-----
Феликс нервно кусает заусенцы, всматриваясь в рыжеющий горизонт. Прошло много времени, прежде чем им удалось договориться о проведении церемонии в срочном порядке. Много мыслей рылось в его голове, но те, что касались его брата и раненного Чана, алым пламенем горели под кожей. Одни лишь воспоминания об их тяжелом состоянии для всех приносили боль. А если вспомнить, кто был виноват во всем этом… — Эй, Ликс! Сынмин выглядел самым спокойным. Скорее всего, чтобы Чонин мог спокойно положится на него. Стоило только Киму появится на пороге храма, как Ян жутко разрыдался — вцепился в чужие плечи и взвыл в голос. Феликс и сам еле сдерживался, но стоило увидеть то, как Нини стремглав рухнул в теплые объятья, отдаваясь кому-то так безвозмездно и искренне, непрошенные слезы потекли по щекам, скатываясь куда-то под подбородок. Одиноко. Он чувствовал себя так одиноко, глядя на все это. Чувствовал зависть. Хотел получить заслуженное сочувствие и положиться на кого-то. Ему не хватало Минхо рядом. Брат всегда поддерживал его, но не щедрился на всякого рода нежности, которые младший Ли в тайне обожал. Поэтому смотреть на то, как Чонин получал все то, о чем он мог только мечтать, больно било в грудную клетку. Ким изучающе глядел в его опухшее лицо. Порозовевшие щеки почти не были видны в свете заката, но парень был внимателен, и это не ускользнуло от него. Феликс потер глаза, поворачиваясь в немом вопросе, но Сынмин молчал и казалось, что он многое понял в этот момент, сочувствующе сжимая дрогнувшее плечо. Ли закусил губу, сдерживая дрожащий на зубах выдох. Мурашки ворохом прошлись по спине, пока мысли медленно возвращались в реальность, туда, где не было место жалости к самому себе. Не за то, что он сделал. — Где Нини? — Вроде бы, отошел за водой. Ну и побыть наедине с самим собой, — Ким расслабленно пожимает плечами, усаживаясь на остывающую землю рядом. — Я подумал, что ты был бы не против чьей-то компании. — Да, наверное… И даже если больше они не говорили, Феликс все равно чувствовал поддержку. Она была скудной на какие-либо взаимодействия, но могла сдерживать истерику внутри него легкими поглаживаниями по спине. Что будет дальше? Как скоро поправится Минхо? Смогут ли остальные принять их? Тревога колыхало все нутро, заставляя натягиваться словно струну — того и гляди, лопнет от неосторожного движения. — Знаешь, я часто вспоминал вас, — Ли резко обернулся на неожиданный голос из-за спины. Чонин стоял в паре шагов от них, крутя в руках какой-то папирус. Взгляд был скорбящим, потупленным в сторону, лишь бы не травить себя тем, что могло напоминать о недавней утрате. — Вас с Минхо. Я мало что помню, но то как вы со мной нянчились — ни за что не забуду. Джиу-сси много говорила о вас. Мне так жаль, что все произошло именно так. — Если бы мы не ворвались к вам в лавку, то, скорее всего, она была бы сейчас жива. — Не вини себя в ее смерти. Это было ее решением — защитить своих сыновей, — Сынмин слегка хмурится, слегка сжимая его плечо своими пальцами. — Она бы не поступила по-другому. — Это правда, — Ян кивает на это, утирая тонкие соленые дорожки с лица. — Она слишком любила вас обоих, чтобы не сделать этого. Феликс задрожал. Все те слова, которые он наговорил ей до этого, теперь казались просто абсурдными. Как он мог судить о ней, когда совершенно не знал произошедшего? Как он мог злиться на нее из-за своего же незнания? Она была молодой женщиной, запертой в замке. Молодой и невинной, сбежавшей от тирании и смерти в другую страну с чужим ребенком на руках. Растившей маленького Нини. Не забывающей об оставленных детях. Искренне радовавшейся их случайной встречи. И встретившей свою смерть, взглянув на повзрослевшего сына спустя много-много лет. Она не заслуживала тех злых слов, которые он сказал ей в пылу гнева и страха. Какой он отвратительный. Ужасный. Бесчувственный. Омерзительный. Все произошло из-за него. Во всем виноват он. Вскочив со своего места, Феликс стремительным шагом пошел прочь. Он не хотел, чтобы парни видели его необоснованную ярость на самого себя же. Рассказы Чонина, которые он поведал еще по пути в храм, били в виски. И те истории о выживании в трущобах, и о сокрытие силы, которая сжирала его изнутри. Из-за того, что Ли прекрасно понимал эти чувства, становилось только больнее. Ян выдал себя с потрохами, поддавшись эмоциям и выпустив две стихии наружу. Это было сокрушающе опрометчиво для его же безопасности. И Феликс сейчас не имел ни единого права, получать от него или его парня какое-либо сочувствие, как бы не желала этого его душа. А душа металась перепуганной птицей где-то за ребрами, разрушая внутренности в дрожащую кашу.-----
Темный лес перед глазами совершенно не располагал к себе. Тяжелая маска на лице сковывала все тело, покрывала кожу мелкой испариной, холодившей нутро. Пальцы рук дрожали. Любое движение казалось корявым и нелепым. Ветки под ногами трещали громче собственного сердца. И все продолжалось до тех пор, пока не стало светлеть. Это не солнце встало — огни уличных фонарей слабо покачивались от ветра, хотя на улицах было так же безлюдно, как и в душе. Неровная почва на изворотливых тропинках между старых домов темнела ближе к, вероятнее всего, центру небольшой окраины. Веревки с выцветшими флажками лениво трепетались из стороны в сторону, оглушая обезумевший разум. Даже сглотнуть вязкую слюну получилось с трудом. Небольшой колодец с рассыпающимися краями, окруженный какими-то колючими кустами, привлек внимание. Желание утолить жажду завертелось в голове громче слов, что стоит поскорее убираться оттуда. И не послушав уставший внутренний голос, он натыкается на него. Испуганный взгляд. Замершая поза. И полное незнание, что делать в этой ситуации. Но стоит незнакомцу открыть рот, как тело двигается само по себе, сжимая руки на тонкой шее. Чужие глаза округляются от ужаса, натягивая на лицо гримасу отчаяния. Ладони горят, а неудержимая энергия струится по венам, опаляя кончики пальцев. Будто током пригвоздило — не оторваться. И так до тех пор, пока он не слышит голос. Он остервенело кричит ему прекратить все это, пока сильные руки рывками тащат за шиворот от несчастного парня. И стоило ему разжать ладони, как осознание дичайшей паникой накрыло огромной волной. Он ничего не чувствовал — ни ног, ни рук, пока его тащили по неровным холмам туда, ближе к базе. Ступни заплетались, а сердце бушевало где-то в голове, пока спутник не взревел: — Что это было, Феликс?! А Феликс и сам не мог дать точный ответ своему брату.