Teach me how to fight

Как-то слишком неожиданно, но плавно обычный просмотр фильмов обернулся попойкой. Минги и Сан, лёжа на полу, до хрипоты в голосе орали какую-то популярную песню. Фальшивили до звона в ушах, чем только смешили остальных. Не повезло только Уену, что находился в эпицентре хаоса, лежа на груди Чхве, который гудел в самое ухо, пока он хватался за попытки не блевануть. Из этих двоих певцы, действительно, так себе. А началось все совершенно незамысловато. Хонджун, растроганный ностальгией, решил, что не помянуть Пабло будет кощунственно. В итоге, все набухались, как малолетки. Пиво, смешанное с соджу, не даёт хорошего эффекта. Минги тяжело встаёт на ноги, разминая затекшие конечности с хрустом. Шатается, будто на корабле во время шторма, пока расфокусированно смотрит на не менее пьяных Хонджуна и Сонхва, развалившихся на диване вальяжно. Он указывает на них пальцем и потом на дверь. Как минимум, ему кажется, что указывает. — Я очень хочу ссать. Пойду домой… Нахрен мне тут?.. Я же потом не смогу…да, пойду — тычет наотмашь в сторону выхода (естественно промахиваясь, прицел сбился вправо) и спотыкаясь об ноги лежачих на полу парней шоркает к выходу. В момент становится тише. Чхве замолкает, когда его напарник по пению уходит, просто слушает громкую музыку релаксируя, пока минут через двадцать не замечает, что Уен уже спит на его груди. Усталая улыбка заползает на губы. — Я пойду тоже. Вы че, парни, останетесь? Уен спит, а я поскорее хочу завтра. Потому, что у меня невероятно болит голова уже сейчас, — смеётся, пока аккуратно поднимает на руки своего маленького принца. Получает в ответ только сдержанные улыбки и одобрительные короткие кивки, после благополучно ретируясь в дом. Музыка, что басила на все помещение, резко затихает, оставаясь едва слышимым не отвлекающим фоном. Ким смотрит многозначно, протягивая к Паку любезно открытую новую бутылку с пивом. — Не люблю светлое. — пожимает плечами, пока нос забавно морщит, но бутылку все же принимает. — А что еще не любишь? — улыбка глупая лезет на лицо, пока Хонджун незаметно меняет напиток, передавая тому свое темное нефильтрованное. Сонхва задумывается, непроизвольно прикладывая палец к губам. Разговор затягивает незаметно, так же незаметно, как и опустошаются сосуды с алкоголем. Пьяные разговоры обо всем и ни о чем расслабляют. Срывают маски. Не хочется скрываться, думать о сказанном. Хочется шутить глупо и они это делают. Факт о том, что между ними не такая уж и большая пропасть, поражает. Ким глазам своим не верит, когда слышит звонкий искренний смех. Тепло внутри предельно ощущается. В какой момент они вновь перешли на более крепкий напиток? Не понятно. Где-то между дурацкой историей о том, как Хонджун хотел притащить лисицу домой, будучи пиздюком, и рассказом Сонхва о том, как однажды его менеджер отправил его в Австралию, вместо Австрии. Ещё одна выпитая рюмка ведет разговор вообще не в то русло, даже не в то направление. Действия и мысли не связаны. Ким уже давно потерял контроль над ситуацией. Еще тогда, когда внимательно слушал о чужой жизни. Слушать откровения было… непривычно? Какая-то незнакомая песня с очень интимным будоражащим звучанием задает настроение, подталкивает на грех. Аккуратное поглаживание бедра Сонхва поднимается выше и выше. Неловкий взгляд упирается в кисть, что изредка сжимается обхватывая и сминая ткань брюк. От этого зрелища у Пака искры в глазах мигают, когда веки прикрывает, концентрируясь на тактильном ощущении. Алкоголь- это плохо. Из-за него происходящее выглядит правильным, ожидаемым, очевидным. — Парни могут зайти в любой момент. Тот же Минги… Хочешь чего-то большего? Идём, — пьяный голос Сонхва шепчет почти в губы такому невероятно привлекательному сейчас Хонджуну, что с растрёпанными волосами выглядит как ни взять правильно. Кожаный материал скрипит, когда с него спешно поднимаются. Ким покорно следует. Желание настолько одурманивает, что он пошел бы следом за Паком хоть в ад. В самое пекло бы последовал, стоило бы тому только