Невеста

      Разговор Скримджера с Дамблдором на удивление затянулся. В итоге аврорам надоело толкаться в стороне, и они расположились за столами, присоединяясь к гулянию. После пары бутылок вина некоторые из них уже поднимали тосты за молодых и выкрикивали поздравления. Лишь Леман выглядел суровым и недовольно поглядывал, то на молодожёнов, то на Грюма, с которым у него были свои счёты.       Гермиона, выпив несколько бокалов шампанского, окончательно выкинула из головы грустные мысли. Она была счастлива наконец-то вернуться в Хогвартс и оказаться в кругу друзей. Ей было радостно видеть танцующих и счастливых Луну с Кормаком, она с улыбкой наблюдала, как Лаванда подкладывает на тарелку Рональду новую порцию закусок, а Дин и Джинни увлечённо обсуждают квиддич.       Профессора улыбались, произносили поздравительные речи и пожелания. Студенты соседних факультетов с интересом взирали на них, а особенно впечатлительные девушки мечтательно вздыхали.       Маги словно забыли об опасности и возрождении Волан-де-Морта, о том, что тот набирал союзников и готовился к войне. Они веселились: искренне и по-настоящему. Ученики просто радовались предстоящим каникулам.       Гермиона всё чаще ловила на себе пронзительный взгляд Гарри. Сегодня он смотрел на неё как-то по-особенному. Так, что по телу проносилась волна жара, стоило лишь повернуть голову в его сторону. Так, будто бы вправду был рад этой нелепой ситуации, в которой они оказались. Так, словно эта свадьба не была для него вынужденной мерой или фарсом.       Гермиона боялась. Боялась собственных мыслей, чувств, догадок. Этого жаждущего взгляда лучшего друга, а теперь уже и мужа. Будучи чересчур рациональной, она не хотела обманываться, не хотела накручивать себя, погружаться в романтические фантазии… Не хотела взлетать, чтобы потом не упасть: больно и без страховки.       Она слишком дорожила дружбой с Гарри и боялась перешагнуть черту и остаться не у дел. Это застолье, платье и кольца всего лишь мишура, пущенная в глаза Министерству… Или же, нет? То, как Гарри смотрел на неё, заставляло сбиваться с мыслей и возвращаться к тому их случайному поцелую…       К вечеру от нервного напряжения и усталости у Гермионы заболела голова. Авроры и большая часть гостей давно разошлись. Небольшая группа преподавателей весело поглядывали на них, продолжая следить за порядком. Праздник подходил к концу, и вместе с этим на Гермиону накатывала новая волна беспокойства. Что дальше? Какие планы у Дамблдора и не коснутся ли они снова Гарри? Какой политики решит придерживаться дальше Министерство?       Гарри словно почувствовал перемену в её состоянии и притянул к себе, позволяя положить голову себе на плечо.       — По-моему, невеста, совсем утомилась, — с улыбкой прошептал он прямо ей в ухо. — Хочешь сбежать отсюда?       Она приподнялась, бросив на него благодарный взгляд. Да! Роли отыграны. Сейчас она просто хотела оказаться в кровати и заснуть.       Они двинулись к выходу из Большого зала, но у самых дверей их догнала профессор МакГонагалл и кивком головы предложила следовать за ней. Гарри и Гермиона переглянулись. Они поднялись на второй этаж. Может, Дамблдор хотел их увидеть и сообщить итоги разговора со Скримджером? Но довольно быстро стало понятно, что профессор ведёт их вовсе не в Больничное крыло. Миновав несколько коридоров, они уткнулись в неприметную дверь в каменной стене, на которой располагался портрет незнакомого волшебника верхом на Пегасе.       — Раз уж так сложились обстоятельства, что двое моих учеников ступили на порог семейной жизни будучи совсем юными, то эта спальня будет отведена вам до конца учебного года. В остальное время, на занятиях, прошу соблюдать приличия и держать себя в руках.       Прежде, чем до молодожёнов дошёл смысл сказанного, и они успели возмутиться, МакГонагалл произнесла пароль «тыквенный пирог», и дверь отворилась.       — Гарри Поттер, сэр! Добби счастлив за Гарри Поттера! Добби сам лично приготовил вам покои! — знакомый домовик выскочил в коридор и принялся рассыпаться в поклонах, походивших на реверансы.       Гермиона, открыв рот, наблюдала за данной картиной, не находя в себе сил даже возразить. Тем временем Добби с хлопком испарился, и профессор МакГонагалл тоже отправилась прочь.       Они молча проводили её взглядом. Первым очнулся Гарри.       — Мы можем пойти в башню Гриффиндора, если хочешь, — произнёс он, видя замешательство Гермионы. — Я и сам не ожидал подобных «привилегий»…       Она постояла ещё пару секунд, обдумывая тот ворох вопросов, которыми её завалят в спальне девочек, если она заявится туда прямо со своей свадьбы. У неё не было ни сил, ни желания что-то кому-то объяснять. Поэтому она отрицательно качнула головой и шагнула внутрь комнаты.       Следом вошёл Гарри и ухмыльнулся от открывшейся взору картины. Добби постарался на славу. Комната блестела и переливалась. Огромная кровать в форме сердца, красное покрывало и белые подушки с изображением херувимчиков. В воздухе парили магические аналоги воздушных шаров, на которых золотыми надписями вырисовывались пожелания молодожёнам.       — Прости, я даже не мог предположить… — начал было он, но Гермиона лишь махнула рукой и обессиленно опустилась на край кровати, молча покусывая губу.       — Я…я… — Гарри ослабил галстук-бабочку и присел рядом. — Я могу трансфигурировать кресло в спальное место и лечь там. Гермиона, я знаю, что ты в замешательстве и мой план не самый лучший, но я никогда не умел так хорошо всё продумывать, как ты… Хочешь я позову Добби, чтобы он убрал всё это?       Он дико боялся, что Гермиона замкнётся в себе, и между ними начнёт разрастаться неловкость или напряжение. Гарри не хотел этого. Он был почти уверен, что она чувствует к нему то же, что и он. Это новое, волнующее чувство идеально дополняющее их дружбу и доверие. Но сейчас, видя отчаяние в её взгляде, он начал сомневаться…       — Герми… — произнёс он, облизывая сухие губы.       По правде говоря, он даже не знал, что собирается сказать. Слова встали комом где-то в районе горла, и лоб Гарри покрылся испариной. Страшно. Как же страшно обнажать душу даже перед самыми близкими людьми. Страшно желать и не получить. Страшно, что самое дорогое выскользнет из твоих рук до того, как ты успеешь им насладиться. Страшно услышать, что ты ошибался в своих предположениях.       — Гарри, не глупи, — наконец, выдала она. — На этой кровати могут поместиться пять человек. Просто… просто это всё так неожиданно и странно, — Гермиона придвинулась и опустила голову ему на плечо и протяжно вздохнула. — Я запуталась и устала…       Гарри обнял её одной рукой, а другой провёл по волосам и наткнулся на шпильку. Их было множество, удерживающих тяжёлые волосы Гермионы в высокой свадебной причёске. Лаванда с Джинни постарались на славу и соорудили настоящий шедевр на её голове, но Гарри почему-то захотелось дать свободу её непослушным волосам. Ему она нравилась именно такой: с непокорной шевелюрой, под стать её характеру.       Гарри вытащил одну шпильку и положил рядом на кровать. Затем вторую, третью… Это занятие захватило его полностью и, кажется, процесс понравился Гермионе, так как она прикрыла глаза и чуть скатилась вниз, располагая голову у него на коленях. Когда последняя шпилька, украшенная белым цветком, оказалась вытащена, её волосы рассыпались по лицу и плечам, позволяя Гарри запустить в них свои пальцы.       — Спасибо, — произнесла она совсем сонным голосом.       — За что? — ладонь застыла в её волосах.       — За то, что вытащил меня из тюрьмы, — она вдруг поднялась и выпрямилась, словно струна, красиво тряхнув головой.       — Гермиона, это я должен благодарить тебя… за всё… за то, что была все эти годы мне верной подругой, что всегда поддерживала и помогала… — Гарри словно песка в рот насыпали, слова давались с трудом, потому что всё, что сделала для него Гермиона нельзя было передать словами. — Да ты превратила меня из смертника в обычного человека вопреки планам самого Дамблдора! Ты же не думала, что я оставлю тебя в тюрьме расплачиваться за ритуал, спасший мне жизнь?       — Не думала, но… просто… мы ведь заключили магический брак, Гарри. И теперь связаны. И я не знаю, можно ли будет это расторгнуть… Да и жизнь тебе спасла не я, а Дамблдор…       — Неважно! Ты нашла ритуал! Ты расшифровала эти записи, который любой другой счёл бы бреднями сумасшедших! И я, — Гарри набрал в грудь побольше воздуха и пошёл ва-банк, — не собираюсь расторгать наш брак!       Её ресницы взметнулись вверх, поубавив его решимость.       — Ну… то есть, если ты хочешь, мы найдём способ, но я… я бы оставил всё как есть! — он тоже поднялся, сделал шаг в её сторону и замер в нерешительности.       Гермиона застыла статуей, переваривая услышанное. Её сердце отчего-то заходило ходуном и ей казалось, что тонкая кружевная ткань не в силах скрыть её трепет. Ей стало жарко, невыносимо жарко, а по щекам пополз предательский румянец.       — Гарри, — прозвучало как-то совсем жалко, — я не хочу, чтобы ты связывал себя со мной на всю жизнь из-за чувства благодарности или долга… Я бы в любом случае искала способ спасти тебя, я не ждала ничего взамен… И это неправильно! Ты должен был жениться на девушке, которую ты бы полюбил…       — Чёрт! Гермиона! — он подошёл к ней вплотную, склонил голову набок и провёл ладонью по её предплечью. — Я не хотел говорить об этом, пока во мне сидел кусок Волан-де-Морта, но сейчас… Поверь, после того нашего поцелуя, я много думал о нас… и ты единственная на ком бы я действительно хотел жениться!       И Гарри поцеловал её. Осторожно накрыл её губы своими. Это не было на публику, не было частью игры или брачного торжества. Он целовал её не для того, чтобы убедить Министерство или дать прессе сенсационный материал. Он целовал её, потому что весь вечер хотел сделать это именно вот так — убеждающе и искренне. Чтобы этот поцелуй принадлежал только им двоим, и никто посторонний не смог прервать его в самый неподходящий момент. Это не был их первый поцелуй, но Гарри он казался именно таковым. Самым первым, важным и значимым, который либо даст ему шанс на безграничное счастье, либо скинет с небес на землю, словно замечтавшегося балбеса.       Гарри боялся, что Гермиона оттолкнёт его, но она не делала этого. Её губы, мягкие и податливые, пропустили его внутрь, и он услышал негромкий стон, побудивший его действовать увереннее. Разум вмиг опустел. Он провёл языком по её нижней губе, скользнул внутрь и сам чуть не застонал от наплыва ощущений, от издаваемого ею звука, от её взаимной реакции на его действия. Тело перехватило инициативу, и Гарри прижал подругу к себе, недвусмысленно двинув бёдрами, демонстрирующими всю силу напряжения. Одна рука зарылась в её волосы, а вторая инстинктивно поднялась выше, осторожно накрывая манящие холмики через тонкую ткань платья.       Он окончательно утратил связь с реальностью, просто утопая в ощущениях, пока не почувствовал, как ладонь Гермионы упёрлась ему в грудь. Поцелуй прервался и у Гарри чуть не подкосились ноги от страха. Вот он упырь безмозглый! Надо же было так увлечься? Он, похоже, напугал её своим, непонятно откуда взявшимся напором.       — Прости, — его глаза лихорадочно бегали по её раскрасневшемуся лицу, пытаясь считать эмоции. — Я… я слишком тороплюсь, да? Я увлёкся… Просто… ты… ты такая красивая, Гермиона.       — Гарри, я… Это всё так внезапно, понимаешь? — она зажмурилась и опустила голову. — Ещё утром я была в тюрьме, а потом всё это… И вот я оказываюсь твоей женой. А ведь мы были лишь друзьями…       — Да-да, я понимаю. Ты не должна оправдываться, Гермиона, — Гарри сделал шаг назад. — И я не собирался набрасываться на тебя, давить и… Я… Хочешь я уйду спать в башню?       Она отрицательно мотнула головой, позволив ему облегчённо выдохнуть.       — Я не боюсь тебя, Гарри. Просто мне нужно… время. И я хочу, чтобы мы оба были уверены в этом шаге, а не делали его под наплывом адреналина или в эмоциональном угаре…       Он кивнул, мысленно ругая себя за произошедшее. Мог бы и сам догадаться, что для Гермионы эта внезапная свадьба уже явилась шоком, так ещё и набросился на неё со своими поцелуями. Что за идиот?!       — Я уверен. И я дам тебе столько времени, сколько ты пожелаешь, — Гарри уже и сам не знал куда деть свои пылающие щёки. Да что щёки? У него всё тело было охвачено огнём. Страсть, желание и страх смешались во что-то единое внутри него, заставляя переминаться с ноги на ногу от нервного напряжения.       — Ладно, тогда я в душ, — кивнула Гермиона и направилась за пижамой к своему чемодану, стоящему в углу.       Добби постарался на славу и доставил сюда их вещи. У другой стены Гарри заметил свои пожитки.       Когда подруга, а ныне уже супруга, скрылась в ванной, Гарри снял пиджак, окончательно стащил галстук бабочку и медленно опустился на кровать. Его сердце всё ещё выбивало барабанную дробь, а тело ныло от оборвавшегося возбуждения. Он понятия не имел, почему потерял голову и окончательно утратил самоконтроль.       Дверь ванной щёлкнула, и Гермиона шумно выдохнула и опёрлась на неё спиной, прикладывая ладони к горячим щекам. Она пыталась успокоиться. За один день в её жизни произошло слишком много событий, и они просто отказывались укладываться в её голове. Тюрьма, допрос у Амбридж, побег из Министерства, вынужденная свадьба с лучшим другом, долгожданная свобода и… Его поцелуи и слова казались ей иллюзией, которая вот-вот испарится, словно дымка утреннего тумана.       Наверное, было глупо сейчас стоять и копаться в сомнениях, ведь они были официально женаты по законам магического мира, и это не имело обратного хода. Более того, Гермиона понимала, что вряд ли согласилась бы на подобный обряд, если бы на месте жениха был кто-либо другой, кроме Гарри.       После того срыва, когда они впервые перешагнули черту дружбы и их застал Рон, она просто запретила себе думать об этом. Ей казалось, чувства могут помешать делу. Она ушла с головой в изучение ритуала, заперев те незабываемые эмоции где-то в глубине своего сердца. Она не пыталась разобраться и понять, почему Гарри тогда поцеловал её, и тот поцелуй всколыхнул в ней столько всего пугающего, что Гермиона предпочла не измерять глубину обнаруженной кроличьей норы в своём подсознании.       У её преданности Гарри и готовности идти за ним хоть на эшафот появились новые смыслы и осознания. А после услышанного разговора, где друга практически приговорили к смерти, Гермионой просто завладела некая одержимость.       Конечно, этот мальчишка стал её первым настоящим другом, и Гермиона ценила данный факт, цепляясь за него изо всех сил. Но всё же, её другом был так же и Рон, но её привязанность к тому и рядом не стояла с тем, что она испытывала к Гарри. Она ревновала и не хотела терять обоих друзей, так как за эти годы привыкла быть единственной девчонкой в их компании, но если с Роном во главе всего стояло обычное чувство некоторой собственности, то с Гарри… С Гарри всё было по-другому.       И несколько его поцелуев всё расставили по местам. Ничто из испытанного ранее не походило на то, что она ощущала несколько минут назад, находясь в объятиях лучшего друга и ощущая его губы на своих губах. Никогда её тело так не молило о продолжении… Никогда ей так сильно не хотелось заткнуть свой собственный разум, напоминавший о том, что свадьба была фарсом.       Хотя Гарри говорил иное. И Гермиона знала, что он никогда не стал бы обманывать её. И Гарри целовал её так нежно и пылко и так по-настоящему… Мерлин, она окончательно вымоталась за сегодняшний день! Пора просто дать себе отдохнуть и подумать обо всём завтра, на свежую голову. Гермиона потянулась к молнии на спине, чтобы сдёрнуть платье и встать под спасительные струи воды. Собачка чуть подалась вниз, пару дюймов шла легко и вдруг застопорилась, видимо, зажевав тонкую подкладочную ткань. Да что же это такое?! Можно было конечно разрезать одежду с помощью магии, но она оставила палочку в комнате. Да и жалко было столь жестоко обращаться со свадебным платьем.       