i know she'd never hurt me

Комната пропахла сигаретами, кажется, с яблочным фильтром, но этот ароматизатор не делает запах менее противным. Он настолько всеобъемлющий, что Какаши на секунду практически поверил в то, что вместо кислорода по его организму растекается дым. Настолько плохо парень давно себя не чувствовал. Его снова разбудил чей-то звонок — самый надоедливый в жизни трезвон, непрекращающийся, пока человек на другом конце провода не додумается сбросить. Он открывает глаза с мыслью, что лучше быть слепым, глухим и немым, чем опять с кем-то контактировать. Какаши делает вид, что не слышит никакого звонка, что на часах еще раннее утро, а значит можно обратно лечь спать. Юноша прекрасно понимает положение дел и не собирается наводить порядок в своей жизни. Уже полдень, в его спальне ужасный бардак, способный привести любого человека в шок, а на макушке образовалось засаленное гнездо. Когда голова вновь касается подушки, самое приятное, о чем он может подумать — это смерть во сне. Уйти из жизни тихо и безболезненно, витая в мечтах. В горле так сухо, что ему страшно пробивать свой голос. Парень знает, что все его внутренности точно заболят, если он двинется еще разок, но жажда мучительнее ломки в мышцах. Дрожащей рукой, все еще лежа, Какаши подхватывает недопитую банку пива и наконец опустошает ее, немного приподнявшись на локтях. А на полу валяются другие шесть пустых бутылок, что довели его до такого состояния, рядом импровизированная пепельница, сделанная из жестяной банки. В голову, будто в самое ядрышко бьется кричащая боль, напоминающая о том, почему его образ жизни убьет тело быстрее, чем все самые дурные мысли убьют его разум. Между физическими и душевными страданиями есть грань, находясь на которой парень пытается балансировать, доставляя себе муки во всех направлениях, в каких только может. Но сейчас ему невероятно трудно складывать слова в предложения, даже разговаривая с самим собой. Какаши хотел бы, чтобы вместо внутреннего голоса внутри двадцать четыре часа в сутки трещал сломанный телевизор. Этот раздражающий шум всяко приятнее тех мыслей, что пожирают его день изо дня. И даже неаккуратно поставленная на пол бутылка звучит как грохот подорванного здания, каждый шорох отдает в виски пушечным выстрелом. Нет, он не может уснуть в таком состоянии. В нем больше нет усталости, ведь он был в отключке более десяти часов, но тело нещадно трескается под собственным же весом, притягивается к земле, намекая, что встать с кровати — это огромная ошибка. Какаши чувствует себя заложником своего же мясного мешка с костями. Если бы он мог без перерывов пить и курить, не ощущая при этом себя овощем, то он прожил бы так до самого последнего дня. Когда телефон Хатаке снова начал издавать звуки, он ненашутку разозлился. Когда ему пришлось взглянуть на экран, дабы посмотреть, кто же все-таки его тревожит, он чуть не швырнул мобильник в стену. В жизни было не так много людей, которые хоть как-то интересовались его состоянием. А тех, что ежедневно пытались вытащить парня со дна любыми доступными способами, было еще меньше. Он мог врать им, что несказанно этому рад, но Какаши не собирался заниматься чем-то подобным. Было намного проще вообще никак не высказываться, чем объяснять причины своего отказа от помощи. К его сожалению, звонок исходил от человека, заботящегося о нем больше всех остальных. Парень не мог проигнорировать, потому что внутри него, несмотря на общее душевное состояние, еще остались какие-то теплые чувства. Но они всплывали наружу не так уж часто, да и не были такими яркими, чтобы заполнить внутреннюю пустоту. Когда он принимал звонок, в нем была одна единственная надежда на то, что говорить придется недолго и не о наболевшем. — Какаши, ты еще спишь? — робкий голос донесся из телефона, и Какаши благодарил Бога за то, что