***
Под конец дня Ибрагим паша все же сумел вырваться из дворца, что вновь и вновь приносил ему лишь горечь, и наконец вернулся домой спустя месяц отсутствия. Солнце катилось куда-то вдаль, забирая с собой последние свои лучи. Небо постепенно окутали облака, превращая небосвод в серую пропасть подобно внутреннему состоянию Ибрагима. Он прокручивал в голове слова султана, сказанные ему утром, и пытался найти хоть какое-то объяснение им. Но словно в бесконечном кругу он вновь и вновь возвращался к началу. — Паша, ну рассказывайте? Не хочет ли Повелитель поднять вам жалование после такой удачной миссии? — не имея представления о состоянии друга, задорно спросил Матракчи. На это Ибрагим лишь глубоко вздохнул и перевел взгляд на небо. Погода менялась так же быстро как и события в его жизни. Скоро должен начаться дождь. — Пойдем, посидим, — едва слышно проговорил Ибрагим и направился к беседке. Он скучал по дому. По статуям, по протоптанной тропинке, по одиноким прогулкам и раннему завтраку в тишине. Скучал по временам, когда дышал полной грудью без жгучей любви в глубине сердца, без необходимости за нее бороться, без необходимости скрывать ее, принимая в свою крепость чужую, ненужную душе женщину. — Представляешь, — смешок отчаяния вдруг вырвался с уст паши, — он велел мне оберегать ее, — он закрыл глаза и вдруг расхохотался во весь голос. На лице Матракчи отразилось непонимание, которое постепенно переросло в жалость. Смех паши излучал вовсе не радость. Эфенди хотелось поддержать его, но он как никто другой понимал бесполезность всяких слов в этой ситуации. Первые капли дождя упали на землю. Холодный ветер заиграл с ветками деревьев, от чего казалось, будто кто-то намеренно раскачивал их, создавая монотонный свист. — Я собственными руками отправил ее в ад. Как я мог так оступиться, Матракчи? Это был вопрос в пустоту. Или скорее самому себе. — Я пошел на поводу у своих чувств, недооценил ее, не рассмотрел все возможные исходы этой смертельной игры! — паша закрыл лицо руками и уткнулся в колено. Подобно несчастной птице, что по неосторожности угодила в капкан, Ибрагим метался от одной мысли к другой, пытаясь отыскать несуществующий выход. — Что бы там ни было, паша, я могу дать вам единственный совет, — понимая безысходность ситуации, Матракчи проговорил, — не стоит жалеть об ошибках прошлого. Их не исправить. Ибрагим тяжело вздохнул и поднял на друга взгляд, в котором отражалась мольба о помощи. — Лучше думайте о том, как предотвратить последующие. Подумав над словами друга, поняв, что в них действительно есть смысл, Ибрагим похлопал того по плечу и вышел из беседки. К тому времени начался ливень. Паша подошел к одному из своих статуй и остановился перед ним. Он каждый раз рассматривал их так, будто видел впервые. Каждый раз находил в них что-то новое, о чем даже не догадывался. — Оказалась дороже, недоступнее всех статуй и сокровищ, Александра…***
Султан уехал вскоре. Во время прощания с семьей он даже не взглянул на Махидевран. Не позволил ей поцеловать руку и поспешно покинул покои, зная, что едва сдерживает себя. Черкешенка выбежала за ним. Пока падишах не скрылся за углом, она сжала кулаки и вскрикнула во весь голос. — Сулейман! Не смей бросать меня! — убедившись, что он остановился, султанша подбежала и обняла его со спины, — не разрушай нашу любовь из-за какой-то девчонки. Не поступай так со мной. По голосу своей хасеки Сулейман понял, что это не очередная ее игра. Она плачет, держит его трясущимися руками и впервые в жизни просит о милости. Лицо султана скривилось. Он нахмурил брови и отцепил Махидевран от себя. Затем развернулся и, скользнув взглядом по женщине, притянул ее к себе и прошептал в губы: — Поклянись, что больше не будет таких выходок! — грозный голос заставил ее выпрямиться. Она сглотнула ком в горле, не в силах отвести взгляд от его губ. Высвободила одну руку, а затем, обхватив его шею, потянулась за желанным поцелуем. Сопротивляться он не мог, ее прикосновения дурманили разум. Насладившись напоследок вкусом ее губ, он развернулся и ушел.***
