Cloying poison

Тёплые, дерзкие губы накрывают губы Юнги. Чуть шероховатые, но мягкие и сочные. Чимин зарывается пальцами в волосы на затылке и впечатывает его в себя, врываясь в рот жадным поцелуем, словно хочет пометить собой. Языки заплетаются в беспорядочном и горячем танце, страстном и чувственном, как танго. Юн приоткрывает глаза, позволяет себя целовать, следя за трепещущими ресницами, и не может поверить в происходящее. Чимин опять обыграл, сделав первый шаг. Он углубляет поцелуй, становясь настойчивее: доминирует, поглощая Юнги всего без остатка. И почему это ощущается так странно: слишком рано, слишком напористо, слишком нереально? Юнги отстраняется первым, прерывая поцелуй, и тут же сталкивается с глазами Чимина, в которых плещется бушующее море. Тонет в этом властном взгляде, любуется припухшими, чуть приоткрытыми губами, чувствует крепкие руки на своей талии. Впитывает в себя этот миг, выжигая его на сердце, что трепещет за рёбрами пойманной птицей. Воздух между ними становится плотным, вязким. Они замирают в нём, растягивая время до бесконечности, ведь это то самое «до»: секунда перед погружением в хаос, переходом всех граней, неизбежный конец для Юнги. Бровь Чимина изгибается в немом вопросе, подгоняя момент, когда тот наконец решится. Его тонкие пальцы ловко пробираются под одежду, прикосновения холодных ладоней ласкают кожу, пуская рой мурашек по позвоночнику. Пак соблазняет умело, подрывая уверенность в собственной стойкости. Если Чимин что-то решил, то развяжет войну, уничтожит землю, целые страны, но добьётся своего. Но Мин – единственный, кто видит его настоящим. Видит то, что прячет Чимин от всех – покрытую шрамами душу, скрытую под чёрствой оболочкой. И он готов рискнуть, чтобы вытащить всю гниль наружу: из костра циничности, надменности и безразличия, даже если придётся гореть вместе с ним самому. Он ухмыляется и толкает Пака на кровать, усаживаясь сверху. Смотрит, как хищная улыбка Чимина украшает порочные губы. Какой же он сексуальный: с чуть прикрытыми глазами и расслабленно развалившийся на кровати – падший ангел с искажённой судьбой. Широкая майка вновь сползает с худого плеча, открывая тёмный сосок с пирсингом и край татуировки. Юнги хочется оставить укусы на коже, чтобы с блядских губ сорвался стон уязвимости. Обнажить его нутро и, погрузив в него голые руки, сжать мёртвое сердце до стекающей между пальцами крови. Научить его чувствовать. Мин устраивается удобнее, елозя на коленях парня, ощущая возбуждение под задницей. Чимин приподнимается на локтях, дёрнув головой, убирает упавшую на глаза чёлку, чтобы она не мешала и не закрывала обзор на лицо напротив. — И чего же ты ждёшь? — шепчет хриплым от возбуждения голосом. — Что ты задумал? — тут же перебивает, протягивая руку, нежно касаясь щеки Чимина, проводит пальцем по губам, поднимает за подбородок выше. — Ты действительно не понимаешь? — Чимин смотрит с вызовом, слегка ухмыляясь. — Тебе нужно объяснять, что происходит в постели, когда один парень целует другого? — Прекращай играть, — в противовес Паку Юнги хмурится: ему не нравятся эти фальшивые маски, которые так любит примерять на себя парень. Чимин кладёт ладонь поверх его руки, сдвигает выше, пока пальцы Юна не касаются израненных губ. Они приоткрываются, и кончик розового язычка скользит по указательному пальцу; он подталкивает его, окуная в горячий рот. По телу Мина пробегает разряд. Он шумно вдыхает и задерживает дыхание, начиная тонуть в ощущениях. Чимин посасывает палец, медленно погружая до основания, не забывая следить за реакцией – она у Юнги потрясающая: трогательно-милая, когда суровый для всех парень невольно задерживает дыхание всего лишь из-за простой, невинной прелюдии. Что же с ним будет, если Чимин возьмет в свой мокрый рот нечто более весомое? Пак Чимин словно создан для наслаждения: красивый и порочный, с бездной в глубине глаз, что обещает мучительное удовольствие, нахальной улыбкой на губах, которые созданы исключительно для поцелуев: томных и медленных, чтобы языки лениво перекатывались