———————
Шейра
———————
— У тебя мягкие волосы, — прошептала Шейра, с улыбкой перебирая в пальцах серебристые пряди и накручивая их. Серебряные, как лунный свет, словно созданные его Семерыми и нанизанные на голову принца божественным ткацким станком. Шейра всегда мечтала о серебряных волосах своей матери, дядей и теток. Шейра знала, что если бы родилась с фиолетовыми глазами и волосами, яркими, как луна, жизнь ее матери была бы проще. Она знала, что слухи не привели бы ее мать на Драконий Камень девять лет назад. Шейре хотелось, чтобы волосы в ее ладонях были ее собственными, а не только лишь Эймонда. Фыркнув, Эймонд провел костяшками пальцев по щеке Шейры. — Хелейна… она всегда заботилась о них. — Он прикоснулся к ее собственным локонам и мгновение просто смотрел, двигая челюстью. — Она научила меня уходу с тех пор, как Эйгон подстриг свои волосы, — сказал он, — и она больше не могла на нем практиковаться. Шейра приподняла бровь. — Эйгон позволял Хелейне заботиться о своих волосах? Твой брат, Эйгон? — Тот самый, — сказал он. — Он всегда был идиотом, но… но когда-то было время, когда он не был так ужасен. До того, как отец начал терять память. — Это было… — Хм? Шейра прикусила губу и отвела взгляд от Эймонда, внезапно заинтересовавшись состоянием его бинтов. Ей нужно будет перевязать его перед уходом. — Это было плохо? — тихо спросила она. (Плохо? Эймонд едва не усмехнулся. Плохо — это даже не малая толика описания того, каково это было. Каково это — иметь отца, чье тело присутствовало, а разум — нет. Каково это — когда тебя называли именем сестры, а не твоим собственным. Каково это — обрести несколько мгновений надежды на то, что, может быть, всего лишь может быть, твой отец начнет заботиться о тебе так, как ему следовало бы. Эймонд завидовал Хелейне в этом смысле. Визерис обожал ее. Он обожал ее и ее детей, и Эймонд полагал, что это было одним из немногих по-настоящему искупительных качеств его отца. Но это не означало, что он был прощен. Вовсе нет.) Шейра с трудом сглотнула из-за молчания Эймонда. Из-за того, как он сжал челюсть. Один раз. Дважды. Она начала извиняться, отводя руки и опасаясь, что по-настоящему расстроила его. Как она могла его не расстроить? Конечно, естественно это должно было быть плохо! Глупая, неразумная девчонка. Это Эймонд жил в Красном замке, наблюдая, как его собственный отец медленно, но верно превращается в… в труп, гниющий в своей постели. Именно Эймонду пришлось пережить агонию, наблюдая, как его отец теряет свой рассудок. Плохо — это даже не малая толика описания, и Шейра была дурой, если думала иначе. — Не надо, — остановил он ее. — Не… не делай этого. — Прости, мне не следовало спрашивать… — Прекрати, Шейра, — прошипел он. Эймонд схватил ее за руки и притянул их к своей груди, прижимая одну из ее ладоней к своему сердцу. — Тебе не следует… тебе не следует извиняться передо мной. — Я чувствую, что должна. — Не надо. Ты не сделала ничего плохого. Эймонд переместился на постели, просунув руку под голову Шейры и прижав ее к своей груди. (Прошлой ночью, когда она прижалась к его груди, он напрягся. Прошли годы с тех пор, как он спал рядом с кем-либо, и последней была Хелейна после того, как ей приснился один из ее ночных кошмаров. Но это было совсем не то, что ощущение Шейры, и прошлой ночью Эймонд едва не оттолкнул ее. Едва не презрел ее и не приказал покинуть его постель. А зря. Они не были женаты, и это была его постель, а не их общая. Но потом она прижалась головой к его подбородку и напела валирийскую песню. Та, которой научил меня Деймон, сонно сказала она ему. Он научил меня петь драконам, чтобы успокоить их. А Эймонд был драконом, на которого претендовала Шейра, и в тот момент, когда он позволил своему телу расслабиться, именно мелодия Шейры убаюкала его. Спокойный сон, какого у него не было уже… много лет. И когда он проснулся утром первым, принц поцеловал Шейру в лоб, наслаждаясь ее теплом. Ее красотой. Она была очень красива, когда спала, он понял это. Когда первые лучи солнечного света проникали в окно его покоев и щекотали ее спящую фигуру, казалось, что ее благословляют сами Мать и Дева. Несомненно, быть окруженной ореолом света при первых вздохах дня было знаком святости? Эймонд испугался, что никогда не сможет заснуть и проснуться в этой постели без того, чтобы не увидеть Шейру.) Он прижал ее к себе, и Шейра сосредоточилась на его бинтах, осторожно поправляя их, просто чтобы занять руки. Чтобы не ковырять ногти. Эймонд глубоко вздохнул, прижимаясь щекой к ее волосам. Положив одну руку ей на талию, а другой бесцельно играя с ее волосами, Эймонд сказал: — Это не было... так просто, как я, возможно, думал. — Что ты имеешь в виду? — Мой отец всегда благоволил твоей матери. Это не секрет. Эймонд, казалось, дрожал под ее руками, как будто отчаянно пытался выровнять дыхание, но не мог. Шейре хотелось взглянуть на его лицо — обнаженное и без кожаной повязки, — но девушка подумала, что, возможно, единственная причина, по которой он был готов говорить с ней об отце, заключалась исключительно в том, что она не могла видеть его лица. Потому что она не могла видеть боль, которую, как ей казалось, он носил на себе вместо повязки. — Он всегда любил Хелейну. Всегда, в этом никогда не было сомнений, но Эйгона и меня? Мне всегда казалось, что он отдает предпочтение даже тебе и твоим братьям, а не нам. Шейра нахмурилась. — Я не думаю, что это так, Эймонд. — А я думаю, — сказал он. — Он встал на сторону твоей матери, когда… Люцерис вырезал мне глаз. (Бастард вертелось у него на языке, но прямо сейчас девица-бастард лежала в его объятиях, и