Королева Драм

      Токи умеет слышать. Не только благодаря Дьявольскому Фрукту, что лишь усилил его странную способность. Он умеет слышать по-другому.       Он умеет слышать голоса людей. Существ. Вещей?       Честно, он не знает, как правильно это назвать. Он перерывает библиотеку замка Драм и находит краткое и непонятное упоминание чего-то такого.       Токи слышит «голос мира», и, наверное, это самое лучшее определение, что он мог дать своей особенности. Он умеет слышать мир, но не всегда способен понять, что услышал. А еще — верить в то, что ему поведали. Правда порой бывает ужасающей, а ложь так сладка, что не поддаться соблазну невозможно.       Ему было двенадцать, когда они с Тиной потеряли родителей. И где-то тринадцать-четырнадцать, когда он встретил тогда еще не королеву Валет.       Была война. Фронту бунтовщиков приходилось совсем нелегко. Не хватало еды, боеприпасов, медикаментов — немногочисленная армия оказалась истощена. Это было тяжелое время затяжной бесполезной гражданской войны, и они с сестрой попали между молотом и наковальней. Им чудом удалось уйти от места стычки, но…       Они были голодны, их одежда не спасала от холода, и начиналась снежная буря. А еще в их и так не особо солнечном королевстве, чье небо затянуто тучами, шел сезон, который назывался «полугодичная ночь», — наступали настоящие, темные, даже черные дни.       Больные, истощенные долгой дорогой, замерзшие и голодные, они оказались обречены на смерть. И когда сестра уже не была в состоянии слушать его мольбы не засыпать, рискуя замерзнуть насмерть, он совсем отчаялся. Встретить в такую бурю хоть кого-нибудь равносильно чуду. Токи не верил в чудеса.       Но ему суждено было случиться.       От «чуда» разило горелой плотью и порохом. Дивные яркие волосы в сумерках казались кровавыми. Исхудавшее измученное лицо замотано в обледеневший шарф. Куртка была в подпалинах и чернеющих брызгах чужой крови.       Их спасительница не выглядела как снежная фея.       Она шла, пошатываясь, сквозь снег явно из последних сил, и этот человек — женщина — его последняя надежда. Единственная.       — Помогите! — он звал на помощь отчаянно, хотя понимал, что женщине, судя по всему из сопротивления, самой нужна была помощь.       Снег бросался в глаза. Слезы обжигали обмороженное, обветренное лицо, а пальцев он уже почти и не чувствовал. Женщина же остановилась всего на мгновение, а после, оставляя их за спиной, пошла дальше. Безмолвная, жуткая тень, от которой во все стороны разило одиночеством.       Голос ее сути не был добрым. Совсем не был. Он был глухим, уставшим, больным и эгоистичным.       Она не стала их спасать и ушла.       Токи прижимал к себе сестру и плакал, понимая, что обречен, не в силах подняться на ноги, чтобы идти по стремительно заметаемому снегом следу хотя бы за неизвестной женщиной.       Он не хотел умирать.       Он хотел жить.       И рыдал, сглатывал колкий тяжелый воздух, что встал поперек горла, шептал обветренными губами: «Пожалуйста, хоть кто-нибудь, спасите».       Предавшись отчаянью, он не сразу услышал скрип снега и даже голос. Усталый, безжизненный, хрипящий.       — Лезь на спину и держись. Двоих не утащу.       Неизвестная женщина подхватила его сестру на руки, прижала к себе и кивком головы поторопила, подставляя спину и шею. Токи не знал, откуда у него взялись силы, но он забрался, повис на ней, обвив конечностями, боясь упасть, прижимался к пахнущей смертью куртке и затих.       Эгоистка, которая не хотела умирать в одиночестве, вернулась за ними. У нее не было ни надежд, ни особых ожиданий по поводу собственного спасения. Она просто шла вперед. А потом в какой-то момент решила вернуться и забрать их.       — Почему вы вернулись? — спросил он, зарывшись носом в мех ее обледеневшего капюшона, пытаясь не обращать внимания на то, как неприятно упирается сквозь его одежду винтовка, все это время висящая за спиной женщины, поверх которой он теперь болтался. Скорее всего, он своим весом «придавил» оружие, отчего лямка, перекинутая через плечо, врезалась сквозь ее куртку, явно принося дискомфорт, о котором она промолчала.       — Потому что захотелось, — отозвалась женщина, дергая головой, из-за чего покрытые инеем от дыхания волосы колыхнулись. Розовый и белоснежный смотрелись… красиво. — Ты не расслабляйся там, пацан. Не спи, зима приснится.       «Не спи, зима приснится» — этот насмешливый и смертельно усталый голос дарил ему надежду. И Токи, даже если бы хотел, не смог его забыть.       Они дошли до людей, добрались в лагерь бунтовщиков. Токи к тому моменту был уже почти без сил и с чужой спины просто скатился. Его конечности отказывались двигаться. Он плохо помнил, что происходило дальше, так как глаза не хотели открываться, даже если он очень старался. И единственное, что ему оставалось, это полагаться на свой слух. И Токи слушал.       И слышал.       Слышал, как она отдала приказ отогреть их и оказать помощь. Слышал, как, оказывается, принцесса Валет, получив отчет о том, что медикаментов нет и даже лишней порции еды не найдется, разрешила использовать ее личную аптечку и отдать им, нищим бродяжкам, свою порцию солдатской болтанки.       — Мне перепало по дороге, — слышал он ее хриплый, кажется, сорванный голос. А быть может, она была больна.       Ложь — сразу же определил Токи.       Принцесса Валет врала своим подчиненным и в тот день ушла отогреваться и отдыхать голодной. Пока были в пути, они перебрасывались фразами. Своеобразная проверка, в сознании ли они. Еще не умерли? Еще не в бреду?       Она говорила, что по приходе в лагерь съест все, что бы ей ни дали, так как последний раз ела два дня назад. Токи тогда согласился с ней, сказав, что они тоже не ели примерно столько же.       Сидя у огня после оказания первой помощи с тарелкой почти безвкусной, но горячей жидкой солдатской каши, он понимал, что остался жив всего лишь… чудом.       И какие бы сказки ни рассказывали им с Тиной в детстве родители, «чудо» было совсем не добрым. Оно было эгоистичным, обозленным на весь мир и чертовски усталым. Их спасительница пахла кровью, порохом и смертью. Ее душа кричала. Орала в отчаянии. Но принцесса Валет так и не облекла свою боль в крики.       И ей действительно было на них все равно.       — Не обольщайтесь, мелюзга, — хмыкнул старый вояка, трепля Токи по черным вихрам. — Наша принцесса просто выполняет свой долг. Ну и скорее всего помирать в одиночестве не хотела, шанс, что в такую погоду она бы нашла наш лагерь… мы ее уже похоронили, будем честны.       