Пять стадий принятия

      Блондин брел по лестничным пролетам, уныло поднимаясь на свой этаж. С каждым движением шаг замедлялся, чемодан будто становился на фунт тяжелее, и тело все больше тянулось к земле. Лифт как назло не работал вторую неделю, из-за чего здание казалось парню замшелой постройкой, где и стены не лечат, и жизни счастливой нет.       У порога сбежавшего жильца встречает высокая, грозная фигура, со скрещенными на груди руками – поза говорит сама за себя. Недовольный мужчина выглядит как мама, пришедшая домой после родительского собрания, готовая ругать за двойки. Аналогия вызывает мелкий смешок, совсем неуместный, скорее нервный.        – Вернулся-таки, – выплевывает рыжий.       Глаза презрительно глядят, пока юноша молча раздевается. Он терпеливо ждет хоть каких-то намеков на извинение или оправдание.        – Говорил же что вернусь. В отличие от тебя, я хотя бы ответил на звонок. – Ответ не обрадовал Кашина, младший начал с упреков, а это не его прерогатива. Злость копится, по капле заполняя чашу терпения. Сдерживать себя становится все труднее от одного только невозмутимого вида Дрейка.       Певец пропускает парня в комнату, коршуном следуя за ним. Намеренно не обращает внимание на предыдущую реплику и переходит сразу к сути:        – Почему уехал?        – Ты бросил меня первый вообще-то! Уехал в другой город, нихуя не сказав, а до этого срался по любой хуйне. Даже когда я пытался поговорить, ты только огрызался, или что, не помнишь уже? – в мене Данилы, укорил Коломиец.       Мужчина закатил глаза и раздраженно выдохнул. Неужели Денис все еще не понял причину того странного поведения; с точки зрения музыканта все казалось очевидным. Лежало на поверхности. Он не хотел накидываться с обвинениями сразу после воссоединения, но чужая непроницаемость выводила из себя, распыляя буйный нрав внутренних демонов. Они рычали, грозясь сорваться с цепи и насмерть загрызть все светлое и доброе, что осталось у Кашина к парню.        – Да?! Может, расскажешь тогда, хули ты, весь такой хороший, не предупредил, что любишь Мазеллова?       Ответчик смешался, что только подогрело норов старшего.        – Что вылупился? Думал я слепой блять? Мы год почти встречались, чтобы что, в один момент появился этот пидор и ты побежал к нему?! Если бы знал что тебе просто поиграться охота, не подступился бы, не поселил у себя, всей этой псевдо-любовной хуйни… Говорить я не хотел, ага… Ты же у нас ебать мастак в разговорах, особенно когда речь заходит о Мазеллове. Наебщик хуев, «обиделся на друга» он, расскажешь тоже. Причем так искренне верил в свой пиздеж… А при первой возможности сбежал! Ну-ну, давай блять. Зачем с Даней объясняться, если на горизонте нарисовался вариант получше, да? – Стример желчно бросался невысказанными ранее словами, желая ударить и задеть как можно сильнее. Он хотел переложить хотя бы часть своей боли на ее виновника. – Я блять срался… Ты реально нахуй не понимаешь, почему это происходило?       Блондин смиренно выслушивал сентенции собеседника, заранее готовый к этой ноте разговора. Пусть выскажется и проживет свою обиду сейчас, ведь дальше будет еще хуже, когда говорить придется Дрейку. Он выдержал небольшую паузу, полагая, что тирада окончена, и начал с напускным спокойствием:        – Понимаю Дань, теперь уже понимаю. Ты прав. Но я не игрался с твоими чувствами, да, может так выглядит со стороны, с твоей. После расставания с Ариной было так хуево и одиноко… Но потом ты начал оказывать поддержку, был рядом, я подумал: может это шанс начать все заново?        – Пиздец, так кому я замена в итоге не понял? Арине или все же Илье?! – Демоны благополучно догрызали последнюю сдерживающую цепь. Они не испытывают сочувствие, не дают понять чужую точку зрения.        – Да послушай блять! Я не искал замену кому-то… Просто боялся остаться в одиночестве.        – Почему вместе того, чтобы обрадовать Мазеллова своим признанием, ты побежал ко мне? – голос собеседника бил хлестко.       Он выпытывал ответы, словно на допросе, не проявляя никакого снисхождения. А младший замыкался все больше; внутри копошился целый рой мучительных переживаний. К мукам совести прибавилась необходимость вытягивать из себя правду о Корякове. То, о чем хотелось умолчать, вырывали клещами.        – Ну, эта симпатия неправильная!.. Она точно бы разрушила нашу дружбу… Дань, я честно не хотел врать насчет своих чувств; думал мысли об Илье пройдут со временем, а по итогу… Можешь называть меня конченым уродом и эгоистом, у тебя есть на это право. Прощения я не жду. Давай просто расстанемся, и я уеду. – Ему тоже было больно, но нужно держаться до последнего. Поставить точку, не смотря ни на что. Слова парня дошли до самой глубины души, то, что Коломиец и так знал, выглядело отвратительно неказистым при повторном изучении. Из чужих уст правду о себе слышать сложнее.       Остекленелый взгляд прямо уставился на рыжеволосого, моля как можно быстрее закончить эту пытку. Занести меч и отсечь паразитирующую опухоль. Но, к сожалению, меч в руках Кашина был обоюдоострым. И если он отважится опустить лезвие над шеей светловолосого, то неизбежно поранит себя. Выбор без выбора.       Стример подошел ближе к сидящему на подлокотнике дивана юноше и упрямо заявил: – Не хочу. – Лицо его выражало потерянность и беспокойство. Свора внутренних псов поумерила пыл, когда речь зашла о разрыве.       Студент обескураженно задрал голову. Он ощущал себя непривычно низким перед стоящим; и в тени широкоплечего мужчины, чей силуэт загородил позади висящую люстру, выглядел как испуганный зверек. Слова застряли в горле, он ждал криков или оскорблений, но никак не отказа.        – Т-ты понял, что я сказал?.. Нам надо расстаться, – сконфуженно произнес Коломиец.        – Может это ты не понял? Я не хочу вот так расходиться. – Данила отчетливо услышал каждую фразу собеседника, умом осознавая – это неизбежный финал их истории. Сам ведь неоднократно думал о том, что рано или поздно придется начать этот разговор. Но когда его парень написал о возвращении домой, мозги отключились, отдав полный контроль над телом чувствам. А они слепы и импульсивны, они заставляют сердце хвататься за дорогого человека, даже если это безнадежно.        – Но это пиздец, так не должно быть! Я не люблю тебя по-настоящему.        – А как тогда? – завороженно спросил старший, смотря на растерянную физиономию. Амплитуда его эмоций скакала с невообразимой скоростью.        – Блять! Типа это привязанность! Я дорожу тобой, ты мне нравишься как человек, и я безумно рад что мы познакомились, но это не любовь… Не так, как к Илье, – последнюю фразу Денис произнес тише, опасаясь очередной вспышки агрессии. Он начал терять обладание над собой, реакция на расставание разнилась с ожиданиями.       «Просто пошли меня нахуй умоляю, что ты тянешь, – думал юноша, – Все равно вместе мы уже не будем».       Оппонент задерживал с ответом. Атмосфера стала до дрожи гнетущей. Глаза похожих оттенков играли друг с другом в известные только им двоим игры, пока мышцы были скованны волнительным предвкушением.        – Понятно. Можешь лечь там, поздно уже, – Даня указал на стримерскую комнату блондина, где находился раскладной диван, – Поговорим завтра, сейчас я пиздец заебан. – Закончив, потирая глаза на ходу и громко вздыхая, он удалился. Более звуков из-за закрытой двери слышно не было.       Дрейк выдохнул оставшийся в легких кислород, и устало опустил голову. Он вообще не понял что произошло; почему Данила пошел на попятную. Ведь диалог подходил к логической развязке, и тут… Казалось, силы покинули организм. Брошенные на моральную выдержу ради этой перепалки запасы иссякли, и не осталось ничего кроме зияющей дыры в груди. Ребята не пришли к общему знаменателю, а значит, придется остаться тут еще неизвестно на сколько. Битва окончена, но война продолжается. Война, на которую нет ни ресурсов, ни малейшего желания.              

