***
Воскресенье было выделено красным маркером в настенном календаре, что висел в комнате Шисуи. Юноша считал дни, затем часы, а после и минуты до наступления полудня. Ему пришлось вновь нарушить график дежурств. Он не спал с раннего утра и уже успел сделать бодрящую зарядку, начистить перышки в ванной, надеть отутюженный наряд, подготовленный с вечера, и позавтракать в кругу семьи. Матушка и сестренка знали о его планах. Госпоже Минами затея пришлась не по душе, но препятствовать сыну не стала. Она испекла имагаваяки с разными начинками, упаковала в красивую коробку, чтобы Шисуи отправился в гости не с пустыми руками. Тоши же пыталась сладить с непослушными кудрями брата, причитая: «Весь в отца». Это звучало довольно смешно, особенно если знать, что девочка видела его лишь на старых фотографиях. И когда очередная попытка пригладить локоны не увенчалась успехом, то юноша стал щекотать Тоши, чтобы та отстала. — Пора, — вдруг решительно произнес Шисуи и пошел в прихожую натягивать на себя ненавистное хаори с символом клана, а также крайне неудобные гэта. — Не рано ли? — донеслось из кухни. — Целый час до полудня. — Я планировал зайти в цветочный магазин, — честно признался он и отправился в Коноху. — Ай-ай, быстро же ты повзрослел, — сетовала Тоши, провожая взглядом брата. Юноша пружинистой походкой добрался до небезызвестной лавки Яманака. Он заранее позаботился о букете, предварительно заказав необходимые цветы. Господин Иноичи с улыбкой встретил парнишку и после приветствия заявил: — Жена с дочкой отправились в ателье, поэтому я сегодня вместо них. Напомни, что ты заказывал? А то никак не могу найти карточку… — и виновато почесал затылок. — Розовые жасмины, — вежливо отозвался Шисуи. — О-о-о, — заговорщицки протянул Яманака, — довольно интимный жест. На свидание собрался? — Можно сказать и так, — немного застеснялся юноша и потупил глаза в пол. Господин Иноичи вынес из специального помещения ведро с веточками заветного растения, упаковал их в бумагу и напоследок сказал: — Очень хороший выбор. Удачного свидания, — и подмигнул. Шисуи отблагодарил мужчину и отправился на долгожданный обед. За поворотом, из-за шапок густой листвы, показалась потрескавшаяся с годами светло-коричневая черепица. Его сердце забилось так быстро, словно крылья колибри. Он остановился посреди переулка, чтобы восстановить дыхание и согнать с лица предательский румянец. «А-сэ-ми», — он мысленно смаковал слоги любимого имени. «Асэми — синоним рассвета», — мечтательно протянул он и подошел к воротам старинного поместья. Четверо АНБУ Не с пристрастием обыскали юношу, а затем пропустили его в передний двор. От главных ворот к парадному входу вела аллея, вымощенная камнями, которую опоясывали кусты пионов разных сортов. Пастельный колорит бутонов придавал экстерьеру особенное очарование. «Домик маленькой принцессы», — шутливо подметил парень. На пороге Шисуи встретила прислуга: взрослая женщина и мужчина средних лет, облаченные в хлопковую униформу. Оба поклонились гостю и проводили в просторную гостиную. — Ожидайте, госпожа вот-вот подойдет, — произнесла женщина и удалилась вместе с коллегой. Юноша присел на антикварную тахту. И в томительном ожидании принялся изучать обстановку. Повсюду розы в фарфоровых вазах, искусные гобелены на стенах, на которых были изображены различные мифологические сюжеты. Хрустальный столик, на нем чашка из кружевного серебра, а в ней черешня. — Надо запомнить, — сам для себя прошептал парень. Сёдзи раздвинулись, а Шисуи чуть не ослеп от блеска красоты. Асэми предстала перед ним, облаченная в кимоно из светло-розового шелка, что бликами на свету казался персиковым. Широкий красный пояс таил под собой тонкую девичью талию. Подол наряда расшит языками пламени в такт поясу. А из-под расписной композиции виднелось множество белых нижних платьев. Малиновые волосы собраны в