Но принцесса Валет нашла. Более того, она как будто знала, куда идти. Будто… сам остров, зима и метель нашептывали ей путь.       Токи об этом, естественно, никому не сказал.       Принцесса Валет была… честна в своем поступке и не лукавила ни разу. Ни жалости, ни сочувствия. Лишь простое желание. Мимолетное «захотелось», что спасло им жизни. И даже жест с медикаментами и едой скорее был своеобразным «хуже уже некуда». Она ни на что уже не надеялась.       В тот день они все выжили просто из-за того, что она должна. Должна вернуться в лагерь, должна вернуться за ними, должна выжить.       Самой себе и никому другому.       Она не запомнила их встречу. Не придала ей никакого значения. И когда они вновь спустя месяц пересеклись в лагере, чьи дела пошли в гору, он не рассмотрел в ее глазах ни капли узнавания.       Принцесса не запомнила ни Токи, ни Тину. Они были для нее всего лишь посторонними детьми, чьи спасенные жизни совершенно незначительны.       — Вы просили слугу, Ваше Высочество, — уже совершенно другой солдат, выловивший Токи и его сестру на кухне, забрал их прямо у поваров. — Можем даже двух предложить.       — Родственники? — без особого интереса спросила Драм Валет.       — Да.       — Что ж, проинструктируйте их, потом с ними пообщаюсь.       Драм Валет делала порой удивительные вещи, раздавая чудеса, но не придавала им значение. И именно этим она цепляла людей, и те шли за ней.       И Токи… Токи захотел подарить ей кое-что в ответ. Быть может, тоже своеобразное «чудо». Свою верность. И свою способность слышать.       И когда он тихо признался, что обладает Дьявольским Фруктом, позволяющим усиливать слух, различать частоты, да и вообще развивать его в этом направлении, умолчав о том, что слышит много больше, чем обычный человек, то никак не ожидал, что девушка, спасшая его, лишь тяжело вздохнет.       — Ты понимаешь, что только что лишил себя выбора?       — Что?       — Либо ты служишь мне, либо умираешь. Если ты в перспективе способен услышать разговор, что происходит на другой части острова…       Токи тогда впервые опустился на колени, нелепо пытаясь подражать ранее виденному слуге у короля Вапола.       — Я клянусь вам в верности! — ломающимся подростковым голосом проговорил он.       — Да клянись сколько хочешь. Делом докажи, — усталый вздох. — Свободен. Вечером придешь, обсудим, что с тобой делать и куда и как применить твои таланты. Но запомни. Больше не становись на колени — даже передо мной. Одного раза за всю жизнь достаточно, ты так не считаешь?       Лишь гораздо позже он понял всю подоплеку ее слов.       «Я позволю тебе не стоять предо мной на коленях. Другие — нет».       Токи был ее ушами.       Глазами, руками, ногами.       Токи стал для нее полезным.       Он стал тенью королевы Драм.       «Просто слуга» скрывал в себе гораздо больше, чем многие думали. Он скрывал под личиной мальчика на побегушках знания.       — Это безумная идея, но она должна сработать. Будешь моим… наушником.       Он сам не заметил, как стал Хранителем Тайн королевы Драм. А ведь он был еще совсем молод.       Сила фрукта королевы позволяла ей изменять размер того, что с ней соприкасалось, а не только собственное тело. Например, одежду. Вещи, что она держала в руках. Или людей. Но только прямое прикосновение — стоило его разорвать, как эффект исчезал.       Драм Валет скрывала эту способность, хотя она была так очевидна и на поверхности, но никому не приходило в голову, что сила фрукта Ее Величества имела немного больше возможностей. Можно было бы догадаться — иначе не напастись одежды и обуви. Так очевидно.       — Вот на таком уровне будет удобно, — тихо проговорил Токи, повиснув на чужом ухе, с опаской смотря на иглу, которой его госпожа собиралась прокалывать ухо, чтобы надеть серьги для его удобства, когда он будет слишком маленького роста. Так ему было бы проще держаться. И случайно не сорваться, тем самым оторвав своей госпоже ухо.       — Отлично, — зеркало, игла, решительный взгляд синих глаз и заготовленные заранее небольшие кольца серег. — На три проколем… Три.       Три серьги на правом ухе, четыре на левом. Никаких изысков, простые небольшие кольца и по одному гвоздику. Все украшения, как, собственно, и сами уши, она тщательно промывала каждый день на случай повторения такого не очень удобного для Токи сотрудничества.       Впрочем, он бы потерпел даже хлопья отмершей кожи, если нужно было бы. И не такое они проходили вместе.       Валет была разведчиком и диверсантом. А он был ее «наушником», сообщающим обо всем, что происходит в округе. Они были лучшими. И если честно, выиграли войну вместе.       Но если бы не Валет, то ничего бы не вышло. Она могла бы выжить и завоевать королевство и без своего слуги, просто было бы сложнее и, может, дольше.       Токи… стал тем, кто видел королеву разной. И слышал он тоже разное.       — Вы плачете?       — Это дождь.       — В нашем королевстве не идет дождь, Ваше Величество.       — Снег — это замороженный дождь, неуч, — фыркнула девушка. — И я все еще Высочество. То, что мы убили короля, не значит, что я тут же становлюсь королевой.       Токи хотел сказать, что нет, именно это и значит, но промолчал.       Токи слышал, как бешено стучало ее сердце, как заходился пульс. Чувствовал подрагивание ее тела и… молчал. Он слышал порой гораздо больше, чем ему бы хотелось.       Было многое. Было всякое. И пьяное хихиканье, и сдавленные всхлипы за стеной спальни госпожи. И крики со стонами от кошмаров. Ее бессонные ночи за документами. Шелест листков и бормотание. Иногда она ругалась, иногда проговаривала свои мысли вслух.       Иногда он слышал, как капают слезы, скатываясь с кожи, а после срываются, падая с острого подбородка.       Токи слышал и знал слишком многое.       И его задачей было говорить об этом только королеве Драм. Или молчать.       Молчать, когда она, разбив руку в кровь ударом о стену после первой казни, после того как лично читала на площади приговор, тихонько рассмеялась, упираясь окровавленной кистью, сгорбившись, обессиленная и измотанная.       Но все еще не слабая.       — Если правители — это наместники бога, то насколько же хреновая, должно быть, у Него работа? Как думаешь, Токи?       Токи молчал.       А королева, стиснув зубы, выдавливала из себя злую улыбку.       Некрасивую.       Жестокую.