Минули месяцы с тех пор, как Хюррем в последний раз видела своего султана. Сколько писем она ему написала, сколько слез пролила из-за его молчания. Она молилась получить хоть весточку, но в ответ на слова получала лишь бессердечную тишину. Чтобы хоть как-то оправдать безразличие любимого, Хюррем придумала себе очередную весомую причину и решила обратиться за советом к великому визирю. — Иииий, может хватит беспокоить господина по пустякам, Хюррем хатун?! — разгневался Сюмбюль ага, застав девушку у дверей султанских покоев. — Что значит пустяки? — возмутилась рыжеволосая. — Я сокровище султана, а значит важнее меня у паши не может быть дел. Она проскользнула мимо евнуха и проникла в покои, не дожидаясь позволения. Комната была пуста, за исключением солнечного света, что заполнил все пространство и заставил Хюррем сморщится. Она оглянулась и заметила знакомую фигуру паши, который сидел на балконе, погрузившись в чтение. — Паша? — окликнула Хюррем и направилась к нему. Ступив на мраморный пол, она поклонилась, а потом перевела взгляд на удивленного пашу, который в очередной раз потерял дар речи при виде рыжеволосой. — Александра? — Ибрагим откашлялся и встряхнув головой исправился, — Хюррем хатун, добро пожаловать. Что-то стряслось? — Ничего, кроме того, что вы никак не запомните мое новое имя, — со смехом проговорила девушка. На лице Ибрагима появилась непроизвольная улыбка. Он указал Хюррем на лежащую рядом подушку и попросил присесть. — Чем могу помочь вам? Хюррем опустилась на подушку, и прежде, чем ответить, внимательно оглядела пашу. Ее изучающий взгляд был знаком Ибрагиму. Каждый раз при их встрече она будто задавалась вопросом, стоит ли доверять ему. Неудивительно, ведь в этом дворце сложно кому-либо полностью довериться. Он понимал это, а еще то, что никак не изменит такого отношения. Всегда будет для нее недостаточно близким и родным. — Хотела узнать, — она отвернула голову, видимо чтобы скрыть выступившую слезу, — не приходило ли писем от султана для меня. Не приходило. Для нее. Султан писал, но не ей. Только вот сказать это прямо ей в лицо Ибрагим не мог. Он не смел разбить ей сердце, хоть и понимал, что упускает очередную возможность заполучить ее. — Султан не пишет лично, Хюррем хатун. Мы получаем известия о походе от Ахмеда паши. Хюррем посмотрела на него и с надеждой спросила. — Правда? А мои письма он получал? Ибрагим вынужденно кивнул и постарался как можно естественней улыбнуться. Хюррем тут же переменилась, выпрямилась, убрала выпавшую прядь волос за ухо и с облегчением вздохнула. Заметив на столе фрукты, она потянулась к тарелке и сорвала пару виноградинок. Быстро закинув их в рот, она устроилась поудобнее и, смотря на горизонт, обратилась к Ибрагиму. — Можно я тут побуду немного? Мне надоело сидеть в гареме, — не получив от паргалы ответ, она обернулась, — я не буду мешать. — Можно, — кратко ответил он, хоть в мыслях и витали сотни других слов о ней. «Прикоснуться бы сейчас к тебе… Поразительно, я отсюда слышу стук твоего сердца…» Пока Хюррем любовалась плывущими на голубом небе облаками, Ибрагим пытался вернуться к чтению, однако чуть ли не каждую секунду переводил взгляд с