***
«Дурацкое хаори!» — мысленно сокрушался Саске, ерзая на татами. Мальчик все никак не мог взять в толк, зачем его заставили наряжаться столь официально. Это же не какое-то особое мероприятие, а всего лишь объявление новостей, о которых и так все знают! Зал собраний был как никогда полон. Люди подпирали стены, держа детей на руках. Другие же сидя толкались локтями из-за недостатка свободных мест. И даже при условии крайней скученности, не все желающие смогли попасть на собрание. И мальчишка сильно гордился тем фактом, что именно он сидел на почетном месте, а не какие-нибудь угрюмые взрослые. Саске был готов простить самые неудобные одежды, лишь бы только к нему продолжали относиться так же серьезно, как и сегодня. Все кланялись ему с важным видом, а он и рад стараться. Только лишь на лицах членов его семьи не было и следа должной радости. Все они сидели слегка сгорбившись от собственных мыслей. Даже госпожа Микото позабыла о грациозной осанке. Итачи и вовсе не разомкнул век, лишь молчаливо кивал на все обращения. В дальнем правом углу перешептывались сотрудники Полиции, взбудораженные резким возвышением начальника. Они спорили друг с другом, кто же станет следующим главой правопорядка Конохи. Неподалеку от них виднелась взлохмаченная шевелюра Шисуи. Мать с сестрой то и дело поучали его правилам этикета. Близ левой стены разместилась Изуми со своей семьей. В ее глазах искрилась непонятная для Саске радость, мальчишке было невдомек, как сейчас гордилась девушка своим избранником. Положительные эмоции настолько переполняли ее, что она едва могла сдержать улыбку и прочитать на лице Итачи нечто неладное. «Девчонки», — мысленно словно фыркнул Саске. Вскоре общий гул утих, господин Фугаку кашлянул в кулак и принялся монотонно протягивать традиционное приветствие. Как только вступительная речь подошла к концу, то все собрание разразилось восторженными возгласами вперемешку со сбивчивым ритмом аплодисментов. — Фугаку-сан, мы в вас верили! — доносилось из правого угла. — Наш клан вновь великий! — встрепенулась середина зала. — Поздравляем! Вы этого достойны! — пропели все в унисон. Саске не мог не присоединиться к общей радости, рот растянулся в искренней улыбке. В эту секунду мальчик был готов подпрыгнуть от эмоций и пробить собою потолок, но он тут же глянул на отца, который тяжело вздохнул и помрачнел пуще прежнего. Саске почувствовал, как по коже пробежались мурашки. Его словно обдали ледяной водой. Он нахмурился от замешательства и в страхе перед неизвестным заметно поник, несколько прильнув к матери. Микото же безучастно приобняла сына, позабыв о правилах приличия. Итачи и вовсе не шелохнулся… — Благодарю Вас за сказанное, — вновь монотонно начал Фугаку и посмотрел в потолок. — За все в этой жизни приходиться платить… Пост хокаге не исключение, — он взял паузу, чтобы все собравшиеся хорошенько осмыслили его слова. Но им будто бы не было никакого дела. Саске заметил, что ни с одного лица не сползла довольная улыбка, от чего ему стало еще страшнее. — Цена, уплаченная мною, оказалась куда выше, чем я мог себе представить, — пытался достучаться до всех глава клана. — Я хочу быть честным с Вами, поэтому и решил обо всем сообщить на собрании. Первой насторожилась Полиция, они сверили начальника крайне недоверчивым взглядом. Микото поежилась под их тяжелым взором. Саске почувствовал, что его матери так же страшно, как и ему. И с каждым словом отца недовольное шиканье лишь нарастало. Фугаку поведал всем о тонкостях союза с кланом Хьюга, от чего его подчиненные не на шутку разозлились: — Мадара Учиха, должно быть, восстанет из мертвых! Потому что не может бьякуган командовать шаринганом! — возмущались они. — Это они об остальном еще не знают, — вдруг прошептала Микото на ухо сыну, что в ту же секунду одарил ее молчаливым вопросом. Но та лишь крепче прижала его к себе. — Мы должны поддерживать дружбу с остальной деревней, — отрешенно парировал Фугаку. — Брак двух великих кланов — это не цена за пост, а большая удача! — вдруг взбодрилась Микото. — Вместо того, чтобы поучать моего мужа, вы должны боготворить его мастерство дипломатии. Пусть Хиаши возглавит Полицию