***
Тремя часами ранее
Юный петербуржец рассматривал стену с рисунками разной величины и направленности. Подарки Мазеллова заполонили добрую часть комнаты: игрушки, поделки и прочие безделушки. Все они бережно хранились в спальне, на комоде около кровати. Взгляд упал на их с Ильей совместный портрет – счастливые лица взирали с бумаги, что была помещена в рамку. Он будто выделялся на фоне остальных, стоя поодаль, не загороженный ничем. Коломиец хихикнул от шальной мысли, что владелец трофеев сделал это намеренно, чтобы смотреть на картину и вспоминать былое. – Чего смеешься? – раздалось сбоку. Старший уже несколько минут тихо наблюдал за парнем. – Блять, напугал. Да я просто смотрю на мистера еблана, – беря в руки маленькую желтую игрушку, солгал блондин. – Какой же он всратый. Собеседник посмеялся: – Есть такое. Он поставил принесенные Егермейстер и газировку на стол, и стал разливать по стаканам. – Мы будем пить тут? – спросил младший. – Что тебя не устраивает? – Коряков вручил ему предмет посуды с разбавленным алкоголем, попутно заглядывая в глаза. Хоть они и общались вполне повседневно, недосказанность и романтические флюиды неумолимо разряжали воздух пространства. Напряжение наедине росло по экспоненте. – Н-ну я думал, может на кухне, но видимо похуй, – ответил Денис. Он осторожно сел на край кровати, в то время как музыкант занял свое белое компьютерное кресло. Хотелось поскорее выпить и расслабиться – спальня казалась слишком интимным местом сейчас. – За что будем пить? – поинтересовался хозяин квартиры. – М-м, за встречу? – Нет, это не то… Ладно, скажу тост. Давай Дрейк выпьем за вторые шансы. Потому что если бы ты не дал мне его, мы бы тут не сидели. Илья смотрел прямо и уверенно, транслируя серьезность сказанного. Он действительно был благодарен за оказанное милосердие в момент, когда надежд уже не было. Собеседник нахмурил брови, такая формулировка его совсем не устраивала. На юноше тоже была часть вины, ведь он не всегда поступал правильно. Взять хотя бы случай на концерте. И даже то, что он возобновил общение с бывшим другом, является не более чем утешением своей души. Именно о ней блондин думал в первую очередь, вовсе не о чувствах Корякова или Кашина. Наделенное Мазелловым благородство сводилось к простому эгоизму. – Нет, мне не нравится, я же не какой-то святой. Давай лучше за новое начало? Брюнет помолчал, а после согласно потянулся к стакану напротив сидящего. Этот тост был первым на сегодня, и далеко не последним.***
Илья недолго предавался размышлениям насчет того, что следует сделать после приезда Дениса. Обсудить затертые временем конфликты он решил еще два дня назад, в баре, и именно для этого договорился о личной встрече. Парни гуляли по городу, постепенно приближая час икс. Волновались оба, вплоть до самого дома москвича. Зайдя внутрь, неловкость достигла пика. Вместе с ней же они и вели беседы, продолжая внутреннюю борьбу. – Почему ты расстался с Ксюшей? – внезапно поднял тему блондин. Это один из множества вопросов, что он хотел задать. – А ты почему с Ариной? – перевел стрелку мужчина. Не мог же он сказать: «Потому что люблю тебя». – Я первый спросил. – Ты как ребенок, «я первый спросил». Если честно, просто стало тяжело поддерживать отношения, такой период наступил ебаный, я был сам не свой, просто токсичное уебище... Короче не хотел ее обижать, поэтому отпустил. Дрейк внимательно слушал душевные излияния, находя в них отголосок себя. – Понимаю, у нас похожая хуйня была. Только мы не ссорились, просто охладели друг к другу. «Я по крайней мере», – хотел он добавить, но не решился. – Зато к Дане чувства прям воспылали. – Мазеллов поддевал приятеля