он не мог найти в себе сил презирать ее, как когда-то. Как в тот день в библиотеке. Он поклялся никогда не причинять ей вреда, и хотя он никогда не прикоснется к ней в той жестокой манере, он знал, что его слова могут глубоко ранить девушку. Он пообещал, и поэтому не будет называть ни ее, ни ее братьев бастардами. Но это не значит, что он перестанет считать их таковыми.) — Твоя мать грозилась в ответ выколоть Люку глаз, — резко напомнила ему Шейра. Она попыталась отстраниться, чтобы посмотреть на него снизу вверх, но он держал ее в ловушке, усиливая хватку, как змея обвивается спиралью вокруг мыши. — Да, то, что произошло, было ужасно, но ты же не считаешь, что твой отец добровольно пустил бы своего внука под нож. — И все же он довольствовался тем, что его сын потерял глаз. Шейра закатила глаза. — Он не связывал тебе руки и не пихал под нож, Эймонд. Но именно этого твоя мать желала моему брату! — Око за око — это справедливо, племянница. — Ты… — Шейра отпрянула от него, гнев разгорался в ее груди жарко и слишком быстро. Она села на кровати и уставилась на него, скривив губы в злой гримасе. — Ты что, черт побери, серьезно? (Эймонду не понравился ее хмурый взгляд, но еще больше он ненавидел ее внезапное возмущение. Ему было все равно, что она уже сказала ему, что опечалена потерей его глаза. Что она не хотела, чтобы это случилось, но считает, что ее братья должны защищать себя и кузин. Ему было все равно, что она не смотрит на его шрам с жалостью или отвращением. Его заботило, что она защищает бастарда, который вырезал ему глаз. Который сделал его слепым на левую сторону. И это неравнодушие выражалось в ненависти. Презрении. Просто ненавидеть было легче. Иногда ее. Называть ее ведьмой, грешницей и незаконнорожденной девчонкой, которая не заслуживает того, чтобы видеть пустую глазницу в его черепе. Поддаться вечно тлеющему огню в глубине своего сознания — игнорируя ноющую мольбу сердца — и отказаться от нее, как прикажут его Семеро. Позволить грешнице утонуть, пока он идет к спасению.) Шейра покачала головой, невесело усмехнувшись, пока они оба сидели в тишине. Ей действительно нужно было извиниться за то, что она вообще спросила о Визерисе, потому что у нее уже был свой ответ, но Эймонд так основательно пустил разговор под откос, что ей стало почти неловко. Почти. Она не могла поверить, что они говорят об этом. Нет, не говорят, напомнила она себе. В покоях принца не принято разговаривать. Эймонд молчал, пристально глядя на нее со своей подушки, и теперь она была готова уйти. Она бы не вынесла этого детского разговора. Не тогда, когда она уже высказала ему свое мнение по этому поводу. Не тогда, когда он не раз заявлял, что потеря глаза стоила того, чтобы завладеть Вхагар. И, возможно, когда-то она бы сжалась под пристальным взглядом своего дяди, но не теперь. Она знала, что он ничего ей не сделает. Не так, как когда-то. — Не могу поверить, черт возьми, — проворчала она на валирийском, поднимаясь с мягкой кровати, которая так и манила ее вернуться обратно. Шейра прошла по холодному каменному полу и схватила свою сорочку со стула, натягивая ее через голову. Завязывая ее, она прошипела: — Мы уже обсуждали это раньше, дядя, и подумать только, что твои слова были неправдой… — Шейра провела языком по щеке. — Возможно, мне не следует верить всему, что ты говоришь. Шейра схватила халат и накинула его, услышав скрип кровати. Она прикусила губу, пытаясь поскорее завязать халат, чтобы убежать в свои покои. Почему она должна оставаться? Почему она должна беспокоиться? Мысль о дальнейшем споре вызвала у нее тошноту, и она предпочла бы не терпеть этот дискомфорт. Она не должна. Не тогда, когда Эймонд счел нужным быть таким жестоким. В самом деле, подумала она с усмешкой, как он может считать это правильным? Он ненавидит это, не так ли? Так зачем ему подвергать кого-то еще такой же боли? Справившись наконец с халатом, она потянулась за своим подсвечником, но рука крепко обхватила ее за талию. — Не прикасайся ко мне, — вскипела она, хватая Эймонда за предплечье, чтобы отпихнуть его. Но он не сдавался. — Это очень напоминает то, как ты разговаривала со мной, когда только прибыла ко двору. — Отлично. А теперь отпусти меня! Сегодня я больше не стану с тобой разговаривать. — Почему же, маленькая племянница? — спросил он, положив подбородок ей на плечо. — Потому что я ответил на твой вопрос? Потому что рассказал тебе о своих чувствах? Потому что рассказал тебе о своих чувствах? Шейра не могла не ахнуть от его высокомерия. Она покачала головой и наконец высвободилась из хватки Эймонда, развернувшись к нему лицом. Общий язык снова сорвался с ее уст, разочарование девушки было слишком велико, чтобы даже думать о языке предков. — Я спросила о том, каково было видеть своего отца… — Она закрыла глаза, махнув рукой. — Я не могу… Я не могу поверить, что ты считаешь правильным калечить мальчика, своего племянника! (Возмутительного негодника, хотел выплюнуть он.) Эймонд усмехнулся: — Ты спросила, и я рассказал, но ты перебила меня прежде, чем я смог договорить. Прежде чем я успел сказать, почему мне было досадно, что мой собственный отец поставил своего внука выше, чем меня. Меня! Его сына, Шейра! — Разве одного глаза было недостаточно, дядя? Разве нам всем было недостаточно увидеть все это? Быть покрытыми слезами, грязью и… и… и кровью? — От одной этой мысли у нее закружилась голова. Так много криков. Так много криков, которые нужно остановить. Принятие решений детьми, которых не следовало оставлять одних. Почему они должны возвращаться к этому? Почему он должен был поднимать эту тему? Почему