***
Вальтер был не просто счастлив – он пребывал в эйфории. Летал на крыльях. Наконец-то, наконец-то! Сбылась его мечта: Всеволод осознал свои желания, свои чувства! Да, в любви он Вальтеру пока не объяснился, но это – нормально. Ведь Всеволод не из тех людей, которые легко бросаются красивыми словами и признаниями, а потом - так же легко о них, об этих признаниях, забывают. А вежливый отказ к нему переехать хоть и вызвал у Вальтера некоторую досаду, но в общем-то не удивил. Да, Всеволод не торопится, держит некоторую дистанцию. Холода в этом не ощущалось, скорее - осторожность и опасение разрушить то, что только-только зарождалось между ними. Постепенно Всеволод сдавал позиции, открывался всё больше и больше. Уже сам, первый, писал Вальтеру: «Привет, как ты? Что делаешь? Я скучаю. Поскорей бы ты вернулся в Берлин!» Каждый раз, получив подобное сообщение, Вальтер жмурился от удовольствия, а сердце его начинало неистово биться. Иногда он спрашивал себя: а вдруг ему всё это только приснилось? Ведь он же так сильно об этом мечтал, не верилось, что это стало реальностью. Что они со Всеволодом действительно вместе, что они встречаются… И Вальтер судорожно хватался за свой мобильный телефон, находил их переписку. Перечитывал последние сообщения. С облегчением вздыхал: нет, не приснилось. Это всё правда, чистая правда… «Остановись, мгновение, ты прекрасно!» Пятница начиналась непросто. С утра пораньше - звонки, срочные емейлы; Вальтер наскоро выпил кофе, позавтракать сегодня он и не мечтал – в двери уже вовсю барабанили, видимо, отчаявшись до него дозвониться. Под настойчивый этот стук он быстренько оделся и отправил короткое сообщение Всеволоду. Тот сразу же ответил. Вальтер прочёл, улыбнулся. Глубоко вздохнул, расправил плечи. Что ж, это всего лишь ещё один рабочий день, и он его переживёт. Ничего страшного, бывало и похуже. Он вышел из номера, и его немедленно атаковали подчинённые, закрутило в веренице дел, в привычной суете. Все что-то хотели от режиссёра, и решить это что-то мог, конечно же, он и только он. Ну кто бы сомневался! От лица продюсерской компании сегодня к ним приехал не Мюллер или его ассистент, а… Гейдрих, собственной персоной. Хоть в чём-то легче - можно будет решить все вопросы без лишней нервотрёпки. Да и вообще, Вальтер рад был с Гейдрихом повидаться, давненько тот к нему на съемочную площадку не заглядывал. Гейдрих тепло с ним поздоровался, однако был каким-то неулыбчивым, даже мрачным. Сказал, что Мюллер опять разнылся про халатное отношение молодого режиссёра к утверждённому плану съёмок. Жаловался Мюллер уже не Гейдриху (понял, что это бесполезно). а самому большому боссу. Главный, кажется, понимал, что ничего серьёзного не происходит - одна лишь личная неприязнь и внутренние интриги, дело житейское. Но он попросил Гейдриха этим вопросом заняться и всё перепроверить на месте, на всякий случай. Гейдрих Вальтера ни в чём не винил - не будь этих добавленных сцен, Мюллер и так нашёл бы к чему придраться. Но он всё равно собирался Вальтеру сегодня целую лекцию прочесть по психологии общения с «трудными» людьми. И популярно ему объяснить, что тактика «продолжу дразнить этого хмыря и ещё больше его провоцировать, а там – будь что будет» - не очень-то разумна. Особенно, в данном конкретном случае. Вальтер хоть выглядел усталым, но вполне довольным жизнью. Не без причины: у них с русским недавно состоялось первое свидание. Во все подробности Вальтер не вдавался, но таким счастливым Гейдрих его уже давно не видел. Поэтому решил с утра пораньше не портить ему настроение разговорами о Мюллере. Только пообещал, что постарается поскорее покончить с этой дурацкой проверкой. А потом они ещё поговорят. Просмотрев документацию и сравнив то, что планировалось и то, что было сделано, Гейдрих ничего страшного не обнаружил. Как он, впрочем, и ожидал. Да, небольшие разбежки с первоначальным бюджетом имелись, но всё - в рамках разумного и приемлемого. Видеоматериал последних недель тоже впечатлил: Вальтер поработал на совесть. Никакая влюбленность не могла сбить его с толку, а, напротив, - вдохновила и пошла на пользу делу. Сцены с полковником Исаевым получились просто