звук был тихим. — По-моему, ты в курсе, что я практически всегда сплю в такое время. Точнее, я никогда не встаю раньше двенадцати, — беловолосый парень даже не старался сделать свой тон более уважительным и доброжелательным, и ему было физически больно разговаривать. — Но ты же не стал бы звонить мне сейчас без веской причины, поэтому я взял трубку. — Я два дня подряд пытаюсь до тебя дозвониться. Обито, конечно. Это был Обито. Никто другой не стал бы тыкать по одному и тому же контакту в телефоне, тратить бесконечное количество драгоценных минуты на то, чтобы попытаться связаться с Какаши. Само собой, только ему это все было нужно. Если юноша слышал, как его мобильник разрывается от уведомлений, он точно знал, что это все от его старого-доброго товарища. А старый-добрый товарищ у него был только один. Если бы Какаши захотел восполнить все то время, что Обито потратил на звонки и сообщения, что остались без ответа, то ему бы пришлось провести наедине с другом еще пару лет жизни. — А домой ко мне ходил? — Какаши подскочил с места и подошел к окну, резко отодвинул шторы, и его глаза забегали в поисках знакомого лица. Он сам не знает, зачем сделал это, но сердце в ту же минуту пропустило несколько ударов. До парня дошло, что если Обито и подошел к его дому, то из окна своей комнаты Какаши этого не увидит. Юноша слишком дезориентирован с утра, да еще и после попойки, поэтому не может четко мыслить, и все озарения доходят с весомым опозданием. — Я стою около твоей двери, — его друг лишь тяжело вздохнул и постучал во входную дверь. Наверное, он делал это уже какое-то время, просто так и не был услышан. У Какаши от осознания этого момента уши покраснели, чувство вины подбило к горлу. Выругавшись на самого себя, парень пошел впускать Обито внутрь. Он не игнорировал намеренно только Обито и каким-то образом поддерживал связь с ним. Какаши старался писать ему хотя бы раз в день, по возможности звонить, но видеться вживую было очень тяжело, что просто представляя это, у парня начиналась тревога. Его пальцы сжимались до побеления на худых коленях, когда он видел встревоженный взгляд своего друга. То, как черноволосый парень волновался о нем, то, каким ласковым голосом он поддерживал его, пока Какаши рыдал и пытался всхлипывать не так громко, было похоже на трагедию, катастрофу. Сердце этого бледного юнца горело от такой неприкрытой заботы, все внутри болело от ожогов. Из-за этого Какаши часто посещали мысли о том, что лучше бы его и вовсе никто не знал, никому бы не было дела до его проблем, ведь оставаясь на дне, он тянул Обито за собой. А тот слишком привязан, чтобы бросить и уйти, сказать, что ничего больше не поделать, перевернуть страницу. Все кажется необъяснимо сложным и запутанным, слишком много деталей и нюансов в их истории. Открывая дверь, Какаши молился, чтобы на него тут же свалился потолок. Поворачивая ручку, он понял, что ничего не спасет его от предстоящей встречи. На лице Обито не было ничего, кроме печали, неуместно прикрытой привычной улыбкой. Рука парня уже тянется вперед, чтобы прилечь на плечо стоящего перед ним друга, и Какаши так хочет увернуться, отойти назад и закрыть дверь перед лицом гостя. Но вместо этого он уводит голову вбок, всячески пытаясь не встречаться с его взглядом еще пару секунд. Он знает, что это неизбежно, но без отчаянной попытки ему будет сложнее смириться с ситуацией. — Наконец-то я могу поздороваться с тобой вот так, — пальцы Обито аккуратно кружат на плече Какаши. В его голове так много вопросов, но юноша еще не уверен, пришло ли время их озвучить. Это первая их встреча за последние две недели, хотя Учиха много раз предлагал свидеться. Его товарищ каждый раз отказывал, но высказанные причины ни разу не удивляли Обито. Он звал Какаши на встречу, по большей части, для того, чтобы тот не забывал, что