во рту и слюна текла по подбородку; быстрых и болючих, с дикими укусами и каплями крови, выступающими на сочных половинках; тягучих и страстных, когда языками пытаешься дотянуться до гланд друг друга. А его тело? Такое стройное, гибкое, с чётким рельефом мышц, которые хочется облизать, не пропуская ни один миллиметр тёплой кожи. Да, Чимин – демон похоти и разврата, который прекрасно осведомлён о своей неотразимой притягательности и умело использует это. Он очаровывает и возбуждает, словно мощнейший афродизиак. — Ты делал это раньше? — голос Юнги хрипловатый и низкий, а глаза наблюдают за каждым движением Чимина. — Подставлял кому-нибудь свой охуенный зад? — возвращает взгляд, встречаясь с бушующим штормом напротив. В ответ Чимин прикусывает палец до боли, Юнги дёргается и шипит, будто кот, пытаясь отстранить руку, но парень крепко удерживает его за запястье. Он с пошлым звуком достаёт влажный палец, не забывая лизнуть напоследок мокрую подушечку, и, вновь управляя его рукой, ведёт по своему подбородку, тонкой шее, оставляя скользкий след. Дьявол, соблазняющий свою жертву, доводя её до греха. Обещая райское наслаждение взамен мучительной, но такой сладкой смерти. Когда палец Мина спускается ниже, касаясь хрупких ключиц, горячий ком внутри захватывает всё его тело, распаляя. — Я никогда ни под кем не был, Юнги. Но тебе дам воспользоваться собой, а после я тебя трахну, — он подводит палец Мина к своему соску, чтобы тот прикоснулся к холодной дуге пирсинга. — Тебя имели когда-нибудь? Чувствовал чужой член в собственной заднице? Думаю, нет. Будем первыми друг у друга, как тебе такое, а? Порочно улыбается и, прикусив нижнюю губу, вопросительно выгибает бровь. Заводит, играет. Мин держится из последних сил, стараясь не поддаться искушению, но это так сложно. Пиздец как сложно. Разве можно долго сопротивляться сластолюбивому демону? Но он ещё надеется понять, что происходит в голове у Чимина. — Ну же, Юнги, трахни меня, — уговаривает, шепча одними губами на грани слышимости, но каждый грёбаный звук бьёт по ушам так, будто те звонкими колоколами взрываются прямо в мозгу. — Иначе я решу, что ты импотент. Невозможный искуситель! Чертовски неотразимый. Думает, что добился своего, но как же он ошибается. Юнги резким рывком хватает Пака за волосы и подаётся вперед, отметая прочь все преграды и мысли. Оттягивает с силой назад, впиваясь губами в кожу на шее. Кусает, посасывает, оставляя темнеющий след, лижет и пожирает, не имея возможности насытиться. Чимин смеётся гортанно, отчего его грудь вибрирует: он ликует, празднуя фальшивую победу. Его руки тут же ложатся на спину, тянут за ткань рубашки, пытаясь снять мешающую ткань с острых плеч. Юнги нехотя отрывается и подаётся назад, помогая ему избавиться от одежды. Смятая рубашка летит на пол, за ней следом отправляется футболка. Мин нетерпеливо возвращается к гибкому телу под ним, накрывая податливый рот безжалостным, в своей страсти, поцелуем. Смешение языков, прерывистое дыхание и ни капли нежности: только желание доказать наглецу, что с Юнги опасно играть. Язык мажет по зубам, и чувствуется слабый вкус зубной пасты, что прохладной мятой разбавляет сладкий вкус самого Чимина. Пак обхватывает его за шею, зарываясь пальцами в мягкие волосы. Ответная страсть дурманит мозг, он отдаётся полностью, встречая яростные движения, и упивается этими эмоциями. Он их запоминает, намертво отпечатывая на подкорке мозга. Мину хочется прикоснуться к телу парня, почувствовать голой грудью его тёплую, чуть влажную кожу. Пальцы тут же, следуя желанию, цепляются за горловину майки Чимина, он с громким треском рвёт ткань, наконец обнажая грудь. Чимин вновь смеётся, а Юнги отстраняется, чтобы полюбоваться на своё творение: пухлые губы, зацелованные до красноты, растрёпанные волосы, улыбающиеся глаза, похожие на тонкие полумесяцы, на дне которых сверкают горящие звёзды. Таким он выглядит ещё прекраснее. Блядский боже, подари ему сил пережить эту ночь! Он переводит взгляд на грудь Чимина и сглатывает. Генеральский сынок