xviii
На утро женщины проснулись почти в одно и то же время, — Валя открыла глаза чуть раньше, но решила не будить спящую рядом красавицу. Рита безмятежно блуждала во сне ещё минут десять, но как будто сквозь сон её пронзил заинтересованный взгляд Антоновой. А чертовка то и вглядывалась в очертания лица хозяйки квартиры. Её заворачивал профиль, её неглубокие морщинки, — Рита казалась великим таинством. — Черт, Антонова, может стоит как-то не так пристально меня разглядывать, — с наигранным возмущением пробурчала Власова, едва приоткрыв глаза. — Ты чего проснулась в такую рань? А ну спи. — Не хочу, — после своих слов Антонова приластилась к Власовой. — Иди что-нибудь поделай тогда. А я ещё посплю. Для меня выходные — что праздники, бывают редко. И я это ценю, — хоть ей и приятно утреннее внимание любимой женщины, но отказывать себе в базовых потребностях — она была не готова. Сон — дело первое. — Ладно, спи, соня. А я пойду завтрак сделаю, — вздохнув, Валя оставляет на плече капитана короткий поцелуй и встаёт с кровати. — Ты же не против? — Коть, я сейчас, — зевнула Власова, перекатившись на другой бок, к любимой спиной, — только против того, что ты меня выдергиваешь из сна. В остальном — делай, что хочешь. — Поняла, — немного осунулась женщина. Она одела футболку и уже была на пороге комнаты, как услышала негромкое, сонное: — Иди-иди, любовь моя. И любовь пошла с улыбкой на лице в сторону кухни. А ведь и действительно, не смотря на то, что Валя бывала у Риты нечасто, она чувствовала себя комфортно на её кухне, в её ванной. Всё будто было уже заведомо — и её. Негромко включив музыку на своём телефоне, женщина начала ворковать у плиты. На часах всего лишь девять утра. Им никуда не нужно спешить, — что ещё требуется для счастья? Однозначно решить все проблемы, которые так и норовят острым лезвием пройтись по и без того избитой спине. Однозначно решить, что между двумя заблудшимися душами и куда ведёт тропа, на которую она встали? Везде и повсюду — сотни вопросом, оставшихся без ответов. Один муж с его другими отношениями стоил немалых нервов. Об этом Антонова думала и думала, размышляла, как поступить правильно по отношению к себе, мужу и детям. Как сделать так, чтобы сложившаяся ситуация оказала как меньше негативного влияния на всех них. И в эту же цепочку вливалась Власова. Теперь она является для Антоновой другими отношениями. И если для капитана эти чувства ясные, как день; то Антонова не понимала до конца — это помутнение рассудка, блажь или истина, к которой нужно относиться с максимальным уважением? Она отвечала на вопрос, поставленный самой себе: «Любишь её?» — спокойно, как будто это было известно ещё давным-давно, — «Да», но в этом «да» столько сомнений. Сомнений не в чувствах — в их необходимости, в их нужности на данный момент. Может, было бы проще, если бы они были порознь? В какой-то степени Антонова оказалась не лучше своего мужа, но почему-то раскрыться, показать ему то, что и она уже остыла к нему на все сто процентов — не хватало духа. И всё из-за озлобленности. И всё из-за того, что она видела своими глазами, как её муж — любиться с другим. Обида не позволяла показать свою теперешнюю слабость. Грубый, своевольный капитан вошёл в её жизнь без стука. Сломал все двери и тут же их починил да поставил новый замок. Ей не нравилось то, как порой себя ведёт эта взрывная особа. Ей не нравилась излишняя вспыльчивость. Излишние границы. Но чем дольше они находятся вместе, узнают друг друга, Валя понимает, что в этом нет ничего такого: другой человек — другие порядки — другой распорядок дня. Рите проще напрямую сказать о том, чего она не желает; проще сказать, что ей не хочется чего-то или наоборот. Хоть порой и жмётся, не понимая, как правильно показать: «Я тебя люблю, я хочу, чтобы тебе было комфортно, но и о своём комфорте я печусь не меньше». Антонова влюбляется во Власову, в её повадки, но не понимает до конца — этот путь ведёт в никуда или же этот путь единственный верный? Одно слово — и никакого продолжения не последует. Одно действие — и они уже никто друг для друга. Все сомнения могут развеяться вмиг, но вместо надуманности — женщина пританцовывала в такт музыки и жарила яичницу на двоих с удовольствием; будто это её обычная рутина. Спустя минут тридцать послышался грохот со стороны ванной.***
Ничего не решено, но поставлена запятая, об которую никто не спотыкается. В тот день их милое общение закончилось на пороге Ритиной квартиры. — Может, останешься? Сходим куда-нибудь? — настаивала Рита, пряча руки в карман. Не смотря на своё безэмоциональное выражение лица, нервы были на пределе. «Я пойду домой, наверное. Нужно поговорить нормально с мужем…», — вот после этой фразы трясучка и началась. — Обязательно сходим, но не сегодня, — она и сама хотела остаться, хотела укутать Власову в объятиях, расцеловать её лицо и каждую впадинку. Но чем быстрее решаться проблемы, тем быстрее вопрос с этой странной влюблённостью можно будет поставить на первое место. — Понятно, — коротко. По лицу Риты пробежало раздражение. А руки — сжались в кулаки. Но поддаваться эмоциям не стала. Стойко смотрела в глаза напротив и ждала — когда же рванёт. — Рита, я должна, — Антонова сразу почувствовала, что между ними образовывается мини-пропасть. — Я поняла, — чуть прикрикнула капитан. — Иди уже. — Подожди, — обреченно произнесла Валя, но в глазах напротив — ураган. Ураган, и нет в нём места для любви на момент сейчас. Взгляд кричит: «Уходи, не делай мне ещё больнее». — Рита, я ухожу, чтобы вернуться. — Я буду ждать, — и эти слова не пустой звук, но произнесены — как плевок. И ответом на плевок последовал чувственный поцелуй. Без ответа. Валя целовала губы любимой и понимала, что сейчас Рита делает большое усилие, чтобы не разорваться на куски. Но иначе — быть не может. Либо так, либо гвоздь в крышку гроба. Танец одного актёра в виде поцелуя прекращается, финалом служит одна единственная слеза — складывающаяся по щеке влюбленного, раненного капитана. Капитан сдаётся.