попросить. Щелчок. Дверь закрыта. Ловушка захлопнулась. Сбежать, прекратить, свести все в шутку — и в мыслях нет. В кабинете горит только настольная лампа, что едва освещает два силуэта. Слишком близко. Непристойно. Дыхание тяжелое разрывает тишину. Алкоголь заставил их. Только алкоголь и отсутствие партнёров. Никаких серьезных намерений, чувств, мыслей. Минутное желание, слабость. Ведь так? Эти мерзкие губы, что так хотелось разбить совсем недавно, Хонджун жадно целует. Кусает, ловит чужие томные вздохи, упивается своим положением. Пака хочется выпить и разбить, чтобы никому и капли не досталось. Толкает тело парня к столу нетерпеливо и становится между чужих ног, что предательски разъезжаются, как-будто так и нужно. Словно только для него одного. Горячее дыхание и эти жалостливые всхлипы, когда губы Сонхва кусают, пленяют. Пальцы зарываются в темно-серые пряди и тянут голову назад. Хочется больше пространства для прикосновений, хочется запачкать этот холст развратными пятнами. Сейчас плевать, как будет завтра. Сейчас хочется, необходимо только это. Только животное желание, без мыслей о последствиях. Незаметно для себя у Хонджуна пропадает футболка, а рука уже покоится на чужом пахе. Чужое напряжение в штанах ощущается слишком отчетливо. — Ты что, возбудился от поцелуя? Ты сраный девственник, Сонхва. Пак смеётся в губы и делает тоже самое, но только не медлит. Юрко проникает пальцами под резинку серых спортивных штанов и бесстыдно прикасается к чужому уже влажному горячему члену. Они оба слишком на взводе. Спустившись со стола, Пак усаживается на колени и одним движением стягивает всю оставшуюся одежду, рассматривая с жадной усмешкой возбужденный орган. Прижимается к горячей плоти щекой, размазывая по светлой коже смазку и как-то слишком по-шлюшьи улыбаясь смотрит снизу вверх. У Хонджуна от увиденного в глазах темнеет, может только воздух ртом хватать, не в силах вздохнуть нормально. Грубая рука хватается за красивое лицо и поднимает на себя, сжимая его скулы и заставляя открыть рот. — Приступай. Приказ тренера. — шепчет Ким и убирает волосы парня в свою руку, так, чтобы весь процесс можно было контролировать. Мягкие локоны щекочут кожу. Сонхва не возмущается, не сопротивляется. Он даже рад, что его сейчас почти больно тянут за волосы, заставляя принимать член. Контроль и подчинение возбуждают еще больше. Во рту места будто мало. Язык старательно ласкает головку перемещаясь по стволу ниже, обводя выступающие вены. Слюна, что слишком обильно выделяется капает на пол, стекая по подбородку. Невозможно сдержать громкие стоны, что заглушаются членом, посылают до дрожи приятные вибрации. Сонхва закатывает глаза, ощущая, как горячий член качается в глотке, ощутимо пульсируя внутри. Слишком приятное чувство. Голову больно тянут на себя за волосы и он впаивается ногтями в бедра лидера, оставляя на них следы полумесяцы. Горячую сперму спускают прямо в рот, глубоко в горло, лишая возможности выбора. Пак не против, принял бы все до капли, настолько пьяное возбуждение дурманит голову. Хонджун дрожит крупно, не посмотрит вниз, пока не почувствует, что все содержимое до последней капли вышло. Пару долгих минут почти забытое ощущение разрядки не отпускает. Наконец отстраняется от парня, отпуская его волосы, что сразу же неаккуратно ложатся на довольное лицо. Уголки рта болят, челюсть затекла. Небрежно вытирает губы, перепачканные слюной и смазкой, и кашляет, поднимая влажный взгляд на лидера. Усмехается, словно не впечатлен. Эта блядская ухмылка, высокомерный взгляд, даже после проглоченной спермы, не исчезает с лица. С Пака хочется сбить всю спесь. Вытрахать все самодовольство, подчинить, покорить. Нога Кима аккуратно ложится на бугорок в штанах Сонхва, от чего тот сгибается, падая на ослабшие руки, еле удерживаясь, чтобы позорно не упасть лицом в ноги. Чужая стопа плавно двигается вверх-вниз, вызывая неконтролируемую дрожь. — Я что-то не вижу былой пылкости в твоих действиях. Хей, Пак, почему дрожишь? — пьяный хриплый голос звучит как-то даже сексуально. Давит