сделал всё возможное, чтобы даже под одеждой быть идеальным: шелковистая кожа, что манит своей безупречностью и упругостью, чётко прорисованные кубики пресса, ебучий пирсинг, доводящий Юнги до безумия, и эта дурацкая татуировка. Абсолютно бессмысленная и забытая, ведь он явно за ней совсем не ухаживал. Сейчас она покрыта корочкой, и Юн проводит пальцем по этой шершавой поверхности, будто пробуя выбитые буквы на вкус. — «Nevermind»… — тянет задумчиво. — Тебе нравится причинять себе боль? — не дождавшись ответа, наклоняется и цепляет зубами сосок, перекатывая языком пирсинг, оттягивает слегка и чувствует, как тело Чимина подаётся навстречу, отзываясь на лёгкую, саднящую боль. — Холодный и безразличный снаружи, но такой чувствительный и отзывчивый в постели. Ты сводишь меня с ума, Чимин… В ответ пальцы Пака сильнее зарываются в волосы, ногти впиваются в кожу, и он стонет, ощущая, как горячий язык Юнги ласкает его тело, чертя только ему понятный узор, мелкими поцелуями прокладывает дорожку вниз, проходится по животу, по очереди касаясь тазобедренных косточек. Целует изгибы, каждую родинку, пытаясь отыскать крохотный недостаток, дефект, способный прервать это упоение. Юн дотрагивается до кромки шорт, которые служат последним бастионом перед переходом всех мыслимых границ, отчего лишь сильнее раздражают своим присутствием на теле Чимина. Оттягивает резинку вниз, обнажая кожу, и упирается взглядом в твёрдый член. Юнги на долю секунды замирает: — Не носишь бельё? — тычет языком во внутреннюю сторону щеки. — Не сегодня, — хмыкает Пак и приподнимает бёдра, помогая ему стянуть вещь вниз. — Ты всё спланировал, да? — Юн смотрит в глаза Чимину, пока его рука смыкается вокруг возбуждённого органа, который тут же дёргается в ответ. Хватка становится крепче, он сжимает его в ладони и проходится по всей длине, лаская. — Ты обещал мне незабываемый отсос в обмен на мой охуенный зад. — А ты опять притворялся спящим, — констатирует факт Юнги, но наклоняется, следуя и за своим желанием, и обхватывает губами влажную головку, сочащуюся первичным эякулятом. Пак упирается затылком в подушку, а бёдрами подаётся вперёд, нетерпеливо толкаясь в рот Мина, который чувствует на языке солоноватый привкус, слышит дурманящий запах чистого тела и ощущает приятное чувство наполненности. Юнги нравится испытывать весь спектр этих ярких эмоций, но также нравится доставлять удовольствие Чимину, чтобы тот задыхался от переизбытка чувств и удовольствия, которое он готов ему дарить бесконечно. — Блядь… — рука Чимина снова зарывается в волосы и давит на затылок, заставляя заглатывать глубже, вбирая член по самую глотку. Юнги давится с непривычки, а горло саднит, но он послушно проходится несколько раз по стволу, прежде чем выйти с громким и пошлым чпоком. Отдышавшись, снова наклоняется, слегка прикусывает тёплую кожу, гладит пальцами мошонку, широкими мазками лижет от основания до головки, упиваясь каждым моментом, когда Чимин глухо стонет. Пака накрывает волной разрушительного наслаждения. Ему хорошо, но мало. Он хочет большего, немедленно. — Раздевайся, — дёргает Мина на себя, с силой тянет вверх, нетерпеливо пытаясь помочь ему снять джинсы и бельё. Расправившись с одеждой, снова тянет к себе, отчего Юнги сдавленно охает и неловко умащивается поверх груди Чимина, расположив колени по бокам его плеч. Пак уверенно касается рукой его члена, ладонью на пробу проходится вдоль всей длины. Мин же от этой незатейливой ласки запрокидывает голову назад, изгибаясь в пояснице и прикусывая губу. Большим пальцем Чимин ласкает головку, слегка надавливая и размазывая смазку медленными круговыми движениями. Он наблюдает за Мином и остаётся удовлетворён его реакцией на прикосновения. Ловит туманный взгляд, затягивая в плен своего омута. Медленно тянется ближе, высовывая язык, на который так правильно ложится член Юнги, и втягивает в рот, накрывая блестящую головку своими греховными губами. Он лениво посасывает и немного втягивает щёки, создавая вакуум. Остальную длину ласкает ладонью, пару раз проходясь