он должен был защищать яростные желания своей матери? — Ты можешь быть расстроен! Ты можешь злиться! Я не могу себе представить, каково было твоему отцу выбрать Люцериса, но потворствовать желаниям твоей матери? Она хотела выколоть глаз моему младшему брату, Эймонд! — Моя мать лишь хотела, чтобы я был отомщен, племянница. Она была единственной, кому это было небезразлично! — Его голос тоже становился громче, тело дрожало, а руки сжались в кулаки. (Как они до этого дошли? Как они лежали вместе, обнимая друг друга, шепча тихие слова и не делая ничего, кроме как наслаждаясь друг другом ранним утром? Почему они так нежились, а теперь кричали? Почему ненавидели друг друга? Почему его сердце переполнялось… эмоциями, которые он пока не мог до конца объяснить, а теперь оно иссохло от черной ярости? Потому что как она смеет? Как она смеет винить его за это? Как она смеет указывать ему, что правильно, а что нет, когда это он лишился глаза? Когда именно он перенес больше всего боли той ночью? Когда он был тем, кого предал Визерис?) — Око за око делает мир слепым! — почти прокричала она. — И… и ты сам это сказал! Ты сказал, что все в порядке! Ты лишился глаза, но приобрел Вхагар! (Он пожалел, что она не взяла кинжал и не вонзила его ему в грудь.) Эймонд поднял руку, сжимая и разжимая пальцы, и, хотя его обещание звенело в ее голове, Шейра отшатнулась, схватившись за собственное горло прежде, чем это успел сделать он. (Нет. Нет. Он бы этого не сделал! Почему она вообще…) Шейра наблюдала за тем, как Эймонд c досадой хмыкнул, повернулся на пятках и отошел на несколько шагов, проводя рукой по волосам. Все его тело дрожало, пока он расхаживал взад-вперед. Пока он взъерошивал свои прекрасные волосы. Пока он расхаживал, и расхаживал, и расхаживал, и Шейра не убедилась, что он собирается протереть дыру в полу своих покоев. Резко вдохнув, Шейра грызла ногти и смотрела на свои ноги и пол. (Эймонд оглянулся через плечо. Шейра тяжело дышала, и это граничило с приступом паники. Она дрожала как осиновый лист, стоя на месте, зажав большой палец между беспокойными зубами, и просто грызла, рвала и терзала свою собственную плоть. Она терзала, терзала и терзала, и Эймонд видел, как красные капли пузырятся на ее пальцах, а после он зашагал, убрав гнев на второй план, когда приблизился и осторожно отнял руку от ее рта. Он не мог видеть то, как она получает увечья, даже в результате своих собственных махинаций.) — Прекрати, — прошептал он так тихо, что Шейра засомневалась, сказал ли он это вообще. — Пожалуйста. Слезы защипали глаза Шейры, и она не могла встретиться с ним взглядом. (Он мог только смотреть на ее руку, обхватившую его ладонь. Он мог только смотреть на пузырящуюся кровь и вытирать ее по мере того, как она появлялась. Эймонд не хотел видеть, как она кровоточит, и не позволит ей увидеть это самой. Как бы сильно ни бурлила его кровь. Как бы сильно он ни желал извергнуть драконий огонь и жестокость в ее сторону. Как бы сильно его разум ни умолял возненавидеть ее и вытолкать за дверь с проклятиями, чтобы она больше никогда не приходила к нему. Несмотря ни на что. Эймонд не причинит вреда своей Шейре, и да помилуют Семеро того, кто на это решится.) — Я бы никогда не причинил вреда твоему брату, — сказал он. Шейра сглотнула, быстро моргая, чтобы прогнать слезы. Слезы гнева. Негодования. Разочарования. — Я знаю, — Ее голос дрогнул. Это было предательством собственного тела. — Я бы не тронул и волоска на голове никого из твоей семьи. — Я знаю. Медленно, очень медленно Эймонд притянул ее обратно к себе, обратно в свои объятия, обратно туда, где, как ей казалось, ей самое место. Она прижалась ухом к его сердцу, прислушиваясь к тому, как замедляется его быстрый ритм, словно взволнованный дракон успокаивался рядом со своей парой. Это напомнило ей о Караксесе и о том, как он кричал и выл, пока Сиракс не вернулась в свое гнездо на Драконьей горе. И вот, она позволила себе погрузиться в Эймонда, в своего зеленого дракона, хотя бы для того, чтобы успокоить его сердце. Хотя бы для того, чтобы перевести дух, пока слезы разочарования стекали по ее щекам. — Этого было недостаточно. — Чего? — Приручения Вхагар, — тихо признался он. — Ее приручения никогда не было достаточно, чтобы сделать меня целым. Этого… этого никогда не будет достаточно. Не тогда, когда я потерял еще одну свою часть, осталось невысказанным, но принцесса об этом и так прекрасно знала. Шейра прикусила щеку и подняла взгляд. (Его правая сторона. Она всегда подходила к нему справа, не так ли? К его глазу.) Эймонд прочистил горло, стиснув челюсть. Один раз. Дважды. В такт. Его фиолетовый глаз метнулся к Шейре. Трижды. — Я хотел, чтобы мой отец на самом деле вел себя как мой отец, — сказал он. Его руки медленно обвились вокруг ее талии, надежно прижимая ее к себе, и они просто стояли там, в его комнате. В его комнате, одни, залитые лучами раннего солнечного света. — Я хотел, чтобы он относился ко мне как к своему сыну, а не как к какому-то юнцу, которого родила его вторая жена. — Когда Рейнира вышла замуж за Деймона и новость дошла до отца, я был уверен, что он начнет заботиться обо мне и Эйгоне так же, как заботился о Рейнире. Я был уверен, что он даст нам должное воспитание. — Он перевел взгляд на ее руки, прижатые к его груди, на кольцо Эйммы Аррен на ее пальце. — И он так и поступил. На некоторое время. Я знал, что это неправильно, но часть меня желала, чтобы моя сестра никогда не возвращалась с Драконьего Камня. Часть меня желала, чтобы вы все остались там, потому что тогда мой отец смог бы вложить в нас все свое сердце. — Тогда Эйгон