Neon lights

19 июля 2078 года Сеул, мотель Тихое место Вечером того же дня, я встретилась с Хёнджином на крыше. Это было непреднамеренно и совершенно случайно. Мне было неловко за неприятные слова, сказанные Чонином в его адрес, поэтому я поспешила извиниться и объяснить сложившуюся ситуацию. Тогда Хван выслушал меня с холодным спокойствием на лице, после чего добавил дежурное: «Всё в порядке». После этого я попросила его держаться подальше от меня, пока Ян не придет в себя. Прошло несколько дней, но Чонин так и не смог отойти, хоть и чувствовал себя намного лучше уже на следующий день после ссоры. Я ломала голову, как мне удалось провиниться перед другом, вспоминая все последние дни и свои действия. Так и сойти с ума можно, ненароком. Единственным верным решением было дождаться объяснений от самого Яна, чем гадать на кофейной гуще. Но реальность всё же отличалась от разумной идеи. По своей натуре я была тем человеком, который был готов принять все грехи человечества на себя, даже поверить в свою виновность, только бы людям рядом стало лучше. Я никогда не винила обстоятельства или других людей, пока знала, что виновата сама. И, наверное, такой подход не всегда будет правильным и справедливым по отношению к самому себе. Но правильно не всегда значит хорошо, так? А мне было хорошо, когда я истязала себя, наказывала якобы за то, что сделала. Мне было хорошо, когда я отказывалась от общения с другой частью команды, лишь бы моему другу стало лучше, лишь бы он не чувствовал себя таким одиноким. Бросила все свои желания в мусорную корзину, прямо к моей любви к себе в такие моменты. Даже в такой ситуации поддержка нашла меня сама. Одним взглядом Хёнджину удавалось сказать то, что слова не могли передать. Хван смотрел на меня с надеждой, глазами полными сожаления, выражая одобрение. Надеюсь, мой взгляд хоть на толику смог передать мою благодарность. Даже сейчас, когда мы завтракали на кухне под громкий разговор Джисона и Криса, Хван продолжал смотреть на меня. А я пыталась сосредоточиться на громком голосе парня, сидящего рядом. Его смешная история, полная нелепых уточнений, совершенно не относящихся к основной линии повествования, была подходящей для позднего завтрака. В один момент Хан настолько проник в историю, что все окружающие стали актерами в его пьесе, а маленькая кухонька стала огромной сценой. Он хватал меня и Феликса за руки, размахивая ими в разные стороны, чем вызвал смех у всех присутствующих. Даже сам принц «каменное лицо» Хван Хёнджин рассмеялся. Его смех был очень звонким и заразительным. А улыбка заставила меня задуматься над тем, как он красив, когда улыбается так искренне по-детски и широко. Внутри зацвела пурпурная сирень, и даже захотелось жить. Это чувство сложно описать, будто до этого мой мир был раскрашен в серые краски, но только смех колокольчика и жемчужная улыбка Хёнджина смогли перекрасить его в цвета радуги. Всё окружение замерло на мгновение, в эту секунду я ощутила себя собой. Голос внутри прошептал: «Это и есть счастье твоего существования». Сердце трепетало от обнаружения своего истинного Я. Мне следует сохранить это чувство, запечатлеть на всю оставшуюся жизнь. Я снова нашла себя. В этот мир меня вернул Чанбин, севший напротив меня за стол. Он тоже был втянут в историю Джисона, которая никак не могла закончиться. Я уже слушала вполуха и торопилась закончить прием пищи, чтобы выбраться на крышу покурить. Все снова засмеялись, чтобы не отличаться от них, мне пришлось выдавить смех и улыбнуться. Это был ещё один механизм социализации, который я усвоила на отлично. Чтобы вливаться в коллективы или просто не выделяться из общей массы, мне пришлось научиться имитировать смех. Это зашло настолько далеко, что иногда мне сложно понять, где я искренне смеюсь, а где просто делаю вид. — Да, Чонин просил передать, что ему удалось настроить наши телефоны на скрытый канал связи, чтобы мы могли созвониться с близкими, если это необходимо, — сказал капитан, бросив кроткий взгляд на меня. — Капитан, я отъеду на пару часов, — утверждает Крис, глядя на Чанбина. — Хочу маму с сестрой проведать. Они живут в неблагополучном районе, точно затеряюсь. — О! И я тоже поеду к родителям! — воскликнул Джисон, подскочив на стуле. — Хочу поговорить с ними, даже если не захотят. Попытаюсь наладить общение. — Ладно, езжайте, — Чанбин тяжело выдохнул. — Только не попадайтесь, — он немного помолчал, мешая в стаканчике кофе. — А ты, Джаин, никуда не пойдешь? — Маме я и с крыши могу позвонить, — мрачно ответила я, уставившись на свои ботинки. — Ну, хорошо. У меня будет к тебе просьба, — друг наклонился ближе, немного покраснев. Я сразу почувствовала запах чего-то личного в его просьбе, поэтому оглядела свой оконченный завтрак, после чего приняла решение дислоцироваться в другое место для