один союзник, даже если Деймон не был в восторге от ее затеи. Однако он будет более чем счастлив, когда корабли Дорна проследуют прямиком за их спинами, если этот день наступит. — Сестра. Рейнира обернулась, приподняв бровь при виде своего младшего единокровного брата. — Эйгон. Хотя он явно не был пьян, она тем не менее могла сказать, что он провел некоторое время потягивая из своего кубка – сладкий аромат вина витал в воздухе вокруг него. И она не упустила из виду синяк, красующийся на его щеке. Должно быть, он заметил, что ее взгляд остановился на ссадине, и неловко рассмеялся, почесывая шею и избегая ее взгляда. — Матушка убедилась, что я знаю о ее неприязни к моим деяниям. Рейнира знала о его привычках. О его жестоких наклонностях. О его порочности. От этого ее затошнило. Однако ее желудок все же скручивало от осознания, что Алисента сделала то, чего Рейнира никогда бы не смогла: причинила вред своим собственным детям. — Часто ли она это делает? — спросила она, делая шаг ближе, чтобы осмотреть его. Шейра, несомненно, знает какую-нибудь мазь или масло, способное помочь ему. Если Эйгон и был удивлен ее вопросом, то показал это лишь краем глаза. — Достаточно часто, — пробормотал он. Рейнира хмыкнула и откинулась назад: боль в затекших лодыжках и ступнях наконец-то дала о себе знать. — Если она сделает это снова, пока я все еще здесь, позаботься о том, чтобы я узнала об этом первой. — Почему? Рейнира помнила, когда Эйгон был младенцем. Когда он только и делал, что суетился, хныкал и отвлекал от нее все внимание. Когда все были настолько одержимы первым сыном Визериса, что уже практически посадили его на трон. Она помнила, как Алисента при первой же возможности отдавала его на руки кому-то другому. Она помнила, как иногда надеялась, что он умрет в своей колыбели, только чтобы повернуть время вспять и вернуть Бейлона. Вернуть свою мать. Но ни один из них не вернулся, и Эйгон продолжал жить, а она оставалась наследницей своего отца и королевства. Возможно, только после рождения Шейры она начала ощущать, что была жестока по отношению к своим братьям и сестре. Возможно, чувство вины снедало ее уже какое-то время. Возможно, она думала, что если Эйгон будет благоволить ей, то не вытеснит ее. Никогда. — Я твоя старшая сестра, — просто сказала она. — Мой долг – заботиться о тех, кто последует после меня. — Раньше тебя это не заботило, — сказал он, подкрепляя слова язвительным тоном. Рейнира поджала губы. — Нет. Нет, не заботило, — Эйгон пристально взглянул на нее, выслушивая ее честное признание, и она вздохнула, поглаживая живот. Возможно, если бы ее это заботило, то ее единокровные братья и сестра поддержали бы ее раньше. Возможно, если бы ее это заботило, Кворену Мартеллу не пришлось бы рассказывать ей о слухах об измене. — У тебя есть дракон, и ты вырос мужчиной, — сказала она ему, — если ты можешь поклясться, что ни одна служанка не подвергнется твоим… порочным деяниям ни здесь, ни на Драконьем Камне, — она сделала паузу, чтобы собраться с мыслями, несмотря на темный блеск в глазах брата, — где бы то ни было снова, тогда тебе стоит знать, что Драконий Камень примет тебя с радушием. В залах моей семьи ты не зайдешь зла, так как в своих собственных. Поверил он ей или нет, Рейниру не волновало. Она просто надеялась, что он услышит ее предложение. Возможно, он никогда не примет его, и она не обидится, если так и случится. Но было бы разумнее протянуть оливковую ветвь, не оставляя полуразрушенных мостов. — Спасибо тебе… сестра. Она неуверенно кивнула. — Постарайся сегодня держаться подальше от вина, — посоветовала она, — боюсь, алкоголь и сталь плохо сочетаются. Рейнира оставила его, как только Деймон, наконец, встал со своего места и повел ее обратно вниз по лестнице. Он запечатлел поцелуй на ее лбу и протянул руку, помогая ей занять их места сразу позади детей.———————
