***
– Не дёргайся, выточка ляжет криво, – шикнула на неё девушка, стараясь удержать ткань, что так и норовила при любом удобном случае выскользнуть. Кристина снова и снова перебирала свой не такой уж и обширный репертуар. Пропевала то одну песню, то другую, но ничего из этого не могла счесть подходящим. Её пригласили выступить в одном из баров по Френчмен-стрит, что звучало даже более великолепно, чем бар на Бурбон-стрит. Новая публика, новая сцена, новые стены, которое могут в любой момент не так срезонировать с её голосом – но это существенные мелочи, на которые обратит внимание лишь она сама. – Бедняжка так волнуется, что не попадает в ноты, – не отрываясь от вышивки, заметила одна из швей ателье, невольно наблюдающая за этой картиной. Джия тут же бросила осуждающий взгляд на женщину. Афроамериканка лет сорока пяти лишь снисходительно улыбнулась и продолжила, как ни в чём не бывало, расшивать бисером шляпку. Но Тапива была права, Кристина не попадала в ноты, которые ещё вчера спокойно напевала возясь в саду Ламаршей. – Всё, – Перес сошла на пол и направилась в сторону шторы, чтобы снять с себя платье для будущего выступления. Ткань, едва касавшаяся тела, лишала её возможности дышать и лишь усугубляла без того выходящее за рамки разумного волнение. – С меня хватит. Я сегодня же откажусь. – Ты не посмеешь пустить мою работу, как драного петуха в суп, – Джия имела весьма бойкий испанский акцент, и уже месяц жила в доме Ламаршей. Швея в ателье, обожающая свою работу. Она создавала просто невероятные образы, – особенно это касалось вечерних туалетов – о которых теперь грезила чуть ли не каждая вторая модница Нового Орлеана. Цвет, фактура, фасон – Джия могла определить всё на глаз только увидев своего потенциального клиента. Лёгкая рука оставляла совсем незаметные швы, даже на самой своенравной ткани. А если чего-то не хватало, девушка могла с лёгкостью раздобыть это, так как за краткий период своего пребывания в новом для неё городе сумела завести множество полезных знакомств. Первая встреча Кристины и Джии заставила дом поволноваться не на шутку. Девушки напоминали двух своенравных и гордых котов, что присмотрелись к одной и той же территории. Маленькие женские подлости. Колкие фразы, когда их ожидаешь меньше всего. Ламарши предпочитали держаться поодаль от происходящего, что делало день длиннее всех предыдущих. И в какой-то момент могло показаться, что ужин закончится лишь когда одна из них наконец-то воткнёт вилку в глаз другой. Но на утро девушки уже преспокойно попивали травяной чай на террасе, шепчась о чём-то своём. Ещё через два дня Хасинта прогнала их с кухни, чтобы не мешались под рукой. – Помощи от вас никакой, только трепете своими языками впустую, – и добавила пару крепких французских словечек, которые вряд ли уже кто-то использовал в своей повседневной речи. Джия, как и многие Ламарши в родстве, была не меньшей ведьмой от рождения, чем Хавьер и Хасинта. Правда смотрела на магию под совсем другим углом. Нестандартным. Не прочь была навести шороху. Считалось, что её отправили в Новый Орлеан за то, что она практиковала тёмную магию, и это создало не одну проблему её семье и ковену в целом. Теперь же Хасинте надлежало заняться перевоспитанием молодой ведьмы, у которой на всё складывалось собственное мнение. Ещё больше девушек сблизили ночные прогулки и непристойные подробности их мимолётных увлечений. – Он забрал дождь, – всё ещё фыркала Кристина возясь с одеждой. – Теперь положил глаз на сцены Нового Орлеана. И ты продолжишь убеждать меня, что с этим ничего нельзя сделать?! – Ты не можешь винить его во всех пороках Полумесяца, – напомнила Джия как бы между прочим, перебирая иголки на своём рабочем столе. Штора резко распахнулась, выпуская из-за своего надёжного укрытия вновь закипающую от негодования девушку. – О, я могу! Ещё как могу! Резкими и нервными движениями Перес попыталась привести в порядок свою причёску, что казалась ей ещё менее идеальной, чем