о нем кто-то заботится. Парень изначально понимал, что ему откажут, но не сдавался и напоминал о себе. Ему никогда не казалось это чем-то жалким или бесполезным. — Да, привет, Оби, — Какаши стоял столбом и терпел, получая дозу прикосновений. Он не понимал, зачем друг постоянно трогает его при встрече. Наверное, так Обито показывает свои чувства, потому что словами орудует он хуже, нежели своими руками. — Что-то случилось за те два дня? Или ты просто тревожился? — Я всегда тревожусь, — Обито прошел вперед по коридору, слегка отодвигая Хатаке в сторону. Он просто знает, что если сам не задвижется, они могут говорить в дверях до тех пор, пока ноги не устанут. — Но я звонил, чтобы сказать, что Минато-сенсей уже откровенно ахуевает с твоей посещаемости. — Это я и без слов понимаю, — Какаши лишь неловко посмеялся, потирая холодной ладонью свой нос. Ему известно, что их классный руководитель весьма недоволен положением дел. И все в школе знают, что Обито — лучший друг Какаши, поэтому даже учителя передают свои недовольства о Хатаке через его товарища. И тому приходится все это высказывать другу, понимая, что он абсолютно не хочет слушать такого рода новости. Обито стал довольно послушным, добровольно потакает воле преподавателей, но еще ему кажется, что рано или поздно Какаши надоест все это, и он наконец сходит на уроки. Это практически неисполнимая мечта, учитывая то, что в учебном заведении он не появлялся около месяца. — Мне нечего сказать на это, если честно. Какаши молча присел за пустой стол, пока Обито стоял и смотрел на него так, будто вот-вот расплачется. Это одна из причин, по которой парень отказывался от встреч. Больше всего он ненавидел в себе то, что никак не отгородил своего любимого друга от страданий. И вот они в одной комнате, давно не общались вживую, и, кажется, так много можно обсудить, но парни молчат. Лишь изредка Какаши поглядывает на Обито, не в силах начать разговор. Время идет так медленно, солнце такое горячее на его затылке, но он специально загораживает собой окно, чтобы свет не падал на Учиху, не освещал его лицо. — Но, может, тебе станет легче, если ты вернешься в школу? Я имею в виду, что ты и не уходил, просто такое чувство, будто ты больше никогда не придешь, — Обито пододвинул стул и сел напротив Хатаке. — Я ненавижу это чувство. — Какое чувство? Я не совсем понял, — Какаши отводит свой уставший взгляд, но так как его голова до сих пор ужасно трещит, черные бездонные глаза закрываются, и болезненная гримаса всплывает на бледном лице. — Ненавижу то, что мне каждый день кажется, что тебя нет. Я не вижу тебя в школе, не встречаю на улице, ты редко пишешь, почти никогда не звонишь. Ты будто бы исчез, понимаешь? Это отвратительно, — пока Обито говорил это, его голос становился все эмоциональнее. Неприятный скрип и грустный тон, заставляющий Какаши съеживаться. — Ты сам знаешь, почему я себя так веду. И я не могу вести себя по-другому. Это жестоко, но тебе лучше смириться, — у Какаши нет сил жалеть своего друга и проявлять какое-либо сочувствие. За последние несколько месяцев его чувства притупились, и только душевная боль ощущается в большом объеме. Если бы раньше Обито подскочил с места и начал кричать, доказывая нечто обратное мыслям Хатаке, то теперь он просто глухо вздохнул. Ему не хотелось заводить спор, потому что это могло ранить Какаши. Он научился думать над каждым своим действием, прежде чем предпринимать что-то в его сторону. Черноволосый парень встал, чтобы налить воды, но обнаружил, что вся посуда на кухне валялась в мойке, и ни одного чистого стакана в шкафчике. Вместо лишних слов Обито решил помыть все за Какаши. Тут же он задумался, какой же бардак должен быть в его комнате. Ему не хотелось представлять или проверять лично. Парень не в первый раз убирался за своего друга, ему не было сложно, но