был лучше. Он был старшим братом, с которым мне действительно нравилось проводить время. Хотя… он все еще был идиотом. Он по-прежнему трахал всех девиц и юнцов, которые попадались ему на пути. Но он меньше пил. Он больше улыбался. Он был… он был тем братом, в котором я нуждался. — А потом отец начал называть мою мать другим именем. Он начал бредить. Начал выть от боли. Он потерял глаз, — Эймонд фыркнул, и на его губах появилась почти печальная улыбка. — Он мог лишь лежать в постели, а одно время даже едва ходить. Каждый раз, когда мы с Эйгоном приходили к нему, он спрашивал о Рейнире. Он спрашивал, где его дочь. А Хелейна? Он помнил ее. Он был доволен ею. — И однажды он… он назвал Эйгона «Рейнирой». Отец разговаривал с ним так, словно он был ею; он просил прощения за свой гнев из-за Деймона и благодарил ее за то, что она наконец вернулась домой. За то, что она наконец вернулась к нему. Шейра широко раскрытыми глазами наблюдала за тем, как слезится глаз Эймонда. Она не думала, что слеза скатится по его щеке, но ей было интересно, прольет ли он ее, когда она уйдет. Интересно, будет ли он плакать достаточно долго, чтобы дать слезам высохнуть и притвориться, что ничего не произошло. Эймонд сказал: — На следующий день Эйгон обрезал свои волосы до такой длины, что и сейчас, и сказал, что это потому, что они опалились от свечи. Он напился до такого глубокого забытья, что и не вспомнил, что я был с ним и отцом. Он забыл, что я все это слышал. И с тех пор Эйгон пьет и трахается по всей Королевской Гавани, а я задаюсь вопросом, не упьется ли он, наконец, до смерти. А еще это был последний день, когда я навестил отца по собственной воле, — Он вздохнул, наконец подняв глаз и встретившись взглядом с Шейрой. Выражение его лица было пустым, как будто он не мог позволить себе показать хоть крупицу чего-то большего, и Шейра могла поклясться, что ее сердце раскололось на части. — Так что да, это было паршиво, ñuha dōna, но в этом жестоком мире есть вещи и похуже. Покаяние моего отца выражается в физических страданиях, и, если на то будет воля Семерых, я должен воспринимать это как таковое. — Эймонд… Что она сказала? Что она должна была сказать? Мне жаль? Ты заслуживал лучшего? Эймонд был не из тех, кому нравится жалость, и все же это было все, что Шейра могла дать. Несмотря на то, что ее кровный отец был мертв, несмотря на то, что отец, давший ей имя, был мертв, у нее все еще оставался один. Деймон взял ее под свои красные крылья и оградил от мира так, как это сделали бы сир Лейнор и сир Харвин, если бы были живы. Так как же она могла сказать, что понимает Эймонда? Ей хотелось что-то сказать. Потому что, хотя она все еще чувствовала уколы гнева, разочарования и возмущенной гордости, она сочувствовала боли Эймонда, как бы сильно он ни пытался это скрыть. Она тяжело переживала потерю дедушки, но Эймонд потерял отца много лет назад. И Шейра была не настолько жестока, чтобы игнорировать его боль и признание из-за своих собственных чувств, все еще бушевавших внутри. (Глаз Эймонда расширился, когда Шейра протянула руку и прижала его голову к своей груди так сильно, как только могла. Когда она обняла его и погладила по волосам, тихо бормоча извинения. Когда она запечатлела поцелуй на его макушке, как Мать на своем последователе. Когда она дала ему больше, чем он когда-либо мог просить.) — Я все еще расстроена, — призналась она, позволяя Эймонду выпрямиться в полный рост. Эймонд погладил ее по руке. Мягко. Медленно. — Как и я. — И я не передумаю. — Я тоже. Шейра кивнула. — Вернемся в постель? — спросил он, рассеянно играя пальцами с подкладкой ее черно-красного халата. Они оба посмотрели в окно, и он быстро повернул ее лицо обратно к себе. — Совсем ненадолго, Шейра. Шейра прислонилась лицом к его ладони, вздохнув от внезапной усталости, и позволила своим глазам закрыться. Ее дрожь перешла в озноб, тело пыталось справиться с опустошением, которое прожгла в ней ее внезапная злость. — Я боюсь, если я это сделаю, то никогда не смогу уйти, — призналась она. — Тогда не надо. — В конце концов, мне придется. — Нет, если бы ты была моей леди-женой. Шейра усмехнулась, прижав руку Эймонда к своей щеке, и украдкой взглянула на него. Она ожидала, что он улыбнется своей шутке. Он и раньше так шутил, и, хотя это вызвало тоску в ее красном сердце, она сочла его слова всего лишь шуткой. Она почти сочла его жестоким. Но он не улыбался. Он сжал челюсть. Один раз. Дважды. Трижды. — Ты… — Я серьезно. (Слова просто сорвались с его губ. Он не собирался произносить их. Чтобы пошутить, возможно. Чтобы оценить ее реакцию, как вчера утром. Чтобы понять, будет ли она сопротивляться или согласится. Но она знала. Она знала и сделала шаг ближе, и Эймонду показалось, что его сердце вот-вот выскочит из груди.) — Эймонд, — медленно произнесла она, — мы… мы не… — А почему бы и нет? Шейра обхватила себя руками, потирая бока, когда ее снова охватила дрожь — она не знала почему, но это помогло ей. Это должно было помочь ей. Потому что почему бы и нет? Почему они не могли? — Мы… мы терпим друг друга всего несколько дней. — А те недели, когда мы почти половину времени проводили вместе? Тепло коснулось ее щек. — Ну… ну, мы… спорили, ругались и… и… — А еще мы смеялись, и шептались, и читали вместе, и рассказывали друг другу о вещах, которые мы находим прекрасными. — Но мы очень часто не соглашаемся! — Как и только что, — хмыкнул Эймонд, наклоняя ее лицо ближе к себе. Шейра резко вдохнула, заметив на его губах легкую ухмылку. — И чем же все закончилось? — Мы остались расстроенными? — Глупая девчонка, — Эймонд наклонился и сладко