Эйгон
———————
Однако Эйгон остался на месте, внимательно наблюдая за своей старшей сестрой. Он не был уверен, говорила ли она серьезно. Он не доверял ей в этом. Но предложение… оно было заманчивым. Манящим. Сама мысль о ней всегда была такой. Одновременно прекрасной и вызывающей зависть. И страх. Его мать твердила, что Рейнира убьет его, как только умрет их отец. Она поклялась всем, чем только можно, что Рейнира пресечет любую угрозу престолонаследию, объявленную Визерисом за два десятилетия до рождения Эйгона. И все же, хотя она и была равнодушна к нему, пока он был ребенком, она ни разу не подняла на него руку, в отличие от его матери. Она даже никогда не ругала его, в отличие от его матери. А теперь она предложила подобное. Она предложила это в обмен на прекращение его… деяний. Словно спасительная милость от тех же богов, перед которыми преклонял колени его брат. И все те же серебристые волосы, фиалковые глаза и черты истинного Таргариена. Любимое дитя их отца. Его преемница. Все, чем Эйгон не мог и никогда не станет. Возможно, именно поэтому он предпочитал белокурых шлюх с Шелковой улицы. Если он не мог быть ею, то, возможно, он смог бы почувствовать толику власти, трахая тех, кто был похож на нее. Но он не мог справиться с мыслями о подобном. Не сейчас. Для этого ему нужно было напиться. Напиться настолько, что если он и почувствует мягкое прикосновение к своему лицу, то это будет напоминать ему руку сестры. Только не Хелейны. — Где твой брат? Помяни Неведомого, и он появится. Не будет ли наглостью просить места рядом с Рейнирой и Деймоном, если уж ему суждено страдать на этом турнире? Конечно, он мог бы вынести едкий взгляд и насмешки своего дяди гораздо легче, чем ледяное отношение своей матери. Эйгон повернулся к матери и пожал плечами, не впечатленный тем, как сир Кристон волочился за королевой, словно потерянный пес, которым он и был. — Мы оба знаем, что его не интересуют турниры, — сказал Эйгон. Однако, взглянув на свою незаконнорожденную племянницу, сидевшую рядом с Хелейной, он был несколько удивлен. Шейра была одета так, что наверняка довела бы его брата до очередного гребаного припадка. Конечно, он должен был присоединиться, хотя бы для того, чтобы увидеть своего драгоценного бастарда. — Может, он летает на Вхагар? — предположил он. Алисента схватилась за шею и фыркнула. — Пойди скажи лорду Борросу, что мой сын занят и сегодня не появится, — бросила она Кристону через плечо. И, как послушный пес, он склонил голову и покинул королевский балкон. Эйгон хмыкнул. — Ступай и посиди со своей сестрой, — прошипела его мать, крепко схватив его за руку. Осмелев – вероятно, от предложения Рейниры – он усмехнулся: — С которой из них? — Не надо, — предупредила Алисента. Он не стал бы пытать удачу вновь, ибо узнал мрачный блеск в ее дубовых глазах, и Эйгон вырвал свою руку, вздыхая всю дорогу до своего места. Он нахмурился, заметив, что Джейхейра заняла место, которое предназначалось ему рядом с Хелейной. Закатив глаза, он взял ее на руки и опустился в кресло, усадив ее на свое бедро, несмотря на его полную неспособность быть отцом. Это ему не подходило. Не так, как для Рейниры быть матерью. — Здравствуй, Эйгон, — услышал он голос племянницы. Он обернулся и посмотрел на Шейру. На ее розовых губах сияла неловкая