***

      После войны в Маринфорде, когда в игру вмешался Монки Д. Луффи и Трафальгар Ло, внезапно заделавшись едва ли не лучшим другом Мугивары, случился очередной всплеск преступности. Виски Пик больше не стоял блокпостом. Крокодайл ушел в Новый Мир, и преступность в виде замотивированного отребья рванула на Гранд Лайн, вдохновленная последними словами Эдварда Ньюгейта.       Акаину стал Главнокомандующим и перенес штаб-квартиру Морского Дозора на вторую часть Гранд Лайна. И тем самым подставил под удар гражданское население. Морской Дозор понес в войне огромные потери, людей не хватало на защиту, и как-то так само получилось, что из шичибукаев, заседающих на первой половине Гранд Лайн, я осталась… одна. Точнее, не одна, была еще Боа Хэнкок, Трафальгар Ло и все в этом роде, но почти в самом начале Гранд Лайна только я.       Подстава подстав.       И самое главное — пока все активно следили за замесом, сброд первой половины Гранд Лайн и те, кто только прибыл в «Рай», решили сколотить союз и собрали нехилый флот, науськанные кем-то. Странные мысли бродили у народа, даже цели — взять королевство Драм и меня заодно, как капера, задавив массой.       После войны наши больницы были забиты солдатами, которых нам отправили на лечение. Большинство из них после своих ранений оказались непригодны к службе, а потому Акаину списал их со счетов.       Знало ли Мировое Правительство о том, что Акаину разбрасывается своими подчиненными, пусть и бывшими, направо и налево? Черт разберет. Но все сводилось к тому, что нас собирались прижать. И либо суки правительственные ждали того, что я напрямую запрошу помощь, влезая в долги, либо… у них был какой-то свой интерес, чтобы Драм получил знатных люлей и снова скатился к самому началу своего гордого восстания из мертвых.       Сброд кто-то натравил. И узнать кто мне не доставило особых проблем.       Муссюру. Это был он. Старший изгнанный братишка, которому вдруг захотелось приземлить свою задницу на мой трон и повторить, видимо, подвиг своего младшего.       Возможно, за ним кто-то стоял. Возможно, это была его личная инициатива. В любом случае радости не прибавило.       Информация, попавшая мне в руки, подтвердила, что воду мутит братишка, а вот по своей инициативе или чужой — выяснить не удалось. Возможно, тут вообще выплыли счеты Донкихота, но это вряд ли. Дофламинго со своими врагами всегда разбирался сам — не в его стиле подставлять меня своими плясками. Принципиальный розовый птиц.       На одном из двадцати семи кораблей был замечен этот урод. Муссюру. Скотина.       На запрос Морскому Дозору хотя бы о небольшой поддержке, чтобы после боя переловить преступников и упечь за решетку, мне прилетел ответ от Главнокомандующего Акаину, милейший по содержанию: «Разбирайтесь сами, это ваша работа».       Технически он был прав. На практике…       — Что будем делать? — голос Токи заставил выплыть из размышлений и снова обратить внимание на листы с информацией.       Что делать?       У Дофламинго передел власти в Новом Мире, да и звать его — себя не уважать. Морской Дозор нас кинул, в Арабасте своих дел хватает, да и…       Все сама, Валет. Никто тебе не помощник.       — Найдите мне человека, который разбирается в подрывах.       — Но это вы, — тихий голос Токи заставил меня замереть на месте и уставиться на него несчастными глазами.       Я умела подрывать ящики TNT, но не бомбу с отсроченным действием собирать. Хотя самодельный чертеж моей тайной страсти лежал в ящике стола, но это из разряда «повезет, не повезет». Я бы такую хрень собирать не рискнула.       Логика устройства была проста. Дистанционно не поставить, таймер устанавливать — понятия не имела как. Немного я об этом знала, особенно об электрике. Но однажды, при наблюдении за забавными часами с какой-то тварью, отдаленно похожей на кукушку, в кабинете Курехи, в голову пришла гениальная мысль.       Нажимая на курок, мы запускаем простейший механизм. Воспламеняющие или в принципе запускающие выстрел механизмы в этом мире были. Ударно-спусковой механизм, что воспламенит начинку — ничего сложного. А часы? Ключиком заводишь каждое утро, и они идут.       Ничего сложного. Чистая механика. Физика, что в основном этим миром игнорируется. Осталось только совместить, и будет своеобразная бомба с часовым механизмом.       Это должно быть дешевым, но довольно эффективным оружием.       Вряд ли я создала что-то новое, гением себя не считала, а мысли свои озвучивать не спешила, так как сразу бы возникли вопросы — нахера оно мне надо? Зачем королеве компактная носибельная бомба отсроченного действия?..       Чтобы таскать ее с собой, естественно. Ну или быстро собрать на коленке из запчастей и устроить «кабум». Пингвин Рико в моей душе все еще был жив, даже если у меня отобрали Тринитротолуол.       — Зови Донкихота Росинанта, — устало сказала я. — Посмотрим, что он скажет. И подготовь Ласточку. Я буду разбираться с этим лично. И еще Далтону кое-что передашь.       Задумчиво окинув взглядом стол в поисках документа, выдернула его из-под других листов. Приказ о том, что всех отловленных засланцев запирать в тюрьмы до моего возвращения.       Замешкалась лишь на мгновение, отдавая документ, заверив его печатью. Иногда мне нужно было быть жестокой.       Токи лишь кивнул и растворился, чтобы спустя время появиться, сопровождая ко мне младшего Донкихота, который по профессии был диверсантом и агентом внедрения. Вот пусть опытом и поделится.       Куреху выдергивать из Академии сейчас нельзя, у нее там свой аврал. Далтон занят обороной острова, которую в связи с ситуацией усилили. Конвой торговых кораблей требовал времени, и пахали сейчас все, а Далтон особенно. Вздумай кто нам провизию подрезать — и будет крайне неприятно.       Да и вообще мой братишка подходил под графу «глубоко личное». Поэтому и разбираться я собиралась с ним лично.       — Вызывали? — Росинант улыбнулся. Как оказалось, воспитание ребятишек было все-таки его призванием. Даже самую лютую жесть он умудрялся подавать так, чтобы психику не калечить. Так что его мигом взяли в оборот, да и он втянулся.       Но сейчас мне нужен был не учитель Академии Военно-морского флота королевства Драм, а диверсант и агент.       — Читай, — я придвинула ему папку и устало потерла лоб. Ситуация была серьезной, и война, а также возможный штурм моего королевства подразумевали то, что она критическая.       Донкихот Росинант, к слову, не подвел.       — Что будем делать? — в красных глазах не было и намека на веселость. Только холод и расчет, сосредоточенность с готовностью.       Полюбился ему этот остров и эта страна.       Замечательно.       — Работать на опережение, — усмехнулась и положила кривой чертеж моего «гения» перед ним. — Разбираешься?       Донкихот Росинант разбирался.       — Ты займешься этим лично? — нахмурился мужчина.       — Валентин меня подменит, — дернула я плечом. Мальчик… ему приходится слишком быстро взрослеть. — У нас мало времени, Росинант.       — Понял.