***

             Кашину снился кошмар. Черно-белое сновидение, в котором не было людей, только размытые силуэты и искривленные лица, с пустыми глазницами. Призраки. Они вальсировали под стенания десятка голосов – чудовищная мелодия. По мере приближения этой процессии, завывания становились все громче. Ноги отказывались двигаться, словно вросли в землю. А белые фигуры стремительно настигали, пригоняя за собой липкий, как кровь туман. Они окружили мужчину в свой хоровод, так, что не выбраться. И туман начал превращаться в едкий дым, забивающий дыхательную систему. Данилу обуял первобытный страх, да такой сильный, что нервная система не выдержала. Он проснулся рывком, весь в испарине и стал судорожно кашлять, словно надышался гари. Следующая за тяжелым днем ночь не собиралась заканчиваться.       Воды под рукой не оказалось. Пробираясь за ней на кухню, Даня задержался у порога соседней комнаты. Обычно там никто не ночевал. Это странное явление казалось неправильным: не там должен спать его парень, не так должен был кончиться их роман. Мужчина скорбит около закрытой двери до очередного приступа кашля. Тогда, вспомнив первоначальную цель, ватные ноги уводят страдальца подальше от этих мыслей.       Музыкант закрылся в спальне, ища пристанище, уголок тишины. Но по правде никакое спокойствие в этом месте не могло находиться. После ссоры и квартира и души ее жильцов потеряли покой. Данила не представлял, что делать завтра, как отпускать парня. Он, точно как и Коломиец отдался на растерзание Судьбе однажды осенью. Тогда жизнь бурлила: в ней была и слава и безбедность, и друзья и творчество, но… Не все сферы жизни развиваются в одном темпе. Любви недоставало. На роль ее восстановителя отлично подошел Денис. Певец обратил на него внимание поначалу от скуки, а потом проснулся интерес, вдогонку за которым прибежала симпатия. Не успел Кашин осознать происходящего, как погрузился в омут с головой. И оглядываться назад, анализировать недочеты этих спонтанных отношений стало поздно. Он уже влюбился. С молодым стримером было так легко и беззаботно, словно пришла вторая юность.       Однако все хорошее имеет свойство заканчиваться. Проблемы, на которые ранее пришлось закрыть глаза, достигли пика, и сейчас вылезли самым неприятным образом. Данила понимал, что присвоил счастье, предназначенное не для него. Понимал, но не хотел отдавать. Он сделал Коломийца спутником своей планеты, казавшимся незначительным со стороны, но на деле очень важным. Без него жизнь станет другой – вновь скучной, пресной. Поэтому мужчина не захотел расставаться. Но, как ни грустно это признавать, похищенный спутник всегда будет тянуться к родной орбите.