Гермиона снова глубоко вдохнула, пытаясь унять волнение и вышла из ванной. Гарри сидел на кровати и возился с запонками рубашки.       — Гарри, — она вдруг повернулась к нему спиной, наплевав на всякое смущение, — ты не мог бы мне помочь? Молнию заело.       — Да-да, — он буквально подскочил от её голоса и, стараясь смотреть в пол, потянул замок вниз. Однако, взгляд предательски возвращался к открывающейся взору изящной спине и тонкой полоске белоснежного белья, к немного выпирающим лопаткам и тонкой талии.       Черт! Ладони вспотели, и Гарри невольно подумалось, что молния чересчур длинная. И когда замок закончился в районе кружевных трусиков, Гарри резко отвернулся, чтобы не было соблазна вновь пялится на подругу. Этот её вид в белоснежном платье невесты и так стал для него настоящим испытанием, а уж без него? Юношеское тело слишком рьяно реагировало на такую красоту.       — Спасибо, — произнесла Гермиона, и он услышал удаляющиеся шаги. Следом щёлкнула дверь в ванную.       Гарри, проклиная свою несдержанность в который раз за вечер, быстро вытащил из своего чемодана пижаму. Да уж. Его сердце трепетало от радости и волнения одновременно. Ему и хотелось проводить ночи в одной комнате с Гермионой, и вместе с тем, он отчётливо понимал, что теперь это будет нелегко. Он ведь раскрылся и озвучил ей свои чувства. Теперь прятаться за стеной дружбы было бессмысленно. И его влечение, словно почувствовав некоторое послабление, становилось неуправляемым.       Эти мысли вытеснили из головы всё остальное: даже Волан-де-Морта и предстоящее противостояние с ним. Ведь, несмотря на то, что в Гарри больше не болталась часть души Тёмного Лорда, сам он никуда не делся и продолжал набирать союзников, желая захватить власть. Да и текст пророчества был ему известен, так что у Гарри не было ни малейшего шанса остаться в стороне. Волан-де-Морт будет охотится за ним до самого конца.       Радовало лишь то, что Дамблдор, хоть и был слаб, но выжил. А старого директора Тёмный Лорд побаивался. Но только вот теперь Гарри понял, что не может доверять никому, кроме Гермионы. Кто знает, что там придёт в голову Дамблдору? Вроде сейчас он помог ему, удалил крестраж, надоумил, как вытащить из-под стражи Гермиону и даже убедил Орден участвовать в данном безумии, но что дальше?       Гарри пришёл лишь к одному выводу. Бросаться «с шашкой наголо» в бой с таким противником — чистое самоубийство. Если он хочет выжить и не потерять никого из близких, то стоит научиться думать и планировать, а не вестись на поводу у одних эмоций. Он отчаянно хотел отомстить за смерть родителей и Сириуса, но теперь на его плечах лежала забота о Гермионе. Как бы кто не относился к обряду их бракосочетания — он был настоящим. И Гарри теперь был её мужем, и должен отнестись к этому со всей серьёзностью. Ведь теперь Гермионе грозит ещё большая опасность, чем раньше. Он должен сделать всё, чтобы защитить её.       Через полчаса Гермиона вышла из ванной и нырнула под одеяло с противоположной стороны. Она избавилась от косметики и её волосы были влажными после душа, видимо, она даже не захотела сушить их магией.       — Спокойной ночи, Гарри, — тихо произнесла она, проваливаясь в объятия мягкой подушки.       Как же она соскучилась по нормальному душу, чистому белью и удобной постели. Иногда ей казалось, что она так и не выйдет из тюрьмы и сойдёт с ума в том сыром подземелье с капающими и скрипящими звуками.       — И тебе, — улыбнулся Гарри и, прихватив вещи, направился в ванную.       У него тоже был нелёгкий день. Адреналин постепенно рассасывался, и по телу начинала растекаться усталость. Когда он вернулся, Гермиона уже спала. Гарри потушил светильник взмахом палочки и, расположившись на своей стороне огромной кровати, тоже провалился в сон.