сильнее, движения становятся быстрее. Ткань трется о болезненно стоящий член, заставляет сгибаться в ногах покорно, закусывая губу, и стонать сдавленно. Кто же знал, что этот парень такой чувствительный. — Хочу, чтобы ты кончил так. Мне невероятно забавно наблюдать, как ты сейчас лежишь и дрожишь. Худые пальцы цепляются за ногу лидера, словно за последний шанс, стараясь прижать ее ближе, чтобы движения стали сильнее, ощутимее. Хонджун просьбу благородно выполняет и делает, как просит его парень. Жалобные томные стоны наполняют кабинет. Возбуждение охватывает вновь, пока Ким с упоением их слушает. Лучшая музыка для его слуха. Кровь слишком ощутимо перемещается под кожей, он начинает втягиваться в процесс. А ведь и позабыл почти, как приятно подчинять и разбирать на атомы чужие тела, что готовы всем богам молиться, лишь бы получить желанную разрядку. Дрожащее тело резко замирает, выгибается вперёд, как кошка, скручиваясь до хруста в пояснице. Приоткрытый рот жадно хватает воздух, искажаясь в беззвучном стоне. Обессилено опадает вниз лбом утыкаясь в грязный пол. Хонджун своего добился. Ему почти нет равных не только на ринге. Сонхва загнанно дышит, едва заметно подрагивая. Кончил только от стимуляции ногой, только от взгляда Хонджуна, что с таким упоением и вожделением смотрел. Светло-серые джинсы позорно заляпаны большим темным пятном. От увиденного по телу проходит разряд тока. — Сонхва, ты такой грязный. Ауч, придётся снять их. — каким бы Хонджун не был грубым несколько секунд назад, но он сам бережно помогает парню раздеться, после усаживая голым задом на стол. Снова оказывается между чужих длинных ног. Сонхва целует грязно. На губах вкус спермы и алкоголя смешивается со слюной. Каждое движение после оргазма ощущается острее, чужие пальцы по-хозяйски проводят по бедру, спускаясь ниже пока не нащупывают колечко мышц. Там останавливается, от чего Пак вздрагивает и отстраняется от губ. — Стой! Презерватив. Стой…без…не хочу. — шепчет в губы рвано, обнимает за шею, тянет на себя, заставляя прижиматься ближе. Так, чтобы ощутить кожу к коже. Контрацептив быстро находится в шкафчике стола. Черный день настал, его время пришло. Ким медленно подносит серебристую упаковку к губам Сонхва, чтобы тот открыл. Хочется посмотреть на такое зрелище. И у Пака это выходит действительно сексуально. Чертовски горячо, как в качественном порно. Даже лучше. Тут модельное идеальное лицо, что принимало член, будто он только для этого и создан. Тут искусанные губы и глаза в желание получить член внутрь. Тут ЕГО Сонхва, слишком горячий, слишком желанный, манит к себе одним взглядом. Тонкий резиновый материал раскатывается по органу руками того же Сонхва. Слишком умело для такого юного возраста. Смазка из упаковки стекает на пальцы, охлаждая кожу, пока Ким предусмотрительно согревает ее в руках, прежде чем смазать проход. Первый палец проходит туго. От чего Сонхва цепляется пальцами за плечи, словно за спасательный круг, и оставляет на них своих следы. Все же девственник. Слишком узкий. Первый палец заходи только на вторую фалангу, когда тело протестующе сжимается и стон переходит в шипение. Бедрами отталкивается, пытаясь отодвинуться. Успокаивают только горячие поцелуи Кима, что чередует ласку с засосами и укусами на длинной шее и рельефных выступающих ключицах. Они вообще себя не контролируют. — Потерпи, скоро будет приятно, потерпи, милый, — шепчет как мантру, зацеловывая губы. И Сонхва верит, кивает положительно, отвечая на желанные поцелуи с двойной отдачей. Второй палец проходит легче. Движения рукой аккуратные, плавные. Хонджун действительно, насколько может пьяное тело, старается, чтобы партнёру не было больно. Нежно поступательно двигает рукой, беспрестанно целуя и нашептывая, что скоро будет хорошо. Хорошо действительно стало, когда он натыкается пальцами на простату. Грязный стон до краев наполняет небольшую комнатку. Тело само пытается насадится на пальцы, чтобы ощутить это ещё раз, чтобы снова почувствовать слишком приятное воздействие. — Хонджун, … Боже. Хочу… я