Амбивалентность

*** Если пребывание в темнице угнетало Люцию необходимостью оставаться наедине со своими сомнениями, затаенными переживаниями, разрозненными мыслями, разрывающими ей голову все последние дни, то в кипучей работе она чувствовала себя как рыба в воде. Хотя принцесса терпеть не могла толпу, предпочитая тусовки с избранными или байроническое одиночество, её с пелёнок учили с толпой взаимодействовать, организовывать. Править. И до сих пор у Люции это прекрасно получалось: в поручениях отца по делам Ада, в крылоборстве, в школьных заданиях в мире смертных, и так далее. Поэтому, пока Мальбонте с небольшим отрядом летал за Рогом Субантр, она запросто поставила на уши весь лагерь. Зато теперь там было всё необходимое для переплавки обычной архидемонической стали в модифицированную, и Люции оставалось лишь следить за процессом. По возвращению Мальбонте армия радовалась небольшой, но символичной победе. Принцесса немного завидовала всеобщему оптимизму, учитывая то, с кем им предстояло сражаться. Она слишком привыкла всё подвергать сомнению, и если прежде считала это хорошим качеством, уберегающим от ошибок, то теперь, в преддверии нападения на Цитадель, ей остро хотелось заразиться уверенностью. Уверенность затаилась в своих покоях, позволяя остальным праздновать, и наверняка вновь чахла над картами, планируя грядущее сражение. Столица была многовековым монолитом, самым защищённым оплотом власти серафимов, который те в своей закостеневшей гордыне наверняка считали неприступной. Мало было одних лишь Субантр, особенно учитывая то, что нападение планировалось днём для эффекта неожиданности; нужна была стратегия. В том, что стратегия уже готова, а сейчас лишь уточняются детали, Люция не сомневалась. С виртуозностью фокусника вертя меж ловких пальчиков чёрную пешку отличных деревянных шахмат, которые она зачем-то приказала притащить с земли вместе с необходимыми для переплавки материалами, принцесса абсолютно не вслушивалась в разговоры, в которые её пытались вовлечь. Буквально полчаса назад получила от Мими весточку, что ей удалось уговорить Мамона и он готов поддержать Люцию; теперь дело за малым — использовать его связи и влияние, чтобы привлечь как можно больше высших демонов старой аристократии, после смерти Сатаны остающимися под властью Цитадели или в нейтралитете, на свою сторону. Это была уже вторая прекрасная новость за сегодня, обещающая успех, но девушку всё равно не покидала тревога. Она не боялась, готова была умереть на поле боя, если так распорядится судьба; тревога была вызвана неопределённостью будущего. Прямо сейчас все они стояли на пороге либо эпохальной победы, либо уничижительного поражения. И то, и другое полностью изменит мир. Нервы покусывала ещё и упорно маячащая на задворках сознания мысль, что за пару несчастных месяцев знакомства с Бонтом она незаметно для себя успела привыкнуть к тому, что в подобном состоянии растревоженного берсерка успокаивалась только в обществе этого белокрылого ангелочка. Его мягкая улыбка, совершенно особенный взгляд, красивый голос, мозговыносящие и нередко ставящие в тупик рассуждения дарили ей странное сочетание азарта и покоя. Очередное сочетание взаимоисключающего в живом оксюмороне. А за те несколько дней, что он провёл в её апартаментах, нашлось и ещё кое-что, что их сблизило — шахматы. Они оба обожали их. Принцессу чуть ли не с пелёнок обучали стратегическому планированию, и шахматы в этом смысле были неплохой игровой моделью жизни. Люция всегда проявляла к ним недюжинный талант и увлечённость, рано или поздно обыгрывая всех своих наставников. Монета обернулась другой стороной, когда вокруг не осталось ни одного достойного оппонента, с кем было бы интересно сыграть. Бонту она предложила партию вообще ни на что не надеясь, просто чтобы поболтать в режиме многозадачности, и каково же было её удивление, когда ангел со своей добродушной улыбочкой с первой же игры разнёс в щепки её оборону. Каким-то непостижимым образом он умудрялся находить упущенные ею мельчайшие недочёты, при этом не прекращая уютной беседы. Люция отвечала ему тем же, и если бы не все навалившиеся события, кто знает, сколько часов они готовы были бы так провести… Теперь на всеобщие победные посиделки притащила шахматы, надеясь, что за игрой, глифтом и пустой болтовнёй всё лишнее выветрится, оставляя лишь ясность мыслей. Но всё было не то и не так: опонненты проигрывали ей в два счета, разговоры были неинтересными, а глифт — безвкусным. Зато, видимо, достаточно крепким, потому что в какой-то момент Люция, проклиная всё на свете, таки поддалась этому нелогичному желанию срочно поговорить с Мальбонте. Несмотря на поздний час и бесцеремонность вторжения, охрана воздержалась от вопросов и не осмелилась её остановить. Полукровка обнаружился в большом кресле у камина; он вдумчиво читал какую-то книгу и даже сейчас выглядел сосредоточенно, напряжённо, словно с минуты на минуту начнётся бой. Стать, сила и непринужденное величие было во всей его фигуре, позе, повороте головы. Не броская гордыня, которой порой любила разбрасываться Люция, пуская