на некоторое время, Итачи, в конце концов, уже не пять лет. Так что не долго вам предстоит работать под патронажем Хьюги. Саске искоса глянул на брата, который так и остался мраморной статуей. Затем он посмотрел на Изуми и заметил какое-то смущение на ее лице. — И это не единственный наш союз, — продолжил Фугаку, по-прежнему безразлично изучая потолок. — Что же еще?! — возмущались собравшиеся, чью гордость уязвили тайными соглашениями с неприятелями. Глава клана внимательно посмотрел на семью Изуми, затем на Шисуи, а после горестно оскалился и сжал кулаки. Он не мог решиться признаться в последнем, в том, что ему никогда не простит старший сын. Повисла тяжелая пауза, но внезапно Итачи подал признаки жизни. Юноша положил руку на плечо родителя и прошептал: — Все в порядке, я сам обо всем сообщу. Фугаку перевел взгляд на сына. Глаза обоих едва заметно взмокли, но в них же читалось откровенное понимание чувств друг друга. Фугаку молчаливо, но при этом крайне искренне благодарил Итачи, а тот в очередной раз принимал на себя груз ответственности, которая была по силам только ему самому. Юноша решительно поднялся на ноги и громко заявил: — Я женюсь на Асэми Узумаки, — и виновато уставился на Шисуи. Саске почувствовал, как его мать вздрогнула, словно вот-вот заплачет. Отец же оскалился еще сильнее. Родители Изуми звучно охнули от шока, сама девушка оцепенела от заявления возлюбленного. Она еще не успела проанализировать сказанное, ей еще предстоит осознать весь ужас озвученного. Но красноречивее всего была реакция Шисуи. Он сначала прищурился, будто от недоумения, а затем вся его гримаса поплыла: брови поднялись, глаза округлились, щеки сползли вниз, а рот раскрылся. Юноша корпусом поддался вперед, словно пытаясь придвинуться ближе к Итачи. Его мать и сестра положили руки ему на плечи, пытаясь сдержать на месте. Но в следующую секунду Шисуи вскочил на ноги и устремился к товарищу, попутно распихивая всех на своем пути. Собравшиеся стали громко возмущаться и толкать грубияна в ответ, но им было неведомо, что творилось на душе у их обидчика. Саске сразу понял, что Шисуи приближался к их почетным местам с недобрыми намерениями. Мальчишка попытался подняться с татами, но Микото обвила его обеими руками и строго приказала: — Сиди! Они должны сами разобраться! Саске невольно прильнул к ее груди и почувствовал бешенный ритм материнского сердца. Фугаку не шелохнулся, он молча наблюдал за разъяренным бунтарем. Шисуи остановился прям у возвышения, где сидело почетное семейство, и уставился на товарища снизу вверх. Они молча смотрели друг на друга несколько минут, беседуя только лишь взглядами. За немым диалогом завороженно наблюдали и остальные. В один момент Итачи не выдержал. Маска непоколебимости треснула. Юноша прикусил нижнюю губу, чтобы не расплакаться на глазах у всех собравшихся, и стал обреченно качать головой. Шисуи скривился от отвращения и сквозь зубу спросил вслух: — Почему? — Потому что я трус, — честно признался Итачи. — Предатель! — оскалился Шисуи и тут же запустил кунай в товарища так, что лезвие рассекло край уха и вошло в стену позади, в самый центр символа клана. По залу прокатились ошарашенные охи. Капли крови терялись в черном шелке хаори. — Знаю, — с глубоким сожалением прошептал Итачи и опустил глаза в пол. Он был не в силах наблюдать боль товарища. — Шисуи, остановись! — встревоженно пискнула Тоши, ее детский голос срывался на плачь. Юноша заметно вздрогнул и обернулся на отчаянное обращение. Девочка уже стояла неподалеку от него, взобравшись на возвышение позади госпожи Микото. Она испуганно, но при этом твердо топнула ногой по ветхим деревянным дощечкам, от чего те заскрипели. — Хватит! Пойдем домой, умоляю, — Тоши не выдержала и разрыдалась посреди толпы. Саске повернулся назад и с переживанием посмотрел на девочку. Ему как никому другому были понятны ее чувства. Она хотела защитить старшего брата так же, как сделал бы это и он по отношению к Итачи. Мальчишка вырвался из крепкой хватки матери и инстинктивно приблизился к девочке. Он ничего не сказал, Саске всего лишь желал поддержать Тоши. «Итачи, пойдем же домой», — мысленно взмолился младший