улыбка. Сегодня она была одета в красное, яркого рубинового оттенка, что, как знал Эйгон, свело бы его брата с ума. Он начал бы проклинать ее имя или свирепо сверлить ее до тех пор, пока ему не начало бы казаться, что она вот-вот вспыхнет. Ее темные волосы были также распущены, а единственным украшением служила коса, собранная в нимб на затылке. Эйгон, хотя и предпочитал блондинок, считал ее определенно хорошенькой, и, если Эймонд не заявит о своих претензиях, то это без проблем сделает он. То же самое касалось Бейлы и Рейны. (Рейниры). Эйгон сжал челюсть и кивнул. Он будет вести себя… доброжелательно. — Шейра. Боги, как бы он хотел, чтобы его брат был здесь. По крайней мере, он обеспечил бы хоть какое-то развлечение. Ибо если ему не было дозволено ни затевать неприятностей, ни выпивать под пристальным взглядом сестры – во всяком случае, он почти надеялся, что она наблюдает за ним, видя, как он сдерживает свое слово, но, тем не менее, он не стал задумываться о том, зачем ему это нужно, – то сегодняшний день обещал быть долгим.———————
Эймонд
———————
Эймонд Таргариен был не из тех, кто любил турниры. И все же он сидел на коне, облаченный в прекрасные доспехи, которые не выдавали его личности. Если бы он раскрыл себя, его мать могла бы сойти с ума, и, учитывая, что ребенком, который испытывал ее терпение, всегда был Эйгон, Эймонд не собирался совершать подобного. Он полагал, что Дейрону повезло, что он избежал этого. Он не мог показывать своего лица. Он не мог допустить, чтобы кто-нибудь его узнал. Не тогда, когда он уже сказал Кворену Мартеллу и всем остальным, что ему наплевать. Но зуд – потребность ударить Кворена Мартелла лицом в грязь – был слишком велик. Эймонд должен был это сделать. Он должен был. — Я верю в Вас, сир! — воскликнул Малин, ухмыляясь той чертовой ухмылкой, которая, как показалось Эймонду, очень напомнила ему улыбку Шейры. Эймонд вздохнул и посмотрел сверху вниз на осиротевшего мальчишку, который прекрасно справлялся с ролью оруженосца, хотя и был слишком взволнованным на взгляд принца. И слишком увлеченным разговорами о «той милой леди». — Можно ли мне остаться и посмотреть, сир? — спросил Малин. — Да, — ответил Эймонд. Малин радостно вскрикнул, вскидывая руки в воздух и пританцовывая. — Я буду аплодировать так громко, как только смогу! — Прекрасно. — Вы попросите миледи о знаке внимания? Миледи? Глаз Эймонда дернулся. — Я уже получил его, — сказал он. — Правда? — Малин прижал ладони к серебристому брюху лошади Эймонда, пытаясь найти место, где должен был быть прикреплен венок с цветами. Принц потянулся к своей перчатке и достал черный платок, который он… всегда носил с собой. Но только потому, что у него никогда не находилось подходящего времени вернуть его, напомнил он себе. Он полагал, что это было большой удачей, ведь платок все еще был у него. В таком случае ему не придется терпеть унижение, прося ее о подобном. О ее знаке внимания. — Это ее? — Да. Эймонд продел его узлом на поясе, надежно закрепив его и оставив свисать на бедре. — Она дала его Вам? — Да. — А можно и мне один? — Нет. — Почему нет? — Потому что. — Потому что почему? — Потому что ты все еще лишь оруженосец, — проворчал Эймонд. Он наклонился и взъерошил мальчишке волосы, как гладят собаку. — А теперь веди себя хорошо, юнец. Не говори никому… — Кто я такой! — Малин ухмыльнулся. — Вы можете доверять мне, сир! Поразительный вотум доверия. Эймонд глубоко вздохнул и ударил коня по бокам, подгоняя его вперед, на ристалище. Солнце палило прямо в лицо, и, хотя в последнее время погода была более