когда она взглянула в зеркало, зайдя сюда. – Он назвал меня посредственной певичкой, – и Кристина знала цель этих слов, но поделать с собой ничего не могла. – Меня! Посредственной! Она поморщила носиком, когда шпилька неприятно царапнула кожу чуть ниже макушки. – И посмотрите, что происходит после… я получаю едва ли не личное приглашение на Френчмен-стрит. Клянусь, если я узнаю, что он приложил к этому руку… – Что ты сделаешь? – Маррера даже не пыталась спрятать ехидную насмешку. Кристина становилась такой забавной, когда речь вдруг заходила о её случайном знакомом, которого она отныне отказывалась называть по имени. – Понятия не имею… Это больше всего раздражало Перес – чувствовать себя абсолютно беспомощной. Ведь это даже смешно, учитывая, что они с Бальтазаром встречали более пренеприятных существ, и всегда находилось решение этой проблемы. – Должно же хоть что-то выкурить проклятого трикстера из моего города. – Расслабься, – Джия устроилась на один из диванчиков, вновь принимаясь за платье, которое в тон своей будущей обладательнице постоянно преподносило сюрпризы. – Это всего лишь трикстер. С тех пор пошло всё наперекосяк. Появление трикстера на улочках портового городка не предвещало ничего хорошего. Но Ламарши не видели в этом какой-то серьёзной проблемы, как впрочем и остальные ковены, – что все вместе считались негласными хозяевами Полумесяца. Хасинта не один вечер пыталась втолковать Перес, проказники иногда приходят. Им нравится развлекаться в обществе таких же, как они сами существ, когда смертные уже наскучивают. Новый Орлеан всегда притягивал к себе неординарные личности, и трикстер не самый худший из них. В конце концов, ему и здесь станет неинтересно, после чего её случайный знакомый исчезнет так же, как и появился. По щелчку пальца. Но прошло уже почти две недели, и ничего не изменилось. Это должно было казаться чем-то обыденным, ведь и Кристина когда-то точно так же вмешивалась в привычное течение жизни. По первости она даже пыталась быть чуточку снисходительной, да и жили Габриэль и Кристина в основном где-то параллельно друг другу, лишь пересекаясь на шумных вечеринках. И если Кристина была приглашена, то Габриэлю приглашение не требовалось – он просто приходил… Ей не нравились сладкие ароматы женских духов, он не любил запах дешёвых сигар. Она обожала воздух в преддверии грозы, а он ненавидел цитрусовые. Ей нравились высокие и подтянутые шатены с глубокими карими глазами, смуглой кожей и шершавыми подушечками пальцев от струн гитары. Ему нравились жгучие брюнетки скучающие в ожидании своих мужей, что абсолютно без зазрения какой-либо совести флиртуют с другой у бара. Кристина любила тишину. Габриэль любил громкие и долгие празднества. Она добивалась того, чего хотела, и готова была работать над этим днём и вечером. Он получал всё, что хотел, в сию же секунду. Кристина обожала дожди, а Габриэль не переносил их на дух. И пусть трикстеры не имели никакого отношения к погоде, Кристина была полностью уверена – отсутствие дождя как-то связано с новым обитателем этого многогранного города. Пожалуй, единственное, что их объединяло… склоки между собой буквально на ровном месте. И вряд ли что-то могло значительно повлиять на это бедственное положение. Кристина напрочь отказывалась вписываться в его понимание чего-либо. Легонько, своим острыми ноготками она «оставляли царапины» на всем, что он создавал. Могла выводить из себя, упорно повторяя лишь одно слово – нет! Нет, она не станет с ним танцевать этим вечером. Нет, она не собирается составить ему компанию, и лучше будет напиваться вусмерть одна, у бара, в обществе крайне необаятельного бармена. Нет. Нет. Нет. Габриэль жил своей «размеренной» жизнью, и чаще всего ему становилось невыносимо скучно. Его было достаточно сложно, а порой и невозможно чем-либо удивить, впечатлить, заинтересовать. Портовый городок, хранящий множество скелетов в шкафу, стал для него глотком свежего воздуха. Кристина