высокую прическу, благодаря чему открывалась белоснежная лебединая шея. Простой на первый взгляд пучок усеян множеством причудливых канзаши из розового золота. Одна заколка имела контуры рассветного солнца, две другие — спиральные, символ клана Узумаки. С двух последних белоснежными нитями тянулся морской жемчуг, необработанный ювелирами. Целый ряд жемчужных нитей украшал затылок. Девушка ступала так плавно, что украшения даже не соприкасались друг с другом. Шаг — и ни единого звука. Асэми поклонилась и крайне вежливо обратилась: — Добрый день. Надеюсь, что Ваше утро прошло благополучно, — она присела на кресло напротив Шисуи. — А? — он не вдумывался в смысл сказанных ею слов, а наслаждался мелодией голоса. — Да, благодарю, — протараторил юноша и осекся. — То есть, и Вам добрый день. К-как твои… Как Ваши дела? Узумаки легонько улыбнулась и ответила: — Чудесно. Я распорядилась, чтобы обед подали во внутренний сад. Его как раз сегодня утром привели в порядок. Мне хотелось бы узнать Ваше мнение об итоговой композиции. — Я думаю, что он прекрасен, — искренне произнес Шисуи. — У Вас отменный вкус, — и вновь окинул взглядом помещение. Затем юноша, опомнившись, протянул возлюбленной подарки. В фиолетовых глазах засверкал восторженный огонек, когда она вдохнула дурманящий запах розовых жасминов. Девушка молча наслаждалась им какое-то время, а затем с немного хитрой интонацией спросила: — Не кажется ли Вам, что это довольно интимный жест? От смущения на щеках Шисуи выступил румянец. Он слегка нахмурился и пояснил: — Мне показалось, что именно эти цветы характеризуют Вас. — Неужели? — удивилась Асэми, параллельно оценивая тонкий аромат. — И почему же Вы так считаете? — Ну-у, — задумчиво протянул юноша, приложив палец к подбородку, — их оттенок напоминает Ваш природный колорит. Они прихотливы, поэтому без постоянного ухода моментально вянут. Розовый жасмин благоухает. Причем не нарочито ярко, а едва уловимо. Этот аромат с трудом можно уловить, но если это получается, то он врезается в память навсегда, — последние слова он произнес с трепетом, внимательно изучая реакцию девушки. Узумаки в изумлении изогнула бровь и призналась: — Вы — интересный человек, Шисуи. В его груди запорхало множество бабочек, взмах их крыльев дарил щекотливое ощущение. Лучший из комплиментов, что он когда-либо получал. — Что ж, — томно вздохнула Асэми, — Нана! — в помещение вошла женщина, которая встретила юношу. — Обед уже подан? — Да, моя госпожа, — ответила она. — Хорошо, — пропела девушка. — Поставь цветы в мою спальню на тумбу возле кровати. Как правильно отметил господин Шисуи, розовые жасмины и впрямь прихотливее большинства своих сородичей, поэтому отнесись к ним с особым вниманием. И еще… — она перевела взгляд на коробочку с угощениями, что принес гость, — подай их на стол после основных блюд. И прошу, на этот раз не нужно ничем их посыпать. Я хотела бы по достоинству оценить вкус имагаваяки. — Хорошо, госпожа, — отозвалась Нана и вновь удалилась. Асэми и Шисуи вышли во внутренний сад, который композиционно разительно отличался от переднего двора. В нем не было пышных цветов, густые кустарники с вкраплениями витиеватых узоров из белой гальки. А самом центре расположилась вишня, ствол которой почернел от возраста. Обилие растительности дарило ощущение прохлады. — Изначально у меня была другая задумка, — с неким озорством сказала Узумаки, сложив ладони перед собой. — Я хотела соорудить здесь небольшой пруд с лотосами. Но затем садовники сказали, что водоем внутри двора плохо повлияет на землю, конструкция дома не выдержит и начнет разрушаться. Я ночь не спала и все думала, что же делать. А в пятницу на рассвете вышла на веранду, посмотрела на вишню в лучах рассвета и поняла, что именно она задает тон. — И Вы решили оттенить ее остальными насаждениями? — пытался поддержать разговор Шисуи. — Именно, — умудренно