разговора. — Не против договорить на крыше? Курить хочу жутко, — я принялась собирать одноразовую посуду, чтобы выбросить в мусор. — Да, конечно, — лицо Чанбина просияло от моего удачного предложения, я ощутила его облегчение даже на расстоянии. Закончив с делами на кухне, я последовала уже за вышедшим из комнаты Со по всё тому же закопчённому коридору и скрипучей лестнице идущей наверх. Мы вышли в самое пекло со слабым ветром и шумом со всех сторон. Сегодня многовато машин на улице, даже щисотэ разъездились, включив сирены на максимум. Зато в воздухе витает запах сладостей, будто рядом проходит фестиваль и мы недалеко от ларьков с едой. — Так, какую услугу мне стоит оказать тебе? — задаю вопрос в лоб, пока достаю сигарету. — Хочу устроить Чонину романтический вечер, — краснее признается Со. Отводит взгляд, стесняясь, приглашая меня в свои отношения. — Это очень круто! — подбадриваю его. — Я думаю Чонину это необходимо. И я тебя поняла, — тыкаю в его бок локтем, активно подмигивая. — Вечером прогуляюсь подольше. А вы повеселитесь и проведите время вместе. — Лучшая! Нет других слов, — Чанбин широко улыбается и хлопает по моим плечам, пока в руке трясется сигарета. — Последишь за Феликсом вечером? — Постараюсь, — наконец делаю затяжку и сажусь на ближайший ящик, оставшийся здесь после той самой посиделки. Дверь из мотеля открывается со скрипом и на крыше появляется Хёнджин. Его взгляд пробегается по пустому пространству, прежде чем находит нас с другом. Чанбин смотрит на Хвана, затем переводит взгляд на меня, хмыкает своим мыслям и чешет затылок. — Ну, я оставлю вас, раз мы всё решили, — он обращается ко мне, а затем проходит к выходу, и улыбается, когда заходит за спину брюнета. Я намеренно отвожу взгляд, жду его действий. Он поступает прямолинейно, встает прямо передо мной и смотрит сверху вниз, как обычно. В его глазах читается вопрос, но парень не торопится его задавать, тянет время или наслаждается тишиной, а может ждет, что я первая сдамся и первая начну разговор. Продолжаю смотреть на него в ответ. Нас отвлекает шум сирены, смотрим на дорогу и замечаем машину щисотэ, несущуюся на полной скорости по шоссе. — Что-то зачастили ездить, — комментирую я, выдыхая густой дым. — Много кибер-психов развелось, — комментирует Хёнджин. — Как дела с Чонином? Приятно, что интересуется. Неприятно, что нет ничего нового для ответа. Оттого тяжело вздыхаю и делаю новую затяжку. — Без изменений, — печально говорю. — Чанбин планирует романтический вечер для него. Надеюсь это поможет им расслабиться и снимет напряжение с Чони. — Всё может быть, — хмыкает брюнет. — Я пришел, чтобы позвать тебя на тренировку. Ты ещё не передумала? — он ухмыляется. — Не дождешься, — встаю с ящика, докуривая сигарету. — Поехали. Его радует мой настрой, он даже пропускает меня вперед, придерживая дверь, когда мы возвращаемся в помещение. Доходим до нашего этажа, где с кухни доносится смех Хана, а Хван замирает около двери в номер. — Давай встретимся внизу, у мотоцикла, — предлагает он и, не дожидаясь моего ответа, заходит в комнату. Вернувшись к себе, я обнаруживаю Чонина за компьютером. Прохожу к своему рюкзаку и достаю из него топ. Не стесняясь Яна, переодеваюсь, предварительно сняв лифчик, и без него жарко. Знаю, что это рискованное действие, но надеюсь, Хёнджина это не сможет смутить. По пути прихватываю худи, которое надену во время поездки. — Ты позавтракал? — спрашиваю у лучшего друга, пока завязываю шнурки на ботинках. — Да, — он почти не отвлекается от компьютера. — Хорошо. Не буду тебе мешать, — мне хотелось, чтобы мои слова прозвучали мягче и не стали поводом для очередной ссоры. Когда я спустилась вниз, Хёнджин уже сидел на мотоцикле. Он сменил верх, сейчас он был в черной футболке без рукавов, и его металлическая рука блистала на солнце. Я даже могла видеть место крепления импланта к его телу, и как с другой стороны татуировка переходит с руки на тело и органично растворяется на коже. Хван тоже изучает меня, но долго не засматривается. Бросает мне в руки свою куртку, а затем говорит: — Для тебя взял, — надевает солнцезащитные очки, продолговатые с толстыми дужками и рамками оправы. — У меня своё есть, — обратно бросаю ему куртку. — Как знаешь, — он надевает её на себя. Я тоже не отстаю, надеваю худи, застегиваю его. Затем пытаюсь забраться на мотоцикл, крепко схватившись за плечи Хвана. Датенши ждет, помогает, но лишь слегка подталкивая рукой. После последней поездки, я больше прониклась к данному транспортному средству, но именно к этому. — Готова? — в голосе Хёнджина появилась забава. — Да, — я вплотную прижалась к нему и крепко обхватила за талию. Мы сорвались с места и понеслись на восток города. Я не предполагала, что нам придется так далеко забраться, чтобы провести одну тренировку. Мы миновали