хочу ещё. И Ким повинуется, делает так, как хочет ЕГО мальчик. Он сделает все, чтобы снова услышать своё имя из этих блядких губ, которые горят алым от поцелуев, от укусов. Пак почти на грани. Снова. Пачкает впалый худой живот смазкой, пока его же член от покачиваний ударяется о него. Пальца убирают и блондин в предвкушение выдыхает, закусывая губу. Нетерпеливо ерзает, внимательно наблюдая, как влажная головка члена гладит по колечку мышц дразняще. — Хочу его внутрь, быстрее, не мучай, — жалостливый умоляющий стон очень нравится Хонджуну. Покорность уже в который раз пленяет. Он исполняет просьбу одним аккуратным медленным движением. Держит упругие бёдра крепко, пока гибкое тело под ним выгибается назад. До хруста в костях, до непроизвольных сильных вздрагиваний. До фейерверков перед глазами. Ему хорошо. Слишком. Внутри так узко, горячо и мокро, что тяжело сдерживаться. Терпение тонкой шестой гитарной струной натянуто. Одно слишком резкое движение и она порвется с противным высоким гудением. Водит рукой по худому перепачканному животу Пака, поднимается рукой к груди и тянет за сосок, на что отвечают новым стоном. — Блять, как же хорошо, господи, как же хорошо… — он мычит, ногтями проводит по шее Хонджуна, оставляя новые красные полосы и тянет к себе. Шепчет на ухо грязно и горячо. — Можешь уже выебать меня? Я ведь могу и уйти. Треск. Несчастная струна все-таки лопнула. Перед глазами ничего, кроме дикой мельтешащей огненной похоти. Бедра двигаются грубо, быстро, рвано. Стоны в унисон разлетаются по помещению, кажется их слышно даже дома. Движения слишком сильные, глубокие. Удары по заднице, укусы на худых точеных плечах и снова удары. Кожа горит, кажется, на ней даже остаются характерные краснеющие следы, что в итоге окрасятся фиолетово-синим, превращаясь в синяки. Каждый стон — как подарок. Выкрикнутое в почти безумии имя — как благословение. Им хорошо, горячо, грязно, но мало. Оторваться друг от друга кажется непосильным. Кажется преступлением. Внутри Сонхва непристойно приятно, словно он создан специально для Кима. Тела пропитаны потом, спермой. От них пахнет сексом, наполняя все пространство. Воздух тяжелый, но дышать то и не хочется. Хочется захлебнуться в эмоциях, утонуть и остаться в этом обволакивающем безумии. Сонхва уже сам подмахивает бёдрами навстречу, вымаливая глубже, быстрее, грубее. Так, чтобы ноги не ходили. Так, чтобы внутри все было залито спермой Хонджуна. Так, чтобы обжигало не только снаружи, но и внутри. Дрожит крупно каждый раз, когда головка попадает по сгустку нервов. Перед глазами сверхновая взрывается. На губах чужое имя, такое сладкое, липкое, как карамель. Пачкает. С таким Кимом легко все забыть, легко отступить, сдаться. Даже проиграть не стыдно. Покориться не зазорно. Тягучие густые капли падают на влажную кожу, пока ведущего отталкивают от себя совсем легонько. — Кончи внутрь, сними и … сделай это… Пак противоречит самому себе. Но приказ есть приказ. И новые ощущения без защиты совсем другие. Непривычные, более приятные. Ким впервые поддается. Обычно, он себе такого не позволяет. Ощущение сжимающейся плоти вокруг члена срывает крышу снова. Обжигающая, словно лава, сперма заполняет. У Пака от непривычных новых ощущений легкие окончательно перестают функционировать. Влажно. Скоре даже мокро. Каждая пульсация внутри слишком остро и отчетливо чувствуется. Сжимает талию парня ногами, не позволяя выйти, продляя момент блаженства. Тепло, внутри тепло. Ким сам не хочет заканчивать. Задерживается внутри, пока удерживаюшие ноги не ослабляют хватку и не падают вниз обессилено, пока кровь полностью не отливает от члена, возвращая тот в его изначальное привычное состояние. Тело перед ним все слишком влажное, грязное. Но даже так он красивый. Даже так он привлекательный. Невозможно быть таким. Незаконно. Невозможно. Сонхва еле сползает со стола и шатаясь поднимает свои вещи с пола. Не говорит ни слова. Даже когда по худым бедрам стекает чужая кульминация. Только невесомо целует в щеку, натягивая на себя