же выхватывала каждое мгновение своего существования. Дышала этим, пропускала через себя каждую несущественную мелочь. Собирала впечатления, как коллекционер свою самую ценную коллекцию, потому что в любой момент могла всё потерять. Сегодня. Завтра. Сейчас. Вечность и Мгновение встретились, чтобы, возможно, так и не суметь ни о чём договориться. И чем дольше они сосуществовали, тем больше накалялись эти крайне неординарные отношения. Кристина не могла отрицать тот факт, что Габриэль менял город. Уже тем, что просто в нём находился. Срывал маски, извращал всё то хорошее, что попадалось на его пути. Его будто коробило от одной только мысли, что она всё это любит. И что город, что все эти люди волнуют её больше, чем его персона. А после очередного «нет», Габриэль вновь добирался до самых тайных пороков людей, чтобы на банальный вопрос, зачем он это делает, разыграв карту фокусника, ответить – потому что могу.***
Тени, отбрасываемые ветками старого дерева, плясали повсюду. Кристина в коем-то веке не спешила врываться в новый день, не спешила покидать ещё теплую ото сна постель. Кажется, это называют грустью. Меланхоличное состояние, когда тебе совсем ничего не хочется делать, не хочется никуда идти, временами тянет поплакать. Но ведь она взрослая девочка, а у взрослых девочек нет времени на такую глупость, как слёзы. И она с удовольствием пролежала бы в постели весь день, читая книгу. Только книга не читалась: так и лежала с закладкой на одной и той же странице, на столике у кровати. Кажется, Кристина собиралась прочитать следующую главу уже несколько дней, но всё время что-то случалось, что-то отвлекало. Кажется, она уже начинала забывать о чём сюжет. Что странно, ведь эту книгу читали кто-то из тех, кто был раньше неё. И, вполне вероятно, сюжет им нравился. Каждая находила в нём что-то своё. Кроме Кристины. С Кристиной это прозрение ещё не случилось. Дверь тихонько приоткрылась, а следом появилось сонное личико Ка́рмен. Она вошла, потирая глазки маленьким кулачком. А затем забралась на кровать и устроилась под боком у Кристины. Девушка накрыла её одеялом и обняла. Пожалуй, малышка Ка́рмен оставалось единственным светлым пятном, что заставляло Перес всё ещё любить Новый Орлеан. Любить сильнее, чем прежде. Девочка будто напоминала о том, зачем Кристина здесь. Что пытается обрести, что боится потерять. Иногда девочка могла прийти среди ночи, потому что ей не спалось. Упрашивала рассказать ещё одну сказку. Но включать свет и искать книгу Перес совсем не хотелось, и она просто придумывала истории. Из-за чего попадала в неловкие ситуации, потому что следующим вечером маленькая ведьмочка хотела узнать продолжение, а Кристина даже не помнила, о чём была выдуманная история. Они часто гуляли и находили на своём пути то букашек, то цветы, то лист дерева причудливой формы. Ка́рмен задавала множество сложных детских вопросов, начиная от того почему трава зелёная, а сахар сладкий, и заканчивая тем, что однажды она тоже будет взрослой. Сидели у фонтана, разглядывая брошенные на дно монетки. Играли в прятки, что открывало Кристине всё новые и новые уголки этого странного дома, который казался почти живым. В такие моменты Перес забывала обо всём, что её волновало. – Вот вы где, – Ка́рмен спряталась под одеяло с головой, стоило Джии уверенно войти следом. – Повезёт, если успеем к концу церемонии. Живо поднимайтесь! – Напомни, зачем я должна идти? – Перес коснулась носочками деревянного пола, и тот противно заскрипел. – Чтобы поддержать меня. Маррера уже расположилась перед шкафом и бесцеремонно перебирала вещи в поисках чего-то чёрного и не блестящего. Кристина не стала мешать. Ей было всё равно. Она всё ещё хотела остаться в постели и ни о чём не думать. – Точно, – Кристина распахнула шторы шире, впуская в полумрак комнаты больше света. – Мигель. Ох уже эти тайны и секреты, которые в любой момент могут сыграть с тобой злую шутку. Это случилось неделю назад, под самым носом у