шикарные небоскребы в центре, человейники в спальном районе. Проехали вечно цветущие сады с вишней, расположенные на окраине, светящиеся ярким розовым светом, как кусты гортензии ростом с человека. Нам пришлось въехать в благоухающее облако, насладиться его видом и выехать за город, где нет ни единой неоновой вывески, кроме: «Вы покидаете Сеул». И даже этого было недостаточно. Проезжая по пустынной дороге, среди настоящей степи, я ощутила запахи жары, полыни и чабреца, возникнувших из ниоткуда. Вокруг была сожженная солнцем трава, колючки и редкие кустарники, колышущиеся на ветру. Нагретый асфальт дурил миражами, рисуя лужи из расплавленного покрытия, где-то впереди, исчезающими при приближении. За ними прятались барханы песка, с жестокими песчаными бурями. Когда-то эти земли были зелеными, густонаселенными, с большим количеством деревьев и плодородных кустов. После экологической катастрофы в начале 60-х, всемирного загрязнения и смены климата, природа этих краев изменилась, стала жестокой и непригодной для жизни. Потому мы часто встречали разрушенные деревни, с покосившимися, разобранными домами. Эти земли были наполнены одиночеством, горем и беспощадностью ко всем её гостям. Сворачиваем с трассы на грунтовую дорогу, на которой мотоцикл ехал не так резво, встречая препятствия в виде гравия. На горизонте замаячили трейлерные дома, в которых обычно живут кочевники. Эти дома напоминают большие жестяные банки, упавшие на бок и валяющиеся посреди степи. Все мрачные, грязные, покрытые слоем песка с одной стороны. Проезжаем сквозь поселение, под взгляды зевак. Останавливаемся у крайнего трейлера с огороженной территорией за ним. На шум мотоцикла выходит жилистый старик в рваных джинсах, клетчатой рубашке с закатанными рукавами и расстёгнутой до единой пуговицы, с белой в пятнах майкой под ней. На его голову надета шляпа, совершенно неподходящая по размеру, из-за этого она закрывает ему весь морщинистый лоб. Они здороваются за руки с Хёнджином, после чего ведут беседу, которую мне не почти не расслышать из-за расстояния. Они кивают друг другу и снова жмут руки, пока я слезаю с мотоцикла и снимаю худи, в котором становится жарко. Хван снимает очки и надевает их на голову. Одним жестом Хёнджин зовет меня к себе, а я сомневаюсь в правильности наших действий. Тем не менее, мы ехали сюда больше получаса, чтобы получить мою неуверенность? Определенно нет. Медленно подхожу к Хёнджину, осматривая местность. Ничего такого, что заставило бы мой взгляд задержаться, кроме Хвана в футболке без рукавов. — Где мы? — спрашиваю, подойдя ближе к оджи. — На земле кочевников, — обобщенно отвечает он и закуривает сигарету. — А кто этот мужчина? — указываю головой в сторону дома на колесах, куда спрятался джентльмен встретивший нас. — Хозяин полигона, где мы будем тренироваться. Пойдем. Датенши открыл калитку небольшого заграждения и прошел внутрь, я шла следом за ним, прикрыв за собой грязную деревянную створку. По периметру огражденного участка стояли ржавые мишени, с пробитыми пулями дырками. Все они были разномастными, будто их собрали из закрытых парков аттракционов и оставили здесь умирать. — Мы познакомились с хозяином не так давно, когда его племя кочевников переехало на это место. Я тогда искал место для тренировок, в городе подобное, конечно можно устроить, но здесь спокойнее, — делает паузу для затяжки. — Он участвовал в Первой войне коллегии, а потом стал наемником, вот и создал это место, теперь кочующее с ним, — пояснил Хван, ощутив мою необходимость в большем количестве деталей. — Понятно, — я снова обвела взглядом ржавые мишени. — Смотри и слушай внимательно, — резко Хёнджин стал серьезным. В его руках появился пистолет. — Это сам пистолет. Это, — в его руках появилась продолговатая пластмассовая коробка, именуемая магазином, — Магазин с патронами. — Боже, не занимайся мэнсплейнигом, — я закатила глаза. — Я знаю, как выглядит пистолет, магазин и патроны. Даже знаю, что прежде чем стрелять, мне нужно снять пистолет с предохранителя. — Тогда зачем тебе я, если не за этим? Проясни, — он снова стал замкнутым, холодным, отстраненным. — Чтобы научить стрелять. Знать, как работает оружие — это одно. Уметь пользоваться — другое. — Подойди сюда, — он стоял на линии стрельбы, отмеченной старым шлангом, закопанным неглубоко, чтобы было видно. Его руки быстро справились с тем, чтобы вставить магазин в пистолет и привести его в боевую готовность. В этом было что-то завораживающее. Я приблизилась к нему, ощущая жар всем телом, и не уверенна, что во всем виновата погода. — Поставь ноги на ширине плеч, можешь чуть ближе, как тебе удобно, — он приказывал, пока я повиновалась его словам. — Отлично. Близко не ставь ноги, сложно будет устоять. А если поставишь широко, перенапряжешь мышцы. — Поняла. — Голову