благоприятной, отсутствия облаков оказалось достаточно, чтобы его доспехи начали нагреваться. Он с досадой прикусил щеку. Это было ошибкой. Ужасной ошибкой. Он должен был просто мучиться в королевской ложе со своей матерью, братом и сестрой, кузинами и… Его тянуло повернуть голову, чтобы посмотреть на трибуны, где находилась его семья, – было проблемой, если он действительно задумывался об этом. Его шлем ухудшал видимость, которой ему и так недоставало. Подобное, безусловно, создаст проблему в бою. Но он был в высшей степени настойчивым. В самом нижнем ряду между его сестрой и младшим бастардом Рейниры Таргариен сидела Шейра. Одетая в красное. Взволнованно улыбаясь. Дразня своего брата. Ее темные глаза сияли в отблесках солнечного света, а еще более темные волосы переливались оттенком вишневого дуба. Волосы, которые ниспадали каскадом вокруг ее лица и по плечам, поверх ее… Ведьма, с горечью подумал он. Он не мог позволить себе продолжить смотреть на жемчуг, украшавший ее низкий вырез. Он не мог снова вспоминать об отсутствии ожерелья. Он не мог наслаждаться золотой вышивкой, эффектно переливающейся на свету. Его доспехи уже успели достаточно нагреться. Ему не следовало ощущать дополнительный жар драконьей крови в жилах. Прошлой ночью он натерпелся достаточно. Ночь, которая потребовала покаяния в виде окровавленных коленей, когда утреннее солнце показалось из-за горизонта. Призрак ее губ преследовал его. — Ваше имя, сир? — спросил глашатай. Эймонд остановил своего коня в конце площадки, принимая копье от юноши. — Сапфировый рыцарь – этого имени достаточно, — процедил он сквозь зубы. При взгляде на своего противника – какого-то рыцаря из Западных земель, – он почувствовал, как тревога подступила к горлу и пронзила его желудок. Скакать слева от ограды было ему вовсе не на руку. — И… и откуда же Вы родом? — Речные земли, — сказал он несколько шутливо. Истинный отец Шейры был родом оттуда, и, конечно, она смогла бы это понять. Она не знает, что это ты. Он фыркнул. Безусловно, подобная ситуация была одновременно проблемой и благословением. Глашатай объявил его, и с копьем в одной руке и щитом, крепко зажатым в другой, Эймонд пришпорил свою лошадь, уже готовый пустить ее вскачь. Он прикусил щеку, стараясь выровнять дыхание, насколько это было возможно. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох… Не успел Эймонд и глазом моргнуть, как закончился первый проход, и этот ублюдок нанес удар по его щиту. Эймонд развернул коня так быстро, как только смог, и, стиснув зубы, схватился за следующее копье. Он снова бросился вперед. Еще один удар. На этот раз нанесенный его собственной рукой. Еще одно копье. Его сердце бешено колотилось, а кровь горела пламенем, готовая поджарить его прямо в доспехах, его дыхание выравнивалось только благодаря чистой воле, когда он снова пришпорил своего коня. Еще один удар. Эймонд позволил зверю закончить проход, развернув лошадь, как только та успокоилась – насколько это было возможно, животное фыркало и мотало головой, копытя землю, – и ухмыльнулся рыцарю, медленно поднимающемуся из грязи. Он похлопал лошадь по шее, шепча ей слова похвалы, и оглянулся через плечо на королевский балкон. Шейра одной рукой схватилась за грудь, а другой обнимала Джоффри. Однако она не выглядела бледной. При этом зрелище она не выглядела болезненной. Хорошо, подумал он. Было бы изнурительно, если бы она упала без чувств в первый же раз, когда он сбросил рыцаря с коня на турнире. Он хотел, чтобы она смотрела. Чтобы она видела, как он побеждает. Сама мысль об этом заставляла его кровь пылать.