***

      Кормак блаженно закрыл глаза, наслаждаясь тем, как миниатюрные пальчики Луны разминают его плечи. Ему не составило большого труда заполучить пароль от Ванной Старост, приперев к стенке старосту когтеврана — Энтони Голдстейна. После того, как он взял шефство над их странной однокурсницей, когтевранцы перестали задирать Лавгуд, а уж МакЛаггена вообще старались обходить стороной. Энтони не повезло столкнуться с гриффиндорцем в одном из коридоров, где у них ещё месяц назад состоялся разговор по душам. Вернее, говорил Кормак. Голдстейн послушно кивал и с радостью назвал ему пароль, лишь бы получить возможность убраться подальше и больше не попадаться на глаза этому психованному громиле.       Они с Луной облюбовали это место и частенько плавали вдвоём. Она утверждала, что в пенных шариках прячутся личинки нарглов, а Кормак с удовольствием колотил ручищами по воде, разгоняя пену и получая от Луны порцию комплиментов и настоящих восторгов. Она была весьма странной, но почему-то в её обществе Кормак чувствовал себя настоящим рыцарем, и это стоило любых странностей.       — А может, мы как-нибудь пригласим сестёр Патил для компании? — вдруг осторожно предложил МакЛагген.       Вчера его соседи по комнате насели на него с расспросами про роман с Лавгуд и почему-то они были уверены, что когтевранка «с приветом» будет вполне не против поиграть в сексуальные игры с другими девушками. Кормак от такой заманчивой мысли аж возбудился и весь вечер проторчал в душе, а сегодня решил действовать. В конце концов, он всегда считал себя настоящим мачо и был уверен, что способен покорить всю женскую половину Хогвартса, стоит ему только захотеть.       — Ох! Это было бы чудесно! — радостно воскликнула Луна и хлопнула в ладоши. — А потом мы с девочками наколдуем крылатого одноголового стрекозика и посмотрим, будет ли он летать!       — Что? — МакЛагген обернулся и удивлённо уставился на неё. — Какой ещё стрекозик?       А его мозг тем временем подбрасывал ему эротические картинки с тремя девушками. Неужели ему повезло, и Луну даже не придётся уговаривать на подобные эксперименты?!       — Ну… — Луна сексуально облизнула пухлые губки и опустила глаза на его купальные плавки, — можно его отсечь заклинанием, а потом приделать крылышки… в дневнике моей бабушке было специальное заклинание. Она такое проделала с поклонником, который был у неё до дедушки. Так вот ОН будет отдельным существом, способным летать! Представляешь, как это здорово?       Холод пробежал по позвоночнику Кормака, и он автоматически опустил руки туда, куда был направлен взгляд Луны.       — А можно как-то без этого… как его… стрекозика?       — Можно, — пожала плечами Луна, — но я так хотела удивить Парвати и Падму… тогда не получится их позвать.       Кормак лишь кивнул. Похоже, риск был слишком велик и от близняшек придётся отказаться, а то мало ли что ещё придёт ей в голову. Своим «достоинством» он необычайно гордился и превращать его ни в каких «стрекозиков» не собирался.