текста на рыжеволосую. Вместо книги он перечитывал очертания ее недосягаемого тела, представлял ее рядом с собой, чуть ли не на руках, гадал вкус ее губ и как только доходил до недозволенного, встряхивал головой и отгонял эти запретные мысли. — Паша, я давно не слышала вашу игру на скрипке. Раньше вы играли каждый вечер, — вдруг вспомнила Хюррем и тоскливо промолвила. — Раньше я играл из-за султана, теперь его нет, а у меня очень много дел. — А можете ради меня сыграть? — Хюррем развернулась и посмотрела на него. «Ради тебя?» — Ибрагим изогнул брови. — «Знала бы ты, на что я готов ради тебя». — Я постараюсь найти время. После непродолжительной паузы, Хюррем вскочила на ноги и простившись с пашой, покинула покои. Ушла так же неожиданно, как и появилась. — Не мираж ли ты, Александра… — прошептал Ибрагим и закрыл глаза, — я схожу с ума…***
Махидевран вместе с сыном прогуливалась в саду, попутно размышляя над тем, как избавиться от Хюррем. Каждый ее новый план был изощренней предыдущего, однако слова султана не позволяли воплотить их в жизнь. Избавится от надоевшей рабыни нужно было чужими руками. — Гюльшах, — позвала черкешенка служанку. — Слушаю, госпожа моя. Махидевран остановилась, велела другим рабыням продолжить прогулку с Мустафой, а сама подошла к Гюльшах как можно ближе и полушепотом произнесла: — Нужно найти девушек в гареме и поручить им кое-что. Только смотри, они должны быть верны исключительно мне. Предложи им золото, больше, чем дает Валиде. — Я поняла, госпожа. А какой приказ? Нужно убить эту русскую? — Тише ты! — возмутилась Махидевран, оглянулась, и убедившись, что никто не слышал слова неосторожной слушанки, прошептала, — ничего подобного. Нужно лишь, чтобы до ушей Валиде долетели некоторые нелицеприятные слухи о ее любимой Хюррем, — Махидевран довольно улыбнулась, представив итог задуманного, — нам останется лишь наблюдать.***
В столице вновь наступила ночь. Хюррем никак не могла уснуть, ее все время тянуло туда, в покои, где она чувствовала себя любимой. Находиться в гареме, где из-под каждого угла выглядывает змея, порой становилось невыносимо. Накинув на себя халат, Хюррем покинула комнату и направилась по золотому пути навстречу воспоминаниям. Медленными шажками, она все больше погружалась в себя, забывая насущные проблемы и представляя его образ в голове. Попав во дворец султана, она жаждала лишь мести, тогда и думать не могла о том, что сможет полюбить падишаха целого мира, о ком отзывались, как о жестоком чудище. Сулейман стал для нее целым миром, семьей. Малейшее равнодушие с его стороны причиняло боль, от которого не было спасения. Казалось, этим коридорам не было конца и края, свернув в очередной раз Хюррем неожиданно остановилась. Шорох платья мешал ей уловить едва различимую мелодию. Она подняла подол платья и быстрыми шагами продолжила путь. Ей не составило труда совсем скоро распознать скрипку. Еще чуть-чуть и она уже стояла в нескольких метрах от него и с восхищением наблюдала. На краю балкона с инструментом в руках стоял Ибрагим. Казалось он где-то затерялся, словно находиться не в этом мире, а где-то далеко далеко. Скрипка, то, как он играл на ней, как искусно передавал все чувства через музыку, вызывали восторг у Хюррем. Она закрыла глаза и вместе с ним переместилась в беззаботный мир мечтаний. Перед ней открылись новые просторы, недосягаемый горизонт стал чем-то родным. Зелёные поля и леса с распростертыми объятиями встретили ее, где-то вдали возвышались горы, а морской воздух……. Игра остановилась. Мелодия оборвалась. Когда Хюррем открыла глаза, она поймала на себе взгляд Ибрагима. Тот опустил