Нас не стереть

      Хотела бы Фэн сказать, что ей пришлось приложить немного сил, чтобы проводить Хиромасу с ярко читаемым раздражением во взгляде. Но из-за жуткой боли, раздирающей грудь от недавнего удара мечом, у нее уже лицо начало кривиться словно демоническая морда от защитного оберега.       Выставить Хиромасу раздражающим посредником, человеком, к которому она относилась не столь заботливо и тепло, как все думали, Фэн считала необходимостью. Айзен и так хорошо подмечал малейшие возможности, чтобы бить в слабые места. Быть может, он хотя бы не сразу станет думать, что парень настолько ей дорог, чтобы использовать его в качестве объекта для шантажа.       Как только парочка компаньонов удалилась из их поля зрения, Фэн раздраженно скривилась и, с трудом поднявшись по ступеням храма, оперлась спиной о деревянную подпорку. Она думала, что после быстрой поступи свалится замертво в два счета.       – Сделаешь, может, доброе дело, и нормально подлечишь меня?       В вопросе не прозвучало претензий, скорее, он звенел безысходностью. Напоминал тон умирающего лебедя. Фэн с удовольствием бы покривлялась, приложив ладонь тыльной стороной ко лбу, словно чувствуя близящийся припадок. Да только ей действительно было худо – после взаимного обмена шикаями Айзен все же подлатал ее, но это больше напоминало попытку приложить подорожник к разодранной ране.       В основном Фэн восстановилась за счет запасов своей реацу.       Парень никак не отреагировал, смотрел на нее, будто на ходячее недоразумение. Или же опасался, что она очередной козырь выкинет из рукава. В буквальном смысле.       – Пожалуйста?.. – уж не знала, как еще прибегнуть к его помощи девушка.       Заниматься самолечением, в принципе, можно, да только главная проблема заключалась в рейши Айзена, которые не позволяли ране нормально затянуться. Он явно сделал это не просто так, чертов… душнила.       Умереть бы она не умерла, но с такой раной в любом случае сунулась бы в госпиталь, а там даже при всем желании сохранить секрет о том, кто ее ранил, не смогла бы. И все из-за духовных частиц, которые и не давали ей покоя. Фэн должен был бы попасться совершенно бездарный врач, чтобы не почувствовать чужеродную реацу.       Так что, хотел того Айзен или нет, ему пришлось помочь ей. Конечно, Фэн не исключала, что как только лейтенант прикоснется к ней, то может вместо лечебного кидо бахнуть хадо пятидесятого уровня – вот был бы финал. Он аккуратно, едва касаясь пальцами краев косодэ, опустил пальцы поверх раны. Спустя пару мгновений девушка ощутила огромное облегчение, словно болезненный спазм, наконец, оставил ее мышцы в покое.       Выдохнув, да откинув голову назад, девушка закрыла глаза и сосредоточилась на покалывании между ребер. Зеленое сияние духовной энергии слабо отражалось в очках парня, скрывая его сосредоточенный взгляд. Понаблюдав за ним пару мгновений с искренним любопытством, Фэн невольно засмотрелась на его открытую шею.       «Один удар чем-то острым и, считайте, труп…» – пронеслась у нее первая мысль.       – Думаешь, как меня убить? – не меняясь в лице, с пугающим спокойствием полюбопытствовал Айзен.       – У тебя чувствительная кожа? Если укусить тебя за шею, след останется? – почему девушка предпочла озвучить столь странную мысль, даже она затруднялась ответить. Парень так и подавно ее проигнорировал. – Хм-м, не знала, что ты владеешь лечебным кидо.       – А ты нашла способ симбиоза с занпакто? Поэтому твоя кровь такого темного цвета?       Манеру уходить от темы Фэн нашла интересной. Любопытной. Во всяком случае, собеседник столь непринужденно закидал ее вопросами, что это даже не оставляло выбора, кроме как пожать плечами, да пробормотать:       – Что-то вроде. Я ж экспериментирую с занпакто, как помнишь. Ох… ха-х. А у тебя теплые руки. Приятно даже.       Странно, что лишь эта фраза заставила Айзена хоть как-то отреагировать и поднять на нее достаточно мрачный, и в то же время сдержанный взгляд. Фэн уже подумала, что в каждом слове парень видел подвох.       – Это бесполезно.       – Что? – в недоумении скривившись, девушка бы и отпрянула, да только путь к отступлению преграждала балка.       – Не пытайся соблазнить меня, это бесполезно.       Наверное, если бы кто-то платил Фэн тысячу йен, когда она реагировала на угрожающий взгляд Айзена недоумением с долей испанского стыда, то сколотила бы состояние.       Прищурившись и чуть ли не кривя губы, она пробормотала:       – Да с тобой флиртовать – себя не уважать. Ты как собеседник настоящий душнила, а любовник из тебя, поди, вообще паршивый.       – …       И не поймешь, обиделся он, принял язвительные слова с безразличием, или уже планировал, как пробить ей грудь и вырвать сердце голыми руками. Вместо того, чтобы гадать, какой вариант выпадет ей черной мастью, Фэн легкомысленно вздохнула и постаралась увести разговор:       – И тем не менее притвориться любовниками может быть полезно в случае, если кому-то из нас понадобится алиби, например.       – Мне не нужна чья-то помощь в этом вопросе, – опустив сдержанный взгляд и сосредоточив внимание на ране девушки, холодно отозвался Айзен. – Благодаря Кьёка Суйгетсу я могу всегда его себе позволить.       – А я – нет. У меня-то нет Кьёка Суйгетсу, – тоном недовольной бабки пробормотала Фэн.       – Это не моя проблема.       – Зато я для тебя могу стать проблемой…       Несмотря на куда большее желание продемонстрировать обиду, нежели угрозу, Фэн запоздало, но прикусила язык. В общем-то дразнить опасного зверя – идея не такая уж и заманчивая. Тем более Айзену действительно ничего не стоило пробить ее грудь кулаком или хадо, он стоял достаточно близко, чтобы выкинуть какой-нибудь фокус.       «И тем не менее, это не отменяет, что он душнила…» – отведя взгляд, недовольно подметила в мыслях Фэн.       Покалывание от реацу прекратилось, парень убрал руку от груди офицера и спокойно заключил:       – Готово. Для полного восстановления тебе потребуется покой, поэтому не советую прибегать к резким движениям. А теперь… покажи мне свои наработки.       Иными словами, не дергайся, а то развалишься на части – либо этому поспособствуют. Фэн ничего не оставалось, кроме как смириться с ситуацией и сделать первый шаг навстречу как таковому сотрудничеству. Жаль, что этот шаг, а затем второй и третий вели вниз под землю, фактически в подвал. Это напоминало сцену из книги ужасов, а не грандиозный старт кооперации.       – Прошу, мое скромное убежище, – указав на небольшую комнату, обставленную в духе настоящего злодейского логова, девушка позволила Айзену осмотреться.       Запрыгнув на стол, да наблюдая за лейтенантом, который неторопливо осматривался, уделив особое внимание стеллажу с рукописями и книгами, Фэн сохраняла молчание. Они развеяли темноту энергетическими сферами, так как топливо в лампах уже выгорело – когда Хиромаса почувствовал близость Гина, ему явно было не до пожарной безопасности.       Фэн наблюдала за лейтенантом словно кошка, сидящая на заборе. Уж точно преисполнилась кошачьего презрения, когда парень без разрешения взял рукопись и пролистал ее, словно имел представление, что искал. Он производил впечатление зазнайки, этакого отличника, который смотрел на всех свысока. Раздражало, что, похоже, в голове у него действительно находились не опилки.       И угораздило же ее вляпаться в такое дерьмо.       – Это ведь не всё, – захлопнув рукопись после затянувшейся паузы, с оттенком недовольства констатировал Айзен.       – Естественно, это не всё. Я на дуру что ли похожа хранить здесь все свои наработки?       Подход к продуктивной беседе парень явно не оценил, в его взгляде промелькнуло недовольство. Вернув рукопись на место и делая это столь непринужденно, лейтенант подошел к девушке, которой пришлось чуть задрать голову, чтобы не разорвать зрительный контакт. Если он пытался запугать ее, нависая грозной тенью, да позволяя духовной энергии создавать угнетающую атмосферу, ничего не выходило. Но вот если Айзен опять ударил бы ее мечом, прячась за иллюзией, Фэн бы всерьез испугалась.       Но пока что лейтенант вызывал в ней желание буравить его недовольным взглядом.       – Вот как, – позволив снисходительности пробиться в голосе, сделал для себя какой-то вывод парень. – Мне бы не хотелось прибегать к угрозам, Курояма. Ты девушка умная и должна понять, что теперь от твоих решений зависит не только твоя жизнь.       Фэн угрожающе прищурилась.       – Играя с огнем, не обожгись.       – Я не вижу причин бояться такой, как ты.       – В самом деле?       Склонив голову, девушка выставила перед собой руку, почти что касаясь собеседника. Но тот грубым движением схватил ее за запястье, не позволив дотронуться до себя. Хрупкие пальцы застыли рядом с его подбородком. Фэн ощущала, что с каждой секундой он все крепче стискивал ее руку, но в следующий миг из-под ее рукава, обвиваясь вокруг предплечья, выползла черная сороконожка. Шевеля маленькими многочисленными лапками, насекомое, застыв подле пальцев лейтенанта, заставило Айзена приковать к себе внимание и нахмуриться.       – Ну что, проверим: ты быстрее сломаешь мне запястье или моя маленькая зверюшка заберется в твою голову через нос? Она у меня проворная. Сам убедился в этом пару часов назад.       Фэн с ухмылкой вспомнила удивленный и полный мимолетного отвращения взгляд Айзена, когда ему в лицо прыгнуло черное насекомое. Каким бы человек стойким и непоколебимым ни был, насекомые, да и любая нечисть, прыгающая в лицо, вызывали испуг и отвращение. А огромная склизкая многоножка и подавно. Как обычное оружие в подобной форме оно было малоэффективно, но главная ее сила раскрывалась при контакте с живыми организмами.       Пусть Айзен и обладал большим запасом реацу, выжечь маленького монстра оказалось не так просто. Особенно, когда он закручивался вокруг шеи и норовил забраться в голову то через ухо, то через нос. Проверил на личном примере.       Повторный опыт лейтенант явно не хотел переживать. К тому же, помимо мерзкой формы, он не знал настоящую силу шикая девушки. Не создавала же она банально насекомых из черной жижи, чтобы отпугивать противника их внешним видом?       – Через два дня жду тебя в восемь вечера в третьем районе Руконгая на окраине города.       Фэн недовольно скривилась.       – Для первого свидания место ты выбрал не очень.       – Раз ты не собираешься делиться со мной наработками, то мне потребуется твое личное присутствие, – и бровью не поведя, отметил Айзен. – Это даже может получиться куда более продуктивно.       Подумав, Фэн с тем же недовольством прошептала:       – И все равно, для первого свидания так себе местечко.       – Рад, что энтузиазм не покидает тебя, – снисходительно улыбнувшись, парень все же отпустил руку собеседницы. – Надеюсь, теперь ты будешь предельно осторожна.       Офицер не спешила с очередным красноречивым выпадом, в молчании проводила парня взглядом, и как только он скрылся на лестнице, недовольно скривилась. День уже начался, хотя для нее едва ли успел закончиться. С таким подходом, и тем более таким «соратником» трудно будет отыскать взаимопонимание, потому что для начала требовалось донести до него, что она – не его подопечная. И угрозами ее не проведешь.       Все, что Айзен мог сделать – это убить ее. На крайний случай угрожать расправой над Хиромасой, что вызывало беспокойство, однако не вводило в панику. Основной козырь у них пока лежал на руках, и если Айзен Соуске в действительности сообразительный расчетливый талант, привыкший взвешивать свои решения, а не действовать сгоряча, это было Фэн на руку.       Как бы странно и жалко ни звучало, главная слабость Айзена – в его расчетливости и интуитивном выстраивании закономерностей, проработке планов и последовательностей.       Поэтому в ее извращенном понимании сейчас требовалось сосредоточиться на назначенном лейтенантом рандеву. А если точнее – забить болт на «совместное задание» и посмотреть, в каком направлении у достопочтимого маэстро свистанет фляга. Быть может, это и нестандартная тактика, но раз ухищрениями и просчитанными ходами Айзена ей не обыграть, придется бить его тем, на что он никогда не полагался – слабоумием и отвагой.              