Хавьера. Джия умудрилась запутаться в своём интересе между близнецами Руссо – Эдуардо и Мигелем. Или наоборот. Честно говоря, Кристина не была до конца уверена, что разобралась кто есть кто. Да и не то чтобы пыталась разобраться. Они не казались ей столь интересными, на что Маррера не посчитала лишним отметить – у Кристины слишком завышенные ожидания. Может быть оно и так. Но в отличие от Джии увлечения Перес не чреваты очередным семейным скандалом. Они вообще не были чем-либо чреваты, пока Бальтазар оставался в блаженном неведении о их наличии. Не лишним было бы упомянуть, что уже не одно десятилетие ведьмы и чистокровные оборотни лишь сохраняли видимость хороших отношений. Оборотни вообще мало с кем уживались, в виду своего дерзкого и грубоватого нрава. Но, как говорится, соседей не выбирают: ведьмы без особого энтузиазма мирились с тем, что оборотни в непосредственной близости от территории их предков, а оборотни снисходили до благодарности, если ведьмы помогали проводить погребальные обряды. Пожалуй, это единственное, что заставляло оборотней не связываться с ведьмами Нового Орлеана. В любом смысле этого слова. – Или же всё-таки Эдуардо? В тот же миг в Кристину полетела подушка, всегда мирно лежащая на спинке дивана у противоположной от окна стены. Глухой удар, невнятный писк. Ка́рмен выбралась из-под одеяла в тот самый момент, когда Кристина запустила подушку в Джию. Не менее метко, но девушка успела увернуться. Со стены, не удержавшись от удара на старом гвозде, упала картина. С тихим треском лопнула причудливая рама. На чердаке раздался отчётливый топот не одной пары ног, с потолка посыпалась пыль, а затем всё затихло. – Чудесно, – заключила Джия. – Теперь ещё и лютенов задабривать.***
Траурная процессия двигалась медленно и становилась только длиннее по мере того, как они приближались к одному из местных кладбищ. Джия и Кристина ещё несколько минут назад шествовавшие где-то в хвосте, теперь оказались в самой середине. Сложно вспомнить, какие по счёту это были похороны. Но сегодня идеально чёрное неприятно сочеталось с яркими цветами города, что начинал готовиться к наступлению Марди Гра. Чей-то племянник, чей-то кузен, чей-то сын. Один из оборотней, только за прошедшие недели успевший пару-тройку раз побывать в стычках то с другими оборотнями, то с перевёртышами. И всё же это не мешало ему стать неотъемлемой частью разномастного общества, которое собиралось на церемонию последнего пути. В любой другой момент происходящее показалось бы Кристине абсурдом, но сейчас мысли занимали совсем другие переживания, тревоги, волнения. Она начинала ненавидеть чёрные тона. Ведь каждый раз они напоминали ей о не столь далеком будущем. Джия держала её под руку. Легко и ненавязчиво, как если бы хотела не потерять свою спутницу в толпе. А Кристина могла думать лишь о том, что им обеим уже двадцать пять. Но только у бунтарки Маррера впереди целая жизнь полная всевозможных событий. Для Кристины же двадцать пять значит, что осталось всего два года. «Как наивно», – наивнее только надеяться, что это действительно можно было бы остановить. Что после двадцати семи непременно наступит двадцать восемь. И однажды юность уступит место первому седому волоску. – Тоже его проделки? – неожиданно спросила Маррера. На удивление сейчас её никак не волновали сердечные терзания. Она больше не искала знакомое лицо в толпе. И ей почти наплевать, что похороны не могут быть свиданием. Особенно с тем, кого семья никогда не сможет принять. Её могли вернуть домой, если бы вдруг прознали, а возвращаться домой Джия не хотела. Только не домой. Поэтому ведьма предпочла озадачиться чем-то другим, чтобы не грызть себя за то, что прийти сюда было всё-таки не самой лучшей идеей из всех возможных. – Что? – Кристина очнулась от собственных размышлений и поняла... они уже успели пройти через ворота. – Я про фокусника. – Почему ты меня об этом спрашиваешь? – Я знаю, что ты знаешь, – такой серьёзной Джия не