— Систему соулмейтов можно ведь как-то обойти?
— Чего?
— Неужели ее нельзя никак изменить?
— Скар, ты ради этого завалился ко мне домой на ночь глядя?
Да, ради этого.
Возможно, Тарталья — не тот человек, которого стоит о подобном спрашивать. Возможно, с Тартальей вообще лучше прекратить общение, но Скар об этом подумает как-нибудь позже.
Сейчас его мысли заняты совершенно другим.
Его мысли заняты совершенно другим с того момента, как он начал общаться с Кадзухой. Неясно, правда, чем еще они должны быть заняты... Но ведь Скарамучча когда-то думал о чем-то другом? О чем-то, что не связано с Каэдехарой? Только вот...
о чем?
Кажется, это было настолько давно, что перестало казаться правдой. В голове больше не осталось места для внешнего мира, для мира с цветами или без. Там только
Кадзуха Кадзуха Кадзуха, и больше ничего.
А, еще дурацкий FYS, система работы которого не дает Скару покоя.
Именно поэтому он сбежал из дома. Сбежал от давящих стен и от слишком громких мыслей в слишком тихой квартире.
Только от себя сбежать не получилось.
Именно так он и оказался у Тартальи: взъерошенный, задумчивый и нервный. Чайлд, конечно, его впустил, но оставаться тактичным и не задавать вопросов у него не получилось. Никогда не получалось.
— Скар, объясни, что происходит, — он протяжно зевает, заходя в комнату с двумя чашками кофе.
Останавливается в дверях, смотря на растянувшегося на полу Скара. А потом пожимает плечами и перешагивает через него.
— Я ведь не вырасту, придурок.
— У тебя все равно не было шансов.
Скарамучча на это только фыркает, и садится в позу лотоса.
Да, наверное, пойти к Чайлду было не самым лучшим решением.
Потому что оно было единственным.
— Так, — парень с тихим стуком ставит кружки на кофейный столик, плюхаясь на стоящий рядом диван. — Я узнаю, почему ты врываешься ко мне посреди ночи или...
— Сейчас только одиннадцать.
— Это неважно, — Тарталья невозмутимо взмахивает руками, прикрыв глаза. Скар видит, какими титаническими усилиями он сдерживает улыбку. — Так ты будешь говорить? — он подается вперед, вперив в Скарамуччу взгляд. — Я ни за что не поверю, что ты просто очень по мне соскучился.
— И правильно.
— Скар, — повторяет уже с нажимом, голос начинает звучать более серьезно. — Причем тут система соулмейтов? — Скар молчит, потупив взгляд в пол. Щеки начинают гореть, будто к батарее приложили. — Я ведь тебя знаю. Ты не произнесешь слово «соулмейт» без веской на то причины. Колись.
Скар протяжно вздыхает, притягивая к себе колени.
Этот визит точно был ошибкой.
Этот визит точно был необходим.
— Это... трудно объяснить...
— Да, а обычно ты прямо мыслью по древу растекаешься.
— Я сейчас ничего не буду говорить.
— А я тебя выгоню.
— Ты этого не сделаешь.
— Посмотрим.
Скар цыкает, отвернувшись к окну. Вот всегда с ним так. Не человек, а проклятье, честное слово.
— Система соулмейтов... в ней ведь могут быть сбои?
— В смысле?
— Ну, — Скарамучча неловко ерзает. Его бесит, что он не может поднять взгляд. Потому что понимает, насколько тупо он сейчас звучит. — Ведь в каждом правиле есть исключение, верно?
— К чему ты ведешь? — Чайлд непонятливо склоняет голову набок. Ну почему же он такой тугой?
— Может человек снова увидеть цвета, если его соулмейт уже умер?
— Архонты, Скар, — вымученно тянет Тарталья, сползая вниз по дивану. — Это что, все из-за того парня?
— Его зовут Кадзуха, — недовольно парирует Скарамучча.
Чайлд издает страдальческий стон, больше похожий на рев динозавра.
(Скар никогда не видел динозавров, но точно уверен, что они были близкими родственниками Тартальи. Потому что он такой же древний.)
— И весь этот бред из-за него? — парень стукает себя ладонью по лбу, медленно переведя взгляд на Скара. — Ты, случаем, не заболел?
— А что не так? — Скарамучча уже жалеет, что завел этот разговор.
— Да ты даже при смерти не подумаешь о ком-то кроме себя, — Чайлд нервно усмехается, переводя все в шутку, но легкая обида все равно осадком скребется между ребер. — Тот парень что, тоже ненавидит FYS всей душой?