***

             

Тогда…

      

      – Ого… Ого! Это… это я делаю или ты?       – Вы, госпожа.       – Офиге-е-еть…       Хиромаса тогда сильно удивился, но не тому, что девушка смогла благодаря его настояниям сформировать сферу из духовных частиц. Он ни разу не слышал, чтобы особы знатного происхождения позволяли себе невежественные слова или фразочки. Фэн, конечно, была остра на язык, но увидеть ее в тот миг, с сияющими от удивления и восторга глазами, стало для парня чем-то неожиданным.       Неожиданным и от того, что он впервые за месяцы службы при доме Курояма почувствовал к ней столь теплые эмоции. В тот миг она показалась ему самой красивой и замечательной особой, а мысль, что она, вероятно, приходилась ему сводной сестрой, еще сильнее вогнала Хиромасу в смятение.       – Чего краснеешь? Ты молодец, научил такому!       «Если бы это было просто от смущения…» – болезненно подумал парень.       В первое время его раздражало присутствие Фэн, которая находила мастерскую укрытием от своих проблем. Она так любила болтать, что несколько раз Хиромаса находился в миллиметре от того, чтобы не огрызнуться. Тактичные намеки сохранить тишину не помогали. Но стоило отдать должное девушке, ее непомерная энергичность натренировала его работать в любых условиях.       Так прошли месяцы, затем перевалило за год, другой. В семье Курояма ему оказались рады, даже хмурая супруга господина время от времени хвалила его за труды, хоть и проявляла пугающую сдержанность. Кто действительно напрягал Хиромасу, так старший сын господина. Пусть тот и редко появлялся в отчем доме, но замечая художника, будто задавался немым вопросом, какого черта он все еще тут делал?       Парень тоже много раз себя об этом спрашивал, однажды рискнул спросить нанимателя… Что было глупо. Ведь своим вопросом он мог подтолкнуть мужчину к тому, чтобы признать отсутствие потребности в его дальнейших услугах, мол, держал из жалости. Когда Юкимура уже прямым текстом говорил о нежелательном присутствии Хиромасы, последний искренне начинал беспокоиться. Ему казалось, что наследник Курояма знал о его происхождении. Это пугало. Заставляло задуматься о безопасности.       Хиромаса набрался смелости озвучить опасения главе клана, опуская подробности об их вероятном родстве. Надеялся, что тот поговорит с сыном или… не знал Хиромаса, на что надеялся. Но никак не на то, что мужчина порекомендует ему поступить в академию шинигами. Он чувствовал его духовную энергию, восхищался потенциалом, который сам парень, видимо, не замечал, и благодаря связям мог устроить его на обучение.       Хиромаса и пискнуть не успел, даже не понял, как вместо каллиграфии стал изучать боевые искусства, а по выходным глава семьи просил его составить ему пару в бое на мечах – хотел вспомнить молодость.       – Почему вы ко мне так добры? – задал однажды очевидный вопрос парень.       – Потому что ты заслуживаешь лучшего.       Вот и понимай, как хочешь. Чем больше проходило времени, тем сильнее Хиромасу начала накрывать паранойя о том, что господин Курояма не просто так обратил на него внимание на рынке. Что он знал, кем была его мать. Честно говоря, это вполне возможно проверить, его лишь спасало, что он в большей степени перенял черты лица не от отца.       Единственной отрадой для Хиромасы в доме Курояма была Фэн. Социализировался он плохо, поэтому в академии не сказать, что у него появились друзья, скорее, так, знакомые. Он почти все время общался с Фэн. От этого еще горестнее было наблюдать, как девушка фактически увядала на глазах, здоровье ее совсем подводило: то заходилась судорожным кашлем, то от малейшего ушиба на теле расцветали синяки. Хиромаса знал, что жалость ему в этом мире не помощник, но он настолько привык к присутствию Фэн, что иначе уже и не мог к ней относиться. Все казались на ее фоне какими-то идиотами, особенно Аска, которая прибегала к нему потехи ради и трезвонила без остановки.       «Курояма хотя бы медицину изучает и выносит мне мозг странными словами… да и голос у нее приятный, не писклявый, а глубокий… Хотя, может, это из-за ее болезни», – нерадостно думал Хиромаса.       Он заканчивал работу над одной из ширм – глава клана подчеркнул важность этой росписи, так как собирался подарить ее дочери главы клана Шихоуин. Хиромаса старательно выводил линии, сидя в тишине глубокого вечера. Он даже униформу не успел снять, сразу взялся за кисть. Трудно учиться и работать. Но живопись его успокаивала, к тому же в последнее время парень ощущал, словно энергия жизни передавалась от его руки к холсту. Так творения получались… более живыми что ли?       – …совсем из ума выжил?! Ты не посмеешь!       От громкого вопля, что разнесся, похоже, по всем коридорам дома, Хиромаса едва не дернул рукой. Сердце в испуге забилось сильнее. Тихо выругавшись, парень задрал голову и продолжил слушать крики, к которым добавился и тяжелый голос главы клана. Стоял уже глубокий вечер, темень опустилась на улицу. Имелась лишь единственная причина, способная вывести господина Курояму из себя – его сын.       В такой атмосфере качественную работу быстро не завершишь, и тем не менее Хиромаса порадовался, что ему оставалось совсем немного. Быть может, это был знак свыше, что стоило заканчивать. Упаковать краски, вымыть и просушить кисти, убрать творческий беспорядок. Руки так и вовсе перепачканы, влажной тряпкой следы плохо оттирались, но только Хиромаса думал выйти, да привести себя в порядок, как услышал тяжело приближающиеся шаги.       В царящей тишине дома они казались ощутимо громкими, и как только створка двери отъехала в сторону, в его спину будто ударило холодным ветром.       – О, как удачно, ты все еще здесь, художничек.       «Да что б тебя», – благо, Хиромаса стоял спиной к непрошеному гостью, иначе бы не позволил себе закатить глаза и с раздражением скривиться. Брезгливый тон Юкимуры он узнал бы и в толпе, а судя по интонации, молодой господин пребывал не только в скверном расположении духа, но и в хмели. Оглянувшись, Хиромаса лишь подтвердил догадки, увидев в руке парня керамическую бутылку с алкоголем.       – Садись, составишь мне компанию, поговорим.       «Да ёп твою мать…» – уже менее сдержанно отреагировал на ситуацию художник, и тем не менее постарался выдать наиболее уважительный ответ:       – Прошу прощения, господин, но мне…       – Сядь. И найди, из чего пить вино. В твоих интересах задержаться.       Тон не требовал раздражений, звенел агрессией, и как только Юкимура захлопнул дверь, Хиромаса со сдержанным разочарованием прикрыл глаза. Естественно. Аристократу плевать, что у него рано утром начинаются занятия в академии. Уйти он не мог. Не факт, что господин Курояма заступится за него, да и дразнить старшего ребенка клана себе дороже – за минувшие годы Хиромаса был наслышан о его грубости.       – Мои руки немного испачканы, поэтому извиняюсь, если на плошках останутся следы… и рюмок у меня нет.       Найдя две небольшие плошки, в которых он обычно размешивал водяные краски, Хиромаса не получил в ответ ни звука. По спине пробежали неприятные мурашки, он чувствовал на себе пристальный взгляд. Всего лишь взгляд, а ощущения были как от острия клинка, которое уткнули ему между лопаток.       Расставив посуду и присев напротив парня, Хиромаса старался не смотреть в его глаза. Юкимура молчал достаточно долго, чтобы заставить художника занервничать, даже плеск алкоголя о керамику не развеял напряженность тишины. Полупрозрачная жидкость заполнила две стопки, и как бы Хиромасе не претило брать в рот вино, он был вынужден опрокинуть стопку.       То, правда, оказалось не совсем вино. А крепленая водка, от которой аж дыхание перехватило. Качественный алкоголь. Но крепкий. К такому Хиромаса не привык, тут же скривился, вызвав у гостя ровным счетом ничего – он продолжал изучать его немигающим взглядом, словно лис, подстерегающий добычу в кустах.       – Что, не привык к хорошему алкоголю?       – Да, господин. Крепкий… напиток.       – Разве тебя мой отец не приглашает выпить с собой?       – Приглашает, но… я не пью.       – М-м. Приглашает, значит. Вот так честь… для какого-то пацаненка, которого так удачно подобрали на рынке. Удача благоволит тебе, не находишь?       Хиромаса ненароком затаил дыхание, уставился на фарфоровые стопки, лишь бы сосредоточиться на чем-то, чтобы взгляд нервно не бегал по сторонам. Похоже, взболтнул лишнего. Непутевый сын определенно не обрадовался тому, что с каким-то бедняком его отец обходится куда уважительнее, чем с ним.       В комнате словно стало на несколько градусов жарче. Хиромаса бегло глянул по сторонам, не отмечая ни одного источника реацу поблизости – похоже, все домочадцы отправились спать. Да и дом будто засыпал в тесных объятиях наступившей ночи. Время уже наверняка близилось к полуночи.       Запах водки с нотками винограда наполнил комнату.       – А вот мне удача явно не сопутствует… – взяв стопку за края тонкими пальцами, Юкимура поднес ее к лицу, и задумчиво произнес: – Отец мой только что официально отказался от меня, как от наследника. Знаешь, что, по его мнению, стало последней каплей? Я, видите ли, совратил дочку чиновника и обесчестил ее, хотя Мэй-Мэй мне очень даже нравится, я был бы не прочь на ней жениться. Но нет, старый пердун-вдовец, ее отец, застукал нас, да еще с моим другом… И посчитал это верхом бесстыдства, зла и порочности. Хм… А вот предлагать моих сестер, своих дочерей, в качестве невест этот ублюдок горазд хоть куда.       Одним глотком опрокинув стопку, Юкимура шумно выдохнул, а затем недобро глянул на собутыльника.       – Пей.       И Хиромаса выпил. Он вообще не понимал, к чему парень начал делиться с ним такими откровениями, да еще такими провокационными и смущающими. Честно сказать, Хиромаса отчасти разделял мнение главы клана Курояма, потому что в его понимании знать должна подавать пример окружающим. Гордость и честь превыше всего.       И за этими мыслями его накрывали воспоминания из публичного дома. Хиромаса хотел избавиться от них, как от страшного сна. Жить в своем идеалистическом мире, где отношения между мужчиной и женщиной действительно являлись чем-то священным. Он отчаянно хотел в это верить. Хотя бы в то, что традиции аристократии являлись не пустым словом.       Бред. Какой же это бред. Хиромаса желал верить, но не получалось, он слишком хорошо рассмотрел этот мир в мельчайших деталях, чтобы полагаться на глупые идеалы. Именно поэтому, чтобы не бередил старые раны, старался максимально следовать своей роли – простой художник, в лучшем случае приходящейся для Фэн сдержанным слушателем.       Это ведь не его семья, не его дом, не его правила. У него не имелось права совать нос не в свое дело… Так почему же от слов Юкимуры становилось так гадко?       – Думаю, господин Курояма желает для своих дочерей лучшего. Брак с хорошим и обеспеченным человеком для Фэн-сан и Аски-сан это… благо.       Юкимура словно подавился смешком. Глядел на собеседника так, словно тот белены объелся.       – Поражаюсь твоей наивности. Аску-то, может, и ждет какой удачный брак, она девчушка резвая и полная сил, а Фэн… того и гляди, подохнет через месяц-другой.       – Не говорите так.       – Как? На языке фактов? – пренебрежительно усмехнулся Юкимура. Его взгляд обжигал презрением и самодовольством. – Фэн больна, и как бы я ее не любил и не защищал, теперь вряд ли мое слово вообще что-то будет стоить… я ж посмешище и изгнанник. Ну, точнее, могу время от времени дома появляться, не выкинет же меня старый ублюдок на улицу, сынка своего. Но я для него теперь никто, проблема, которая живет как хочет, делает, что хочет. Я ведь предложил ему женить меня на Мэй-Мэй, а тот как заорет, что у нее уже был жених, и помолвка из-за меня теперь расторгнута, а ее семья вообще с нами ничего общего желать не имеет… Я ведь мужчина, меня не продать кому-то в жены, я должен тянуть на себе знамя Курояма, да только никто из семей вокруг не хочет меня видеть в качестве женишка. А сестры мои – пожалуйста. Фэн так вообще лакомый кусок… говорю тебе, художничек, старик мой продаст ее какому-нибудь пердуну, да и точка.       – Господин ни за что так не сделает, он любит своих дочерей…       – Говоришь, и себе не веришь, да?       Хиромасу аж передернуло. Он отказывался верить в то, что господин Курояма столь жестоко обойдется со своими дочерями. Мужчина за минувшее время ни разу не показал себя с плохой стороны, он улыбался своему протеже, помогал с фехтованием, отправил обучаться в академию, они даже вместе рисовали картины. Не может столь чуткий человек быть таким…       От алкоголя кровь в голову ударила еще яростнее, Хиромаса ощутил жар, раздирающий сердце. Крепко сжимал кулаки. И в следующий миг будто о невидимую стену ударился, столкнувшись с насмешливым любопытным взглядом собеседника. Тот явно не мог читать мысли, но Хиромаса от волнения аж задышал шумно, отвернулся.       – Вот действительно интересно, да? Старик мой куда лучше относится к тебе, какому-то бедняку, чем к собственным детям. Сказал бы я, что все это старческая сентиментальность… мол, сын сплошное разочарование, старшая дочь одной ногой в могиле, а у младшенькой опилки в голове, но хоть милая и здоровая.       Завалившись чуть на бок и согнув ногу в колене, Юкимура занял более удобное расслабленное положение. Пряди волос, выбившиеся из прически, скользнули по плечам, прикрытым дорогой одеждой.       – А ты талантливый. Зарабатываешь на жизнь живописью, умеешь считать и помогаешь старику с документами, да еще в академии, говорят, показываешь успехи. А на личико-то прям смотреть можно с придыханием, ты довольно красивый юноша… напоминаешь очень мне одну женщину, работавшую здесь очень-очень давно.       Улыбка моментально исчезла с губ Юкимуры, и только глаза ядовито блестели опасностью. От услышанных слова Хиромаса чуть не перестал дышать, вязкая слюна застряла в горле, он чувствовал напряжение во всех мышцах, собственное лицо ему казалось фарфоровой маской.       Медлительность собеседника только сильнее распаляла панику. Наблюдая за тем, как он неспешно разливал алкоголь – вновь по двум стопкам, – Хиромаса ощутил сильное головокружение.       – Я тогда мелкий был, а матушка носила Фэн под сердцем. У отца вообще странное хобби было – тащил якобы талантливых людей домой, покупал их таланты, чтобы они рисовал только для него, танцевали только для него и так далее. Так и девку одну выкупил… или просто платил, чтобы она приходила и танцевала ему и его гостям. Слышал, что она была то ли дорогой проституткой, то ли еще кем. Но умела развлекать, даже таких малых карапузов, как я, она и с детьми хорошо общалась – учила песням, как держать кисть и прочее. А в последний ее визит, когда матушка родила Фэн и мучалась болями на протяжении долгих месяцев, в доме такой крик поднялся, о-о… Отца, к слову, тогда не было. Только матушка и слуги. Девку ту спровадили тогда с громкими криками, что чуть ли не всю улицу на уши подняли. Мать ей сыпала вслед такие проклятья, что у меня уши в трубочку сворачивались. Знаю, просто очередной семейный скандал, но вот что любопытно… Твоя техника рисования уж очень походит на технику той женщины.       Хиромаса не знал, что сказать. Он сидел, потупив взгляд, в какой-то наивной надежде притвориться невидимкой, что собеседник потеряет к нему интерес. Но тот уже с большей серьезностью прожигал его взглядом, который казался не просто ощутимым. Презренным, ненавистным.       Дело плохо. В этом парень уже не сомневался.       – Это просто совпадение, – невнятно пробормотал Хиромаса.       Помолчав, Юкимура фыркнул и с иронией подметил:       – Ну естественно, стал бы вероятный отпрыск моего бати так удачно торговать своими картинами, в технике напоминающими мазню той женщины, почти у него под носом? Да еще и личиком так похож на женщину, м-м?       Страшно. Головой Хиромаса соображал, что бояться особо нечего, сын господина его не убьет, уж точно не в стенах родного дома, но страх скрутил его холодными цепями. В подсознании так невовремя пронесся наказ покойной матери, чтобы он во что бы то ни стало отправился продавать свое искусство на главный рынок близ района аристократов.       Как наивно. И так ловко. Матушка ведь хотела для него только хорошего, разве нет?       Юкимура вдруг приподнялся и отполз чуть в сторону, отчего Хиромаса и не сразу сообразил, что он творит, куда направился. А когда обернулся, то потерял самообладание, лицо его сделалось белее снега, когда аристократ взял в руки его асаучи. Растерявшись настолько, что, не посмев и слова вставить, парень в ужасе наблюдал, как, возвышаясь над ним, Юкимура аккуратно достал катану из ножен.       – Старший сын, я, единственный наследник, так легко изгнан. Мой отец не идиот. Каким бы ублюдком я в его глазах ни являлся, он должен понимать, что только я могу продолжить наш род… Как единственный сын, – прищурившись, Юкимура недобро зарычал: – Вздумал занять мое место, щенок?       – Нет! – в ужасе воскликнул Хиромаса, подняв на собеседника растерянный взгляд. – Я вовсе не!.. Я не тот, за кого вы меня принимаете, я простой… торговец.       – А кем была твоя мать, простой торговец?       – Она… она умерла, когда я был…       В комнате пахло алкоголем, так отлично сочетающимся с запахом страха. Юкимура направил острие лезвия на собеседника, оно замерло в сантиметрах от его лица, заставив художника задрать подбородок.       – Я не об этом спросил.       Нервно вздыхая, Хиромаса едва ли мог оторвать взгляд от холодного металла. Его трясло, голова шла кругом. В такой обстановке невозможно было придумать достойный ответ, ложь опутывала язык вязкой паутиной, поэтому из-за накатившего страха парень сказал первое, что пришло в голову:       – Я не знаю… Я жил в публичном доме в Руконгае, но я не знаю, кем моя мать была до того, как попасть туда… прошу, господин, не убивайте, это всего лишь недоразумением. Мне ничего от вас не нужно, я просто хочу жить…       – Просто жить уже не получится, – холодно заключил Юкимура, и глянул на стопку с вином. – Пей.       