неумышленно, это часть его натуры. Иногда удержать эту темную сущность, с ворохом потаенных обид и злобы бывает трудно. Собеседник тяжело посмотрел в ответ, будто желая испепелить. Эта рана еще не зажила, чтобы шутить о ней, но и скандалить смысла не было. Студент лишь ответил туманно: – Даня был рядом… Просто был рядом и все. Илья, скажи честно, как ты отреагировал, когда я рассказал о нас? Юноша медленно, но верно подбирался в основной заботящий его теме. Не он был инициатором этой ночи откровений, но почему-то именно он задавал курс диалога, расставляя вопросы-капканы, в которые брюнет так боялся попасться. Ощущая себя вновь загнанным, Коряков прервался на обновление содержимого стаканов – эдакий тайм-аут. Трюк Денис раскусил быстро, даже моментально, уж слишком хорошо знал повадки друга. – А что ты от ответа уходишь? – Да ничего не ухожу я! – хитрил певец. – Ладно, раз так хочешь узнать, скажу честно – полная ебень, ну типа ужасно отреагировал. – Так и знал! Ты поэтому перестал общаться, да? Очередная ловушка. Илья начал уставать обходить острые углы, еще немного и его терпение лопнет, вырывая из недр сознания проливающую свет на все вопросы истину. – Боже блять Дрейк! Нет, не поэтому. Я же говорю, период ебаный начался, кукуха отлетела напрочь. А ты реально думал, что я не общался ни с кем, прекратил стримить и в целом выпал из мира только потому, что ты парня себе завел? Не слишком ли самовлюбленно? Возмущение Мазеллова набирало обороты с каждой фразой. Все сказанное было чистой правдой, и злился он самом деле на себя – на то, что позволил эмоциям управлять жизнью. Его слабость и трусость, его упорное отрицание очевидного украли почти год. Время, которое могло уйти на созидание, а не разрушение. – А что мне было думать?! – сердился студент. – Именно после того признания ты начал избегать и игнорировать меня. Не всех, как ты говоришь, а только меня блять! Спокойный разговор перерастал в банальное выяснение отношений на повышенных тонах. К сожалению, это было неизбежно при любом раскладе. К счастью, в споре рождается истина – только она могла помочь двум горемыкам помириться. А продолжение крылатой фразы не учитывалось. – Ну прости! Слушай, куда-то не туда у нас пошло. Я вообще позвал тебя ради этого – обсудить конфликт, чтобы дальше нормально общаться. И между прочим, я это хотел сделать еще в Питере. – Кстати об этом, – замялся Денис, вспоминая происшедшее. Теперь настал его черед обходить засады щепетильных тем. – Извини, что не выслушал. Я был зол, плюс еще перед Даней было неудобно… Брюнет вскинул бровями; время идет, а это имя продолжает всплывать в каждом втором предложении. «Поговорить со мной было неудобно из-за него? Серьезно?», – думал он. Ревнивая сторона личности снова взяла верх над разумом, заставляя наобум бросаться колкостями: – А, ну то есть показушно клеиться к нему передо мной, было нормально, да? Вызывать ревность же вообще не, – показывая кавычки пальцами, говорил он, – неудобно. К своему удивлению, ту картину из бара, в отличие от остального вечера Илья не забыл. Даже спиртное не стерло фрагмент из неприятных воспоминаний, который так «вовремя» всплыл сейчас. – Когда такое было?! – удивился Коломиец. – Стоп, ты сказал ревность? – Сердце слабо дрогнуло. Вот и первая осечка. Один угол музыкант обойти все же не смог, придется выкручиваться подобно тому ужу на сковородке. – Так, погоди. Мы сейчас хуйни наговорим и ничего не решим. Давай серьезно. – Нет, ты ответь. Я понял, про какую ситуацию речь, заревновал тогда что ли? – Ухмылка самовольно поползла по лицу. Коварный, лисий облик прижал ответчика к стенке сомнений. Коряков заметил завораживающий огонек небесных