кивнула она. Во время цветения ее лепестки будут выгодно контрастировать с насыщенной зеленью. — А белые дорожки подчеркивают ствол с ветвями, — добавил юноша. — Да-а, — согласилась Узумаки и удивленно посмотрела на него. Она и подумать не могла, что тот чумазый непрошенный пятничный гость окажется приятным собеседником. Пусть иногда его манеры резонировали с нормами этикета, а внешний вид никак не вписывался в рамки парадного выхода, но эти противоречия лишь располагали Асэми. Ей нравилось открывать в новоиспеченном знакомом новые и совершенно неожиданные грани. Они приступили к обеду. Девушка и впрямь постаралась над приемом. Еще бы, Шисуи — официально был первым гостем ее дома. И она хотела оставить самые приятные впечатления от обеда, чтобы молва о ее гостеприимстве разошлась по всей деревне. Жаль Узумаки еще не знала, что Учиха не из болтливых. И лестные слова достигнут лишь ушей Итачи. Им подавали одно блюдо за другим. Прислуга вдохновленно комментировала каждое из них, рассказывая об истории появления рецепта и вкусовых сочетаниях. Желудок юноши уже изнемогал от обилия еды. Ощущение тяжести в животе приносило дискомфорт, но Шисуи продолжал есть из вежливости, чтобы не обидеть хозяйку. На десерт им подали черешню трех сортов и имагаваяки. — Восхитительно! — отозвалась Асэми, прожевав кусочек. — Признайтесь, чьих рук дело? — и метнула в гостя хитрый взгляд. — Моя матушка, — улыбнулся юноша. — Передайте ей, что вкуснее имагаваяки я не пробовала. И если ей будет не трудно, то я очень прошу поделиться рецептом с моей кухаркой, — продолжила восторгаться Узумаки. — Конечно-конечно! — торопливо проговорил он. Дальше прислуга принесла холодные напитки. Шисуи с упоением любовался возлюбленной: как холодная кожа контрастировала с искрящимся на солнце жемчугом, как горели малиновые ресницы при каждом взмахе, как выступали тонкие запястья из-под длинных рукавов. «Это сон, невозможно быть настолько прекрасной», — мелькало в мыслях юноши. Девушка чувствовала на себе его завороженный взгляд. Стороннее восхищение подпитывало ее самолюбие, но во избежание неловкой паузы, она вновь завела беседу: — А почему Вы пришли один? Где Ваш друг? Надеюсь, что с ним все в порядке. — Живет и здравствует, работает не покладая рук, — отшутился Учиха, вспоминая недавний разговор. В пятницу, после проникновения в дом Асэми, Шисуи сразу же написал ей о воскресном визите. Узумаки ответила согласием. Дело в том, что Учиха в своем уведомлении сообщил, что придет с Итачи. Юноше казалось, что друг ему не откажет, но он и слышать не захотел об обеде. «Нет, даже не думай!» — восклицал он. «Пожалуйста!» — упрашивал его Шисуи. «Я буду только мешать. Написал обо мне, и черт с ним. Считай, что это ваше первое официальное свидание», — парировал Итачи. Поэтому когда Учиха пришел один, то Узумаки этому неприятно удивилась. Но не прогонять же ей гостя, верно? — Как обстоят дела с Вашими уроками игры на сямисэне? — внезапно поинтересовался юноша. Девушка слегка помрачнела, но все же удовлетворила любопытство собеседника: — Признаться, живопись мне дается куда проще, но прогресс есть. — Могу ли я как-нибудь послушать? — Шисуи смотрел на нее щенячьими глазами. Асэми звонко рассмеялась, прикрыв лицо рукавом, а затем ответила: — В моем расписании нет запланированных концертов, но Вы можете поприсутствовать на уроке во вторник. Но не думаю, что это увлекательное занятие, — шутливо предупредила она. Юноша не мог поверить своим ушам. Радость уже выплескивалась из сосуда с эмоциями, от чего он аж вздрогнул при мысли, что вновь проведет время с возлюбленной. — Поверьте, нет более увлекательного занятия, чем Ваша компания, — с придыханием произнес Шисуи. Прием подошел к концу. Асэми вручила гостю угощения для его матушки, в знак благодарности, так сказать. Она проводила его до самых ворот, выразила восторг от