вверх-вниз, и насаживается на твердый член до упора, не забывая расслабить горло. Юнги стонет, упираясь рукой в изголовье кровати. Трахает рот парня, который беззастенчиво и пошло орудует языком, постепенно наращивая темп. Если Пак сейчас же не остановится, то Юн кончит прямо в его сладкий рот. Из последних сил он заставляет себя прекратить эту невыносимую пытку и, отстранившись, тянется к тумбочке за смазкой и открытой пачкой презервативов. Тяжёлый взгляд Чимина скользит по телу Юнги, и ему нравится видеть его таким: тёмные, взъерошенные его руками волосы, красные пятна на коже, оставленные жёсткой хваткой пальцев, жилистое тело с чётко прорисованными мышцами, которые постоянно скрываются под объёмными балахонами. Он так отличается от смазливого мягкого Минхо и так же на контрасте излучает силу, уверенность, стойкость. Юнги позволяет Чимину доминировать, но не поддаётся полностью, периодически перехватывая всё в свои руки. Он возвращается в исходное положение и спускается немного вниз, усаживается в ногах Пака, а затем, просунув ладони под ягодицы парня, притягивает ближе. Отточенными движениями надевает презерватив и тут же раскатывает скользкий латекс по члену Чимина, чтобы потом не отвлекаться снова на это. Его лицо немного хмурится, словно он мысленно ставит галочку в последнем пункте длинного списка выполненных задач. Чимину весело, ведь он понимает, что таков Юнги по своей натуре: заботливый и ответственный. Он льёт смазку на пальцы, греет в теплой ладони, попутно бросая короткий взгляд на Чимина, который, подложив руки под голову, вызывающе улыбается, будто великодушно позволяя Юнги себя обслуживать. Мин осторожно касается ануса, размазывая субстанцию вокруг, и аккуратно надавливает, медленно проталкивая один палец. Он замечает, как с губ Чимина исчезает усмешка, а зрачки расширяются, тёмным омутом вытесняя серую радужку; пухлогубый рот приоткрывается, обнажая белоснежную полоску зубов. Юнги медленно гладит изнутри нежные стенки, терпеливо растягивая, и, когда один палец скользит свободно, добавляет второй. После нескольких долгих минут присоединяется третий. Чимин больше не смотрит с вызовом, с губ не срывается ни звука, он напряжён, но с предвкушением ждёт основного действа, готовый к новым ощущениям. Юнги пододвигается ближе и надавливает головкой на вход, бросая осторожные взгляды на Пака. Его пальцы сжимают простыни, он тяжело дышит, пытаясь унять внезапно вспыхнувшее беспокойство. Мягкий свет от ночника освещает прекрасные изгибы, и Юнги хочется нежно провести ладонью по груди, успокаивая и безмолвно обещая быть осторожным. Чимин напряжён, но поддаётся навстречу сам, взяв, как обычно, инициативу в свои руки, чтобы больше не мучаться в томительном ожидании. Юнги так же толкается бёдрами, погружая головку в жар чужого тела, а тот шумно втягивает воздух, задыхаясь от боли, но почему-то так нуждаясь в ней. — А-ах… — судорожно дышит. Грёбаный псих, любящий риск и адреналин; монстр, питающийся чувствами. Но Юнги не даёт ему лидировать, не сейчас: наклоняется вперёд, мягко целует губы и начинает медленно двигаться, вводя в него член полностью, постепенно наращивая темп. Чимина выгибает, с его губ срывается новый вздох. Его ярость и нужда в боли сменяется страстью. Он нетерпеливо двигается навстречу, позволяя Мину отбросить осторожность. По лицу Юнги стекают капли пота, он берёт его за бедра и начинает трахать с методичностью отбойного молотка, не забывая наблюдать за пиздецово сексуальным Чимином. Тот в свою очередь обхватывает его ногами, чтобы прижиматься как можно ближе, проникать глубже. — Блядь, — стонет Юнги, чувствуя приближающийся оргазм: его покалывают мелкие искры, распространяя жар по всему телу. Перед глазами искрящаяся пелена и ощущение абсолютной эйфории, которая ультрафиолетом ослепляет сознание. Чимин такой тугой внутри, податливый, отвечающий страстно и принимающий жадно каждый яростный толчок его бёдер. Звуки соития дурманят слух, губы закусаны до крови. Волнами накрывает оргазм, прожигая дыры в теле, отлетающими