Близнецы солнца

Он был таким себе отцом — он это признает, это за последнее десятилетие поняли все в Обществе Душ. Ой да кому он врет — он был приемлемым опекуном - даже не отцом - для его младших детей — близнецов и совершенно точно дерьмовым отцом для Ичиго. Он это признает, он хотел это исправить, просто… У него уже не было шансов. Лет двадцать назад — да, шанс был, но не теперь, даже не тогда, когда Ичиго еще была угловатым подростком с вечным хмурым взглядом на лице. У него были шансы хоть как-то реабилитироваться во время Зимней войны, даже раньше, когда Кучики только пришла — но он остался в стороне, наблюдая за своей дочерью, за ее борьбой в совершенно новом и непонятном для нее мире. Она буквально барахталась в темноте и ей нужен был кто-то кто протянет ей руку помощи — любой приличный отец так бы и сделал. Вернее не так — любой нормальный отец не довел бы до этого, а вместо этого еще в самом начале, когда только ребенок осознал что видит больше положенного, усадил бы свое чадо перед собой и объяснил, а еще лучше потренировал бы, каноны миров. Ишшин же этого не сделал. Ишшин же предпочел чтобы его ребенок шел наугад, спотыкался об каждый камень и ненавидел каждый миг своего отчаяния. Тогда невмешательство казалось нормальным — он был тем, кто растил Ичиго с самого ее рождения, он был ее отцом, так что знал что делал. Такое оправдание работало ровно до того момента, когда за его старшей дочерью захлопнулась дверь. Кажется именно тогда истинная картина мира резко рухнула на него — оставив у разбитого корыта собирать жалкие осколки семьи. Но было уже поздно — Ичиго ушла из дома и возвращаться явно не собиралась, а Карин и Юзу стали достаточно взрослыми чтобы понимать, что могут справиться сами с большинством своих проблем. Как они справлялись все эти года при помощи Ичиго. Черт возьми, его старшая дочь фактически вырастила их заместо него. И не это ли удар по его гордости как отца? Дерьмового отца — он это признает. От Ичиго не было вестей около полутора лет, а после она резко вернулась: повзрослевшая, с тенями за спиной, но при этом у нее была гордая походка, расправленные плечи и собранная и спаянная из ломанных-перемолотых кусков гордость. Она шла как девушка, которая знала себе цену, которая уже чего-то достигла, которой откровенно наплевать на мнение окружающих ее людей, которые не были ее семьей. А это были все, кроме, возможно, близнецов. У его дочери изменилась фигура — стала более женственной, мягкой, ухоженной, но при этом Ичиго не казалась слабой — наоборот, она словно феникс вернулась из пепла в эту жизнь. А ведь по сути так и было — отсутствие двух третий ее души — это верная гибель для шинигами, даже для такой сильной как Ичиго. Ишшин, говоря честно, не хочет знать как именно его дочь переживала ломку после войны, потери сил, связей и зампакто, а то что ломка была он просто уверен — его дочери было пятнадцать, когда началась первая, к его ужасу, война. Он… знал какая судьба постигнет его дочь — наверное это было одним из его оправданий и причин по которым он отдалился от своей дочери. Какой же он жалкий. Ишшин, после случившегося с его дочерью и его абсолютным бездействием и равнодушием, больше не считал себя Шибой. Да, по реацу он был Шибой, но не более. Он больше не ощущал то самое определенное состояние члена бывшего Великого Пятого клана. Если бы только его видела его семья — клан — то тогда бы ему было бы не жить. Для клана Шиба — семья это все. Семья важнее долга перед Сейретеем, Готеем и всем остальным. Семья — это центр мироздания для Шиба. А Ишшин посмел предать это, посмел бросить семью ради… А ради собственно чего? И вот, перед ним, словно специально напоминая обо всех его провалах в жизни, стоят внуки. Внуки. Он стал дедушкой. А ведь он об этом и не узнал бы, если бы не случайность, которая привела его… внуков в Сейрейтей. Они стоят перед ним в черных одеждах шинигами, с двоичными зампакто на невероятно знакомых местах, и выглядят они так похоже на Ичиго, что это просто до ужаса потрясающе. Они были ее детьми — другого объяснения и быть не могло, которые росли в тепле и любви, которым объяснили концепцию миров и сил, которыми они по рождению могли обладать. Он видел это, он видел каким родителем стала Ичиго по результатам, которые стояли перед ним. Эти дети знали перед кем они стояли, они были более подготовленными к реалиям этого мира нежели когда-то была Ичиго — брошенная и обиженная теми, кого она считала семьей и друзьями. Ичиго была Шибой, Ичиго знала значение слова семья и, в отличии от Ишшина, выполняла свой долг по отношению к семье до самого конца — когда уже чаша терпения фактически исчерпала весь свой объем, и только тогда уже перевернулась. Его внуки унаследовали от своей матери столько мелочей, что это просто смешно. Особенно учитывая ту невероятную реацу, которую все шинигами могли почувствовать когда открылась гаргана и дети приземлились в этом мире. Ишшин смотрит на детей и почему-то понимает, что даже если бы у Ичиго была возможность — а она была, — то она никогда бы не рассказала бы о своих детях — держа их в секрете столько сколько смогла бы. Не из-за детей, даже не из-за себя, а из-за них. И это больно признавать. Больно признавать, что именно они — шинигами — причинили больше всего вреда девушке с яркими рыжими волосами. Ишшин смотрит по сторонам и видит как и до остальных капитанов и лейтенантов доходила эта мысль. И ведь они не могли винить в этом девушку, не после всего… Ишшин Куросаки, некогда Шиба, смотрит на двух детей и вспоминает каким дерьмовым отцом он был, как именно он разрушил семью, как втянул невинных детей в не их войну. Он знал свои недостатки и свои грехи, которые он со всей упрямостью мула, продолжал копить: сначала оставив троих детей один на один с самими собой, потом бросил старшую в войну без каких-либо объяснений, затем на правах отца попросив оставить друзей все той же старшей оставить ее в покое, тем самым случайно показав, что ей не рады в собственном доме, прождал больше полутора лет дочь без каких-либо поисков с его стороны, а затем фактически снова бросил во вторую войну. И, словно этого было недостаточно, оставил двух своих младших девочек через восемь лет ради белого капитанского хаори. Он смотрит на двух детей с какой-то обреченностью и горем, которые столько лет пожирали его заживо, которые он с таким усердием пытался подавить стопками бумаг и новыми-старыми обязанностями. Корма. Однозначно. Он… раскаивался в своих решениях по отношению к Ичиго. Он хотел поговорить с ней, объяснить свои действия, которым даже оправдания не было, не после стольких лет пинков в самое разное время суток в самые разные места. Он знал, что скоро они встретятся — Ичиго не может не найти своих детей, так же он знал, что эта встреча принесет ему боль — совершенно заслуженную, как бы между прочим — в сердце. Ишшин кусает губы в неуверенности и сжимает свое хаори, а внутри него бешено колотилось сердце. Он заслуживал всего того, что она скажет ему при их первой встречи впервые за столько лет. Он просто хотел поговорить и постараться уговорить ее дать ему шанс… очередной шанс на долбанную реабилитацию в глазах собственной дочери и, теперь уже существующих, внуков, которые смотрели на него с каким-то пренебрежением, словно уже знали кто он такой и что именно он сотворил с их матерью, которую они даже без слов произнесенных вслух обожали и почитали как божество. Ишшин просто надеется, что… Все будет хорошо. Потому что он эгоист.