визита и поклонилась. Узумаки зашла в дом и с облегчением выдохнула. «Надеюсь, что все прошло гладко», — подумала девушка, и из столовой в прихожую вышел ее покровитель. Он одарил подопечную довольным взглядом и похвалил: — Асэми-чан, выше всяких похвал! — Ваша оценка — мед для моих ушей, Данзо-сама, — отозвалась Узумаки и глубоко поклонилась. — Полно, полно, — махнул рукой старейшина, подошел поближе, взял в ладонь подбородок девушки и пристально посмотрел в глаза. — Не сообщай ему о помолвке, поняла? Она кротко кивнула в ответ. — Пусть сердобольность Итачи сыграет с ним злую шутку. Шисуи сочтет его молчание за предательство. И чем больше оно продлится, тем жарче будет полыхать раздор, — он пояснял ей свой замысел ласково, словно обращался к дочери или внучке. Асэми же ловила каждое слово. — Общайся, флиртуй, будь смешливой, выражай восхищение, но в рамках приличия. Нам не нужны неприятные разговоры. Твоя репутация должна быть кристально чистой, иное может послужить поводом для расторжения помолвки. — Конечно, Данзо-сама, — прошептала Узумаки, словно находясь под действием чар. — Покорность и преданность — вот что делает тебя моим главным сокровищем, — тихо отозвался старейшина и поцеловал Асэми в лоб.***
В то время, пока Шисуи вел за обедом светские беседы, Итачи лежал в постели. Он не выходил из комнаты уже второй день. Ночь с пятницы на субботу оказалась роковой. Не зря на него тогда напала бессонница, интуиция будто бы натужно старалась предупредить юношу, а он не смог расшифровать ее намеки. Но даже если бы и смог, то что бы это изменило? Задушил бы эту напомаженную аристократку ее же поясом от кимоно? Нет, парень гнал от себя подобные мысли. Как бы ему не была противна собственная участь, но жизнь, пусть и чужая, ценнее счастья. Итачи тонул в болоте переживаний. Трясина затягивала на дно и блокировала рационализм. Он не мог в своей привычной манере искать выходы из ситуации, не рассуждал о том, как помешать замыслам Данзо, ведь в дело вмешались чувства. Дружба. Шисуи показал ему, что в действительности означает это слово и каждый раз демонстрировал его многогранность. Юноша и не способен посчитать, сколько раз его выручала их связь, сколько раз товарищ сам собой являлся на порог его дома, когда ощущал, что Итачи дурно. Шисуи никогда не совал свой нос, если на то не было воли парнишки, не задавал лишних вопросов и бескорыстно помогал, даже если он был по уши в дерьме. Если бы не влюбленность, одурманившая Шисуи, то он бы и при вчерашнем визите почувствовал зловонный запах заговора. Отец строго-настрого запретил Итачи распространяться о тонкостях сделки с Данзо. Но юноша смолчал не из-за этого. Он струсил. У него не хватило смелости сообщить о предстоящей помолвке, когда его друг каждую минуту щебетал об Асэми. Решительность, возникающая в нем время от времени, тут же улетучивалась, когда Шисуи мечтательно вздыхал. Изуми. Это имя было для Итачи собирательным образом всего прекрасного, что когда-либо появлялось. Нет, оно превосходило все самые смелые определения красоты, нежности, доброты, ласки, заботы и преданности. У него перед глазами стояли ее озорные глаза. Как он, глядя в них, сообщит ей о помолвке с другой? Учиха от злости исколотил подушку, оставшись наедине с самим собой, зло восклицая: «Предатель! Крыса! Трус!» Госпожа Микото и Саске обладали чутким слухом, и отчаянные оскорбления ранили их сердца. Младший брат хотел бы разузнать, в чем заключалась причина самобичевания нии-сана, но боялся войти в его комнату, чтобы не нарваться на агрессию. Итачи никогда бы не позволил подобного, но мальчик решил не испытывать судьбу. Мать поначалу тоже не беспокоила сына, но к обеду воскресенья ее терпение лопнуло. Она тихонько отодвинула сёдзи и ласково обратилась: — Итачи… Юноша сверлил взглядом стену и даже не повернулся к матери. Сердце госпожи Микото болезненно