поцеловал ее. Целомудренно. Конечно, недостаточно долго. — Мы поговорили, признали правоту друг друга и снова помирились. Разве мои сестра и дядя так не поступают? — Ну, да, но это другое. Они женаты и знают друг друга всю свою жизнь. — А мы нет? Эймонд медленно развернул их, подталкивая Шейру к кровати. Ее голос дрогнул, когда она уперлась коленями в матрас. — Мы провели почти десять лет в разлуке, Эймонд. — А как долго Деймон пробыл в Пентосе? Десять лет. Шейра споткнулась, упав на меховую кровать Эймонда, а он продолжил наступать, тесня и загоняя ее в клетку. — Н-но ты женишься на леди Кассандре, а я… я на принце Кворене? Эймонд ухмыльнулся, и серебристые волосы рассыпались по его плечам, увлекая их обоих в собственный мир. В единственный мир, который имел значение для них обоих. — Ты произносишь это вопросительно, племянница. — Он уперся одной рукой в кровать рядом с ее головой, а другой стал медленно развязывать халат девушки. — Где же тот драконий огонь, который ты, похоже, приберегаешь только для меня, хм? Так быстро сдалась? — Н-нет, но я не думаю, что… Эймонд распахнул халат на теле, сосредоточившись теперь на развязывании сорочки. Шейра напряглась. Огонь, который подпитывал ее язык и чувство злобы, теперь стекал по венам к животу, сворачиваясь кольцами, как дракон вокруг своей добычи. Она сжала ноги вместе, прикусив губу, чтобы не издавать звуков, которые могли бы выдать ее. Он одобрительно хмыкнул, обнажая ее грудь. — Через сколько времени после похорон леди Лейны твоя мать и Деймон поженились? — Т-три дня, — пискнула Шейра, пока он поглаживал большим пальцем ее сосок. — Целых три дня, маленькая племянница. Эймонд наклонился и заменил большой палец своими губами. Он ласкал ее сладко. Без промедления. Шейра ахнула, выгибая спину, когда он обхватил ее ртом, одновременно лаская другую грудь. Его зубы впились в ее покрытую мурашками плоть, и она застонала, дрожа, когда огонь прожег ее насквозь. Она молила о большем. — Эймонд, — захныкала она, когда он игриво прикусил ее сосок. — Эймонд, пожалуйста. Он отпустил ее, скользнув на кровать над девушкой, и злобная усмешка заиграла на его губах, когда принц раздвинул ее ноги коленом. Он прижался к ее промежности. — Конец недели, — сказал он. — Ч-что? — Твоя мать и Деймон поженились через три дня после воссоединения. Так что я дам тебе еще три дня, прежде чем сделаю тебя своей женой, — Он потянул ее к себе, помогая полностью стянуть с плеч сорочку и халат, и поцеловал ее. — А как насчет наших потенциальных суженых? — Они таковыми и останутся, милый дракон моря: потенциальными сужеными. Ни одна из наших матерей пока не объявит о помолвке, — прошептал он ей в губы. Шейра отбросила халат, стягивая с себя сорочку, пока Эймонд развязывал брюки. — В конце недели я отвезу тебя в Старомест, если понадобится, к септону, и мы произнесем наши клятвы под звездами, у моря, в чертовых Красных горах, если ты того пожелаешь. Я даже прикажу Вхагар отвезти нас к проклятой Стене, если ты захочешь пожениться в снегу. — Все будут в ярости, — пробормотала она, когда он сбросил брюки и вернулся к поцелуям. — Деймон может обезглавить тебя. — Он не станет убивать твоего мужа, отца твоего ребенка. — Эймонд! — предупреждающе зашипела она. Одной мысли о том, что у нее будет бастард, было достаточно, чтобы заставить ее дрожать от страха. От беспокойства. Она не хотела предоставлять бастарда этому жестокому миру. Она не могла допустить, чтобы дать ребенку незаконнорожденное имя или подвергнуть его той же участи, что постигла девушку и ее братьев. — У меня не будет незаконнорожденных детей. Лунный чай. Ей нужно приготовить лунный чай. Но как это сделать, не вызвав подозрений? Без нужных ингредиентов? Это опасный чай! О, боги, пролепетала Шейра. Почему она не… — И этого не случится, — пообещал Эймонд. (Он поклялся. Себе. Ей. У них будет ребенок, но он не станет незаконнорожденным. У него не родится ребенок от греха, и, когда они поженятся, им больше не придется беспокоиться об этом. Он совершит покаяние за них обоих, как и наставлял Юстас.) Эймонд встал на колени на кровати и грубо притянул Шейру к себе, заставив ее обхватить ногами его талию. Она заерзала в предвкушении, когда он наклонился над ней, убирая прядь волос с ее щеки. Один фиолетовый глаз пристально смотрел на нее. Он был без сапфира, и Шейра протянула руку, медленно касаясь его раненой щеки. Заботливо. Она всегда помнила о его шраме. О его боли, даже когда сама содрогалась от желания. (Хотел ли он, чтобы это произошло? Нет. Хотел ли он сказать ей, что они поженятся? Нет. Но был ли он расстроен? Относительно их предыдущего разговора? Да. По поводу последнего? Нисколько. Все было так, как и должно было быть. Только они. Только одноглазый зеленый дракон и черный дракон моря. Только Эймонд и его милая Шейра.) — Я твой, а ты моя, — сказал Эймонд. — Разве мы этого уже не говорили? Шейра медленно кивнула. — Говорили. — Тогда все, что нам нужно сделать, это произнести клятвы перед септоном и свидетелем. — А потом? — А потом, ñuha dōna, — Эймонд поцеловал ее, когда вошел в девушку, и оба вздрогнули от ощущения тесноты, — мы с тобой поженимся, и однажды наши дети будут Таргариенами… и Веларионами. Шейра застонала, откинув голову на кровать. Она запустила пальцы в волосы Эймонда, клеймя их своими. Жадная, жадная девчонка, берущая то, что ей не принадлежит. Но сама идея была такой прекрасной. Такой заманчивой. И это заставило ее сердце растаять, превратившись в источник тепла, который можно найти только в глубинах Драконьей горы. Эймонд принадлежит ей, и только ей. Никакой Кассандры. Никакого