Какаши было невероятно стыдно каждый раз, когда он это делал, но у него не было сил помочь товарищу или сделать уборку ранее. — Когда Сакумо-сан приходил в последний раз? — решается спросить Обито, намыливая очередную грязную тарелку. — Дней десять назад. Я плохо помню, — Какаши встал рядом с другом, делая вид, что морально поддерживает его в деле. — Привез еды и прочего, снова попытался повлиять на меня своими нравоучениями. Как обычно, ты знаешь. — Знаю-знаю, — черноволосый парень закатил глаза. — А родители Рин звонят тебе? — Нет, перестали, — Какаши тут же поменялся в лице, его ноги тотчас задрожали, будто он сейчас упадет. Обито, увидя это, выключил воду и быстро протер руки кухонным полотенцем. Он приобнял парня и замер. — Ну и хорошо, что перестали. Хоть одна хорошая новость за сегодня. — Не будем об этом, пожалуйста, — Какаши вырвался из его объятий и неловко прокашлялся, пытаясь подчеркнуть этим, что разговор окончен. И если ему не захочется о чем-то говорить, то его уже никак не заставишь. Обито протянул ему стакан, наполненный водой из-под крана. Какаши тут же все выпил и кивком поблагодарил друга. Он был очень голоден, но вспомнил, что в холодильнике что-то протухло, поэтому не предложил пообедать. Парень надеялся, что его товарищ не додумается заглянуть и проверить, есть ли у Хатаке хоть что-то съедобное в доме. — Ладно, Какаши, — Учиха лишь грустно взглянул на него, потирая голову. — Если тебе что-то нужно, не забывай просить меня. Прошу, помни об этом и пользуйся. — Обещать не буду, Оби, — Какаши прошел в коридор, намекая, что его гостю пора уходить. Каким бы дорогим для него не был этот парень, сейчас не лучшее время для общения. Впрочем, ему просто не хотелось дожидаться новых вопросов, на которые нет желания отвечать. Если бы Обито его бросил, Какаши бы все понял и не осудил. В конце концов, никто из них не обязан оставаться рядом до конца дней и при любых обстоятельствах, даже если когда-то в детстве друзья давали друг другу такое обещание. Жизнь сложнее, чем детские мечты, и они давно это уяснили. Хатаке будто бы уже свыкся со своими мыслями о том, что в любой момент их дружба может прекратиться. Он верит им и ждет, когда это уже случится, но не может сказать, что желает такого исхода. Какаши благодарен своему лучшему другу настолько, что никакие слова не смогут передать это в полной мере. Но его поведение не соответствует чувствам, поэтому парень может лишь надеяться на то, что Обито знает, насколько он его уважает и любит по-своему. — Кстати, кажется, в каждую среду у тебя прием, — Обито все понял и подошел к входной двери, но не сводил взгляд с Какаши. — Ты же пойдешь сегодня? — Нет, точно нет. И не пытайся меня убедить, — юноша быстро замотал головой. Это был тот самый вопрос, услышав который Какаши мечтал провалиться сквозь землю, лишь бы ничего не объяснять. — Это твое дело, конечно, но тебе нельзя пропускать психолога, особенно в таком состоянии, — в глазах Учихи виднелась невероятная печаль. Он знал, что его друг безответственно относится к терапии, и этот факт его очень расстраивал. Обито никак не мог поднять лучшего друга на ноги собственными силами, верил, что специалисты помогут ему, но, кажется, в ближайшее время этого не случится. Ему оставалось только ждать и надеяться, но такой расклад совсем не устраивал. Обито хотелось достичь всего и сейчас, он так мечтал о том, чтобы Какаши стало лучше уже сегодня, даже если для этого нужно будет сделать что-то невероятное. — Это мое дело, поэтому я никуда не пойду, — парень весь сжался, словно его отчитывают. Он понимал, что Обито не ругается, не осуждает, но все мысли были о том, что его друг разочарован в нем. Хатаке ненавидел то, что на него влияют только плохие эмоции, поэтому его голова была занята не тем, что Учиха его невероятно любит и старается