кольнуло, когда она увидела перья, разлетевшиеся по комнате, и разорванные наволочки. Она подобрала хлопковые лоскуты и присела на край постели. — Я хочу побыть один, — холодно бросил парнишка, но его слова не возымели действия. — Хоть бы окно открыл, духота невыносимая, — словно отчитала сына, но за замечаниями скрывалось сильное переживание. — Вспотел весь, — ее голос дрогнул. — Я за покупками собралась, поможешь? — Попроси Саске, я устал, — буркнул Итачи и еще сильнее вжался лицом в подушку. Госпожа Микото тяжело вздохнула и честно призналась: — Ты прекрасно понимаешь, что я не за этим пришла… — ком норовил вырваться из горла, поэтому она взяла паузу, чтобы успокоиться. — Итачи, мы никогда не говорили с тобой по душам. Вы с Саске если и обращаетесь за советом, то только к своему отцу. Но поверь, я знаю больше, чем ты думаешь, — и провела рукой по взмокшей спине сына, от чего тот вздрогнул. — Я мило улыбаюсь, стараюсь заботиться о вас, будто ничего не понимаю, но наедине с самой собой мне нет покоя. Я знаю о бунте, я не слепая и не глухая. Мне все известно, — Микото горько всхлипнула и закрыла лицо руками. — Не терзай себя, — вдруг заботливо прошептал сын. — Не нужно, я сам со всем справлюсь. — Нет! — воспротивилась мать. — Нет же! Хватит с тебя всех забот. Я вижу груз, который ты собственноручно водрузил на себя. Так не должно быть. Итачи, ты — мой первенец, мой долгожданный сын, — в ее словах было столько любви, сколько сложно уместить в сердце. — И я всегда буду рядом. Юноша ощутил стыд за проявленный эгоизм, поэтому он обернулся к матери и взял ее за руку. Та крепко сжала ладонь в ответ и украдкой глянула на сына, лицо которого выражало сожаление. — Мне искренне жаль, что моим сыновьям приходится приносить себя в жертву во имя клана. Может у Саске еще получится полюбить свою невесту, но ведь твое сердце уже занято, — вновь вздохнула Микото. — Даже не знаю, как теперь смотреть в глаза родителям Изуми, — она перешла на шепот. — Они так рассчитывали на ваш брак… — Ока-сан, — вкрадчиво обратился Итачи и приподнялся, — в произошедшем нет твоей вины. — Сын мой, я виновна в собственном бессилии, — ответила она и от досады прикусила нижнюю губу. — Саске уже весь извелся, ходит по коридору, словно лис, и не знает, как ему поступить. Ладно уж… Что думаешь делать? — Не знаю, — обреченно покачал головой юноша. — Подчиниться, что ж еще. — Я ведь не об этом, — произнесла Микото, придвинувшись к нему. — Ото-сан запретил обсуждать эту тему, он хочет объявить обо всем на собрании, чтобы избежать ненужных казусов, — скорбно констатировал Итачи. — Знаешь, — легонько улыбнулась мать, смахнув со щеки слезу, — я влюбилась в твоего отца с первого взгляда. Он до сих пор не знает об этом. Помню, как увидела его возле резиденции хокаге. Он с очень важным видом беседовал с вверенными ему чуунинами. В тот же вечер я пришла домой и сообщила отцу, что уйду из дома, если он не устроит брак с Фугаку, — она тихо рассмеялась. — Он аж за сердце схватился. Твой дедушка души во мне не чаял, поэтому всячески потакал капризам. Жаль, что вы с Саске его не застали, он бы баловал вас как никто другой, — Микото сильнее сжала ладонь сына. — Тогда он принялся судорожно собирать приданое и обхаживать родителей Фугаку. Те со временем сдались. Твой отец не сразу полюбил меня, он шел к этому долго. Но в итоге мы сумели построить крепкую связь. Итачи, ты в этом плане очень похож на меня, — она с некоторым сожалением посмотрела на него. — Ты однолюб, поэтому вряд ли сможешь позабыть Изуми. Даже не тешь себя ложными надеждами. Но хуже всего, что ты унаследовал некоторые черты своего отца. В тебе слишком много благоразумия, поэтому, к моему горькому сожалению, ты не станешь бежать от тяжелой участи, — к концу своей долгой речи она и вовсе помрачнела. Итачи тронули слова матери. Еще никогда она не говорила с ним столь откровенно. Юноша поднялся и крепко обнял ее. Госпожа Микото поцеловала, а затем и прижалась щекой к макушке сына. — Бедный мой мальчик, — шептала она. — Не стоит меня жалеть, — мягко парировал Итачи, получивший покой у материнской груди. — Но если ты все же решишься пойти наперекор судьбе, то знай, что я помогу тебе всем, чем смогу, — Микото еще сильнее прижала к себе сына.***