держи ровно, чтобы точнее прицелиться. Возьми его, — Хван держит передо мной пистолет за ствол, рукояткой в мою сторону. Принимаю оружие из его рук и недолго рассматриваю, обхватываю пальцами, как видела в фильмах. Большой палец был на тыльной части рукоятки, с правой стороны рукоятка охватывается серединой ладони, а с передней стороны — средним, безымянным пальцами и мизинцем. — Выпрями большой палец и направь вдоль пистолета. При таком положении он создаст опору, — руководит Хёнджин с серьезным лицом. Я тоже собираюсь и прекращаю шутить шутки у себя в голове, которые были готовы вырваться из моего рта. — Всё правильно. Можешь положить сверху левую руку, чтобы сдержать отдачу и выпрями руки. Кладу левую руку поверх правой, продолжаю держать зрительный контакт с ближайшей мишенью. — Когда не находишься в перестрелке, то лучше задержать дыхание во время выстрела, чтобы не сбиться, — продолжает Хван и обходит меня по кругу. — Теперь посмотри на целик, он на краю пистолета близкого к тебе, и мушку, за ними ты должна увидеть мишень. Смотри ведущим глазом. Тебе необходимо чтобы все эти три вещи находились на одной плоскости. Ну, как? — На одной плоскости, — говорю я, когда сдвигаю руку и получаю необходимое положение. — Хорошо. Нажимаешь на курок первой фалангой указательного пальца, почти что подушечкой, легко. — Ага, — говорю я, но не нажимаю на курок. — Можешь попробовать, — неловко говорит Хёнджин, не имея никакого понятия, почему я не выстрелила. — Да, сейчас, — я закусываю губу от сосредоточения, хмурю брови. — Кажется, сделать первый выстрел сложнее, чем я думала. — Не переживай, — его голос раздался около моего уха, почти похожий на шепот. Оджи встал сзади меня, прижавшись своей грудью к моей спине. Моя голова удобно разместилась между его ключиц. Горячие руки обхватили меня с двух сторон, расположившись поверх моих. Только вот мой указательный палец так и остался в одиночестве. В нос ударил запах цитрусовых ноток, сандалового дерева, кедра и морского воздуха, вперемешку с естественным запахом. Голова закружилась, я переборщила с задержкой дыхания. — Давай вместе, — продолжил шептать он. — Раз, два, три. Раздался выстрел, это мой палец смог нажать на курок. Я почувствовала, как оружие ударилось об мою руку, но из-за нашей общей крепкой хватки, не отскочило в моё лицо. Приглядевшись к мишени, обнаружила новое отверстие недалеко от красной цели с цифрой 100. — Молодец, почти в яблочко. Попробуй сама, — он отпустил меня и отошел на пару шагов в сторону. Я выстрелила самостоятельно и смогла выдержать отдачу, почти не сдвинувшись с места и не изменив позу рук. На этот раз пуля угодила рядом с прошлым местом. Оглянувшись на оджи, поймала его довольный вид и гордую улыбку. Но это длилось не долго, он просил меня стрелять в разные мишени, отрабатывая разные виды стрельбы, до тех пор, пока солнце не стало спускаться к горизонту и мои руки не заныли. — Я смогла стать достойной ученицей? — спрашиваю, хитро поглядывая на Хвана. — Определенно, но пока не понял достойной чего, — со смешком заявил он. — Тогда, я буду угрожать тебе, пока не скажешь, что лучше меня у тебя ещё не было ученика, — я навела в шутку на него пистолет, даже убрала палец с курка. — Ещё одно правило: если наставила пистолет на человека, то стреляй. Просто так не угрожай им, — на лице оджи заиграли желваки. — То есть, сейчас я должна выстрелить в тебя? — теперь я недоумеваю и нахожусь в растерянности. — Попробуй, — а теперь он улыбается, чем ещё больше пугает меня. Не могу думать, но раз оджи говорит, нужно сделать, как он хочет. Нажимаю на курок, хоть и жмурюсь, боюсь последствий во всех случаях. Ничего не происходит, жму снова, но ничего. — Вот и последнее правило: считай патроны. Можно примерно, чтобы знать, когда менять магазин, — с самодовольным видом сообщает оджи и забирает пистолет из моих рук. — Ты знал, что у меня нет патронов? — ошарашено спрашиваю. — Да, — с холодной уверенностью заявил он. — Хотел проучить. Такое люди не забывают. — А такое люди не забывают? — от обиды бью его по плечу из кожи и костей. Морщусь от неприятного удара о накаченные бицепсы. Мне неприятны его игры, злюсь, что опять оказалась дурой, но как может быть иначе с ним. На душе неприятно скребут кошки. Моё лицо отражает внутреннее состояние, такое же мрачно-обиженное. Хван тепло улыбается и делает шаг ко мне. — Извини, наби, — по-доброму звучит его голос. — Я не специально. Что-то внутри меняет злость на приятное ощущение окрыленности. Теперь сложно держать негативные эмоции, улыбка сама появляется на моём лице. А ему лишь стоило сказать пару слов, сменив тон. Что со мной? Заболела? Теперь начинаю нервничать. Разумеется, он замечает. — Тогда с тебя ужин, — говорю, прежде его, от чего он закрывает рот в немом выдохе. — Договорились. Где