глаз, и чуть было не сдался, плененный ими. В полумраке комнаты зрачки юноши стали больше, обрамляемые тонкой голубой полоской, словно ледяной кромкой. Певец смотрел на возлюбленного, загипнотизированный его красотой. Весь выпитый алкоголь резко ударил в голову, но он мог поклясться, что и без единого грамма наступило бы опьянение. Ровно две минуты подозрительных размышлений в полной тишине потребовалось на поиск верного решения. Прикинув все варианты, Илья заключил – не сейчас, не в этой неясной обстановке, когда мост еще может рухнуть. Пересилив себя, он оторвался от созерцания чужого лица и наконец, заговорил, выкрутив все свое искусство обмана и сарказма на максимум: – Ну конечно заревновал, такой красивый парень сидит, флиртует, и не со мной! Как тут устоять? Ответ Коломийцу не понравился, это то, что он слышал сотни раз, каждый из которых был шуточным. Обнадеженное выражение сменилось на разочарованное. Дальше гнуть эту линию стало неинтересно, и даже бесполезно. – Дрейк, опуская все рофлы, я все-таки хочу извиниться. Не стоило тогда кидать тебя, это стало понятно сразу, как только я начал скучать по нашему общению. Причину конечно я пока назвать не могу, это просто… В общем сложная штука… Короче всему свое время, сейчас главное закопать топор войны. Мазеллов потирал штанину татуированной рукой, пытаясь унять мандраж. Он ощущал себя школьником, сидящим перед экзаменатором, только вот вердикт блондина совсем не оценка в табеле, от него действительно зависит будущее. – Да-а, я уже давно простил тебя, на самом деле. Не могу долго злиться. И какого топора войны не было, откуда ты это взял вообще? – тихий бас действовал успокаивающе. Это было правдой. Коломиец хватался за удобоваримое слово «обида», ощущая на самом деле печаль и тоску по старому товарищу. Они покалывали сердце, заставляя путаться и подменивать понятия. – Реально? – воскликнул Илья. Такая тяжелая ситуация решилась так легко; на секунду парню почудилось, что ссору он и вовсе надумал, радул в своем сознании. – Просто в Питере мне показалось, ты очень хуево настроен. – Поначалу да, был. Но потом ты набухался, начал какую-то хуйню нести и мне стало жалко. – Свои причины того поведения он тоже не мог поведать. – Кого? Меня?! – Да! Ты же чуть ли не плакал. Мне кажется, выслушай я тебя, этого пиздеца не произошло бы, – смутился юноша. – Сильно сомневаюсь. Дрейк, не парься, я не в обиде, было и было. – Сейчас любая оплошность Дениса воспринималась как незначительная. Больше волновало другое: – Слушай, а ты помнишь, что конкретно я говорил тогда? Он не помнил всего сказанного и переживал, не ляпнул ли чего-то слишком откровенного, разоблачающего. – Что ты волновался за меня, а я не дал возможности объясниться, м-м, что еще? – стример нахмурился, восстанавливая обрывки памяти. – А! Что тебе грустно нас видеть. Грустно или больно, что-то такое. – Бл-я-ять, позорище, – простонал брюнет. – Да ладно, ты ж бухой был. – Коломиец постарался придать приятелю уверенности, якобы ситуация осталась исчерпана. Ведь если сказать о том, сколько проблем и испытаний принесла та встреча, Коряков замучается самоедством. Заклеймит себя виновником распада чужих отношений и как знать, может снова уйдет в глухую блокаду.***
Спустя все эмоции и страсти, спустя все темы и вопросы, что только могли быть подняты этим декабрьским вечером, прогремел последний тост – за дружбу. Важная вещь, ценность которой несоизмерима. То, что проверяется временем. То, чего в перспективе ребятам будет недостаточно в отношениях друг с другом. Потому что радость от дружбы, где необходимо скрывать чувства – половинчатая радость. Полноценной стать ей еще предстоит.