Яблочный аромат прошлого...

      В воздухе витал аромат настоящей весны. В распахнутые окна врывался свежий теплый ветерок и играл шторами, а солнечные лучи, не находя никаких препятствий, путешествовали по комнате, перепрыгивая с предмета на предмет, переламывались и отражались везде, где только можно было. Тина вдохнула дурманящий запах весны, что смешивался с ароматом кондиционера для белья, поправила подушки и вышла из спальни Тилля.       В гостинной тоже было солнечно, казалось, что даже часы тикают как-то иначе, не нудно и монотонно, а задорно и весело. Девушка выглянула в окно, полюбовалась зелёным газоном и хрупкими деревцами, на которых уже появились первые нежно-салатовые листики. В доме было тихо. В отсутствие хозяина, он как будто замирал и затаив дыхание, ждал его возвращения, чтобы стряхнуть с себя пустоту и тишину и зазвучать глубоким голосом и громким смехом.       На столике лежала нераспакованная посылка. Завертевшись в делах и переживаниях, Тина совсем забыла о ней. Опустившись в кресло и устроившись поудобнее, взяла в руки свёрток и с замиранием сердца вскрыла упаковку. Внутри была книга. На обложке Тилль, с непривычно короткими волосами, она не видела его с такой прической, точнее без прически. Глаз не видно, они спрятаны за его именем и ей жаль, что читателям не дали возможности полюбоваться глубиной этого взгляда. Хотя, на страницах он открывал душу, а это намного важнее. Она погладила обложку и раскрыла книгу, вдыхая неповторимый запах бумаги и типографской краски и погрузилась в иной мир...       От этих стихов по коже шел холод. Казалось, что даже солнце потускнело, затих ветер и умолкли птицы. Эти строки врывались в душу, отпечатывая рифмы в мозг, чтобы оставить их там навсегда. На страницах была не лирика, там была вывернутая наизнанку душа, со всеми ужасами, низменностью и темнотой. С тем, чего люди стесняются и стараются скрыть от окружающих. Это было ужасно и прекрасно одновременно. Об этом хотелось забыть и помнить вечно. Эту книгу хотелось сжечь и читать постоянно. Это было настоящее противоречие, как и сам Линдеманн.       - Что там такого интересного, что ты превратилась в каменное изваяние и не реагируешь ни на что? - Тина вздрогнула, будто ее застали за чем-то неприличным. Почему-то похолодели руки, а щеки залил предательский румянец, словно она подглядывала в щёлку двери и была поймана с поличным.       - Книга. - По непонятной причине, ей не хотелось говорить, что именно она читала, но Тилль присел на подлокотник кресла, поддел одним пальцем обложку и завис.       - Где ты ее взяла?       - Купила. Ее привезли несколько дней назад, но открыла только сегодня. Подпишешь мне? - Если бы Линдеманну кто-то сказал, что его можно удивить до такой степени, он бы не поверил. У Тины были их диски, толстовка с логотипом группы и даже медиатор, подаренный Рихардом после концерта. Но она никогда не просила ничего подписать, воспринимая их немного на другом уровне. Почему именно книга?       - Что сказал Беккер?       - Что? - Тилль так погрузился в свои мысли, что даже не услышал, что его о чем-то спрашивают.       - Что тебе сказал доктор?       - Что я здоров, как бык. Ну почти. - Ответил он на красноречивый взгляд. - Думаю, через неделю-полторы мы сможем продолжить тур, за нами ещё должок. Эта болячка чуть не разрушила все, что только можно разрушить.       Он говорил об обычных делах, но продолжал смотреть на темный переплет и тонкие пальцы, что лежали на блестящей обложке. Он не знал почему, но его книга казалась ему самому ужасным недоразумением и диссонансом в этих руках. Она любила их музыку. Ее не пугали образы и тексты, что порой были немного на грани. Но это было другое. Это был не продукт совместных усилий, а нечто очень личное и интимное. Он никогда не боялся показывать людям суть такой, как она есть. Не пытался завуалировать то, о чем не принято говорить вслух. Он всегда хотел был честным и называть вещи своими именами. Всегда, но не в этот раз.       Тина захлопнула книгу, положила ее на стол и подняла на него взгляд.       - Мне хотелось бы, чтобы ты ее подписал. Если ты не против, конечно. - Как только она выпустила книгу из рук, Тиллю стало легче дышать, как будто в последнюю секунду он успел выдернуть ногу из капкана, услышав только смертельный лязг железа.       - Подпишу, если ты хочешь. - Она кивнула и улыбнулась, продолжая рассматривать его лицо и лучистые глаза, что никак не вязались с тем, что она недавно читала. Она пыталась провести параллели, найти какие-то ниточки и логические цепочки и не находила. Очевидно, есть вещи, которых лучше не знать. Скорее всего, существует та истина, до которой не стоит докапываться. Но она хотела знать. Больше всего на свете ей хотелось узнать, какой он настоящий, какая из двух сторон более сильная и жизнеспособная. Она хотела этого и боялась, одинаково сильно.       - Хочешь кофе? - Он хотел узнать, что она думает о том, что прочитала, но спрашивать не стал, только кивнул, соглашаясь пока на кофе.       Тилль всегда любил наблюдать за Тиной, когда она занималась домашними делами. У нее все получалось легко, весело и без напряга. Она давала имена бытовым приборам и разговаривала с ними. Его это веселило и умиляло одновременно. Он тут же втягивался в ее игру и ему было весело. В его доме Тина была очень естественной и очень на своем месте, он уже даже забыл, как здесь было до ее появления.       