ты хочешь поесть? — теперь оджи внимателен. — Покажу тебе одно любимое место, как раз на востоке города. Уверена, тебе понравится. И раз мы не торопимся, перед этим, я позвоню маме. Благослови Чони и то, что он наладил связь, — эта идея пришла в мою голову спонтанно. — Договорились. Буду ждать у мотоцикла, — Хёнджин не хотел быть свидетелем личного разговора, потому вышел с полигона и стал ждать. Я прошлась от мишени к мишени, собираясь с мыслями. Наверное она места в себе не находит, найдя меня в новостных сводках с пометкой датенши. Как ей объяснить всё происходящее? Сможет ли она это понять? Говорить не могу, но и молчать устала. Я тоже переживаю о ней с отцом. Гудки, долгие, тянутся вечностью в отличие от выстрелов из пистолета. Наматывая круги по полигону, всё ещё не могу найти место. Пинаю мелкие камешки, встречающиеся на пути, и надеюсь, что мама не возьмет трубку. Вот я слышу шум из зала кафе, приглушенно, как из их кабинета, где они отдыхают во время смены. Сердце замирает, задерживаю дыхание по завету Хёнджина. — Джаин, как я рада, что ты звонишь, — её голос дрожит, она сдерживает слезы. — Мама, — я выдыхаю, и моё обращение теряется в воздухе. — Прошу не волнуйся, я в порядке. У меня всё хорошо. Как у вас дела? Как папа? — Ох, мы переволновались, увидев тебя в новостях. Они говорили, что тебя похитили. Я заставила твоего брата, Сынмина, искать тебя. А потом мы узнали, что никто тебя не похищал, — её голос всё ещё очень грустный, хотя уже не дрожит. Она скорее растеряна. — Так вышло, мам. Мне не объяснить сейчас, но мы делаем кое-что полезное, — вспоминаю нашу миссию, и мне действительно хочется верить в правдивость моих слов. — Вместе с ворами и убийцами? Прекрати нести чушь. — Они не такие плохие, как может показаться. Некоторые даже очень ничего. Всё это не важно. Как ваши дела? — пытаюсь перевести тему, может в этот раз удастся. Хожу по кругу, размахивая руками при разговоре. — Наши дела не имеют значения сейчас. Раз кафе работает — то всё отлично. Сейчас мы переживаем за тебя. Найди Сынмина, он поможет тебе уйти от них и договорится с ёнтеки, — она говорит настойчиво, значит, очень сильно переживает. — Спасибо за заботу. Я вас люблю и даже брата. Мне кажется, я наконец-то делаю, что-то хорошее и правильное за свою жизнь. Не стану отступать и не просите. Прошу простите меня за это, — с открытым сердцем заявляю я. — Джаин! Одумайся! Ты пострадаешь! — умоляет мама на обратном конце телефонного звонка. Мне не убедить её, а она не переубедит меня. — Я не пострадаю, обещаю. Я в окружении лучших датенши, которые готовы мне помочь и защитить, — в этот момент думаю о Хёнджине. — Что тебя там держит? Деньги? Сынмин даст тебе! Уходи оттуда, сейчас же! У тебя ничего хорошего не выйдет! — Я здесь не только из-за денег. Мне действительно не объяснить всех причин, но когда это закончится, мы снова поговорим и я буду честна с тобой, обещаю, — понимаю, что мама не станет меня слушать без веских доводов. — Мне пора. Я ещё позвоню. Бросаю трубку и убираю телефон в карман дрожащими руками. У них всё хорошо, значит и у меня будет. Плохо, что они заставили Сынмина искать меня, его власть могла повлиять на ёнтеки и их агрессивное отношение к нам. Ведь принадлежность Минхо к Йоаке и без того создала для нас не лучшие условия. Ещё два дня и всё закончится, наша жизнь изменится. И тогда я вернусь победителем в дом своих родителей, спустя долгое время проигрышей. Возвращаюсь к Хёнджину, курящему около мотоцикла. Его взгляд изучает моё лицо, хочет понять, как прошел разговор с родителями. А он прошел как обычно, каждый из нас говорил о своем. Я прекрасно понимаю её беспокойство, но она даже не попыталась выслушать меня, а просто завалила приказами и своим мнением. Это любого вгонит в тильт. Оттого моё лицо приобрело грустный вид, хотя губы пытались удержать улыбку для вида. — Так, куда едем, госпожа? — говорит задорным голосом Хван, хочет отвлечь. — Госпожа? — удивленно переспрашиваю. — Пока до города, потом скажу точнее.

~~~

17 июля 2078 года Сеул, район Чуннангу Мы миновали искусственные сады и остановились около перекрестка, недалеко от станции метро. Ночь вошла в свои владения и яркие вывески заполонили город. Людей стало меньше, но редкие пары или шумные компании всё же появлялись на тротуаре, двигаясь в неизвестных направлениях. — Теперь куда? — Хёнджин обернулся ко мне одной головой. — Теперь нам нужно дальше по улице, но пешком. Я легко спрыгнула с мотоцикла и отошла на пару шагов, чтобы не мешать оджи. Играю с ползунком на молнии, пока он выключает мотор, слезает с транспортного средства и ставит его на сигнализацию. — Готов? — спрашиваю, прежде чем начать движение в сторону метро. Хван только кивает, подходит ближе, чтобы поравняться со мной и смотрит сверху вниз. Пока мы идем, он