***

      «Ласточка» — это имя небольшой яхты, которая вполне управлялась тремя людьми. Неприметная, скромная, со стороны не особо привлекающая внимание — именно то, что мне нужно. Там было место для четверых человек и даже гальюн с мини-кухней. Местный вариант автодома.       Донкихот Росинант, в отличие от нас с Токи, с навигацией был знаком, поэтому автоматически оказался назначен штурманом. Да и вообще парнем, который шарил лучше, чем мы. У меня с навигацией было плохо, Токи же тоже особо в море не выходил, да и как-то обычно на корабле плавали, а не своим ходом.       Удивление на лице младшего Донкихота от того, что я тут себе мини-дом на волнах организовала, было весьма выразительным. Что ни говори, избалован он не был, а тут все с комфортом. Говорить же ему, что это моя маленькая блажь и каприз и что яхтой даже не пользуюсь почти, не стала. Но плотники Ватер 7 мной оценены по достоинству. Подарок самой себе на день рождения был приятен. Хоть я и понимала, что это на какой-нибудь случай, весьма вероятно, не очень веселый.       Случай представился.       Правда, судя по весьма задумчивому и довольному лицу брата моего любовника, который оценил комфортабельное восемнадцатидневное плавание, как бы он мое судно потом не спер. Такие вещи спереть-то как раз и хочется, по себе знаю.       Общий сбор пиратов и морского отребья был объявлен на Виски Пик. Сброд там начал кучковаться в принципе сразу после провала Крокодайла, организовав на месте бывшего центра наемников стихийную Тортугу. Влиться в толпу нам удалось спокойно. Тут не следили за тем, кто приходил, кто уходил. Как оказалось, организация среди всей этой «армии» хромала на обе ноги, тем самым играя нам на руку. Периодически вспыхивали конфликты, грозящие перерасти в самые настоящие бои, но их как раз таки успевали разнимать. Старались, по крайней мере.       Розовыми волосами никого не удивишь, никто из нас королевскими замашками не обладал, и прибухивать в баре, как обычные люди, мы тоже умели. И даже наслаждались процессом вполне себе по-настоящему. Правда, выяснилось, что Донкихот Росинант косел со страшной скоростью и страдал некой неаккуратностью, херача прямо с горла, не успевая даже глотать свое пойло.       Этому столику было решено больше не наливать. До номера мы его дотащили, а утром, проснувшись, с Токи маялись головной болью, тогда как «просто Роси» цвел и пах, всем своим видом вызывая вопросительную ненависть…       Что до наших лиц… Росинанту давно свели его татуировки, а свой стиль он изменил, из-за чего, если честно, приобрел странную способность быть незаметным. Да, блондин, да, высокий, глаза выразительные, но весь какой-то тусклый и тягуче-плавный. Тихушник, как есть он. Еще улыбку эту свою простодушную выдаст и вообще тот самый Ваня деревенский. Везде свой человек.       Опасный типчик.       Мне было достаточно выспаться и накраситься, убирая общий вкрай ушатанный вид, чтобы быть неузнанной. А после знатной попойки мы так вообще стали в доску свои и наше пьяное трио приобрело некую славу среди отбросов, что автоматически засчитано за успешное внедрение. А Токи… кто смотрит на слугу? Да и сам он ничем из толпы не выделялся. Худой молодой человек, черноволосый, смуглокожий. Цыганенок, каких по миру бегает вагон и маленькая тележка.       «Какая команда?»       «А, да там, короче, вон та…» — главное махать рукой куда-то в сторону, еле вороча языком спьяну.       Три дня, чтобы примелькаться. Три дня, чтобы убухаться и отдаться самому что ни на есть пиратскому образу жизни. Три дня, чтобы пересчитать всех жертв и составить план.       — И это твой… план? — Донкихот Росинант, увидевший меня обвешанной с ног до головы самоделками, которые я спрятала от чужих глаз одеждой, поперхнулся сигаретным дымом.       — Именно, — хмыкнула я. — Схема отработана, не волнуйся. Нам с Токи не впервой устраивать праздники.       Токи, что был моим наушником, помахал рукой, выглянув из-за волос и залихватской треуголки, честно отжатой у кого-то на попойке. Джек Воробей в моей душе навсегда.       — То есть… тебе нужно было, чтобы я наложил на тебя тишину и?..       — И не натворил херни, — уверенно кивнула. — Сделай так, чтобы нас не было слышно, но мы могли слышать все. Жди к рассвету. Если не вернемся, уплывай на Драм и расскажи все Валентину.       — Ему всего шестнадцать, — мрачно заявил доморощенный альтруист и поборник законов о защите детей.       Да что ты говоришь… кисло улыбнулась и дернула плечом.       А то я не знаю, что ему рано свой молодой и гладкий попец на неудобный стул приземлять.       — Не сдохну.       Много ли может сделать маленькая бомба? Петарда, считай?       Если в пороховом трюме — то сделает она знатный фейерверк. Часов через двенадцать как бахнет, что только и останется наблюдать за происходящим со стороны.       У нас было время до рассвета, чтобы спрятать уже заведенные сюрпризы. Тихо, коварно, бесчеловечно. Так, чтобы никто не заметил. Как крысы на тех же кораблях, тихо проскользнуть. Засунуть в бочки, полные пороха, заведенную бомбу.       Тут, на пороге Рая, счастливчики, преодолевшие Риверс Маунтин, еще не обладали чудовищной силой. Не слышали о том, что такое Воля. Не умели искусно пользоваться своими способностями Дьявольского Фрукта. И не были поцелованы самой Госпожой Фортуной в зад, как мальчик по имени Монки Д. Луффи.       Они пьяны, невнимательны и одурманены уверенностью в скорой победе. Запасались припасами, набивали трюмы, чтобы, минуя Литл Гарден, по добытому Этернал Посу достигнуть Темного Королевства Драм.       Ничего личного, ребятки.       С первыми лучами рассвета, да что там, почти по самым сумеркам, измученные и уставшие, мы сели в мою Ласточку и отчалили прочь от Виски Пик. Росинант задумчиво курил, установив курс, смотря на удаляющиеся «кактусы».       