пыль в глаза, а нечто иное, вызывающее одновременно уважение и раздражение. — Если ты пришла мне доложить о ходе дела, за которое взялась, то не стоит беспокойства — мне уже обо всём доложено. — сказал он, не отрываясь от чтения. Люцию, не привыкшую к игнорированию, подобное невнимание покоробило, как и формулировки — будто она просто одна из его прислужников, не более. — Не только это. Мими удалось убедить Мамона. Нужно лишь немного времени, и к моменту битвы за Цитадель многие сильнейшие архидемоны будут за нас. Новым Сатаной Совет серафимов избрал Азазеля, но его при таком раскладе почти никто не поддержит. — Мой старый учитель… Что ж, ожидаемо, что он не поймёт меня. — Мальбонте только усмехнулся своим мыслям, по-прежнему не отрывая глаз от книги. Это принцессу раззадорило, как красная тряпка быка, поэтому, утратив инстинкт самосохранения и про себя попросив прощения у ни в чем неповинного фолианта, она стремительно приблизилась к полукровке и вырвала книгу из его рук. — Что ты делаешь, позволь спросить? — ровно, но с лёгким холодом в голосе поинтересовался он, наконец подняв на неё взгляд. — Позволяю, — отзеркалив его недавнюю усмешку, устроилась в соседнем кресле, — Привлекаю внимание. — Зачем? — Есть пара вопросов. Не сыграешь со мной партию? — царственно кивнула на шахматы, которые взяла с собой. Наглость - второе счастье, и несмотря на грозную ауру полукровки, принцесса чувствовала, что выходка сойдёт ей с рук. Вообще-то сама терпеть не могла, когда её отрывали от чтения, но возможность чуть-чуть, без последствий позлить Мальбонте грела её чёрную душу. — Ты абсолютно уверена, что у меня нет сейчас более важных дел? — Абсолютно. И не смотри так, будто сейчас голову снесешь, всё равно не отстану. Вопросы правда важные, игра — просто приятный бонус. Прежде чем пойти вместе с тобой громить весь старый миропорядок, я хочу выяснить… прояснить для себя некоторые моменты. — Ответы тоже нужно заслужить. — А я и не против. Предлагаю за каждую срубленную фигуру или поставленный шах — один вопрос и один честный ответ. — Нравится проигрывать, принцесса? — Нравится играть и сбивать с некоторых спесь. Начнём?.. *** Спесь в итоге всё же сбили с неё. И не потому, что она дважды из трёх партий получила шах и мат, а потому что проиграла в ином… В наконец-то выделенную ей отдельную небольшую комнату Люция возвращалась в глухой прострации, тогда как внутри всё жгло и горело. То, что началось как вполне безобидная игра, закончилось откровениями, к которым она была… не совсем готова. Да, сам разговор и затевался для того, чтобы вытянуть у Мальбонте какие-нибудь подробности его прошлого, но услышанное превзошло все ожидания и теперь выкручивало, ломало изнутри. Немыслимо. То, что тысячелетиями скрывал Шепфа от бессмертных, правда о создателе тьмы — Шепфамалуме. То, что пришлось, а главное, смог пережить Мальбонте. Люция честно признавалась себе, что на его месте могла бы и не суметь сохранить рассудок. Она никогда не была обделена силой воли, и ей много ужасов довелось пережить, но такое… Считая себя «толстокожей» в плане эмпатии, она почему-то остро, будто на собственной шкуре, переживала всё, что рассказывал Мальбонте, несмотря на его показательно-равнодушное лицо. Потому что чёрные глаза, будто наполненные живой тьмой, в которых вместе с бликами пламени было всё что угодно, кроме равнодушия — не лгали, были безжалостно честны. Хотелось прямо сейчас схватить все свои метательные кинжалы и нашпиговать ими Шепфа, наплевав на собственные же прошлые умозаключения, что нужно пытаться договориться с создателем. Чувствуя, что не может удержать на лице привычную защитную маску, и понимая, что в ответ разболтала о своём прошлом уже явно больше, чем следовало, принцесса сбежала из покоев Мальбонте так, будто её адские гончие за пятки кусали. Особенно пугало то, как уютно и безопасно она чувствовала себя обществе Врага Небес, и как сильно хотела к нему прикоснуться: порезаться кончиками пальцев об острые линии скул, провести по вечно изогнутым в неповторимой усмешке губам, мощной шее, забраться прохладными ладонями под тунику, к самому сердцу… Или оседлать колени, вцепиться в волосы и голодным поцелуем истерзать губы, медовый вкус которых наверняка разбавила лёгкая пьянящая горечь… Снова двойственность, только принявшая совсем уж неприличное направление. "Ну, в этот раз хотя бы не я первая начала раздеваться" - с отравленным весельем подумала принцесса, вспомнив момент, когда Мальбонте показал ей метку Шепфамалума, алеющую на его спине, и собственные шалости, когда разделась перед Бонтом. Люция вполне смирилась бы, если это чувство могло бы идентифицироваться как обычная страсть: страсть была ей знакома, и, в конце концов, надо быть слепой, чтобы не заметить, насколько Мальбонте притягателен. Тогда проблем бы вовсе не возникало, ибо в своей женской неотразимости демоница ни капли не сомневалась. Но было что-то ещё… Что-то более сложное, запутанное, сильное, чем даже её чувства к Бонту. Получив ответы на все интересующие вопросы, демоница не могла понять одного: какого хрена ей так больно?..