завязывает передние пряди на затылке, открывая своё лицо, будто нас никто не разыскивает. За нашими спинами постоянно раздается сирена от машин ёнтеки, но мы не оборачиваемся. Для нынешнего Сеула это привычная ситуация, в спальных районах всегда кто-то кого-то грабит. Подходим к станции. Люди снуют туда сюда, хлопая дверями при входе и выходе. Чувствую запах подземки, когда мы подходим ближе. Я уже готова сделать шаг в мир переполненный людьми и шумом поездов, но Хёнджин останавливает, схватив за руку и потянув на себя. Отшатываюсь и, развернувшись, почти вписываюсь в его грудь. — Зачем нам метро? — раздраженно спрашивает он. — Чтобы добраться до кафе. Я ценю, то, как ты водишь мотоцикл. Это твой мир. Давай сегодня посмотрим на мой, где мы ездим на метро и едим в местных забегаловках. Смотрит с недоверием, обдумывает моё предложение. Расслабившись, отпускает меня и кивает. В шутку натягивает капюшон от моей кофты на мою голову до самых глаз. Мне приходится снимать его и приглаживать волосы, пока оджи беззвучно смеется и широко улыбается. — Показывай свой мир, — всё ещё трясясь от смеха, говорит Хёнджин. Улыбаюсь ему и тоже смеюсь. Мы вместе заходим на станцию. Появляется волнение, что нас узнают, но потом я вспоминаю, где мы находимся. Камеры растыканы по всему Сеулу, но они ни разу не помогли найти датенши. Обычно хороших преступников ловят по случайности, хоть и гоняются за их призраками по всему городу. Оплачиваю два проездных наличными у автомата, после чего протягиваю розовый билет Хёнджину, оставляя в своих руках фиолетовую карточку. Он поднимает одну бровь, и демонстрирует свою карту, держа между двух пальцев. — Что? Я думаю, это твой цвет, — с улыбкой отвечаю на его не озвученный вопрос. — Этот хорек похож на тебя. Сейчас проходит новая акция в метро, при поддержке какой-то социальной сети. Все билеты разного цвета и с разными животными в цветастых костюмах. Хёнджину достался хорек на розовом фоне в бледно-желтой кофточке-кардигане. Мне на фиолетовом фоне достался ёжик в клетчатом комбинезоне с белой футболочкой. — Совершенно не похож, — бубнит Хван за моей спиной, пока проводит картой по считывателю. На эскалаторе он встает на пару ступенек ниже, чтобы наши лица были на одном уровне. Всё ещё недоволен моим выбором карты, но постепенно оттаивает. — Так куда мы едем? — оджи изучает людей поднимающихся на эскалаторе. — Нам нужно на юг. Кафе находится около моей квартиры, в тройке кварталов вниз по горе. Там все свои, можно не волноваться о каком-либо обнаружении. — Ты меня успокоила, — бьет сарказмом, пока мы сходим с эскалатора и идем к платформе. Встаем на уровень последнего вагона. Слышится громкий грохот из туннеля, вскоре показывается вагон с машинистом и за ним несколько пустых. Эта станция конечная и первая на пути. Людей на платформе не так много, все они набиваются в средние вагоны, проигнорировав последний. Мы оказываемся в нем в компании трех подростков и двух верзил, явно едущих на дело. Эти двое ругаются между собой, светят новыми имплантами и обручами, пока в их сумке что-то громыхает. Дети пытаются не смотреть на них, уйдя в начало вагона и увлеченно смотрят в свои телефоны. Хван садится на пустое сиденье в самом конце вагона, ближе к середине, а мне предлагает сесть рядом около заднего окна. Не отказываюсь от предложения, присаживаюсь рядом и ставлю ноги на подставку. Боком прижимаюсь к оджи и во время остановки, когда нас обоих тянет вправо, держусь за его руку. Выпрямившись, он предлагает мне взять его под руку, а я предлагаю ему свой правый наушник, чтобы мы не слушали всю дорогу скрип колес и объявления станций. Совершив пересадку и проехав ещё станций десять, мы выходим на нужной и поднимаемся на поверхность. Небо стало ещё чернее. Проходим мимо домов высоток, один из которых мой, сворачиваем на узкую улочку, состоящую из четырехэтажных домов, идем вниз по горе. Минув три квартала, заходим в дом с красной вывеской, стоящий под наклоном. Поднимаемся на второй этаж по узкой лестнице на одного. В нос бьют сладкие и острые запахи кафе, слюна во рту появляется сама собой. Пряный аромат встречает нас, стоит нам перешагнуть порог. Оглядываю полупустой зал. Стол посередине заняла шумная компания, вытянувшаяся во всю его длину. По стене идет мягкий диван со столиками на двоих, но ещё одна компания взяла два стола и поставила их рядом, чтобы все поместились. Другие столики, разбросанные по помещению пустовали. Только у барной стойки сидел завсегдатай Ким, допивавший свой привычный коктейль — Касабланку. Мой любимый стол у окна был свободен. Я направилась прямиком туда, к высокому подоконнику на который можно сесть, а за спиной у тебя останется высокое окно. Хёнджин снял куртку и повесил её на спинку стула, прежде чем сесть на него. В кафе было жарко, открытое