Господин Фугаку все выходные провел в отделе Полиции. Он поступил подобным образом не из-за вороха скопившейся работы, а из-за нежелания находиться дома. Ему было больно смотреть на опечаленные лица своих родных, осознавая, что причиной общей грусти являлся он сам. Учиха закрылся в своем кабинете и никого не пускал. Подчиненные периодически стучались, беспокоясь о самочувствии начальника, но тот лишь отвечал: «Все в порядке. Работайте дальше». И когда настало утро понедельника, он выбрался из берлоги и побрел в уборную, чтобы привести себя в подобающий вид. Он пропустил мимо ушей все приветствия и вежливые вопросы. Учиха умылся холодной водой, пытаясь взбодриться. Но несмотря на тщетные манипуляции, из зеркала на него смотрел изнеможенный и изрядно постаревший за несколько дней чужак. Густая щетина пробилась сквозь обезвоженную кожу, тусклый взгляд полный усталости, а также проседь, усеявшая шевелюру, не позволяли ему узнать самого себя. Если Данзо сдержит свое слово, то в ближайшее время этот человек возглавит Коноху. «Ну и вздор», — мысленно усмехался он. Час заветного собрания близился, поэтому Фугаку поспешил в резиденцию, но в дверях столкнулся Шисуи. Судьба решила испытать на прочность мужчину, подбросив ему не очень приятную встречу. Он посмотрел на юношу с сожалением, а в груди возникло липкое отвращение. — Фугаку-сан, — как ни в чем не бывало поклонился Шисуи. — Д-да, — запнулся он, — здравствуй, — он хотел прошмыгнуть мимо парнишки, чтобы не усиливать и так существующее самобичевание, но не вышло. — Фугаку-сан, — вновь обратился юноша, — могу ли я завтра отлучиться в обед на пару часов, обещаю отработать их внеурочно. — Конечно, о чем речь, — буркнул мужчина, потупив глаза в пол. — Благодарю Вас! — радостно отозвался парнишка и прошел к рабочему месту. «Было бы за что благодарить. Знал бы ты, мой мальчик, чем для тебя обернется послезавтра», — с сожалением умозаключил глава клана. Той самой ночью, когда Фугаку вернулся домой после длительных переговоров с Данзо, у него состоялся длительный разговор с Итачи. Отец все извинялся перед сыном, который старался изображать решительность. Но несмотря на показательную непоколебимость, он разглядел в глазах юноши откровенное отчаяние. Фугаку было подумал, что оно связано с Изуми, но на практике все оказалось куда сложнее. Все выходные Глава Полиции не контактировал с подчиненными, но прекрасно слышал, о чем они судачили. Когда Шисуи вчера вечером пришел на дежурство, то все стали его допрашивать: «И с кем же ты ходил на свидание?» Юноша отмахивался, все отрицая, но затем Ичиро (заведующий канцелярией) заявил: «Не юли! Во вторник заходила госпожа Минами и выбила для тебя выходной в пятницу. Тем же вечером я столкнулся возле дома со своей соседкой — Мацуи. Так она все уши прожужжала, что твоя семья придет к ним на обед в пятницу». Но Шисуи упирался: «И что с того?» Ичиро тоже стоял на своем: «А то, что вечером того же дня она рыдала, сидя на лавочке со своими подругами. И все сокрушалась, что знакомство так и не состоялось». «Прям собиратель девичьих сплетен. В твои-то годы!» — ехидно передразнил его юноша. «Болван! Я ж говорю, что Мацуи — моя соседка, вот невольно и наблюдаю все эти драмы! А ты лыбишься как дурак и глаза словно в масле. Признавайся, на кого променял несчастную Мацуи?» — заведующего канцелярией распирало от любопытства. «На мамашу твою, кретин!» — съязвил Шисуи. «Ичиро, да что ты его допрашиваешь? Посмотри как вырядился. Прям