замечательными, этот персонаж отлично дополнит основную сюжетную линию. Вот и спрашивается: ради чего надо было Гейдриха дергать и от более важных вещей отрывать? Кому-то в их продюсерской компании действительно нечем заняться! Они вместе пообедали, затем вернулись на площадку. Ожидая, пока техники всё подготовят, чтобы возобновить съёмки, устроились в стороне, на удобных складных стульях. Им принесли кофе: Гейдриху – экспрессо, Вальтеру – его любимый латте. Погода стояла замечательная, почти что летняя. Гейдрих с удовольствием подставил лицо под ласковые солнечные лучи. Пребывание на природе вместо душного офиса сделало своё дело – он тоже расслабился, позабыл на какое-то время о всяких срочных делах. Ох, как же давно он не был в нормальном отпуске! Всё как-то быстро, всё наспех... Не успеваешь толком расслабиться – и опять на работу срочно надо. Вот зачем зарабатывать столько денег, если не для того, чтобы их тратить? И удовольствие от этого получать. Что ж, как только Лина вернётся от своей родни, надо будет съездить куда-нибудь вместе. Она тоже недовольна была, что Гейдрих не смог вырваться в Штаты в этом году. Да, работа, конечно, — это важно. Но, как гласит одна русская пословица: работа не волк, в лес не убежит. Довольно своеобразный подход к жизни у них, у этих русских. Но что-то в этом есть… Погруженный в свои мысли, Гейдрих слушал Вальтера рассеянно и вполуха. Поэтому не сразу обратил внимание: что-то тот чересчур экспрессивно себя ведёт, для обсуждаемой ими сейчас темы. Конечно, Вальтер всегда отличался выразительностью и в словах, и в жестах, но подпрыгивать на месте и дергаться, рассказывая, как ему повезло с погодой в Майсене? Хм, странно… А в какой-то момент Вальтер вообще резко замолчал, так и не закончив свою фразу. И уставился на Гейдриха, так, будто тот его загипнотизировал – не мигая, с восторженно горящими глазами. Зрачки его при этом были неестественно расширены. — Вальтер, ты в порядке? – с тревогой спросил его Гейдрих. — Да-а-а… - медленно протянул Вальтер. Облизнув пересохшие губы, он подался вперед. – Я в порядке… я в полном порядке… мой до-ро-гой… Последнее Вальтер произнёс уже совершенно неуместным, томным голосом. И положил руку на колено своего собеседника. Гейдрих нахмурился, быстро оглядел площадку: операторская группа по-прежнему занята установкой оборудования на противоположной стороне улицы, парочка гримерш курит там же и болтает о своём. Гельмут что-то проверяет, сосредоточенно уткнувшись в сценарные листы… Взгляд Гейдриха снова упал на Вальтера, на картонный стаканчик с кофе в его руке. Вальтер потянулся, чтобы из него отпить, но Гейдрих резко вырвал стаканчик из его пальцев. Тот плюхнулся Вальтеру под ноги, опрокинулся - кофе полилось на землю. Вальтер недоуменно таращился на светло-коричневую лужицу у своих ног, потом наклонился. Гейдрих резко схватил его за плечо. — Не трогай это! За время своей работы в шоу-бизнесе Гейдрих достаточно всего насмотрелся. Мало что могло его шокировать, удивить. Одни только закрытые вечеринки для «своих» чего стоят — вот уж где можно разгуляться и психологам, и психиатрам. И просто любителям понаблюдать за человеческими особями – на что те способны при определённых обстоятельствах да в борьбе за место под солнцем. Да уж… Бесплатный спектакль. Зрелище, недоступное широкой публике – иногда это всё Гейдриха даже забавляло. Но только не сейчас. Нет, сейчас ему было не до смеха, ведь дело касалось не кого-то постороннего, а Вальтера. Которого явно хотели подставить, опозорить и перед ним, исполнительным продюсером, и перед его подчиненными. Жаль, что кофе полностью пролился… Гейдрих силился вспомнить, кто им его принёс. Так, это был кто-то из младших ассистентов, кажется, девушка лет двадцати. Да, точно - он ещё мельком обратил внимание на её короткие, ярко крашеные волосы. Сейчас её, конечно же , нигде не было видно…Что ж, с этим придётся разбираться после. А прямо сейчас - надо увести Вальтера подальше отсюда, от посторонних глаз. Пока не случилось чего-то непоправимого. Гейдрих встал, приобнял его за плечи, стараясь, чтобы это выглядело как можно приличнее со стороны. Вальтер фыркнул, скорчил недовольную