***
Завертин как угорелый носился по квартире, озорно прыгая на кровать и обратно, пока его хозяин безучастно пролистывал ленту Тик-Тока. Брюнет лежал в кровати, пытаясь уснуть и закончить этот странный день. Выходило скверно: он откладывал телефон, чувствуя сонливость, но закрывая глаза, давился приступами тошноты от остаточного опьянения. И цикл повторялся по кругу. В очередной раз, резко раскрывая глаза, Мазеллов подскочил на месте, громко ругаясь. Время близится к утру, а сна все нет. На границе восприятия промелькнула мысль, что виной тому вовсе не алкоголь. Неизвестность отгоняла Морфея куда яростнее. Она опутывала сознание ледяными нитями ужаса и натягивала их, как тревога натягивает струны души. Парень принялся расхаживать по комнате, он был готов чуть ли не скулить от своей растерянности и незнания как поступить. Спокойствие не приходило, как не уговаривай. Решение больше не переходить черту в отношениях с Коломийцем далось с великим трудом, и было относительно правильным, хотя бы ради блондина, но именно оно сейчас сковало плоть в тиски угнетения. Сердце диктовало немедленно написать студенту и узнать как он. Разум же философствовал – а есть ли на это право? И правда, кто теперь Илья для Дениса, если не человек из прошлого. Такие не спрашивают о личной жизни, такие остаются вне зоны досягаемости. Домысливать чужую реальность, одиноко проживая свою. Запертые чувства освободились от стальных оков контроля. Переживание, страх, злость, тоска. Рассерженные несправедливым заточением, они с удвоенной силой атаковали сознание. Корякову сделалось нестерпимо худо. Мышцы фантомно заныли от продолжительного бездействия. Парень увяз в нерешительности – необходимо что-то сделать, чтобы не сойти с ума. Но возведенная стена из множества «нельзя» мешает просто так взять и потревожить Дениса среди ночи. «Блять! Не могу спокойно думать нахуй! Почему ты уехал в блядский отель? – певец перебирал самые отвратительные варианты. – Н-но если ничего страшного не произошло и я просто как еблан напишу в пять утра, будет еще хуже… Или похуй? Да нет, это полная хуйня. А если все-таки что-то случилось? Я ж не усну, пока не узнаю… Стоп, а с чего я вообще взял, что он ответит? – неожиданная догадка вызвала истеричный хохоток. – На концерте послал, а сейчас такой типа: конечно Илюх, давай расскажу как оно. Ага, непременно. Это пиздец… Что делать-то в итоге?» Мысли перетекали из пустого в порожнее, и бесконечное «что делать?» засело в голове. Стену-преграду нужно проломить, даже если потом будут болеть костяшки. Здесь и сейчас, решительно, бесповоротно. Мазеллов тушуется еще шесть минут, по ощущениям вечность, и робко тянется к телефону. Похолодевшие пальцы набирают текст, промахиваясь по буквам от волнения. Сообщение подвергается постоянному исправлению и удалению лишнего. И через пару минут размышлений, наконец, отправляется. Вот и все. Забыв про нравственность, он преодолел барьер. Разделяющую от невмешательства черту. Трепет после отправление перехватывает дыхание, оно становится рваным. «Если что, скажу что бухой был», – наперед отмазывается Коряков, словно его уже упрекнули в содеянном. Парень усердно буравит переписку, точно сила взгляда поможет второй галочке скорее появиться. Из секунд ожидание переходит в минуты. А Дрейк все не заходит в сеть, не спешит ответить. «Боже блять, на что я надеюсь интересно? По-любому он спит», – укоряет себя Илья. Но продолжает затаенно глядеть на контакт с маленьким забавным кружочком возле имени.***
В недорогом, но уютном отеле Санкт-Петербурга, на двухместной кровати уже пару часов отдыхал молодой парень. Номер освещал осторожно прошедший сквозь оконную раму, лунный свет. Тусклые полосы легли вторым покрывалом на часть кровати. На полу, около белесой стены стоял открытый чемодан с неаккуратно сложенными вещами. Часть из общей массы привезенной одежды висела в шкафу, другая же, малая часть различных принадлежностей – разбросана по комнате. Юноша не особо заботился о порядке, считая, что жить здесь придется довольно долго. Все необходимое должно быть под рукой, как дома. Значит, нет смысла держать все в саквояже. Коломиец лег поздно этой ночью. И спал мертвым сном, лишь изредка переворачиваясь с боку на бок. Неделя выдалась слишком изматывающей; ворох негативных событий и мыслей валился без остановки. Блондин посвятил себя самокопанию, напрочь позабыв об учебе. В голове были только две постоянные – Даня и Илья, между которыми, подобно маятнику, метались чувства. Привязанность и любовь, страх и обида. Экран мобильного устройства, что лежал подле подушки, загорался от приходящих уведомлений. Среди многочисленных сообщений от друзей и Кашина, было одно единственное, самое неожиданное и заветное – от Мазеллова. Пара строчек, из-за которых последний чуть не свихнулся, и которые Денис увидит только к полудню.