— Точно нет.
— Тогда я не понимаю, что ты в нем нашел.
Скар открывает рот.
Закрывает.
Ложится обратно на пол.
— Честно, я без понятия.
Действительно, что в этом Кадзухе вообще такого особенного? Он такой же серый, как и все вокруг Скарамуччи. Он такой же интроверт, как и сам Скарамучча. Он тихий, молчаливый и скрытный. А еще у него есть соулмейт.
Вернее, был.
— Я совсем не понимаю, что ты хочешь от меня, — Тарталья выжидающе выгибает бровь, уставившись на Скара.
— Я хочу ответ на свой вопрос.
— Ну и что я должен ответить? — он негодующе вскидывает руки, встав с дивана. — «Да, может»? Или «Нет, не может»? Я ведь в этом совершенно не разбираюсь.
— У тебя есть соулмейт, — неуверенно тянет Скар, складывая руки на груди. — И FYS, — и постепенно понимает, насколько жалко звучат его доводы.
— И?
— И иди ты в бездну, Чайлд, — недовольно бросает Скарамучча, поднимаясь в пола. — Наверное, мне действительно не стоило приходить, — направляется в сторону выхода.
— Да подожди ты! — Тарталья тут же подскакивает, идя за ним. — Я ведь даже ничего не сделал!
— У тебя был шанс доказать, что от тебя есть хоть какая-то польза...
— Скар.
— Но ты с треском провалился...
— Скар.
— Поэтому я даже не вижу смысла и дальше продолжать...
— Скар, — Чайлд хватает его за плечи, развернув к себе. Скарамучча рассеяно замолкает. — Все настолько серьезно?
— Чего?
— Ты всегда начинаешь сыпать бессмысленными гадостями, когда тебя что-то беспокоит, — отвечает Тарталья с самодовольной улыбкой, но Скар видит, как в его глазах плещутся беспокойство и напряжение. Бесит.
— Я думал, я делаю так всегда, — Скарамучча скептично выгибает бровь.
— Просто увеличивается частота, — легко бросает Чайлд, отпуская Скара. — Так что? Тебе настолько это важно?
— Нет.
— Скар.
В груди ворочаются сомнения, как комок ядовитых змей. Они медленно обвивают ребра, копошатся в голове и перекрывают доступ к кислороду.
— Может быть, — Скарамучча закатывает глаза, отведя взгляд. Тарталья фыркает. — Смешно тебе, цветной ты говнюк?
— Тебя что-то беспокоит, — говорит Тарталья, будто приводит аргумент. Будто сам в него не верит. — Да я просто в ужасе.
Скар пропускает его издевку мимо ушей, потому что змеи в его голове сейчас немного приоритетнее.
— Он ведь больше никогда не сможет видеть цвета, — говорит он приглушенно, будто боится собственных слов. Будто боится признать, что это правда. — Это нечестно.
— Ты просто не знаешь, насколько страшен этот момент.
— Какой момент?
— Когда ты спокойно живешь, и все резко становится обратно черно-белым.
— Жизнь вообще нечестная, дружище, — Тарталья запрокидывает голову на спинку дивана. — Все рано или поздно умирают. Все рано или поздно становится черно-белым.
— Но ведь это можно как-то предотвратить?
— Ты собираешься идти против закона природы?
— Меня больше бесит, что я один до этого додумался.
— Ну да, ты у нас прямо непризнанный гений, — Чайлд закатывает глаза. Скар отзеркаливает его движение, а затем направляется к чужому компьютеру. — Ты что делаешь?
— Ты не очень полезный собеседник, — Скарамучча плюхается на стул с колесиками, запуская компьютер. Не глядя вводит пароль (потому что когда-то помогал его придумывать) и заходит в поисковик. — Поэтому я лучше поищу что-то, что даст мне больше информации.
— Ну-ну, — Тарталья за его спиной хитро щурится, но оттягивать Скара не спешит.
Дальше в комнате повисает тишина, сопровождаемая периодическими щелчками мышки. Чем больше Скарамучча вводит запросов, тем больше ему кажется, что информации о соулмейтах так же мало, как и совести у Чайлда.
Потому что на какие бы ссылки ни переходил Скар, он натыкался на одно и то же. История открытия явления родственных душ, какие-то сторонние исследования, общая информация, ссылки на FYS... и ничего из того, что нужно.
Проходит несколько минут (по ощущениям, столетий), прежде чем Скарамучча резко и глухо стукает кулаками по столу в опасной близости от клавиатуры. Кажется, Тарталья за спиной словил сердечный приступ.