гримасу. Но не стал возражать - последовал за Гейдрихом. Болтал он при этом без остановки: — Ну вот опять ты уезжаешь… Опять! Я не хочу, чтобы ты уезжал, я категорически… Я против! Ну, зачем? Не хочу, чтобы ты уезжал, не хочу… Не пущу тебя! Если ты не можешь остаться, то я поеду с тобой. И это не об-суж-да-ет-ся… Не обсуждается! Господи, какой же ты упрямый… Ну ничего… меня это только заводит. И мне давно пора за тебя взяться… как следует взяться… Немного опешивший от всех этих откровений Гейдрих его не прерывал: да наплевать, что он там несёт, лишь бы дал беспрепятственно себя увести. Он ласково коснулся руки Вальтера: - Хорошо, хорошо, Вальтер. Если ты хочешь, то я тебя заберу. Идём скорее и не смотри по сторонам. Смотри только на меня! — Ладно, - согласился Вальтер. Он довольно послушно следовал за Гейдрихом. Один раз только остановился и, прикрыв рот рукой, глупо хихикнул. – Да, давай поиграем, обожаю играть с тобой... И тебя обожаю! Господи, как же я тебя хочу… Мой любимый … мой любимый русский шпион… Последняя реплика всё прояснила: Вальтер просто принимает его сейчас за Всеволода - из-за той дряни, которой его накачали. А Гейдрих-то уже было подумал… Фух, гора с плеч… Он изо всех сил старался сохранить непринуждённый вид, чтобы казалось: они с Вальтером просто по-дружески болтают, шутят и идут куда-то по своим делам. Если Гейдрих замечал кого-то поблизости, то нарочно смеялся погромче и энергично хлопал Вальтера по плечу. Настолько энергично, что один раз чуть не сбил его с ног. Но, к счастью, успел поймать и удержать в вертикальном положении. Последние пятьдесят метров до паркинга дались особенно тяжело. Гейдриху они показались вечностью – так медленно теперь они шли. Да ещё и Вальтер заметил здоровенного голубя, лениво бродившего у обочины в поисках корма. Опять остановился и начал настаивать: голубь тоже должен ехать с ними. Как символ их любви. Вот прямо никак без него не обойтись! Вальтер ни в какую не соглашался идти дальше без голубя - заспорил с Гейдрихом, топнул ногой. Это, к счастью, птицу напугало – и вспорхнув, она улетела прочь. Вальтер, застыв на месте и открыв рот, потрясённо уставился на кроны деревьев, за которыми скрылся голубь. Тащить Вальтера силком Гейдриху не хотелось, такое странное поведение издалека заметно. Пришлось набраться терпения, опять взять его за руку и уговаривать: всё в порядке, ничего страшного. Всё хорошо. Мы и без этой «птицы счастья» вполне можем уехать вместе. Оказавшись на паркинге, Гейдрих вздохнул с облегчением – ну слава богу, вроде бы обошлось. Никого из съемочной группы в это время тут не было. Так, теперь надо поскорее отвезти Вальтера в частную клинику, к своему знакомому врачу. А по дороге позвонить Гельмуту, предупредить его: режиссёру нездоровится, придётся ассистентам самим заканчивать этот день.***
С самого утра Вальтер прислал короткое сообщение: «Пожелай мне удачи, день будет инфернальный!» Всеволод сразу же ответил и, конечно же, всяческой удачи ему пожелал. Но когда, после пробежки в парке и завтрака он сел за книгу, то всё никак не мог сосредоточиться, не мог выкинуть сообщение Вальтера из головы. Всеволод уже очень жалел, что не остался с ним там, в Майсене. Да, он не хотел Вальтеру мешать в его работе, посчитал, что так будет разумнее, правильнее. Что небольшой перерыв им только на пользу пойдёт. Но сейчас все эти доводы как-то потеряли, утратили своё значение и казались совершенно глупыми, надуманными. И Всеволоду очень, очень хотелось снова Вальтера увидеть - обнять его, поцеловать. Сделать для него что-нибудь приятное. Чем-то ещё его поддержать, кроме сухого текстового сообщения. В конце концов он не выдержал: схватил пиджак, и даже не надев его на себя, буквально вылетел из квартиры на улицу. На ходу набрал номер агентства по сдаче машин в аренду, забежал в кондитерскую. Пока Всеволод ехал в Майсен, счастливая улыбка не покидала его лица. Рядом, на переднем сидении, лежала красиво перевязанная коробка, с любимыми пирожными Вальтера. И Всеволод уже представлял, как тот удивится, как обрадуется его неожиданному приезду. «Наверняка он считает меня занудой, который всё наперед рассчитывает, до малейших