скрипку и направился к ночной гостье. В темноте было сложно определить его настроение, и когда визирь резко прервал игру и тут же бросился к ней, Хюррем невольно запаниковала. И когда Ибрагим остановился на непозволительно близком расстоянии от нее, Хюррем начала тараторить: — Паша, простите, я не хотела вам мешать, я не знала, что вы тут, я шла в покои к султану, услышала музыку, решила проверить откуда она, и вот я… Не успела она договорить как Ибрагим жестом остановил ее. Свет факела отражался в ее глазах, он мог четко видеть черты ее смущенно лица. Она будто испепелила его своим пламенем, Ибрагим физически чувствовал жар, что сжигал его изнутри. — Хюррем, Хюррем хатун, — не хотел ничего говорить, достаточно было смотреть на нее, — нашел свободное время. — Значит, — сглотнула скопившийся ком в горле и продолжила, — для меня? «Если сейчас поцелую, что будет? Меня казнят? Лишат должности? Что может остановить меня на пути к тебе? Ничего…» — Для главного сокровища дворца. Он схватил ее руку и, притянув к губам, оставил на ладони поцелуй. Хюррем не успела как-либо среагировать. Паргалы немедленно скрылся в темноте.***
Жизнь в гареме начинает кипеть с самого утра. Разговоры, сплетни, ссоры, зачастую, остаются незамеченными, однако бывают моменты, когда игнорировать слова рабынь невозможно. Возвращаясь с прогулки Валиде невольно стала свидетельницей разговора двух девушек, которые случайно, а может и нет, оказались на пути матери султана. — Как вообще можно говорить такое, да еще и о самой валиде султан! — Да что уж там, слышала бы ты, как она про султана говорила, мол падишах станет ее рабом! Этого достаточно было, чтобы вывести валиде из себя. Женщина вышла из тени и грозно проговорила: — Бесстыдницы! Как вы смеете сплетничать, да еще и о падишахе! Девушки вздрогнули и тут же склонились перед госпожой. Ни одна не посмела поднять головы, пока Валиде не вскрикнула: — Немедленно отвечайте, кто посмел оскорбить моего сына?! Одна из девушек взглянула на султаншу и, сделав невинное лицо, ответила: — Госпожа, мне неудобно говорить вам об этом, однако, — сделала паузу, чтобы перевести дыхание, — мы слышали все это из уст Хюррем хатун. Лицо Валиде перекосилось в ужасе. Она не могла поверить собственным ушам. В Хюррем она была полностью уверена и никак не ожидала от нее такого гнусного поступка. — Если вы клевещите на нее, не сносить вам головы! — пригрозила султанша и, оттолкнув рабынь, ушла к себе. В покоях ее ожидала Дайе хатун, что уже накрыла стол для трапезы. Только вот что-либо есть Валиде уже не желала. — Дайе! — приказала она, как только вошла в комнату, — немедленно привести ко мне Хюррем! Служанка недоумевающе посмотрела на свою госпожу и похлопала глазами: — Хюррем? Она в чем-то провинилась, госпожа? — Выполняй приказ, Дайе! По состоянию Валиде, хазнедар гарема уже представила весь ужас содеянного Хюррем и поспешила немедленно найти девушку.***
В глухом лесу изредка слышалось пение птиц. Сквозь густые ветви деревьев солнечные лучи едва доходили до земли, а потому выследить добычу было не просто. Она дышала ровно, стараясь лишний раз не потерять равновесие. Держала лук и стрелу наготове и маленькими шажками шла по узкой тропинке к небольшой опушке. Ее зоркий глаз не подвел и на этот раз. Около дупла одного из поваленных деревьев она разглядела рыжую лисицу, что остановилась посреди поляны. Лучи солнца падали прямо на нее, делая мех еще красивей. Натянув тетиву, она прицелилась в добычу и без колебаний выстрелила. Стрела достигла цели. — А говорил, не справлюсь, — с хитрой улыбкой промолвила Хатидже и опустила лук. Мужская рука