за моей спиной окно не спасало ситуацию. Хван оглядел исписанные стены различными сюжетами из жизни крестьян прошлого, неоновые вывески по всему кафе со словами или пожеланиями и принялся изучать меню. Появившаяся рядом со столом официантка узнала меня и с улыбкой поприветствовала. Она была одета в красное платье и черный фартук, как и другие работники, соблюдала форму одежды принятую здесь. На её ушах были большие серьги кольца, колышущиеся при малейшем движении головы. А её ресницы и губы были плотно накрашены, выделяясь из всего лица. Мы недолго поговорили о жизни, прежде чем она приняла наш заказ и отправилась дальше. Услышав наш разговор, у барной стойки Ким помахал мне, отсалютовав в конце. — Ты и правда, всех тут знаешь, — сказал Хёнджин, откинувшись на спинку деревянного стула. — Я говорила, что это моё любимое место? — я придвинулась ближе, чтобы лучше слышать Хёнджина из всего гула голосов. — Тебе и не надо, — кратко ответил он. — Здесь интересно. — Я переживала, что тебе может не понравиться, — я нависла над столом. — Мне всё нравится, — заверил оджи. — Спасибо, — он слегка привстал и коснулся своими губами моей щеки, быстро и нежно, почти неуловимо. Я замерла, растерявшись в его жесте. В этом было что-то очень личное, многозначное, и пока не раскрытое для меня. Портить такой момент расспросами глупо, но в следующий раз его будут ждать поток моих вопросов. Щеки разгорелись, покрылись румянцем и дыхание участилось. Разве меня можно смутить после всего, что было в этой жизни. Хёнджин тоже смущен, но держится лучше меня. Ему нравится видеть мою растерянность, приятно осознавать, что все, что происходит между нами взаимно. А что происходит? Вроде же ничего? Официантка приносит напитки, чем отвлекает нас от гляделок. Я делаю большой глоток лимонада, остужая жар всего тела. Смотрю на оджи в свете неоновой вывески зеленого цвета, пляшущего отражением в его чёрных волосах и серо-карих глазах. В очередной раз вижу его с новой стороны, и что-то внутри отзывается щемящей болью в области сердца. Меня снова отвлекает официантка, но уже с нашей едой. Мы желаем друг другу приятного аппетита и в тишине начинаем есть. Мой взгляд изучает стены, в голове всплывают воспоминания, как я оказалась здесь впервые, когда ещё рисунков не было. Сейчас это кафе смогло развиться до хорошего уровня с приятным декором и атмосферой, а самое важное — вкусной едой. — Знаешь, это кафе почти, как семья. Официантка, что подходила к нам, Сыри, здесь работает с открытия. Вон там, за столом около прохода на кухню, — я указала в сторону самого дальнего стола. — Сидят её младший брат и сестра. Она откладывает на их образование, они оба ходят в частную школу Йоаке. А вон тот повар, в футболке, влюблен в неё. Постоянно дарит подарки, розы на работу носит в её смены. Хёнджин внимательно слушал мою историю про каждого работника, немногочисленного кафе и переводил взгляды, когда я меняла персонажа. — Ну, а дядя Ким журналист. Он уже давно на пенсии и приходит сюда, чтобы выпить коктейли, поговорить с людьми и не быть одиноким. Он очень интересный собеседник и добрый человек, жаль, что его дети бросили в одиночестве. Я слышала его сын стал кибер-психом, ну и щисотэ его прикончили. Одна дочь подсела на наркотики, другая ушла в клуб инён и профессия её поглотила. А его младший сын уехал из Сеула в Пусан, подальше от криминала и быстрого ритма жизни, но из-за работы не может его часто навещать. — Звучит печально, — Хван бросает взгляд на мужчину, потом возвращается ко мне. — Я думаю, он счастлив, когда сюда приходит. Заметил, он был рад тебя видеть, как и всё это место. Сначала мне показалось, что это место ничем не отличается от других похожих забегаловок во всем городе. Но вдруг, оно преобразилось, за секунду, стоило тебе заговорить с официанткой или помахать господину Киму. — Мой дедушка всегда говорил: «Не место красит человека, а человек место». Может это и произошло с этим кафе. Или всё дело в отношении. Я иду сюда, как домой, как к друзьям. Когда ты знаешь их истории, вас уже что-то связывает. — Раньше я бежал от связей, — признался Хван, опустив глаза на стол. — Думал, что в одиночестве будет лучше. Сейчас я тоже хочу иметь такое место, где буду чувствовать себя дома. Я ощутила знакомое чувство, прятавшееся в глубине. Мне удалось об этом забыть, но вот тяжелое признание Хёнджина подняло его на поверхность. — Я понимаю тебя. Даже могу сказать, что мы похожи в этом. Я давно потеряла чувство дома, даже моя собственная квартира его мне не дает. Поэтому я постоянно съезжалась на первой же неделе отношений, а потом пряталась в этом кафе, чтобы не идти домой и проводить с партнером время. — Потому ты и узнала все эти истории? — Верно. Я нашла это кафе случайно, просто искала место, где могу дождаться, пока мой парень