брат. Шисуи не мог смотреть на рыдающую Тоши. Его пыл тут же утих, а юноша поменялся в лице. — Прости, сестренка, — извинился он, подпрыгнул к ней, взял на руки Тоши и за секунду удалился из зала собраний. Все смотрели ему вслед, все, да кроме Итачи, Фугаку, Микото и Изуми. Последняя прикрыла лицо обеими руками и принялась выть подобно зверю на все помещение. Родители взяли дочь под обе руки и вывели ее на улицу, чтобы не удовлетворять жадное любопытство толпы, голодной до зрелищ. Итачи лишь опустил голову вниз и под нос сам себе прошептал: — Так мне и надо… — Собрание окончено! — резко рявкнула Микото, взяла за руку Саске и потянула за собой к выходу. Фугаку же приобнял старшего сына за плечи и медленно последовал с Итачи за ними. Госпожа Микото не на шутку разгорячилась от всех событий. Бушующие эмоции боролись друг с другом. От возмущения она, сама того не заметив, с силой сжала запястье Саске, но тот даже не решился пискнуть, несмотря на боль. Мать стала жадно глотать прохладу улицы, чтобы унять внутренний пожар, но тут же наткнулась на укоризненные взгляды родителей Изуми, которые параллельно успокаивали свое чадо. Микото вновь устало выдохнула и нехотя направилась к ним, продолжая тянуть за собой сына. — Поверьте, нашей семье очень жаль, — искренне извинялась мать. — Жалость не смоет с нас этот позор, в котором виновна именно ваша семья! — грубо отозвался отец Изуми. Микото виновато кивнула в ответ, наконец разомкнула ладонь, что терзала запястье Саске, и села на корточки рядом со сгорбившейся девушкой. Та рыдала белугой, желая лишь исчезнуть раз и навсегда. Ее юное сердце терзала острая боль. Все соблазнительные планы, которые выстраивались годами, почернели и рухнули в одночасье. Она подобно волку выла на луну, от которой на небе красовался лишь стройный месяц. — Милая, — жалобно обратился мать к Изуми, погладив ее по бедру, — о лучшей невестке я и мечтать не могла, — но девушка взвыла громче прежнего. К горлу Микото подошел тугой ком, который ей пришлось с трудом проглотить, дабы сохранить самообладание. — К чему все эти речи?! — возмутился отец Изуми. Но госпожа Микото и бровью не повела в его сторону. Женщина выпрямилась и прошептала на ухо девушке: — Я даю слово, что помогу вам. Вы будете вместе несмотря ни на что. Внезапно Изуми успокоилась и завороженно посмотрела на нее заплаканными глазами. Сквозь красную пелену лопнувших сосудов блеснул тусклый огонек надежды. Микото утвердительно кивнула в знак незыблемости своего обещания. Веки Изуми медленно сомкнулись, а тело простилось с опорой. Девушка потеряла сознание от переизбытка эмоций.***
Еще недавно он безмятежно наслаждался ее неуклюжей игрой на сямисэне, а позавчера ночью похоронил заживо. — А-сэ-ми, — протяжно шептал сам себе по слогам имя любимой. Оно ни на минуту не сходило с его уст. Пусть каждый звук причинял острую боль, но Шисуи чувствовал, что он уже не в силах отказаться от этого вида самобичевания. Если один только образ Итачи вызывал у него неподдельную злость, то очертания Асэми наполняли его нутро чем-то приятным, что сначала щекотало брюхо, а затем впивалось в него острыми когтями. Он повторял эту процедуру раз за разом, чтобы испытать мимолетное наслаждение. Юноша не выходил из комнаты больше суток, наплевав на работу и должностные обязанности. К счастью, начальство с коллегами не тревожили его горе и не являлись на порог дома. Сцена на собрании была красноречивее любых словесных объяснений. Шисуи не испытывал ни капли стыда за содеянное. Напротив, ему стало немного легче. «Пусть все видят, каков ты, Итачи!» — сокрушался про себя юноша. Он не требовал к себе жалости, ему была нужна справедливость. Если бы Шисуи хотел выплакаться в жилетку, то непременно бы пустил к себе мать с сестрой или отправился к Изуми, которой сейчас тоже приходилось не сладко. Юноша в мыслях любил одну и яростно ненавидел другого. Но помимо буйного и красочного потока мыслей было в его сознании и нечто рациональное. Шисуи твердо решил, что не сдастся просто так, не опустит руки и не будет наблюдать, как его возлюбленная пойдет под венец с его лучшим другом, точнее, с бывшим лучшим другом… Он