Мы отплыли достаточно далеко, но веселый голос Токи, что умудрился забраться повыше с подзорной трубой, оповестил о том, что все сработало.       До нас долетели лишь отголоски.       — Кабум, — проговорил парнишка, подцепив у меня словечко. — Хм… там что-то еще на острове рвануло, не только корабли и…       Я вопросительно глянула на довольного Росинанта.       — Склады, — флегматично оповестил он, щурясь на солнце.       О, ну молодец. Зря время тоже не терял.       Мы завалились спать.       Мысли о том, что лично так и не довелось встретить Муссюру и пришить поганца, пришли ко мне гораздо позже. Впрочем, еще успеется.       Я тебя, собака, найду. И самолично на гильотину отправлю. Еще и рычаг спущу.       Старший братец мне был неинтересен, пока он не появился на горизонте. Теперь же… я буду хорошей королевой. Пусть даже жестокой.       Преступники, которых выловили в море, после того как потопили их судно, совершившее набег на торговцев, ждали меня в темницах.       Предстояла не самая приятная процедура.       Темная и недобрая слава, слухи, которые разнесут по морям торговцы после массовой казни, на которой я зачитаю приговор и в красках объясню, чем могли закончиться перебои в поставках для самих пиратов и моего народа, сыграют нам на руку.       Королева Драм будет все такой же хорошей королевой.       Но иногда — жестокой.

***

      Некоторые правители считали, что уж лучше потерять голову, чем корону, символизирующую их власть, избранность и достоинство.       Донкихот Дофламинго знал таких. И знал много. И тем удивительнее было зацепиться взглядом за странный обломок среди горы сокровищ, привезенных в уплату долга, который он поспешил поднять.       Кусок металла, казалось, был бесформенным. Но еще совсем недавно Дофламинго изучал документы по королевству Драм, от которого и пришли деньги, чего он честно не ожидал. Что-то царапнуло в мозгу, заставляя, щурясь, покрутить вещицу.       — Интересная штучка, — со знанием дела протянул Требол. — Высокая проба. Дорогое удовольствие.       Дофламинго, задумчиво рассматривающий обломок, широко усмехнулся, проводя пальцем по неровному краю. Интересно.       — Найдите все обломки.       — Доффи? Зачем?       — Сам сказал, что это интересная штучка.       К слову, Требол не ошибся. Откопанные в горе других ценностей обломки сложились в корону монарха королевства Драм, вызвав у Донкихота Дофламинго неудержимый хохот.       Гражданская война, жалкий глупый королек, которого он хотел поймать на крючок, а после вынудить прикрыть и пустить его в свое королевство. Схема была отработана давно, но дала сбой. Непредусмотренный фактор и…       Долг был выплачен с помощью бюджета Мирового Правительства, так как новый монарх внезапно решил пройтись по головам шушеры с четырех морей и буквально штурмом взял принадлежащие Морскому Дозору пункты сдачи «голов», выжав все до последнего белли. Едва ли не разорив все окрестные базы.       Это было забавно.       Это было смешно.       Это было жестом безумного, но упрямого и отчаянного человека, который не собирался сдаваться. Или же… этот человек — полный идиот, без достоинства, без мозгов и просто даже хуже, чем прошлый король, что цеплялся за венец так, будто он дает ему что-то особенное.       Новая королева объявила корону «утерянной в ходе смуты». А после вообще заказала новую, всем своим видом говоря, что ставит на этом жирную точку.       Решительно, нагло. Топча традиции, историю и весь тот трепет и символизм, что несет в себе сей головной убор.       Наглая, невежественная, лишенная достоинства и гордости… Идиотка? Или все же нет?       Драм Валет. Девушка с синими злыми глазами, упрямо поджатыми губами и волосами, что переливались под солнечным светом от малинового до фуксии.       Донкихот Дофламинго смотрел на ее худое изможденное лицо на фотографии не лучшего качества, листал довольно скромное досье нынешней королевы, что узурпировала трон, убив своего младшего брата, и улыбался все шире.       Это будет интересно.       — Ладно, живи пока.       И Драм Валет жила. Драм Валет старалась. Драм Валет поднимала с колен свою страну с упорством, которое редко встретишь.       Драм Валет заставляла себя уважать, несмотря на ее происхождение, образ, характер и воспитание.       Не то чтобы Донкихот Дофламинго ей интересовался, но не знать совсем ничего он не мог. Работа такая. И новости, случайные или получаемые по его запросам, вызывали предвкушающую улыбку.       Какое ему было дело до холодного бесперспективного и нищего острова? Никакого.       Но постепенно, день, неделя, месяц, год, несколько лет — и вот разоренное королевство поднимается с колен. Еще неуверенно, неустойчиво, стоит, пошатывается и несмело скалит зубы.       Джокеру не интересны пустышки. Только перспектива. И внезапно у королевства Драм она появилась.       Первая их встреча произошла на Совете Королей.       Вид королева имела потасканный, побитый и, казалось, даже слегка обдолбанный. Синие глаза перескакивали с одного на другое, отдавая морозным льдом, и весь ее взгляд, который она все же позже решила спрятать за очками, буквально кричал, насколько же ей на все и всех вокруг плевать.       Абсолютно искренне и не стесняясь она демонстрировала свое полное равнодушие. Ее волновала только ее страна и ничего больше.       Эпатажная женщина, что ни говори.       Бросающая обвинения в некомпетентности в лицо тем, кто организовывал этот Совет, не стесняющая говорить о том, что у нее в этом собрании нет никакого интереса, да еще и рисующая карикатуры.       Сумасшедшая. Чокнутая. Ничем не отличающаяся от своего братца.       Так казалось со стороны.       Но на деле совсем не так.       Слухи о психических заболеваниях и вообще болезни головы легли на благодатную почву. Хороший ход. Удачный. На этом можно было неплохо играть, и девчонка даже слегка натягивала маски, устраивая небольшие представления.       