обвела ее за талию и прижала к себе. Вскоре она почувствовала нежный поцелуй на своей шее, от чего биение сердца непроизвольно участилось. — Я не сомневался в вас, моя госпожа, — он развернул ее и прижал к себе еще сильнее, — ведь точно так же вы пробили и мое сердце. — Ибрагииим, — рассмеялась султанша и бросив лук на землю обвила его шею руками, — мне не терпится поскорее стать твоей. На ее слова он прильнул к ее губам и оставил на них пылкий долгий поцелуй. — Здесь? — отстранилась Хатидже и спросила. — Я готова, Ибрагим. Она потянулась к нему и вновь вкусила запретный плод. Их языки сплелись в страстном поцелуе, от переизбытка чувств голос разума постепенно исчез.***
Кто бы мог подумать, что бессонная ночь обернется для нее кошмаром. Голова разрывалась от боли, все тело ломило от усталости. Хюррем кое как выбралась из постели, накинула первое попавшееся платье и собралась умываться. Но не успела она опомниться, как в покои ворвалась Дайе хатун с двумя слугами и, ничего толком не объяснив, приказала схватить девушку и повести к Валиде. — Что? Что вы творите?! Мужчины схватили ее за обе руки и повели к выходу. Хюррем сопротивлялась. — Отпустите! Пустите меня! — она уперлась ногами об стену, не позволяя вынести себя из комнаты, — Дайе! Скажи им отпустить меня! — Замолчи! — приказала женщина, — Чем же ты так разозлила Валиде султан?! Теперь расплачиваться будешь! — Я ничего, — глаза окутали слезы от злости, — я ничего не делала! Пустите! Слуги кое как усмирили рыжеволосую и привели ее к Валиде. — Госпожа моя, скажите им, я невиновна, я ничего не делала, — Хюррем бросилась к ногам султанши и стала просить о милости. В какой-то момент Хавса пожалела о том, что так горячо среагировала на слова тех девушек. Хюррем не переставая плакала, не имея понятия, в чем ее обвиняют. — Все, перестань. Поднимись. Вытерев слезы с лица, Хюррем встала на ноги и с полным отчаянием посмотрела на госпожу. — Сегодня до меня дошли слухи. Ты намерилась превратить султана в своего раба, Хюррем?! Что за дерзость?! За одну лишь мысль такую тебя следует казнить! — Валиде, меня оклеветали! — услышав причину обвинений, Хюррем еще больше запаниковала. Все тело тряслось, она не могла что-либо внятно сказать. — Меня подло оклеветали! Я люблю султана, я готова жизнь за него отдать, Валиде! Хавса остановила ее, не позволив продолжить. Глубоко вздохнула и после недолгого молчания вынесла решение. — Я хочу тебе верить, — прощаться с девушкой, что успела стать ей родной, Валиде было тяжко, — но оставаться во дворце ты не можешь больше. — Что… — Ты несчастна тут, я не могу держать тебя всю жизнь подле себя. А родить наследника султану ты так и не смогла, Хюррем. Будет лучше, если ты выйдешь замуж, — не без сожаления заключила Валиде. — Нет… — Хюррем качала головой, отказываясь принимать сказанное, она попятилась назад, и вскрикнула, — вы не можете! Я любимица султана, не можете меня тронуть! Валиде успела указать стражникам, а потому в следующую секунду ее снова схватили и повели на выход. — Неееееееет! Душераздирающий крик рыжеволосой услышал весь дворец. Девушки из гарема собрались на шум и стали свидетелями того, как фаворитку султана силком выносят из дворца. — Нееееет! Мария первая спохватилась и подбежала к подруге, когда ее уже вывели во двор. — Хюррем?! Куда вы ее увидите?! — Не вмешивайся, хатун, — приказала Дайе. — Мария! — охрипшим голосом крикнула Хюррем, — спаси меня! Меня хотят выдать за чужого! Сообщи Ибрагиму, он должен помочь… Хюррем замолкла. Истратила все силы на сопротивление. Больше она не чувствовала, не понимала куда ее ведут и что с ней будет.