неустанно бился над попытками найти выход из сложившегося положения. «Нужно выкрасть ее накануне помолвки и сбежать из деревни. А согласится ли она? А долго ли у нас получится скрываться? Нет, это слишком сумасбродно», — рассуждал про себя Шисуи, который заранее мог предсказать финал подобного плана. Асэми все же выйдет замуж за Итачи, а его самого умертвят за столь тяжкое преступление. «А знала ли она о помолвке?» — вопрошал юноша. «Если бы знала, то наверняка бы сказала. В ней должно быть больше смелости, чем в… в этом сукином сыне, да простит меня госпожа Микото». Когда очередной приступ гнева заканчивался, то Шисуи подходил к зеркалу и беседовал с собственным отражением: — Да, он не сказал мне о помолвке, но может Итачи и сам узнал о ней прям перед собранием? Но если так, то почему назвал себя трусом? Пыльная поверхность отражала темные круги вокруг глаз, уставший тусклый взгляд и крайне помятую кожу лица. Юноша не спал ни минуты с момента того самого собрания. Организм требовал отдыха, но сознание не желало дремать ни секунды. Шисуи уже еле ходил, но продолжал бродить по периметру крохотного помещения. Ноги уже сплетались, но неустанно передвигались. Он отошел от зеркала и рухнул в кресло, уставившись в потолок, на котором бликами играли солнечные зайчики. «А вот и утро…» — мелькнуло в его мыслях. Снизу послышалась беспокойная возня. Шисуи ни на миг не сомневался, что это Итачи пришел объясниться… Юноша слышал каждое слово. Мать сетовала на то, что он придет в ярость, если она пустит его на порог. И госпожа Минами была права. Злость Шисуи еще не стихла для подобных встреч. Но также он знал, что Итачи просто так не остановится и вот-вот появится у него в окне. «Сразу задушить или все же немного послушать?» Как и ожидалось, товарищ уже сидел на подоконнике и виновато смотрел на него. Шисуи не сразу решился повернуться, потому что боялся прикончить его в приступе ярости. Но Итачи принялся настойчиво стучать в окно, что раздражало еще сильнее. Юноша сорвался с места, рывком отворил створки, схватил за шиворот друга и грубо бросил на пол. Итачи не успел подняться, как Шисуи набросился на него сверху. Между ними завязалась драка. Они кубарем катались по полу, отвешивая тумаки и сбивая все вокруг. Грохот разразился на весь дом, но госпожа Минами с Тоши не решились вмешиваться и остались на первом этаже. Друзья дрались несерьезно, лишь выплескивая таким образом чувства. Вот Итачи рассек губу Шисуи, а тот подбил глаз оппоненту. Но в определенный момент старший вновь повалил младшего и сомкнул ладони на его горле. Итачи даже не стал сопротивляться и тихо прошептал: — Действуй, я это заслужил, — он смотрел на друга пронзительно. В его взгляде читалось сожаление и мольба о прощении. Шисуи сначала оскалился, сдавив трахею, а затем вновь врезал кулаком по носу, от чего тот закровоточил, и прошипел: — Много чести! С тебя довольно! — и плюнул в сторону в знак презрения. Юноша уже было собрался подняться, но Итачи придержал его за предплечья и решительно заявил: — Мы должны поговорить глаза в глаза! — Нос начала подотри, мудак, — брезгливо отозвался Шисуи. — А ты губу, кретин, — съязвил Итачи в ответ. Оба едва заметно улыбнулись, а былое напряжение чудесным образом улетучилось. — Не могу я на тебя злиться, пусть ты и предатель! — пылко признался старший. — Как и я на тебя, — честно произнес младший. — Давай пройдемся, — выпалил Шисуи и поднялся на ноги, на что Итачи одобрительно кивнул. Товарищи шли молча до их места у пруда. Оба подали голос лишь тогда, когда устроились на берегу в тени дерева. — Интересно, долго еще на нас будут смотреть как на разведенных супругов? — попытался разрядить обстановку Шисуи, вспоминая ошарашенные лица прохожих. — Неделю еще точно будут судачить, — поддержал шутку Итачи и запустил камень в водоем. Даже ребятня на другом берегу бросила игры и уставилась на них. Ему было неловко начинать разговор первым, но он все же набрался смелости. — Брат… — Вот как, братом меня называешь после всего, — с горечью на устах отозвался товарищ, но так и не повернулся. Итачи было больно слышать подобное, но на этот раз он твердо для себя решил, что пути