Ему понравилось.       Донкихот Дофламинго заинтересовался. Он был заинтригован женщиной, что, казалось, не от мира сего. Будто чужая. В ней не было ни трепета, ни возвышенности, ни важности. Ни капли хоть какого-то поклонения коронам и властителям этого мира.       С головой у нее реально либо беда, либо она не совсем адекватно оценивала реальность, но…       «Гуманность не привилегия монарха». Неплохо сказано, девочка.       Привилегии, права, принадлежность к великому, понимание, что это принадлежит тебе по крови… в ней этого просто не было. Вот и весь секрет. Все это девчонка превратила, да что там — приравняла к простому, считай рабскому труду, который не всем по силам, но вполне доступен даже обычным смертным.       — Я раб своих подданных. Какой кошмар, — фраза, услышанная случайно, которую королева так неосторожно обронила в своем кругу, могла быть расценена по-разному. Но насмешка, самоирония и ни капли ярости и злости говорили о том, что она совершенно не стыдится своих слов. И не злится на подчиненных, которые, казалось, искренне ее любили.       И уважали.       Странно. Ново.       Донкихот Дофламинго видел многих королей и королев. Но такую сумасшедшую встретил впервые.       — Буду рад вас видеть на собрании шичибукаев.       Взгляд, которым его одарили, был полон усталости.       А после она неслышно пошевелила губами, даже так умудряясь оставлять драматичные долгие паузы.       «Как же. Все. Заебало».       Он давно так не веселился.       Тем не менее. При всем своем безумии, странных словечках и юморе Драм Валет оказалась с ним на одной волне. Игру со шпионами поддержала, в панику не ударилась, да и вообще отнеслась ко всему на редкость философски.       Шутку с намеком, что она прекрасно знает, кем он является, Дофламинго оценил.       Бесстрашие или недосып?       Глупость?..       Не похоже.       У Драм Валет не было короны, что носили ее предки поколениями, она самолично бросила ее в кучу драгоценного метала, будто выражая все свое презрение к этому миру, его системе и устоям.       Она по-настоящему презирала этот мир. Так, что никакие революционеры с ней не сравнились бы. Но при всем своем презрении и понимании, что ни трон, ни корона, ни дворец, ни гордое звание королевы не делает из нее кого-то особенного, делала то, что должно.       И из этих «неособенных» вещей, сделанных потому, что Валет должна, выстраивалась сильная личность, способная твердой рукой управлять целым государством.       Она была королевой. Она была той, кому верили, кому вверили свои жизни люди, жившие на холодном острове снега и льда. И Драм Валет прекрасно осознавала всю ношу и ответственность.       Она была королевой. Жестокой, но справедливой. И выполняла свой долг.       Через кровь, сопли и слезы. Свои и чужие. Она сама зачитывала приговор на площади, сама стояла на передовой, защищая свою страну, и смотрела на мир злыми синими глазами.       Очаровательно злыми и холодными синими глазами.       Она была выгодна. Сотрудничество с ней было выгодно. Ее Академия и сама доктор Куреха открывали большие перспективы. Инвестиции в будущее и весьма оправданные.       А еще Роси. Да, Росинант и его лечение были в приоритете, но на зимний остров, где бушевали бураны, манил его не младший брат, а его королева. И понял он это уже после того, как Росинант решил остаться и, как он ехидно выразился, «присмотреть за твоей любовницей».       Дофламинго тогда рассмеялся. В качестве любовницы он тогда ее вообще не рассматривал. С ней было интересно играть, путать, заманивать, раздражать. Выводить из себя. Как тогда, когда он увел у нее мальчишку. Принц оказался умным парнем, молод еще, но эта проблема проходит довольно быстро.       Игра затянулась. Или, наоборот, его затянуло?..       Опасно, но… интересно.       Она была хорошим собеседником, человеком и гостьей в его стране. Правда, убивать таким изощренным способом он ее не собирался. Дресс Роза приняла Валет совсем не ласково — еле откачали, хотя вряд ли она поняла, что едва не умерла так глупо.       В ее голове находились интересные мысли, интересные вопросы, а ее поступки зачастую были хоть и логичны, но так непредсказуемы.       — Быть монархом — это не привилегия. Это рабство. Тяжелая, невыносимая работа, за которую тебе никто и никогда не заплатит. Ты принадлежишь всем. Все твое — твоим по сути не является, — ее голос был равнодушным и спокойным.       — Это лишь сугубо твое личное мнение и твоя позиция, — Дофламинго хмыкнул, отпив вина, наблюдая за Дресс Розой. — Кто-то так не считает. С моей стороны, Дресс Роза принадлежит мне, а не…       Женщина на это криво улыбнулась. И перебила без капли страха.       — У тебя свое видение, у меня свое. Все сводится к тому, что нет ничего глупее в этом мире, чем ждать от кого-то благодарности, Дофламинго. Все, что мне принадлежит, моим не является. После того как села на этот неудобный стул, больше не является. И даже я сама себе не принадлежу.       — И кому же ты принадлежишь?       — Драм.       Сказка ли или легенда? В этом мире можно было встретить все что угодно. И кого угодно.       Каждый сам выбирает, кем ему быть. Служит ли страна властителю, или властитель служит стране. В любом случае он свое видение мира навязывать не собирался. Как и она.       Может случиться все. И встретиться самое неожиданное.       Дофламинго же встретил «диковинку», которую все никак не мог разгадать.       — Гильотина, ссылка или каторга?       — Оставьте себе. У меня теперь новая есть. Такая же неудобная, но хоть шею не ломает, легче, чем эта.       Ни капли достоинства.       Ни крохи раболепия.       Ни грамма страха.       Уважение? Да. Опасение? Тоже да. Настороженность? Всегда.       Остальное — нет.