ляжет спать и мне не придется с ним говорить. Ты не подумай, он был приятный и очень милый, мой первый парень с которым я стала жить. Просто в один день, я поняла, что не хочу его видеть, но спать мне где-то надо было, — мне неприятно вспоминать такое, но я доверяю Хёнджину и хочу, чтобы он знал об этой части моей жизни. — Поэтому приходила сюда, сидела почти до закрытия, а ему писала, что работы много. Так Сыри меня и заметила, мы разговорились с ней, потом с поварами, когда посетителей не осталось. Потом стала садиться за барную стойку, чтобы можно было со всеми вести диалог, и к нам дядя Ким присоединился. Раз это место стало моим домом, то и пускай для тебя оно станет хорошим местом, куда ты можешь вернуться, если сбился с пути, — предлагаю я. — Пускай так и будет, — он улыбается, но чувствую его тяготит что-то ещё. — Может, ты что-то ещё хочешь сказать? Я не стану настаивать, но вдруг… — Я уже говорил, что детство было лучшим временем в моей жизни, то, что было дальше сплошной мрак, который никому не пожелаю и делиться таким сложно. Тьма распространяется на всех, стоит мне только сблизиться с кем-то, потому предпочитаю молчать. И вот я понял, что соврал тебе, — он намеренно делает драматичную паузу. А я пытаюсь прикинуть, насколько серьезную ложь он мог мне рассказать. — Моё самое лучшее время в жизни — это сейчас, потому что я не чувствую себя чудовищем, сидя рядом с самой жизнерадостной девушкой, какую я только мог встретить. — Мне приятно, что ты считаешь меня жизнерадостной, но на всё есть свои уточнения. Тем не менее, умеешь же ты сказать красиво и напугать, — издаю нервный смешок и перевариваю слова Хвана. — Я не знаю всей твоей жизни, но буду рада выслушать, когда ты будешь готов. Даже если этого не произойдёт, знай, я здесь. И ты не можешь быть чудовищем, пока спасаешь других. Добро и зло — понятия относительные, даже лучшие из нас злодействуют под видом добродетели. Так зачем притворяться? В этом и состоит истинное благо, быть честным с собой и миром, нести ответственность за поступки. — Ты права, — оджи улыбается и с его лица пропадает тяжесть. — Спасибо, ещё раз. — Всегда к твоим услугам. Только не забудь оплатить счет, — подмигиваю ему. Наш смех проносится по пустому кафе, даже дядя Ким уже ушел домой. Сыри выходит из подсобки, подходит к кассе, чтобы нас рассчитать, даже её брат с сестрой ушли. Двое поваров выходят из кафе, прощаясь с официанткой. Мы остались одни, последние посетители. Сыри забирает деньги и берет из них свои чаевые, а после занимается закрытием кассы. Мы выходим из кафе, и все огни внутри тухнут, кроме вывески над входом. Едем в пустом метро, даже не замечаем, как приезжаем на нужную станцию. Идем вперед, к мотелю. Замечаю на противоположной стороне мотоцикл Хёнджина и удивленно смотрю на его обладателя. — Как он здесь оказался? — до этого я не думала о судьбе мотоцикла совсем. — Мы в каком году живем? Не слышала про автопилот? — Хван развеселился. — Я думала твоя тарантайка только вперед и назад может ездить, — бросаю и слежу, как оджи меняется в лице. — Больше уважения, во-первых! А во-вторых, он может приехать в любую точку на поверхности города, только надо указать, — поясняет с умным видом парень. — И как его не украли, — говорю и захожу в мотель. — У него серьезная противоугонная система и не советую её проверять, — Хван спешит за мной. — А так хотелось, — вздыхаю и смеюсь над нашей беседой. На часах в вестибюле начало первого, решаю проверить крышу, прежде чем идти в номер. Вспоминаю, что обещала последить за Феликсом и не справилась с задачей. Оджи решает составить мне компанию, прежде чем отправиться спать. Он открывает дверь на крышу, и я выхожу первой, зажигаю сигарету на автомате. В свете зажигалки вижу сверток на обратном краю. Он шевелится и трясется, от чего я пугаюсь, но не кричу. Хван подходит к нему ближе, включая фонарик на телефоне, в той части крыши отвратительное освещение, почти невозможное для неонового города. Мы оба приближаемся к свертку и это оказывается Феликс. Его белоснежный плащ был покрыт алыми пятнами, могу спорить, на что угодно, это кровь. Все руки и ноги покрыты багровыми брызгами, а на платиновых волосах виднелась синяя полоса, будто кто-то бросил в него грязью морского цвета. Убийца-вандукон трясся, прижимал колени к груди и плакал. Я присела к нему, пригляделась к его лицу. — Я не хотел, Джаин. Они меня заставили, — он схватился за голову. — Я всё испортил. Меня убьют! Они говорят, что вы меня ненавидите! Они смеялись надо мной! Я не мог заставить их молчать! Это всё они! Всё их вина! Из его речи почти ничего не понятно. О ком он говорил? Кто смеялся над ним? А главное, что произошло с ним? — Что ты сделал, Феликс? — спросил мягко Хёнджин, присев рядом со мной и внимательно смотря на убийцу-вандукона.