штаны. Оба молчат. Осознание произошедшего не приходит сразу. Зато все опьянение, словно рукой сняло. Им было действительно хорошо и это главное. Стоит ли думать и сожалеть вообще? Тело липкое, засосы и укусы чешутся, напоминая о себе. Хочется в душ. Необходимо смыть с себя все это. Пак уходит, лишь многозначительный взгляд бросив в сторону все еще слишком разнеженного лидера. Пусть сам додумывает, если хватит ума. Пробирается по спящему дому в потемках мимо Минги, храпящего на диване, надеется, что ни на что не наткнется. Будет очень стыдно, если увидят в таком состоянии. Тишина дома даже пугает. Спят все. Заходя в ванную он не закрывает дверь на защёлку. Почему-то не беспокоится о том, что зайдет тот, кому не следует. Грязная одежда летит в корзину для белья. Перепачканные участки кожи неприятно тянет. Холодный пол обжигает горячие ступни. Тёплая вода смывает ощущение Хонджуна. Единственное, которое так не хотелось терять. Почему-то не хотелось забывать сегодняшнюю ночь. Не хотелось считать это ошибкой. Это было слишком правильно, чтобы оказаться ошибкой. Ладони осторожно водят по красным частым пятнам, следам, что образуют узоры. И у этих символов только одно значение. Свои руки на оголенной коже ощущаются не так. Ким не может позволить себе так быстро всему закончится. Он возьмет от этой ночи все. До последней капли. До обессиленных сухих измученных вздохов. Продлевать свое пребывание в раю — не грех. Даже если метод специфический. Неоднозначный взгляд дал понять, что не он один так думает. Железная ручка опускается вниз. Сопротивления нет. Дверь открыта. Скидывает одежду поспешно, размазывая липкий взгляд по стройному мокрому телу в душевой кабинке. Пак смотрит мельком, совершенно не удивляется, когда желанные руки проводят по талии, стирая капли воды. Хон пьян сильнее, чем Сонхва. И дело не только в алкоголе. — Я знал, что ты придёшь. — шепчет блондин, мокрыми руками убирая цветные волосы парня с лица. Все же он красивый. Невероятно красивый. Впервые оценивает Кима с такой позиции всерьез. И признать чужую привлекательность не стыдно. — Я знал, что ты ждёшь. Позволь продлить эту ночь. Мне действительно… Договорить не дают, затыкают требовательным поцелуем. Шепот слишком интимный. Обнаженные мокрые тела близко — слишком откровенно. При более ярком освещении все ощущается острее. Заинтересованные руки блуждают по телу, размазывая капли воды, смывая последствия, словно скрывая улики. Тихий стон срывается с уст. Непозволительно. Здесь они не одни. Весь дом может стать свидетелем того, что никому знать не нужно. От этого еще более волнительно. Сильные руки подхватывают под бедра, вжимая в холодную кафельную стену. Губы ни на секунду не отрываются от шеи, ключиц, лица. Пака невозможно перестать целовать. Каждый сантиметра хочется отметить красным пятном засоса. Так, чтобы было невозможно спрятать, скрыть, утаить. Сейчас Хонджуна разрывает чувство собственничества. Это божественное творение только для него. Ни для кого больше. Либо подчинить, влюбить, не отпускать, либо разорвать чертов контракт и навсегда вычеркнуть из жизни. Ничего между. Из крайности в крайность. Без сожалений. Потирается о чужое возбуждение желая еще больше касаний, выбивая из чужой груди хриплый громкий стон. Заглушить его не успевают. Предупреждающе сжимает ягодицы в своих ладонях до красных следов. Но эффект не тот. Сонхва почти в слезах закрывает рот с силой, кусая себя за пальцы. Так не пойдет. Ставит блондина на дрожащие ноги, резко разворачивая к себе спиной. Давит на поясницу требовательно, сжимая бока. Если бы ладони оставляли следы прикосновений, Ким не оставил бы ни одного неокрашенного участка. Чужие ягодицы призывно потираются о возбуждение, но у лидера другие планы. Скользит членом между мокрых бедер, сводя их ближе к другу, так, чтобы места между ними осталось минимально. Думал об этом не раз, когда засматривался на длинные стройные ноги. Блондин не знает за что ухватится, тело не слушается, вода становится почти ледяной. Горячая вода закончилась. Ким