***

      Помимо Совета Королей у монархов проходили и другие встречи. Все же это было очень удобно в плане поговорить, заключить какие-то договоры, обсудить что-то.       Сборище достаточно интересное, но и опасное, так как любое твое действие или бездействие могут по-разному просчитать. И отреагировать. Так что я, как человек уже прочно утвержденный в звании монарха, в связи с последними событиями, а точнее беспределом, особенно после моего героического подрыва целого флота, считай, была желанной гостьей. Долгожданной даже.       Лишать удовольствия лицезреть свою героическую и усталую рожу я не имела права. Даже если бы очень сильно не хотела светить своим лицом.       Слишком настойчиво «попросили».       — Росинант, Токи. Вы поплывете со мной.       Росинант хоть и не стал писарем, но статус «хрен-пойми-чего» приобрел и во дворце зависал теперь часто. Родственная душа моя, у которой, как оказалось, тоже была страсть к подрывам.       Новый ящик TNT мы ныкали в тайнике под столом в моем кабинете вместе. Зачем? Вопрос интересный. Но надо. И Донкихот Росинант это «надо» не опроверг. Уважаю человека.       Жизнь текла своим чередом. А когда остров, на котором будет проходить сборище касаемо ситуации в мире и очередного замеса на второй части Гранд Лайн, показался на горизонте, меня подло скрутил Росинант и под восторженный и благодарный писк близнецов-цыган принялся приводить в божеский вид. Троица нарядила меня в платье, уложила волосы и сделала макияж.       Таланты Донкихота не переставали удивлять.       У меня к тебе вопросы, Роси. Как ты, неуклюжий увалень, умудряешься делать сногсшибательный макияж и восхитительные стрелки? Что аж оттиснутая в сторону Тина познала все стадии удивления твоим внезапным профессионализмом.       — Никаких туфель!       — Балетки, — примирительно буркнул мой новый стилист, доставая оные из коробки.       Сине-белое платье, украшенное тонкой вышивкой, что удивительно… шло к моим волосам, да и ко мне в общем-то тоже.       Закрытое, чтобы не было видно шрамов, оно сделало большие синие глаза ярче, как и волосы. А еще меня, далеко не тростинку, так как мышца была, как и фигура в виде классических песочных часов, превратили в довольно утонченную леди.       Не Эльза из Холодного Сердца, но тоже ничего. Есть за что взглядом зацепиться. Вот чудеса делает с людьми одежда. Но…       — Я чую подвох, господа и дамы, — мрачно сообщила я.       Трио слаженно кивнуло, рассматривая меня как пришельца. Далтон в стороне выглядел каким-то пришибленным.       С корабля я сходила с максимально безэмоциональным лицом, так как даже матросы и вояки, с которыми иной раз наворачивала в общей толпе еду на камбузе, кажется, растерялись.       Так и запишем. Эффектный способ вогнать врагов в ступор.       С трапа же мне галантно помог спуститься… драматичная пауза… Дофламинго, с которым мы уже давненько не встречались. А тут нарисовался. Подозрительный.       Коронной улыбки на его лице не оказалось — он вообще был каким-то хмурым, когда меня увидел. И зыркал поверх плеча, кажется на своего братишку, подробностей истории с которым я до сих пор не знала.       Не мое дело.       Подведя итоги, Дофламинго был хмур и невесел. И на лицо отчего-то слишком суров.       Прямо как я.       — Чего удумал? — сразу без приветствия поинтересовалась.       Королевский прием от Донкихота мне не понравился. Просто так он бы тут не ошивался, еще и как-то торжественно, при параде. Костюмчик нацепил.       — Просто поздороваться, Валет, — знакомая ухмылка слегка успокоила.       Воду мутит, черт.       Глядишь, потом ночью заявится опять без объяснений, чего ему не нравится, или, наоборот, нравится, или вообще просто так. Плавали, знаем.       Прием начался через пару часов. Пестрые костюмы, разнообразные люди и не совсем люди, музыка. Разговоры, улыбки, смешки.       Настойчивые леди и не только леди, которые очень быстро успели насесть, — их даже моя хмурая физиономия не особо отпугивала.       Пришлось сделать круг по залу и заныкаться где-то в портьерах. Мне нужно было перевести дух.       Мелькнувшая узнаваемая шевелюра Нефертари Виви заставила вильнуть в сторону балкона. Встречаться я ни с кем не желала, особенно с Виви, что питала ко мне определенный интерес.       Спасибо, в другой раз.       Или хотя бы попозже.       У меня болела голова, и так как я была сегодня «благородной и величественной королевой», то сутулиться в таком шикарном платье мне не позволялось. Как и закидывать ногу на ногу или расставлять их в разные стороны, как мужик. И не съешь много — живот будет неэстетично выпирать, так как корсет не предусмотрен. И волосы тянут кожу на голове, еще сильнее провоцируя головную боль.       Всего лишь два часа как шло это сборище, а мне хотелось просто сбежать. Ну или плюхнуться на диванчик в уголке зала, развалиться, как тот же самый Донкихот Росинант, что, откинув голову на спинку и заложив руки туда же, кажется, бессовестно дремал, периодически забывая стряхивать пепел с медленно тлеющей сигареты.       Вот где королевский размах. Похеру вообще человеку, он просто отжал диван и, кажется, собирался организовать внеплановый пожар.       Я честно следила за ним минуты две, в кои-то веки надеясь на эксцесс от Донкихота Росинанта, но тот, вопреки моему желанию, воспламеняться не спешил. Лежал, курил, дремал и балдел, зараза.       И не давал мне повода сделать ноги. Или пафосно удалиться устраивать скандал со своим подчиненным, отвешивая ему и в хвост и в гриву.       — Валет, — знакомый голос прозвучал совсем рядом, когда я, переждав Виви на балконе, решила передислоцироваться в другую часть зала.       Уйди от меня, Розовая Чума. Ну хоть ты тут свои игры не устраивай. Или устрой, но не сейчас, прошу тебя.       — Дофламинго? — улыбка, отработанная и дежурная, вышла, вероятно, не очень.       Чего надо? Свали с ужасом в туман. И без тебя погода не очень в этом зале, ты еще огоньку добавь, чтоб мы тут не задыхались от всего этого занудства, а подорвались из-за очередного твоего плутовства и интриги.       С тебя станется войну всех со всеми развязать.       Потому тебя на этих приемах и не любят. Да и ты их посещать не любил. Но где я, там теперь везде розовые перья…       — Потанцуем?       Дышите, Ваше Величество.       Не дышите.       Дышите.       — Почему бы и нет? — улыбаемся и пляшем?       Я-то танцевать не умею, парень.       