всячески оберегать, а тем, что скоро его друг устанет стараться ради него и сделает что-то ужасное, причиняющее сильнейшую боль. — Сеансы делают только хуже, мое самочувствие портится. Я не придумываю, Обито. Посещая психолога и психотерапевта, Какаши лишь убеждался в том, что никто не способен помочь ему. Он проговаривал все свои мысли, делал задания, применял советы на практике, но позже перестал и совсем отчаялся, падая в бездну депрессии. Делая все это изо дня в день, ему только больше хотелось испариться, исчезнуть. Тратя невероятные силы на проработку своей травмы, внутри не оставалось ничего, кроме ужасной боли, а терапия, между прочим, была направлена на то, чтобы поправить моральное состояние парня. Какаши рассказывал обо всем врачу, слушал о полезных привычках у психолога, пытался бросить курить и пить, старался контактировать с близкими людьми и выходить на улицу, но все тщетно. Когда ему плохо, в голове дядя с медицинским дипломом твердит, что нужно принять таблетки, нужно открыть окно и проветрить комнату, нужно помыться и сменить одежду, позвонить другу, достать блокнот и нарисовать простую фигуру, записать все на листочке, сделать дыхательные упражнения. Ничего не пропадает из памяти, все остается внутри. Если Какаши чувствует надвигающуюся паническую атаку, все то, что он знает, тут же перестает быть значимым перед лицом этого захватывающего чувства. Оно пробирается в каждую клеточку его тела, в ушах стоит звон, а конечности отказываются двигаться будто по своей воле. Его бросает в холод, который не проходит даже под горячим душем. Все это так выматывает, что после принятия успокоительных парень может лишь лежать и смотреть в потолок, бесцельно считая от одного до десяти. Еще один совет от психолога, который не работает на практике, по крайней мере, у него не срабатывает. И вот дрожащие пальцы тянутся за сигаретой, а потом и за потрескавшейся кружкой, в которой намешаны дешевая газировка и водка. Когда Какаши плохо, он действительно верит в то, что следующий день не настанет. Парень рисует красным карандашом глаза в своем скетчбуке, включает музыку на всю громкость и подпевает грустные куплеты, пока с носа стекают слезы. Он прекрасно знает, что в тот момент, когда действие алкоголя станет ощутимее, ему станет все равно. То чувство, что если вдруг по радио объявят о конце света, ему будет плевать. Если кто-то позвонит Какаши и сообщит, что его отец погиб, он даже не пошевелится, ничего не станет спрашивать. Он смотрит, как Обито уходит, и ему становится чуть легче, хотя, по сути, и не должно. Его ждут несколько часов в изматывающей тревоге и тяжелых раздумьях до тех пор, пока организм вновь не провалится в сон. А во сне его уже поджидают монстры, окрашивающие все мечты черной масляной краской. Какаши так ничего и не поест, потому что не сможет выйти в магазин за продуктами. Он будет пить отвратное пиво, валяясь на кровати и прокручивая одну и ту же сцену из прошлого в тысячный раз. Ему кажется, что даже в миллионный раз, но перестать этим заниматься парень не может. Так проявляется его травма, так он проводит свои лучшие годы. Если бы еще год назад Какаши сказали, что вот в это превратится его молодость, то парень точно не поверил бы. Никто ни за что не поверил бы в это, но вот он здесь, разбитый и сломленный, а мирная счастливая жизнь где-то далеко, и до нее не дотянуться с этого места, поросшего гнилью и кладбищенским мхом. На полке стоит рамка с фотографией улыбающейся, совсем юной красивой девушки Рин. Около нее аккуратно сложенный черный платок и будильник, который так и будет трещать следующим утром, но Какаши, накаченный алкоголем, не проснется в нужное время и снова пропустит целый день своей жизни. А дома не будет никого, кто смог бы толкнуть его и заставить подняться, чтобы этот самый день попробовать прожить.