была, наверное, ещё ни дня после своего появления. Ведьма позволила себе задумать, что Кристина права. Что им есть о чём переживать, и стоит попытаться убедить Хасинту созвать ковены. Что пришла пора обсудить происходящее в Новом Орлеане. – Нет, – односложный ответ, чтобы не вдаваться в ненужные подробности. Перес знала, это имеет отношение к проделкам трикстера. Все знали. Кто-то даже в тайне благодарил его за то, что он вмешался. – По крайней мере, не сегодня, – и сама того не заметив, Кристина испытала какое-то облегчение. Габриэль вносил раздор среди сверхъестественного мира. В один из дней легко и просто столкнул лбами живших по соседству в хрупком перемирии оборотней и перевёртышей. Окраины Нового Орлеана стали ещё более тревожным и опасным местом с приходом темноты. Но этого будто никто и не замечал. Или старательно делал вид, что не замечает. Кристину это бесило… до невозможности бесило, потому что все эти проделки принимались, как некая данность. Ему всё сходило с рук: неустанно твердя, что так оно и должно быть, ведь трикстеры – существа хаоса.***
В доме Ламаршей в коем-то веке стало тихо. Хасинта ходила из комнаты в комнату, окутанная дымом от пучка полыни. Всё нужно было подготовить надлежащим образом. И если Бальтазар не считает нужным рассказать обо всём сам, она узнает ответы на интересующие вопросы от кого-то другого. Более откровенного. Последняя комната оказалась чиста ровно под первый удар напольных часов, стоящих в гостиной уже которое поколение. Хасинта открыла дальний шкаф на кухне, что всегда держала закрытым на замке. Достала с полок небольшой резной сундук, на котором никогда не бывало даже единой пылинки. Он стоял там с тех пор, как она проводила своего единственного и горячо любимого мужа в его последний путь. Когда-то Армандо Суарес-младший считал себя беспросветным неудачником. Беды сыпались на него, как из рога изобилия. И если бы не вмешательство Бальтазара, Хасинта никогда бы не встретила своего мужа. На котором всего лишь лежала порча неумелой ведьмы, даже не предназначавшаяся ему лично. Обычный человек, совсем не понимающий в тонкостях ведьмовского мира. На четвёртую годовщину их брака он подарил Хасинте колоду таро, расписанную местным умельцем. Женщина заварила себе терпкий чай из сушёных трав и невольно вспомнила первые дни пребывания Кристины в своём доме. С этой девушкой определённо было что-то не так. Духи с трудом принимали её под своё покровительство, готовы были отказать ей в своём благословении в любой момент. Каждый понедельник Хасинта покидала дом с рассветом, чтобы принесли жертву, смягчить недовольство лоа. Непростая. Противоречивая. Воздух вокруг Перес нестерпимо сжимался, заставляя чувствовать себя неуютно, небезопасно. Порой женщина пыталась что-то найти в словах её песен, в том, как она чувствовала музыку. Не как обычный человек. Кристина Перес чувствовала мир иначе, нежели обычная смертная. Кошмары, от которых девушка порой просыпалась по ночам. И лишь когда её не было, дом наконец-то успокаивался. Замолкал. Словно брал обет молчания. Кристина многое не принимала, относилась к окружающему со скепсисом. В том числе и к гаданию. Правда менее любопытно ей не становилось. Что же скажут старые карты о ней, о её будущем. Хасинта долго не хотела ей гадать, но в порыве своего добродушного настроения всё же решила – почему бы и нет. Расклад не понравился ведьме уже после второй карты. Она ощущала пустоту, исходившую от того, что ей пытались сказать. На карте семи чаш ведьма ощутила холод. Хасинта тут же взглянула на девушку, нетерпеливо ожидавшую предсказания. Столько жизни в этих ясных глазах. Солнечный свет переливался бликами на золотистых прядях волос, играл в прятки на светлой коже. Девушка прикасалась к земле, и земля ей отзывалась. В старом саду зацвели цветы, что уже и не надеялись когда-либо спасти. Ка́рмен буквально обожала их гостью, а гостья испытывала к девочке самую нежную любовь. Любовь, на которую, возможно, способна