деталей. Неспособным на всякие сумасбродства, на сюрпризы… А вот и посмотрим, господин режиссёр, - способен я на них или нет. Посмотрим!» Всеволод заехал на городской паркинг – им обычно пользовалась и съёмочная группа. Он без труда отыскал свободное место, остановился. Проверил телефон – звонил сын и Всеволод написал: всё в порядке, я занят, перезвоню вечером. Отправив сообщение, он бросил мимолетный взгляд на паркинг и вдруг увидел Вальтера. Совсем неподалеку, метрах в десяти. Всеволод обрадовался и хотел уже выйти из машины, окликнуть его. Рядом с Вальтером был Гейдрих. Это Всеволода не особенно обеспокоило - ровно до тех пор, пока он не заметил, что Вальтер держит Гейдриха за руку. И не просто как-то там по-дружески, о, нет… Абсолютно так же он держал и его, Всеволода, во время их свидания. Вцепившись в руль, Всеволод стал напряженно наблюдать за происходящим. Дальше-больше… Вальтер улыбнулся, привстал на цыпочки, обхватил Гейдриха за шею. Прижался к нему всем телом. А потом… потом потянулся и поцеловал его в губы. Всеволоду сразу будто под дых дали – сильно, внезапно, сокрушительно… В глазах у него потемнело, всё поплыло – он едва заметил, как Гейдрих Вальтера от себя оттолкнул. Усадил его в незнакомый Всеволоду серебристый мерседес, захлопнув дверцу, огляделся по сторонам. Вид у Гейдриха был встревоженный – он явно нервничал, не хотел, чтобы их застали вместе. Потом он сам тоже торопливо сел в машину, на место водителя. Заурчал двигатель, и мерседес двинулся к воротам паркинга. Какое-то то время Всеволод просидел всё так же: на месте, без движения, намертво вцепившись в руль. Когда дышать стало совсем тяжело, он рванул пуговицу на вороте рубашки, жадно хватанул ртом воздух. Сердце стучало быстро-быстро, отдаваясь в ушах: тук-тук-тук, тук-тук-тук… Обождав немного, он взял коробку с пирожными. Вышел из машины и выбросил её в ближайший мусорный бак. В Берлин он возвращался как во сне и просто чудом не угодил в аварию при подъезде к городу. Смутно помнил потом, как отдал машину агенту, как поднимался по лестнице, как открыл ключом дверь. Пересёк комнату, остановился, сел за стол… Господи, будто целая вечность прошла… А ведь ещё этим утром он здесь сидел, беспокоился о Вальтере – как он там, бедный, переживёт этот трудный день, чтобы такого сделать, чтобы его поддержать. «Да, я понимаю, как это смотрится со стороны, но уверяю тебя: нет, мы – не любовники…про нас с Гейдрихом действительно много болтают всяких глупостей, но так уж устроен этот мир…» Господи, это каким же надо быть наивным дураком… Влюблённым идиотом! Вот ничему, ничему его жизнь не учит! Желваки его заходили. Всеволод сжал руку в кулак, ударил им по столу. К дьяволу всё это! К дьяволу! Нет ничего на свете отвратительнее, тошнотворнее лжи. Любое одиночество в сотни, тысячи раз лучше, чем такие вот «отношения». Не выслушивать дальнейшее враньё и оправдания, не пытаться обмануть самого себя напрасными надеждами. Обрубить всё сразу, одним махом – как бы больно это не было. Да, так лучше всего… так правильнее всего… Он достал чистый лист бумаги, сжав ручку - застыл без движения на какое-то время, глядя перед собой невидящим взглядом. Потом встрепенулся, тряхнул головой - будто пробуждаясь. Решительно вывел первое слово. Чуть позже к дому Вальтера подъехало такси, и пассажир попросил водителя немного подождать. Он вернулся назад очень быстро, всего через пару минут. Без запечатанного конверта, который только что опустил в почтовый ящик. - А теперь - в Тегель. И побыстрее, пожалуйста, я тороплюсь. Всю дорогу до аэропорта Всеволод не проронил больше ни слова. И в самолёте он так же просидел: молча, с прямой спиной, с непроницаемым каменным выражением лица. Одним своим видом пресекая любые попытки скучающих соседей завязать с ним разговор. На дежурно любезное предложение стюардессы что-нибудь выпить или съесть он только отрицательно качнул головой. И прикрыл глаза. А выпить Всеволоду хотелось. Ещё как хотелось! Но это уже позже, дома, в спасительном одиночестве. Надраться до чертей, в ноль, до полной отключки… Чтобы ни о чём больше не думать, ни о чём больше не вспоминать. И ничего больше не чувствовать. Хотя бы сегодня.