Кворена. Никого, кроме них, как сейчас. Именно так, как ей это нравилось. Шейра притянула Эймонда к себе, упираясь пятками в его бедра, чтобы помочь ему войти в нее еще глубже. Девушка обвила руками его шею, прижавшись губами к его голове, и он поцеловал ее в шею так сладко, что она подумала, что может достигнуть пика прямо здесь и сейчас. Эймонд. Ее Эймонд. Мысль об этом была такой заманчивой. Мысль о том, что они смогут свободно наслаждаться временем в библиотеке, читая и делая все, что им заблагорассудится. В садах, где она будет рассказывать ему о каждом цветке, а он будет послушно держать корзину. В ее покоях она будет петь, а он помогать ей с припарками и пастами, в его – заплетать друг другу волосы, пока девушка будет следить за тем, чтобы он всегда находил в ней нежное утешение, которого не получал за пределами своей комнаты. Она предложила бы ему это, в то время как он подарил бы ей крылья, которых ей не хватало всю жизнь. Ей очень нравилось, как это звучит. Но она не преминула поддразнить его, когда он вращал своими бедрами. — Я всего-то желала выйти замуж по любви, — выдохнула она. — Наши жизни — это не твои драгоценные рассказы. Сначала выходи замуж по расчету, а любовь может прийти потом. В любом случае это будет несложно. — Откуда ты это знаешь? — Потому что ты — это ты, — прошептал он, приподнимаясь, чтобы встретиться с ней взглядом. — А я — это я, ābrazȳrys. Как же иначе? Шейра улыбнулась. — Хорошо, — Она закрыла глаза, позволяя себе вжаться в постель. В тепло. В наслаждение, которое доводило каждый квадратный дюйм ее тела до неистового покалывания. — Хорошо… valzȳrys. (Ни один из них не упомянул истинную причину, по которой им будет нетрудно влюбиться после свадьбы: Их сердца уже бились вместе и горели одним пламенем.)———————
Бейла
———————
— В чем дело? Бейла побарабанила пальцами по животу, долго и пристально глядя на темно-красный балдахин, задрапированный над ее кроватью. — Ни в чем, — пробормотала она. — Что ж, — кровать рядом с ней прогнулась, — что-то случилось, миледи, и я хотел бы позаботиться о том, чтобы это исправить. Бейла закатила глаза и лишь слегка повернулась. Криган приподнялся над ней, его серые глаза были мягче, чем она могла предположить для молодого мужчины. Закаленный и мрачный Хранитель Севера, шептались все, но Бейла и Джейс считали иначе. Он, конечно, был серьезнее их обоих, но улыбался и смеялся так же легко. И он был очень красив. — В чем дело? — он спросил снова. Вздохнув, Бейла повернулась на бок — не без того, чтобы бросить взгляд на Джейса, который, казалось, крепко спал. Криган предложил свою руку в качестве подушки, и она приняла ее, опустив на нее голову. Для человека с Севера он был неестественно горячим, словно пылающий очаг. Но Бейла это оценила, особенно с учетом того, что за последние несколько дней у Джейса появилась привычка воровать ее одеяла, когда они уединялись то в его, то в ее покоях. — Ты когда-нибудь видел то, чего не должен был видеть? — Хм… вероятно. В каком смысле? — Например, — она провела пальцами по его груди, любуясь темными волосами, которые вились по его светлой коже, — интимный момент? Между двумя людьми? Криган фыркнул, и мальчишеская улыбка появилась на его розовых губах. — Полагаю, это был кто-то из ваших знакомых? — Но к-как...? — Потому что, миледи, — усмехнулся он, накручивая на палец один из ее серебристых локонов, — иначе вы бы не спрашивали. — А Джейс говорил, что ты простодушный. — Думаю, прошлая ночь доказала обратное, — поддразнил он. — Но… я все равно умнее его. — О? — Ммм. Он не верит в лютоволков. Только глупец может считать их россказнями. — Никто из нас никогда их не видел. — Тогда вам нужно поспешить на Север, и я покажу их вам. — Настоящих? — Что ж… нет, но я могу показать гобелены и кости! Бейла хихикнула, легонько хлопнув Кригана по груди. Когда он улыбался, то выглядел на свой возраст — едва ли старше Бейлы и Джейса — и она обнаружила, что ей очень нравятся его улыбка и тихий смех. — В ответ на вашу ситуацию, миледи, я лишь спрашиваю, имеет ли это значение? — Имеет ли значение, что я их видела? — Вы не кажетесь особенно, — он перевел взгляд с нее на Джейса и на то, как они были раздеты, — консервативной. И вы, кажется, не возражали против того, чтобы в какой-то момент смотреть на… — О, тише! — Похоже, это нечто большее, чем просто поймать знакомого в компрометирующем положении. Не так ли? Бейла медленно кивнула. — И почему? — Это неправильно. — В каком смысле, могу я спросить? Бейла прочистила горло и встретилась взглядом с серыми глазами Кригана, надув полные губы. — Это внушает мне сильный страх, — пробормотала она. — Я очень боюсь, что, если бы их увидел кто-то еще, они оба оказались бы в опасности. Их… их любовь не… — Она покачала головой. — Ее бы не приняли. — А так и должно быть? — В каком смысле? Криган пожал плечами, проводя призрачными прикосновениями по руке Бейлы. — Похоже, полное согласие никогда не будет возможным. Возьмем, к примеру, мое положение. Некоторые поддерживали моего родного дядю, а не меня, но я заручился поддержкой правильных знаменосцев, которые согласились и защитили мое право по рождению. Теперь я Хранитель Севера и лорд Винтерфелла, и это мое право. — И ваша мать тоже. Не все согласны с тем, что женщина должна сидеть на Железном троне, но у нее есть могущественные союзники. За ее спиной стоят хорошие люди, мужчины и женщины, которые уже принесли свои клятвы и преклонили перед ней колено. Стало бы легче, если бы все ее поддержали? Да, но такова природа нашего существования, и мы должны извлечь из этого максимум пользы. Я собрал своих