официальнее некуда! Точно со свиданки вернулся», — прыснул Яширо. «Ага, и цветами какими-то несет за километр», — добавил Ичиро. Тут-то в голове Фугаку и стала складываться мозаика: отчаяние Итачи, внезапные отгулы, странное поведение Шисуи, отверженная девушка и запах… В главный зал для собраний Учиха пришел раньше положенного, опередив даже Данзо. Вот-вот его имя объявят в качестве победителя, а на нем не было лица. Фугаку сидел поникший, ссутулившись над громоздким столом. Мужчина сцепил руки в замок, пытаясь унять дрожь. Совесть грызла его за то, что получение титула хокаге обернется трагедией для трех юных сердец. Шимура явился под руку с Асэми. Девушка поклонилась Фугаку, на что тот лишь кратко кивнул. «Интересно, старик и к алтарю ее поведет?» — с омерзением подумал он. — Господин Фугаку, у Вас что-то стряслось? — издевательски спросил старейшина, сидевший напротив. — Ни в коем случае, здравствую и процветаю благодаря Вашим молитвам, Данзо-сама, — процедил сквозь зубы Учиха и перевел взгляд на будущую невестку. Она походила фарфоровую куклу. Асэми сидела неподвижно и смотрела себе под ноги, немного опустив веки. Даже грудная клетка находилась в состоянии покоя, словно у нее отсутствовала нужда в кислороде. Ничего живого в ней не было. Вся обвешенная слоями шелка и нарочито пестрыми украшениями, что аж глаза резало. Ее вид вызывал у Фугаку отвращение. Ему куда больше была по душе Изуми: живая и озорная девочка, которая с неподдельным интересом справлялась о делах при каждой встрече, заливалась румянцем при виде Итачи, звонко хохотала над Саске, когда тот что-нибудь чудил, а также способная куноичи. Асэми проигрывала ей почти во всем, преуспевая лишь в родословной и материальном достатке. Учиха дал себе обещание, что деньги, вырученные с приданого Асэми, все, вплоть до последнего рё, пожертвует в фонд для поддержки сирот клана. «Пусть хоть кому-то будет польза от этого брака», — рассуждал он. Вскоре все члены Собрания заняли свои места. Прозвучало официальное приветствие. Хирузен вновь напомнил всем о цейтноте и тут же объявил голосование. Данзо, как и обещал, снял свою кандидатуру. И на это раз за Фугаку проголосовали все, кроме Шиби и Цуме — они воздержались. Учихе было невдомек, как Глава Не решил вопрос со своими сторонниками. Это ведь не его проблемы… Удовлетворенная улыбка нарисовалась на лице третьего хокаге, когда госпожа Кохару подытожила: — Сегодня же досье Фугаку Учихи отправится на стол даймё. Члены собрания принялись поочередно поздравлять с победой будущего пятого хокаге, ведь согласие на то лорда феодала, как показала ранее практика, лишь рудиментарная формальность. Хиаши серьезно напрягся, когда Шимура сошел с дистанции. Поэтому Хьюга дождался Учиху возле резиденции и прямо спросил: — Что это было? — он испепелял собеседника взглядом. — У меня не было другого выхода, — с грустью произнес мужчина, с сожалением смотря в белесые, но разгневанные глаза. — Мне противно от Ваших лживых речей, — прошипел Хиаши. — Никакого лукавства, — пожал плечами Фугаку. — Змей оказался хитрее и загнал меня в угол. На наши с Вами договоренности это никак не влияет. — Вы предлагаете мне вновь довериться Вам?! — громко возмутился Хьюга. Учиха огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает, а затем подошел поближе и пронзительно произнес: — Мне необходима Ваша поддержка. Только вместе нам удастся сразить Данзо. Хьюга нахмурился и, тяжело вздохнув, прошептал в ответ: — Мое доверие уже подорвано. Еще одно поползновение у меня за спиной, и наша сделка будет расторгнута. — Конечно, — с пониманием кивнул Фугаку, — Хиаши-сан, нам нужно многое обсудить. — Заходите ко мне на ужин, — холодно бросил Хьюга и удалился.***