Но короля Дресс Розы этим было не взять. Вел он меня естественно и непринужденно, неловкие шаги не замечал. Мне даже некстати вспомнилась одна фразочка: «Танцы — это как секс. Либо оно, либо не оно».       В сексе у нас проблем не было. А ноги я интуитивно переставляла весьма неплохо. Что-то, давно вбитое в мозг и тело, еще сохранилось. Вальс — он и в другом мире вальс.       Во время танца мы, вопреки всем клише и шаблонам, молчали, в то время как все присутствующие здесь королевские особы, кажется потеряв весь свой аристократизм и вежливость, пялились на нас. И шептались.       Король Дресс Розы танцует с королевой Драм.       Хотя он-то как раз вообще ни с кем не танцует и обливает презрением едва ли не всех присутствующих.       Подставой пахнет.       Мелодия закончилась. Мы остановились.       — Благодарю за оказанную честь, Ваше Величество.       Секунда. Другая. Третья.       Донкихот.       Ты чего это так со мной вежливо заговорил?..       — Не за что.       — К слову, Ваше Величество, у меня для вас подарок.       Интуиция взвыла.       — И что же это?       Главное — покерфейс.       И снова слуга, и снова ларец. Ловкое движение пальцев, даже не касаясь крышки, — силой фрукта воспользовался, — и я вижу все ту же сто раз проклятую корону.       Сначала мне захотелось просто ругнуться. А потом я заметила и до меня дошло. Корона-то лежит на чем-то странном.       — Берите. Не стесняйтесь.       Я не стеснялась, совсем нет. И страха во мне не было, хотя догадка пронеслась в голове вспышкой. Корона лежала на чем-то розовом, похожем на мои волосы. И я бесстрастно сунула руку в ларец, цепляясь за холодное нечто пальцами, вытягивая на всеобщее обозрение Муссюру. Корона при этом съехала с отрезанной головы, упершись острым краем мне в запястье, затянутое изящной перчаткой.       Кто-то из гостей вскрикнул. Кажется, даже в обморок упал.       «Подарок» никого равнодушным не оставил. И признаться, меня тоже. Но лицо нужно было до последнего сохранять, а еще думать. И быстро.       Донкихот Дофламинго ничего не делает просто так.       Мертвая голова продолжала покачиваться на весу, удерживаемая за волосы.       Премерзкое зрелище. И ощущение, к слову, тоже. Меня давно уже не пугали трупы, но определенное неудовольствие, соприкасаясь с ними в обычной жизни, я испытывала.       Но ни мыслями, ни делом я своего отношения ко всей этой ситуации не выдала. Просто стояла и смотрела на оттягивающую мою руку голову брата, как будто в раздумьях.       Дофламинго улыбался. От него буквально разило во все стороны этим азартом, предвкушением, интересом. Он замер на месте в ожидании того, что я сделаю. Или не сделаю.       Он жаждал увидеть представление. Как автор, что устроил эту сцену, ожидал феерию.       Народ роптал, а еще… следил за моей реакцией.       Хлеба и зрелищ, так же говорили в Риме?       Твою мать.       Мы же с тобой на берегу договаривались, Дофламинго.       Я подняла на него взгляд, всем своим видом показывая, какой же он мудак. И тот расплылся в улыбке еще шире, даже, казалось, качнулся вперед, держа руки в карманах, довольный собой до ужаса.       Ну раз так… то держи в ответ, фашист, гранату.       Я сумасшедшая, шизоид, мне можно.       Ты же этого хотел, да?       — Знаете, Ваше Величество, — медленно произнесла я, рассматривая забальзамированную часть тела родственника. — Вы меня сейчас очень обидели. Даже больше. Вы меня расстроили.       Кто-то в зале ахнул.       Улыбка сползла с лица Донкихота Дофламинго, только что сделавшего мне, мать его, почти что «предложение руки и сердца». Не сватовство, но, так сказать, заявление, намерение и демонстрация для других, что меня «застолбили».       Ублюдок.       Принес голову врага по одному из древних обычаев. Молодец, ничего не скажешь. Позер, любящий символизм, театральщину и херню воротить.       — И чем же я тебя обидел, Валет? — голос его был ровен. Звучало зловеще.       — Такой подарок я могу сделать себе сама. Хотела сделать, — голова вместе с короной приземлилась в тот самый ларец. Небрежный, почти демонстративный жест. — А вы меня обидели. Все наслаждение охотой испортили. Нельзя так.       И немного капризности. Можно даже с налетом экспрессии. Обидчивости.       Извини-ка, дружок, даже если ты и бывший местный святоша, пуп земли, или кем ты себя еще там называешь, я человек маленький, и желания у меня скромные.       Мы договаривались на берегу. Никакой брак мне не нужен. Наследник у меня один и точка. И Драм будет принадлежать только Валентину.       Я согласна делить постель и наше взаимное удовольствие, но не более.       Дофламинго… твои игры начинают утомлять. На прямые вопросы ты отвечать не хочешь. Что тебе надо, упорно не говоришь. В постель влез, но даже это тебя не успокоило.       Привязался, прилип и все никак не прекратишь свои танцы с бубнами. И попытки поймать меня на каком-то то ли долге, то ли услуге. Причем так демонстративно…       Бесит.       Никакой конкретики.       Я не обольщалась.       Он это прекрасно знал, но все равно решил, что мне храбрости не хватит. И наглости. И безумия. Отказать, послать, провести черту.       Плясать под твою дудку, Доффи?       Я не умею танцевать. Но умею принимать чудовищные решения.       Не в этот раз.       Поэтому, Донкихот Дофламинго, ты идешь на хуй.       Или предлагаешь что-то поинтереснее, чем голова того, кто и так был уже обречен.       — Вот как… — Дофламинго снова растянул губы в усмешке. Потянуло холодком. Тем самым, могильным. Придавил Волей слегка.       И губы сами разъехались в улыбке.       Да ты не злись, я еще не закончила.       — А за корону спасибо, — хмыкнула. — Приятно, когда милые сердцу вещи возвращаются на родину.       Шах и мат.       Свадебные подарки не расцениваются как долги.

***

      Росинант Донкихот, наблюдающий за всем происходящим со своего самого удобного и обеспечивающего хороший обзор диванчика, растянул губы в издевательской, довольной улыбке.       Правильно локацию выбрал. Хорошая видимость и слышимость. Самое то.       Доффи нарвался.       Ну наконец-то.       Это было… кайфово. Валет пусть по мелочи, но ноги Дофламинго потоптала.       Приятно.       Вот теперь можно себя не контролировать и где-нибудь эпично наебнуться. Что он с чистой совестью и сделал.       «Впрочем, — подумал Росинант, уже протирая спиной пол, — не хотел бы, не нарвался».       А так, видимо, Доффи острых ощущений не хватало.       Флаг ему в руки.       Росинант отсалютовал в небо бокалом с хорошим вином. Букет был… великолепен.       Сегодня у него маленький праздник. И он напьется.