лишь та, что подарила жизнь – мать. Тёплая улыбка, способная в любой момент обжечь. – Ничего, – слова давались ей непросто, через поднимающийся ком в горле. Перес могла лёгко понять, что ведьма врёт по изменившейся интонации голоса. – Карты сегодня не говорят. Но карты говорили. Неприятным запахом опалённой огнем плоти, тлеющих локонов нежных волос юной девушки. Звучали то душераздирающим криком, то торжествующим смехом. Ощущение страха и неотвратимости неизбежного… Кристина поверила ведьме. Наверное, ей так было… спокойнее. Наверное, на самом деле она погорячилась о знании будущего. Девушка отправилась вновь бродить по исхоженным вдоль и поперёк улицам. И как только на крыльце скрипнула последняя ступенька, Хасинта разложила карты ещё раз. Расклад в точности повторял предыдущий, что случалось на её веку лишь пару раз, когда она была ребёнком. Смерть. Вот, что Хасинта Ламарш видела в будущем Кристины. Смерть шла за ней по пятам, в любом направлении. Смерть шла за ней из одного города в другой, из года в год. Отпечаталась линией на её ладони. И быть может лишь следующий за ней так же неустанно ангел-хранитель, оберегал от грядущего. С того дня, оставившего неприятный осадок, прошли месяцы. И ещё несколько раскладов повторяющих себя. Одна за другой карты ложились в уже знакомой последовательности. Холод врывался в отрытое окно, гася собой и без того дрожащее пламя свечи. Её тревожило предсказание. Тревожило, что лоа противятся вмешательству жрицы… С последним ударом часов Хасинта взяла в руки старую колоду и, оставив на верхней карте любящий поцелуй, – тем самым обращаясь к единственному духу, который не мог от неё отвернуться – начала раскладывать карты. Одна за другой они ложились на стол, повидавший множество колод, слышавший множество предсказаний. Одна за другой они в точности повторяли неизменный ответ, венчавшийся семью чашами и прикосновением Смерти. Ведьма накрыла карту ладонью и закрыла глаза. Сердце болезненно сжалось. Она знала это чувство. Помнила до сих пор. Точно так же карта легла накануне смерти её мужа. Местного рыбака, которого море забрало прежде, чем на свет появилось их единственное дитя.***
Кристина не спешила вернуться домой. Она ускользнула с кладбища прежде, чем умолкли последние песнопения Хавьера, проводившего погребальную церемонию. Люди продолжали жить своей прежней жизнью. Для подавляющего большинства из них так ничего и не изменилось. Кто-то даже не знал о том, что в непосредственной близости друг от друга уживаются два абсолютно противоположных по своей природе мира. Люди и существа испокон веков сосуществуют неразрывно. Смертные боятся того, чего не понимают. И чтобы обуздать свой страх слагают легенды и городские байки, заставляющие бежать мурашки по коже. Существа же в тайне завидуют смертным, ведь им недоступны многие прелести жизни. Кристина невольно имела возможность заглянуть по обе стороны. Увидеть больше, чем хотела бы видеть. Она знала кого встречала, идя навстречу. Знала кто стоит на той стороне улицы. Это проклятье, что следовало за ней, словно тень. Видеть всех и всё таким, какое оно есть на самом деле. Когда порой так хотелось обмануться. Хотя бы разочек. – Ну чего тебе ещё?! – Перес резко обернулась. Бродяги квартала растерянно переглянусь, пытаясь понять с кем девушка говорила? Естественно они не видели её «преследователя». Не каждому ведь дано узреть, или как оно там написано чёрным по белому. – Может, я пришел повиниться, раскаяться в своих злодеяниях, – Габриэль вальяжно перешёл улицу, чтобы оказаться рядом с ней. Девушка скрестила руки на груди, явно не удовлетворённая полученным ответом. Едва сдерживаясь, чтобы не притопнуть маленьких каблучком своих туфель. – Как тебе представление? Они так искренне рыдали, я почти поверил. Кристина фыркнула, не удостоив его каким-либо ответом. – Ну же… – улыбнулся он своей хитрой, искушающей улыбкой. Она не хотела даже подавать вида, что внутри снова задрожало