искрами жаля внутренности. Юн кончает в презерватив, так и не выйдя из Чимина; содрогаясь всем телом, он протяжно дышит, длинными пальцами оставляя следы на теле любовника. Чимин даёт ему пару минут, чтобы прийти в себя, а затем резко притягивает к себе и широким мазком языка слизывает капли пота над верхней губой. — Вставай раком, Юнги. Я держусь из последних сил, — он толкает его вбок и, схватив за влажное тело, разворачивает, прижимая грудью к постели. Дёргает чужую задницу вверх, ставя на колени. — Ммм... какой потрясающий вид мне открывается, сахарный, если б ты знал, — жарко шепчет на ухо, не забыв прикусить за мочку, отчего металл серьги стукается о зубы. Чимин отстраняется, чмокнув в шею и властно притянув к себе, склоняется ниже, начиная ласкать языком вход: он мягко прикусывает кожу вокруг, лижет, вторгаясь внутрь. Жилистые руки мнут ягодицы, раздвигая в сторону, чтобы открыть для себя больше пространства. Юнги прошибает током наслаждения, он выгибается, сильнее прижимаясь к лицу Чимина, оставляя липкие отпечатки на подбородке, щеках и губах. Протяжные стоны разбиваются о стены комнаты, лаская слух Пака и заставляя его самодовольно улыбаться. В последний раз погрузившись языком в горячее естество, он тянется к тюбику со смазкой, нетерпеливо льёт не жалея и проталкивается двумя пальцами в узкий проход, отмечая про себя, как всё ещё находящийся под кайфом Юнги поддаётся ему навстречу. Вновь возвращает губы на пульсирующий анус, смешивая вишнёвый вкус лубриканта с собственной вязкой слюной. Проверив в последний раз на степень растянутости, подтягивает ближе и входит резко, сразу на всю длину. Юнги мычит, утыкается лбом в матрас и буквально терпит первые мощные толчки Чимина. Но затем эти ощущения становятся настолько восхитительными, что он, никогда раньше не задумывавшийся о роли пассива, нетерпеливо ёрзает под Паком, желая получить ещё больше, насаживаясь как можно глубже. И Чимин даёт ему это: жадно мнёт бока и задницу, продолжая стремительно втрахивать в матрас. Кусает за кожу на спине, цепочкой поцелуев гуляет по позвоночнику, отчего у Юна подкашиваются ноги, ведь такое сочетание грубости и нежности прошибает насквозь, заставляя издавать громкие стоны, в унисон сливаясь с хрипом Чимина. Юнги задыхается от ощущений. А Пак… Внутри него чернота заполняется цветом, приобретая новый, яркий оттенок, пускает электрические разряды и украшает узорами сердце. Оно ещё мёртвое, но он чувствует, как тонкие трещинки разрушения ползут по всей поверхности, чтобы в итоге разбить ледяной панцирь одиночества. Чимин затуманенным взглядом следит за Мином, поражаясь, что именно он вызывает эти невероятные чувства, дарит такие эмоции. Терпит, отдавая всего себя без остатка. Это настолько прекрасно, что противоречиво отдаёт горечью, мерзким вкусом, оседающим на кончике языка. Нет-нет-нет. Чимин пугается, ему хочется немедленно остановиться, отстраниться, оттолкнуть от себя слабое, податливое тело, но оргазм накрывает мгновенно, словно беспощадное цунами, принося с приятной агонией уязвимость, так сильно пугающую его. Это совсем не похоже на то, что он испытывал раньше. С другим. Это заставляет его задыхаться, сжимая внутренности в тиски до боли, чтобы через минуту, похожую на смерть, взорваться ебучим фейерверком. — Я в полном дерьме, — срывается с его губ, когда он в изнеможении падает на Юнги, прижимаясь к его спине грудью, припечатывая тяжёлым телом к постели. Чимин утыкается носом во влажные волосы, плавно и лениво ведёт им по шее, не забывая периодически прикасаться губами. Кончивший во второй раз Юнги дрожит от мурашек, расползающихся от мест соприкосновения разгорячённой кожи с чужими губами. Чимин дышит тяжело: он растерян и где-то глубоко внутри чувствует начинающую расти панику. Юнги медленно поворачивает к нему голову, обрывисто целует и, притянув его за руку, огибает ею свою талию. Он прижимается ближе, не оставляя между ними ни миллиметра пространства, губами касается трепещущих ресниц и шепчет на грани слышимости: — Чувствуй, Чимин.