знаменосцев, и ваша мать обеспечила себе альянсы, если они ей понадобятся. Взять хотя бы то, что вы и ваша близняшка были обещаны ее сыновьям. Это было сильное и разумное решение, и она заручилась поддержкой ваших бабушки и дедушки. Дом Веларион — один из самых богатых, и у него самый большой флот, который когда-либо видел Вестерос! С их поддержкой ей будет трудно в чем-либо отказать. — Мужчины и женщины могут не соглашаться с ней как с королевой Семи королевств, но это не имеет значения, если знамена Веларионов поднимаются вместе с Таргариенами в морях, и, возможно, знамена Мартеллов поднимаются вместе с Таргариенами на юге. И, возможно, — хмыкнул он, — знамена Старков поднимутся вместе с Таргариенами на Севере. — Бейла мягко улыбнулась в ответ, и Криган, всегда добрый и почтительный лорд, наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб. — Вы поддерживаете этих двоих? — Спросил Криган. — В некотором роде. «Да» и «нет», следовало бы сказать ей, но в основном «нет». Это слишком опасно. Слишком переменчиво. Слишком разрушительно. — Если есть хотя бы намек на «да», моя прекрасная леди Бейла, — тихо сказал он ей, — тогда, я думаю, вы должны стать их поддержкой. Станьте тем знаменем, которое поднимется за них, когда придет время. Но знамена Таргариенов никогда не поднимутся в Дорне. Бейла кивнула. — Благодарю вас, милорд. — Не стоит благодарить меня за простой совет. Для меня большая честь, что будущая королева Семи королевств интересуется моим мнением. — Ты глупец, — усмехнулась она. — Несомненно, так, если я оказался в постели с обрученной парой, которая должна пожениться всего через три дня. — Криган поцеловал ее еще раз и скатился с кровати. — Передайте Джекейрису, что я должен уйти сейчас, если хочу защитить свое и ваше достоинство, но, если бы я мог остаться еще немного, я бы так и сделал. Бейла махнула ему рукой и последовала его примеру. — Сегодня у нас нет обязанностей, поэтому мы бы хотели прокатиться на драконах. У меня есть время сопроводить тебя по туннелям обратно в твои покои, — Она натянула сорочку, накинув поверх простое платье. Криган быстро помог ей зашнуровать его — бесполезно, поскольку это сделает одна из ее служанок, когда принцесса вернется, но, тем не менее, она оценила этот добрый поступок. — Ты остановился в гостевом крыле? В восточной части замка? — Полагаю, да, миледи. Бейла усмехнулась. — Идем. Мой отец рассказал мне все о тайных ходах Мейгора Жестокого! — Они безопасны? — Ну, да, по словам моего отца. — А если мы заблудимся? — Тогда, боюсь, это будет означать, что лорд Старк успешно выкрал принцессу Таргариен! Вот это будет история! — А мы не умрем? — Конечно, но никто нас не найдет, — Бейла постучала по одной из панелей на стене, прислушиваясь к глухому эху, и, найдя нужное место, она толкнула потайную дверь, ухмыляясь, когда показалась лестница. — Люди могут поверить, что мы сбежали вместе. Неплохая история, а? Криган с опаской оглядел старую лестницу. — Я… полагаю. — Идемте, идемте, лорд Старк. Давайте преодолеем это приключение вместе. — Думаю, я предпочитаю обычный способ приходить и уходить, — пробормотал он. — Никто не сказал ни слова, когда я посещал вас и принца Джекейриса прошлым вечером. — Это потому, что с нами были другие. Однако возникнут вопросы, если ты будешь разгуливать по королевским апартаментам в такой час. — Я мог бы легко солгать, чтобы избежать подозрений. — Криган, — Бейла откинула голову назад, смеясь, — я не думаю, что ты физически способен лгать. Твоя северная честь не позволила бы этого. Криган покраснел. — Я-я мог бы. Если бы захотел! — И я смогу летать точно так же, как Лунная Плясунья, если очень постараюсь! — Не дразните меня, миледи. Пара начала заворачивать за угол, и Бейла развернулась, чтобы идти лицом к мужчине, подняв руки в знак капитуляции, и на ее губах играла маниакальная ухмылка. — Это отличается от того, что ты говорил в прошлый… — Бейла? Ее улыбка погасла, и она так же быстро обернулась, остановившись как вкопанная. — Шейра? — Кузина? — Эймонд? — Лорд Старк? — Леди Шейра? Фиолетовые глаза Бейлы метались между Шейрой и Эймондом. Карие глаза Шейры метались между Бейлой и Криганом. Шейра и Эймонд оба… выглядели отнюдь не уставшими, и Бейла чуть не ахнула от очень быстрого осознания. Только не это, подумала она. Возможно, вчера она и не видела всего этого, но не нужно быть дурой, чтобы сложить два и два. (Шейра перевела взгляд со своей сводной сестры на Хранителя Севера, отметив их наспех надетую одежду, и прикрыла рот рукой. Она думала… конечно, она думала, что Бейла и Криган могли бы наслаждаться обществом друг друга, но… О, боги, Шейра не могла решить, что хуже: осознание того, что Бейла, вероятно, трахалась с Криганом Старком, или то, что они с Эймондом были пойманы этой парочкой.) — А… кхм… а мой брат… — Он все еще спит, — отрезала Бейла. Этого не могло быть. Этого не могло произойти. Этим утром она махнула рукой на объекты своей дилеммы — и знала, что, судя по тому, как Криган взглянул на нее, он теперь понял ее вопрос. — А вы двое? Наслаждаетесь прогулкой в такую рань? — Еще как наслаждаемся, — сказал Эймонд. Ухмылка тронула его губы. — А ты, кузина? Наслаждаешься туннелями Мейгора с лордом Старком? — Он склонил голову набок, его фиолетовый глаз блуждал по Кригану. — Они достаточно холодные, милорд, или вы предпочитаете тепло… — Прекрати, — прошипела Шейра, хлопнув Эймонда по правому плечу. — Будь добр. Принц закатил глаз, но промолчал, решив вместо этого оглядеться по сторонам, заложив руки за спину. Он ее слушает? Хотела спросить Бейла. — Извините, что побеспокоили вас обоих, — неловко