действует наперед, перекрывает краны, не прекращая фрикции между чужих бедер. От едва ощутимых стимуляций Сонхва ведет. Не сдерживает стоны, но так плевать. В погоне за лаской забывается. Шлепки о мокрое тело слишком врезаются в слух, томные умоляющие повторения имени Хонджуна снова разжигают атмосферу похоти и разврата. Ким освоил эту территорию и так просто ее покидать не намерен. Хочется большего. Еще. Желание снова такое сильное, что дай волю, они разорвали бы друг друга. И забыть все, закрыть на случившееся глаза будет самой большой ошибкой. Два горячих тела отстраняются друг от друга. Ким покидает кабинку первый, пока Пак еле на ногах держится от неудовлетворенного желания и алкоголя. Разрядки не достиг никто, а значит, ночь продолжается. Хонджун смотрит загадочно похотливо, пока накидывает полотенце на дрожащие плечи блондина. Сразу подхватывая на руки и утаскивая в свою комнату. Мысли о том, что их таких увидят, даже не думают посетить голову. Да и Хонджуну откровенно поебать, что могут сказать его друзья. Все-таки он у себя дома. Имеет полное право творить все, что вздумается. Дверь открывается со скрипом, разрушая оглушающую тишину спящего дома. Сонхва ставят на пол, пока сам хозяин дома по-царски укладывается на кровать, призывно похлопывая себя по бедру и рассматривая освещенный лунным светом силуэт. Тот не противится. Он идёт потому, что знает, что им двоим этого недостаточно. Какое-то соревнование, пока один из них не скажет хватит. Загвоздка в том, что никто их них добровольно не остановится. Хонджуну мало покорного и красивого Пака, а тому, в свою очередь, теперь как воздух нужно властное, местами грубое подчинение. — Хонджун, ты не устал? Знаешь, единственное, что мне в тебе нравится теперь — твой член. — усмехается, усаживаясь на мокрый после душа живот. Поднимает бедра и пальцами захватывает член парня, направляя в себя, без лишних прелюдий, сразу к делу. Оба уставшие. Дышат тяжело, но когда бедра аккуратно опускаются на член, что с легкостью принимают горячие стенки, Ким глаза закатывает. По ощущениям его хватит еще на 10 таких голодных до секса Паков. Теперь он не ведущий, а ведомый. Темп, скорость, угол проникновения выбирает Сонхва. И тот, словно упивается своей властью над Кимом. Двигается так медленно, так дразняще. Так красиво выглядит на его члене. Слишком будоражаще выгибается и закусывает губы. Безумно маняще гладит свою грудь пальцами и задевает соски от чего внутри все сжимается. Хонджун это четко чувствует. Пальцы кружат вокруг сосков, спускаясь ниже и животу. Улыбается невинно, пока бедра аккуратно двигаются вверх и вниз. — Приложи руку сюда, — просит шепотом Сонхва и рука лидера сразу же прижимается в нужном месте. Пак выгибается в спине, упираясь руками в чужие ноги сзади и насаживается на член быстрее и быстрее. Заставляя уже Хонджуна сдерживать стоны, когда он чувствует под пальцами, как внутри двигается его член. Младший снова проводит рукой по груди останавливаясь внизу на чужой руке. Темп набирает, не сдерживается, почти подпрыгивает на горячем теле. Стоны, смешиваемые с громкими шлепками, никто уже не пытается заглушить. Совершенно не до этого. В приоритете ухватится за ускользающую из рук нить оргазма. И Ким ловит ее первый в этот раз. Снова пачкает Сонхва внутри, пока тело ложится на него и дрожжами губами просит о помощи. Силы не исходе. Но на просьбу он сразу же отвечает. Снимает юношу с себя, бережно, как фарфоровую статуэтку укладывает рядом и без слов нависает над пульсирующим истекающим смазкой членом парня. Стоит только обхватить его губами и едва опуститься ниже, как Сонхва несдержанно бёдрами двигается навстречу податливому рту. Едва различимый вкус спермы ударяет по каждому рецептору. Проглатывает без брезгливости. Все, что связано с Сонхва — его. Только для него и принадлежит ему. Пак в момент затихает, хотя в ушах все еще его громкие волнительные стоны. Несколько минут тишины, пока Хонджун соединяет пазлы в голове, вслушиваясь в мирное посапываете рядом. Завтра все же будет неловко.