***

Ленивое утро аккуратной поступью пробирается в постель, нежно ласкает измождённое тело, коротенькими шажочками оживляя каждый усталый мускул. Так прекрасно наконец-то выспаться, не спеша растворившись в приятной неге. Было правильным решением не напиваться. И хотя Юнги не планировал безудержный секс с Чимином, он ни о чём не жалеет. Никогда ещё он не чувствовал себя так прекрасно на утро после сумасбродного секс-марафона. Влюблённое сердце купается в счастье, когда он вновь мыслями возвращается к их беспокойной ночи. Остатки сна подбрасывают картины взмокнувших тел, хаос рук, губ, движений, стонов. Чимин разбудил его под утро, покрывая ненасытными поцелуями бедра Мина, уговаривая в очередной раз погрузиться в нирвану. Юнги улыбается воспоминаниям, тянется в постели, возвращая осязаемость уставшим мышцам, и переворачивается на бок, зарываясь носом в мягкую подушку, пахнущую им. Ещё немного, и он будет вставать; ему нужно поговорить с Чимином, вновь поднять вопрос о совместной записи песни. Профессиональная чуйка не подвела – у Пака прекрасный голос: будь то чистый тенор, ангельский и воздушный во время исполнения песни, или хриплые стоны, срывающиеся с манящих губ, когда его жестко берут сзади. Последним Мин не хочет делиться с другими. Но скрывать прирождённый талант к вокалу кажется неправильным. Сегодня он откровенно с ним поговорит, предложит возможность новой жизни, заработок, дом. Себя. Рукой тянется в сторону соседней подушки, но встречает холодную пустоту. Матрас в ногах проминается под чужой тяжестью, и по телу распространяется предвкушение, наполняя утренний стояк желанием. Это безумие, так реагировать на любое движение Чимина, но стоит ли об этом задумываться, когда настолько влюблён?! С губ Юнги готово сорваться подкалывающее Пака приветствие, но тихая улыбка моментально исчезает с лица, когда его пятки касается что-то неприятно мокрое и холодное. И когда это «что-то» начинает лизать ногу шершавым языком, Юнги подрывается. — Эй, мелкий мешок с костями, пошёл нахер отсюда, — он швыряет подушку в Ёнтана, который скуля бросается вон из комнаты. — Блять, Тэ, твоя долбанная псина меня уже заебала! Возмущённым взглядом он провожает пса и оглядывается назад в надежде уткнуться в привычную ухмылку Чимина, но встречает лишь одинокую смятую постель. Пусто. В комнате никого, дверь распахнута настежь. Он резко срывается с кровати, хватая с пола шорты, скачет на одной ноге, быстро надевая их на голое тело, спотыкаясь о разбросанные вещи, и врывается в гостиную. Намджун лежит на диване, обнимая пустую бутылку, и сладко причмокивает губами, словно безмятежный младенец, прижатый к пышной материнской груди. Джин и Хосок жмутся на полу, деля один на двоих маленький коврик для ног в надежде заполучить свою долю согревающей ткани. Провожая быстрым взглядом друзей, Юн бросается в ванную и распахивает дверь, наталкиваясь на полную тишину в помещении. Открывает двери остальных комнат в доме, с ужасным шумом выводя ребят из сна. Спальни Джуна и Хосока пустые. До него постепенно начинает доходить суть ситуации, но внутри ещё теплится надежда на ошибку. В третьей и последней комнате сонно хмурятся Гук и Тэ. Юнги встречает вопросительный взгляд Чона, тёмные глаза испуганно расширяются. И Юнги отворачивается, вновь возвращаясь в гостиную. Бросается пересчитывать обувь у входной двери, устраивая полный бардак. Всю расслабленность как рукой сняло, ему кажется, что он задыхается гневом, желчным комом подступающим к горлу. — Что ты делаешь? — за спиной слышится недоуменный вопрос Джей Кея. — У него гнездование, — хрипит Хосок, утыкаясь лицом в сгиб локтя. Юнги делает глубокий вдох и поворачивается к друзьям. Пять пар глаз следят за его суровым лицом. — Чимин ушёл.