По крайней мере, Скар очень на это надеется.
— Давай, еще клавиатуру мне сломай, — бормочет Чайлд и, судя по звукам, поднимается с дивана. Скарамучча раздосадованно вздыхаете. — Конечно, давай, ломай-ломай, я же миллионер, новую куплю. Еще десять таких куплю. Всему Тейвату куплю клавиатуры.
— Отстань, — Скар передергивает плечами. Его слишком раздражает, когда кто-то делает ему замечания. Он не маленький уже, в самом деле. — У тебя просто комп тупой.
— Это просто ты тупой, — «Справедливо», — думает Скарамучча, но в ответ все равно хмурится. — Я же говорю, нет в мире таких технологий.
— Мы живем в двадцать первом веке.
— Вот это новость.
— Неужели никто до этого не додумался? — Скар откидывается на спинку стула, отъезжая от стола. Сдувает челку со лба, смотря в белый-белый потолок.
А может, и не белый. Чайлд ему так и не сказал.
Придурок.
— Мне кажется, додумался, — этот придурок как-то сочувственно вздыхает, опираясь поясницей на стол. И смотрит еще так, как будто понимающе. Вмазать бы ему этой его клавиатурой. — Просто это невозможно, Скар.
— Да почему?
— Да потому! — кажется, Тарталья несколько не выдерживает, его голос звенит всего секунду, но тут в глазах проблескивает осознание, и он смягчается. — Ты настолько хочешь, чтобы он снова видел цвета?
— Да, — отвечает Скар, уставившись в стол. Даже ни секунды не колебался.
По телу волной разносится жар, становится трудно дышать. Кажется, это острое «да» застревает где-то в глотке, и ни туда, ни сюда. Застряло намертво. Кажется, даже погода за окном шокировано застывает. Серебряная (как и все вокруг, ничего себе) луна удивленно выглядывает из-за темных облаков, будто не веря тому, что услышала. Ветер перестает терзать деревья, которые до этого так раздражающе барабанили в стекло. Мир на мгновение затихает. Будто мгновение после выстрела. Скар этим «да», кажется, убил все живое в радиусе километра.
Чайлд издает еле слышный смешок, но неудачно маскирует это за кашлем. Скарамучча вздыхает.
Его бесит, когда его не понимают.
— Я не знаю, почему, — слова все еще застревают на полпути, натыкаясь на это пресловутое «да», но Скар сжимает кулаки, будто это поможет ему собраться с мыслями. — Мы и общаемся-то с ним не очень долго, да и не то чтобы бы близко, — в животе скручивается тошнота, неприятно поднимаясь к груди, сдавливая ее тисками. — Но в нем правда что-то есть, как бы слащаво это сейчас не звучало, — хмуро косится на Тарталью, но тот, на удивление, внимательно слушает, сосредоточенно сведя брови. — Мне... он это не заслужил. Ты просто не видел,
как он плакал тогда, в туалете, — воспоминание ударяет в голову, как выстрел. Как еще одно «да». — У него как будто не соулмейт умер. Ему как будто руку отпилили. Он слишком добрый для этого дерьма. Он даже не послал меня тогда, понимаешь? Так никто не делает, даже ты, — на долю секунды Скар забывает, что у него, вообще-то, есть слушатель. — Поэтому я хочу... ему помочь? Меня раздражает осознание того, что я могу увидеть цвета, а он больше нет. Больше никогда, — сердце в груди болезненно сжимается, Скар вздыхает. — Я так не хочу. Он заслуживает видеть. И красный, и синий, и какие там еще есть цвета, — нервно взмахивает рукой, потому что слова постепенно иссякают. — Поэтому я просто не верю, что в целом Тейвате нет способа ему помочь.
Когда Скарамучча заканчивает свой нелепо длинный монолог, он понимает, насколько ему не хватает кислорода. Делает судорожный вдох, едва не закашливаясь.
А потом понимает, что Тарталья подозрительно притих.
Переводит на него настороженный взгляд и натыкается на чужие глаза. Зрительный контакт длится несколько секунд. Потом Чайлд отталкивается от столешницы и идет обратно к дивану. Молча садится, подает корпус вперед, складывает локти на колени. Его серьезный взгляд уже начинает пугать, когда он совершенно серьезным тоном говорит:
— Да ты влюбился, приятель.
И улыбка зажигается на его лице, как лампочка.
Скар все-таки давится воздухом, округлив глаза.
— Чего? Что ты вообще...
Но фраза так и остается недоговоренной, потому что Скарамучча понимает.
Обреченно понимает, что это правда.