от возмущения, раздражения, негодования. Девушка поклялась, что этим же вечером сделает его вольт. И каждый раз, когда Габриэль будет вот так улыбаться, станет втыкать в куклу тоненькие иголочки увенчанные бусинами. И так, пока он не перестанет её изводить. Если такое вообще возможно. – Я не веду задушевные беседы с подлецами, развязавшими войну между существами. – Ой, да брось, – в своей самодовольной манере выдал мужчина и сделал ещё два шага к ней. – Они прекрасно справлялись и без меня. Я только немного подлил масла в уже полыхающий огонь. Кристина представила, как воткнула в куклу первую иглу. С остервенением. По самую бусину на конце. Вынула и снова вонзила. – Смотри не тресни от собственной значимости. И кокетливо пожав плечами, продолжила свой путь. Настроение было испорчено окончательно. Она чувствовала, что проигрывает… Уступает город, который начала любить всем своим сердцем, какому-то проходимцу, нагло явившемуся в её маленький уютный мирок полный светящихся огоньков. Он всё портил. Развращал. Выворачивал наизнанку. Однажды ей даже захотелось плакать. От того, что не понимала как ей избавить от этого незваного гостя. «Как изгнать дьявола из своего личного рая…» – Кристина, – окликнул её Габриэль, – ты не убежишь от меня! Это маленький город. Но она и не думала останавливаться. Мысленно взяла новую иголку и вновь воткнула в такое податливое тело куклы. – Пусть так, – огрызнулась Перес, обернувшись. – Но это не значит, что я перестану искать уголок, где тебя нет! Девушка свернула в маленький переулок, так удачно и вовремя подвернувшийся по пути. Довольно тесный для больше чем одного человека. Здесь было прохладно от того, что дома не пропускали солнце, и Кристина потёрла ладони от накатившей зябкости. Миновала лужу с неприятно пахнущим содержимым. Почти прошмыгнула под балконом, на котором громко – на все лады красноречивого испанского – спорила зрелая пара. Кристина не понимала испанский, но то как пара ссорилась, в переводе не нуждалось. Даже страшно представить, что мужчина натворил, чтобы заслужить такие сочные проклятия в свой адрес?! Задетое в пылу ссоры кашпо полетело вниз и рухнуло на брусчатку прямо за спиной Перес. Она невольно вскрикнула, и тут же сверху послышалось: – Le suplico perdón señorita! – запыхавшимся женским голосом. – Не волнуйтесь, – успокоила их Кристина, – всё в порядке. Но вряд ли они её слышали, потому что в тот же самый миг вернулись к своей оживлённой перепалке, за которой вышли понаблюдать даже соседи. У одной из приоткрытых дверей под ногами прошмыгнула чёрная кошка с дикими глазами. Несуеверная до этого дня Кристина теперь готова была поменять свои взгляды. Ведь с появлением Габриэля ей будто целая стая чёрных кошек каждый день перебегала дорогу то в одну сторону, то в другую. Перес остановилась осмотреться. Понять, куда её занесло в попытке избежать неприятной встречи. За спиной не слышались шаги. Габриэль действительно больше не шел у неё по пятам. Мысленно она уже приготовила ещё одну иголку, но воткнуть пока не решилась. Не нашла весомого повода… Поправив шляпку, Кристина продолжила свой путь размеренно и вдумчиво, наслаждаясь воцарившимся уединением. Выскочила из переулка прежде, чем в него попыталась вместиться шумная компания, напевавшая охмелевшими от рома голосами слова уже порядком надоевшей ей песни. Они обсыпали девушку комплиментами на всех языках, что только знали. Кристина лишь усмехнулась. И отложила вольт в сторону, до лучших времен. Однако уже в свете ближайшего фонаря Перес имела неудовольствие лицезреть оставленного позади спутника. Он ждал её. Что, наверное, имеет логичное объяснение – ведь они так и не договорили. Никогда не договаривали. – Чёрт бы тебя побрал! – не сдержавшись, воскликнула Кристина. – У вас скверные манеры, мадмуазель Перес, – издевательски улыбнулся фокусник. – Пожалуй, вы мне почти симпатичны. Кристина улыбнулась в тон своему собеседнику и мысленно вновь потянулась за куклой…