Хиромаса растерялся, не понял, к чему эта просьба, но он был так напуган, что просто подчинился. Язык защипало, горло обожгло огнем, дышать будто стало сложнее.       – Не важно, что ты думаешь. Главное, что отец успел себе что-то надумать. Даже меня он не отправил в академию шинигами, хотя у меня тоже имеется потенциал к развитию реацу. А все потому, что боится за репутацию клана. Этот старый сукин сын совсем меня за животное держит… В детстве, значит, ему некогда было меня воспитывать, а когда я подрос, так сразу же заметил все огрехи.       Дотронувшись тупой стороной меча до подбородка собеседника, Юкимура в раздражении скривился, но продолжил говорить с пугающим спокойствием:       – А ты весь такой прилежный, талантливый. Мечта, а не сын… И даже если ты не хочешь быть наследником, на твое мнение наплюют. Посмотри на меня, на Фэн и Аску – родителей не интересует наше мнение. А ведь все, что этот старый пердун имеет, принадлежит нам. Но вместо того, чтобы потратить деньги на врачей и вылечить Фэн, он тратил их на тебя, дворового щенка.       – Я не… мне жаль, но я не…       – Убить бы тебя, да, казалось бы, решим проблему, но нет. Тогда отец уж точно убьет и меня, а про девочек я промолчу… Никто их не защитит. – Убрав меч от лица парня и закинув его на плечо, Юкимура шумно выдохнул и, подумав мгновение, произнес: – Мой отец ненавидит меня, потому что считает порочным ублюдком. Видел бы ты, как он однажды тут за волосы таскал Аску, потому что она с мальчишкой каким-то за руку держалась…       Отбросив меч в дальний угол, Юкимура присел напротив Хиромасы, да так близко, что пропитанное алкоголем дыхание резало по глазам. Последний обрадовался хотя бы отсутствию катаны в руках собеседника. Но главным оружием, похоже, была не сталь, а слова.       – Прилежный скромный юноша, – впившись пальцами в подбородок Хиромасы, Юкимура заставил его задрать голову и посмотреть в свои глаза. Хищные, подчеркнутые мрачными эмоциями и дурманом алкоголя. – Что же станется с надеждами старика, если он узнает… и лучше сам услышит, насколько его отпрыск оказался похотлив и неразборчив, раз и возлежанием с мужчиной не побрезгал?       Это стало последней каплей. Отмахнувшись в руки собеседника и не постеснявшись вложить в удар силу, Хиромаса отпрянул, но по итогу лишь упал назад и в шоке уставился на Юкимуру.       – Что вы такое говорите?! Как вы смеете!..       – Говорю следующее: либо ты соглашаешься на мои условия, либо я убиваю тебя. Для старика уж лучше родной испорченный сын, чем развратный щенок непонятного происхождения.       – Но вы не можете! Мы же!.. Мы!..       – Да, «мы», – прервал его с особым упоением Юкимура, подавшись вперед и криво усмехнувшись: – Кто же мы друг другу, м-м? Скажи это. Упрости мне задачу в избавлении от конкурента за роль наследника. А коли ж ты какой-то сын шлюхи, то нашу маленькую шалость никто всерьез и не воспримет… Так что, художник? Предпочтешь и дальше быть художником, или напоследок назвать тебя Курояма-сан?       Голова кружилась, тело болело от ломки. Сердце билось так быстро и разносило по сосудам кровь, отчего складывалось впечатление, будто оно сгорало изнутри. Из-за алкоголя все казалось нереальным, погруженным в дымку, теряющим очертания. Хиромаса с ужасающим осознанием сообразил, почему парень постоянно приказывал ему пить – то ли из жалости, то ли, наоборот, чтобы вывести из равновесия.       Горло сдавило. В глаза ударили слезы. А ведь он далеко не маленький мальчик, чтобы плакать. Но понимание, что ему действительно некуда деться, что никто ему не поможет, обездвижило по рукам и ногам. Откажется – его убьют. Позовет на помощь – тоже убьют.       – Пожалуйста…       Юкимура оставался глух к его мольбам. На манер грациозной пумы он забрался сверху, надавив безвольному пленнику на грудь, в которой отчаянно трепетало сердце. Он не глумился, не улыбался, смотрел с пугающей сосредоточенностью. Даже сквозь одежду его ладонь ощущалась обжигающим раскаленным металлом.       – Постарайся издавать как можно больше громких звуков. Я не намерен причинять тебе боль, буду осторожен как могу. Но если начнешь терпеть и молчать… – склонившись над парнем, Юкимура с угрожающим удовлетворением прошептал над его ухом: – Моя главная цель – чтобы в этом доме услышали нас. Посодействуешь – все пройдет быстро. В противном случае, художник, я буду трахать тебя до тех пор, пока ты не начнешь молить меня о пощаде.

Беспокойник – Снова Вечером, в холоде в маленькой комнате В этом злом городе я тону в омуте