Утром в среду со сцены амфитеатра на центральной площади было официально объявлено об утверждении даймё кандидатуры Фугаку Учихи на пост пятого хокаге. Реакция толпы была неоднозначной. Не последовало всеобщих рукоплесканий, как это было во время избрания Минато Намикадзе. Одни выкрикнули: «Ну, наконец-то они разродились, а то тянули все!» Другие положительно отметили: «Коноха дождалась молодого, но опытного лидера» Третьи возмутились: «Вот так новости! Клан возглавляет, Полицией руководит, так еще и в деревне командовать будет! Не много ли власти в одних руках?!» Четвертые и вовсе воздержались от комментариев. Кроме того, со сцены громогласно обнародовали и дату инаугурации пятого хокаге, которую назначили на пятницу следующей недели. Все учреждения Конохи стояли на ушах, особенно резиденция. Как это всегда принято, с новым лидером приходит и новая команда со своими порядками. Поэтому каждый отдельный работник старался в спешке довести дела до ума, чтобы не попасть в первую волну сокращений. Беззаботно отдыхал лишь Корень, Глава которого довольно потирал руки в ожидании новых властных полномочий. Квартал клана Учиха кипел, нет, он бурлил словно лава в жерле действующего вулкана. Все готовили угощения, откупоривали бочки с напитками, украшали улицы и пели песни. В общем празднике не участвовала только семья главы клана. Они вчетвером закрылись у себя дома, готовясь к вечернему собранию. В ворота то и дело кто-то стучался, и каждый раз госпоже Микото приходилось лгать, что ее муж полностью погряз в делах в резиденции. Ей оставляли подарки, предназначенные для Фугаку, которые она складировала в гостиной. Саске с интересом заглядывал во все коробки, надеясь найти что-то и для себя. — Сынок, — ласково обратилась мать, — присядь-ка, есть разговор. Мальчик не на шутку насторожился, но сразу же подчинился и плюхнулся на татами близ дзабутона, на котором расположилась Микото. Через минуту подошли и Фугаку с Итачи. Старший брат сел рядом с младшим, а отец семейства остался стоять на ногах. Саске заметил кое-что странное: его отец не радовался новой должности, наоборот, он хмурый как никогда прежде. — Ото-сан, я в чем-то провинился? — недоумевал мальчик. — Тише-тише, — шикнула мать, но погладила его по макушке. Фугаку, скрестив руки на груди, деловым тоном произнес: — Пост хокаге достался мне с большим трудом. Саске, — он сделал паузу и посмотрел на озадаченного сынишку, — твой брат сильно постарался, чтобы я смог этого добиться, но теперь мне нужна твоя помощь, — отец откровенно манипулировал. — Конечно, ото-сан! — восторженно отозвался мальчик и подпрыгнул от радости. Ему всегда хотелось, чтобы с ним считались так же, как и с Итачи. «Наконец-то со мной обращаются не как с ребенком!» — радовался про себя Саске. — Я знал, что ты мне не откажешь, — басом заявил Фугаку, на что сын довольно кивал. — Ты должен пройти обучение у господина Хиаши. Радость Саске внезапно улетучилась. Он застыл на месте и круглыми от шока глазами уставился на отца. В них читался немой вопрос: «Зачем?» — Наш клан заключил союз с Хьюгами, и для укрепления доверия и дружеских связей тебе необходимо какое-то время пожить у них, — нарочито пафосно пояснил отец, но мальчонка изумился еще сильнее. — Ты будешь навещать нас каждые выходные, — пыталась смягчить обстановку Микото. — А еще у господина Хиаши есть дочь. Ее зовут Ханаби, она немного младше тебя, но уже очень способная. Вы с ней обязательно подружитесь. Но Фугаку продолжал гнуть свою линию: — А еще ты должен жениться на Ханаби. От ужаса Саске аж попятился назад и споткнулся о пресловутые коробки с подарками. Мальчик тут же подскочил на ноги и почесал место, которым ударился. — Не волнуйся ты так, — рассмеялась мать, — свадьба состоится через много лет! — Но почему я? — возмущался он. — Почему не нии-сан? — Итачи уготовлена другая учесть, — отчеканил Фугаку. Саске с недоумением глянул на брата, а тот и ухом не повел. «И он хмурый… Почему у всех такое плохое настроение?» — мысленно вопрошал мальчик.***