назад нет: — Ты мой брат, и ничто это не изменит. Ты можешь ненавидеть меня сколько угодно, презирай что есть сил, но братом моим ты от этого быть не перестанешь, — твердо подытожил он. Шисуи сжал кулаки, а затем ударил ими по земле. Он обдумывал его слова с полминуты, но после посмотрел в глаза и спросил: — Ты ведь знал обо всем заранее, не так ли? — юноша не хотел принимать истину, но он не мог от нее спрятаться и делать вид, что правда его не волнует. Итачи тяжело выдохнул и скорбно покачал головой. — Отец? — пытался докопаться до сути старший, а младший вновь кивнул. — Сукин ты сын! — едко прыснул Шисуи. — Ты знал, как я отношусь к Асэми, и смолчал, потому что того потребовал отец! Я был о тебе лучшего мнения! — А что мне оставалось? — искренне недоумевал Итачи. — Что оставалось?! — задыхался от возмущения юноша. — Прийти ко мне и обо всем сообщить! И плевать кто и что требует! Когда в Полиции установили за тобой слежку, то я забил на все инструкции и оповестил тебя, так как считал тебя своим лучшим другом! И видимо зря… — в последних словах была выражена вся его боль. — А еще смеешь братом меня называть, — и от злости запустил камень в пруд. Итачи понимал чувства товарища, поэтому не стал перечить. Оправдания ни к чему. Шисуи озвучил горькую и жестокую истину. — Я струсил, — признался он. — Ты помешался на этой… на Асэми, — быстро исправился Итачи, чтобы лишний раз не ранить друга. — Так в нее влюбился, что у меня не хватило смелости признаться. И плевать на приказы ото-сана, в пекло их. — В пекло, — шепотом повторил Шисуи, глядя в даль. — Хоть сейчас смелости набрался, гаденыш. Итачи положил руку на плечо товарищу и взмолился: — Я поступил как крыса, знаю, но если можешь, то прости меня, пожалуйста! Юноша нехотя, но все же повернулся к товарищу. Он по-прежнему смотрел на него с презрением, но раскаяние, расплывшееся по лицу, действительно тронуло Шисуи. Гримаса заметно смягчилась, а пульс замедлился. Ярость стала отступать. — Черт с тобой, — тяжело выдохнул он. — В конце концов, тебе от этого союза самому хреново. — Да уж, — пожал плечами Итачи и отсел назад. — Как Изуми? — буркнул Шисуи. — Если бы я знал, даже думать об этом страшно, — скорбно прошептал он. — И давно ли ты стал таким пугливым? — несколько возмутился юноша, искоса глядя на товарища. — Как только стал виновником всего торжества, — прыснул Итачи и замолчал. — И что делать думаешь? — не унимался Шисуи. Его друг прикусил нижнюю губу, а затем признался: — Да есть одна мысль, но авантюризма в ней больше, чем логики. Шисуи стало крайне любопытно, что же такое затеял товарищ, поэтому придвинулся к нему и принялся допрашивать. Итачи поведал о союзе отца с Главой Не, а также о разговоре с матерью в ночь после собрания. Госпожа Микото приказала все держать в тайне от отца, так как тот обязательно вмешается. Ее план не имел конкретных очертаний, но его лейтмотив состоял в необходимости ликвидировать Данзо, но не убийством в подворотне, а с помощью компромата. — То есть, — решил подытожить Шисуи. — Госпожа Микото предлагает номинально оставить все договоренности с Данзо в силе, но параллельно копать под него? — Именно, — подтвердил Итачи. — Асэми сейчас — это заложница Данзо. Если он ослабнет, то и она станет свободной и перестанет быть его козырем. Если мы вынудим его подать в отставку, то все будут счастливы. Ты засватаешь Асэми, а я, как и обещал, женюсь на Изуми. Шисуи заметно приободрился, но все же некоторые сомнения не покидали его: — А как же Фугаку-сан? Информация о его союзе с Данзо послужит дискредитацией в глазах остальных жителей деревни. — Именно поэтому мы и должны держать все в тайне от него. Ему не понравится эта затея. А действовать придется по обстоятельствам. Служба в Корне — идеальная возможность познакомиться поближе со скелетами в шкафу старейшины. — А если не выгорит? — угрюмо спросил Шисуи. — Значит в охапку невест и долой из Конохи, — шутливо отозвался Итачи. — Да уж, от этой затеи и впрямь несет конским дерьмом, но я в деле, — подмигнул Шисуи. — Только впредь никаких секретов, поклянись! — потребовал он. — Клянусь, — лишь сказал Итачи, и товарищи пожали друг другу руки