усмехнулась Шейра, пытаясь провести Эймонда вперед и мимо них обоих. — Мы… э-э… мы спустились на берег и… встретили рассвет, и… Бейла приподняла бровь. — Как и лорд Старк, ты ужасная лгунья, сестра. — Она права, — прошептал Эймонд. — Я говорила не с тобой, кузен. — И я тоже. Бейла впилась взглядом в Эймонда. — Ты прикасался к ней? — усмехнулась она. Валирийскому языку Деймон обучил ее с того момента, как она научилась составлять слова, и она очень гордилась этим. Часть ее почти надеялась, что Эймонд не поймет, что она говорит. — Я делал только то, о чем она меня просила. — Действительно? — Она оглядела его с ног до головы. — У твоего брата есть определенные склонности, которые вы могли бы разделить. Бейла не думала, что Эймонд мог бы поступить подобным образом. Она не знала почему, но была почти уверена, что он бы так не поступил. Ее раздражало, что она уже знала, как Эймонд обращался с Шейрой. Она уже знала, как Эймонд обнимал и целовал Шейру. Ничто из этого не говорило о наличии жестокости, как у Эйгона. Но Бейла была дочерью Деймона, и она будет защищать своих близких, пока не будет уверена в безопасности. Эймонд насмешливо оскалился, причем так жестоко, что стал похож на бешеную дворнягу. — А ты разделяешь привычки своего отца? Наблюдаешь за тем, как они это делают, или предпочитаешь, чтобы наблюдал кто-то из них? Старк кажется благородным человеком, так что, возможно, он предпочитает наблюдать. — Следи за своим языком, кузен. — Я буду поступать так, как мне заблагорассудится. — А когда мой отец отрежет тебе язык за оскорбление, прежде чем снести голову с плеч за то, что ты трахал мою сводную сестру? Тогда ты все равно будешь поступать так, как тебе заблагорассудится? Эймонд ухмыльнулся. — Хотел бы я посмотреть, как он попытается разлучить меня с женой. Это действительно почти рассмешило ее. Шейра? Жена Эймонда? — Правда, кузен? — Бейла склонила голову набок, почти забавляясь тем, насколько он жалок. — Не можешь трахнуть девушку, не думая о том, что должен на ней жениться? Когда ты сосешь члены своих богов, должен ли ты также принимать обеты септона и жениться на своей вере, чтобы избавить себя от чувства вины? Челюсть Эймонда щелкнула. Один раз. Дважды. — Воистину дочь своего отца, не так ли? Она ухмыльнулась. — Это комплимент, если его вообще можно считать таковым, мой принц. — Хм. — Вы оба прекратите это! Шейра оттащила Эймонда назад — Бейла удивилась, когда они успели встать так близко — и встала между ними, когда Криган осторожно подвел Бейлу обратно к себе. Огонь пылал жарко и ярко в сердце Бейлы, и она знала, что то же самое происходит и с ее светловолосым кузеном. Его фиолетовый глаз значительно потемнел, словно ночь затмила все цвета в его радужке, и Бейла задалась вопросом, была ли она такой же. — Не будьте так жестоки друг к другу, — взмолилась Шейра. — Пожалуйста! Вам не обязательно нравиться друг другу, но мы родственники, и нам не нужно больше ссор. — Я не буду извиняться, — просто сказала Бейла. Шейра махнула рукой. — Не стоит. Я бы никогда не попросила тебя об этом. — Хорошо. По крайней мере, Эймонд Таргариен не превратил ее сводную сестру в идиотку. Обдурачил? Возможно. Только пока, но если и было что-то, что Бейла знала наверняка, так это то, что Шейра всегда будет выбирать свою семью. И когда ее кровь начала остывать — успокаивающее прикосновение руки Кригана к ее спине определенно помогло — она взглянула на Эймонда и Шейру. Она видела, как Шейра шепотом отчитала его по-валирийски. Она видела, как Эймонд закатил глаз, но не отпускал ее руку. Она видела, как он насмехается, но не сопротивляется, а только кивает. Это, конечно, не было капитуляцией с его стороны, но он также не пытался переубедить ее. Он просто стоял и проглатывал каждое приглушенное и резкое слово, брошенное в его адрес Шейрой. — Седьмое пекло, — проворчала Бейла. Она прикусила щеку и привлекла внимание Эймонда. — Кузен! Он выглядел так, словно она только что собственноручно сунула ему в рот лимон. Бейла жалела, что не сделала этого. — Подними на нее руку, и я отрежу ее и засуну так глубоко в твою собственную задницу, что ты будешь знать вкус лишь своих собственных пальцев. — Ладно. — Хорошо. — Миледи, возможно, нам следует… — Криган умолк, предлагая ей продолжить вести его по туннелям. Она мягко улыбнулась, похлопав его по руке. — Я знаю. Знаю. — Эймонд, пойдем, — позвала Шейра блондина. Он что-то пробормотал, за что получил резкий удар в живот, но Шейра ухмыльнулась. Бейла прикусила щеку. Сегодня она поговорит с Шейрой. Когда они все отправятся летать на драконах, она поговорит с Шейрой. Она попытается выяснить, почему. Возможно, даже попытается отвадить ее от одноглазого принца. Убедится, что Эймонд не имел в виду то, что сказал, хотя Бейла была почти уверена, что это не так. Позже. Она решит это позже. И уж точно до того, как сообщит обо всем Джекейрису. Нет. Это была ответственность Шейры. — Кузина. Бейла остановилась и оглянулась через плечо. Эймонд поджал губы и на мгновение склонил голову. — Клянусь, что пока я дышу, твоя сестра будет в безопасности рядом со мной. Она сомневалась в этом, но все равно оценила эти слова. Она встретила умоляющий взгляд Шейры и кивнула. Разговор позже был ее обещанием, и ее сводная сестра, казалось, поняла это. — Я боялся, что вы его убьете, — почти нервно усмехнулся Криган, когда они продолжили свой путь по туннелям. — Нет, — сказала Бейла. — Нам обоим нужно было просто вымыть это из нашей крови, прежде чем слова могли перерасти в настоящее насилие. Хотя это и досадно. — Почему? — Полагаю, мне следует поднять свое знамя, лорд Старк.