Линдеманн всегда четко разделял людей на близких и просто сотрудников, с которыми он был вежливым и корректным, но держал на расстоянии. Как эта система дала сбой на этот раз, он никак не мог понять. Сейчас он стоял на пороге кухни и наблюдал, как девушка ведёт беседу с кофеваркой Григорием, который из злобного монстра превратился в доброго и послушного парня, тоже благодаря ей. Как много в его жизни поменялось благодаря ей.       Тилль прошел за стойку и встав у Тины за спиной, протянул ей большой букет бледно-розовых тюльпанов, чувствуя себя неловко, как никогда в жизни. Она посмотрела на нежные, почти прозрачные бутоны и карие глаза загорелись таким огнем, что хотелось зажмуриться, чтобы не обжечься.       - Это мне? - Он кивнул, вкладывая прохладные стебли в такие же прохладные ладони.       - Я хотел поблагодарить тебя. Беккер сегодня очень красочно описал мне возможные последствия моей болезни. Ты спасла мне жизнь. - Она перехватила букет, очень осторожно, боясь повредить хрупкие растения и дотронулась до его руки свободной ладонью.       - Ты тоже спас мне жизнь, теперь мы квиты. Спасибо за цветы. - Она зарылась носом в нежные бутоны, прячя смущённый взгляд и пытаясь совладать с эмоциями и не выдать дрожь рук. Тилль не стал ее смущать ещё больше и устроился на привычном месте за стойкой, наблюдая, как Тина перебирает цветы и по одному устраивает их в вазе с водой. Ее движения были такими лёгкими и осторожными, что ему стало стыдно, когда он вспомнил, как бесцеремонно засунул деликатные растения в багажник своей машины.       Солнце клонилось к закату, по гостинной перестали прыгать задорные солнечные зайчики, последние лучи мягко скользили по стенам, погружая комнату в уютный полумрак. Тина листала книгу, на столе стояла ваза с тюльпанами, которые тонко пахли весной, молодой травой и влажной почвой. А ещё напоминали Тиллю о его мальчишеском порыве.       Неожиданно для самого себя, он остановился у цветочного магазина. Так же неожиданно вышел из машины и уверенно толкнул стеклянную дверь, над которой приветливо зазвенел колокольчик. В маленьком пространстве, уставленном вазами с разнообразными цветами, он чувствовал себя инородным телом. Продавщица узнала его. Тилль видел, как хищно сверкнули глаза, когда она спрашивала, для кого именно он выбирает букет. Десять минут, на протяжении которых ему упаковывали цветы, показались вечностью. Но оно того стоило. Время от времени, Тина отрывала взгляд от страниц и поглядывала то на распустившиеся в тепле бутоны, то на него. От этого взгляда по коже бежали мурашки, но он упорно делал вид, что ничего не замечает и пятый раз перечитывал письмо, не понимая ни одной строчки. В конце концов ему это надоело.       Поняв, что из попытки поработать вряд ли получится что-то дельное, Тилль захлопнул ноутбук и встал с дивана. Прошёлся по комнате, включил свет и постоял у окна, наблюдая за уходящим солнцем. Тишину нарушал только еле слышный шелест страниц и отдаленное тиканье часов. Ему было спокойно и хорошо. Это было странное чувство, находится в одном помещении с человеком и не разговаривая, чувствовать себя комфортно. Не искать глупых, ничего не значащих фраз, чтобы заполнить затянувшуюся паузу. Не придумывать какие-то важные дела и причины, позволяющие выйти. Просто думать о своем, зная, что рядом есть другой человек.       Тишину нарушил глухой стук. Тина задумалась и выпустила из рук книгу. Подняла ее, положила на край стола и потерла глаза ладонями.       - Устала? - В мягком освещении она казалась совсем маленькой, бледной и ужасно измученной.       - Нет, просто задумалась. Я никогда не читала ничего подобного. Твои стихи, они завораживают и пугают.       - Пугают?       - Это просто сгусток боли, мне так кажется. Возможно, я ошибаюсь, но так я это чувствую. - Тилль отошёл от окна, его шаги были мягкими и неслышными, сейчас он напоминал большого зверя, что грациозно крадётся к своей жертве. Он взял со стола книгу и повертев ее в руках, опять сел на диван.       - У тебя есть ручка? - Тина нашла ручку и молча наблюдала, как он что-то пишет на титульной странице. Закончив, протянул ей книгу и откинувшись на спинку дивана, закрыл глаза.       - Не нужно бояться боли. Прирученная стихия не может вызывать страха. - Прочитала Тина его послание. Внизу стояла размашистая подпись.       Тилль боялся открыть глаза, он чувствовал, как девушка села рядом, но не сделал ни одного движения. Нужно уезжать. Наплевать на все рекомендации Беккера и возобновить турне. Иначе он просто сойдёт с ума.       - Как можно приручить боль? - Он вздохнул и открыл глаза. Это был вызов на откровение. Линдеманн сомневался, что готов к нему. И ещё больше сомневался, что к этому откровению готова сама Тина. Он мог легко уйти от этого разговора и просто проигнорировать вопрос, но ему не хотелось этого делать. Он просто кожей чувствовал напряжение, исходящее от девушки и ему не нравилось это ощущение.       Тина ждала ответа, вывалить на нее правду было бы проще всего. Скорее всего, она и так давно поняла, что он далеко не нежный полевой цветок. Тилль поднялся и вышел на кухню, а вернулся с бутылкой вина, двумя бокалами и пепельницей.       - Нужно перестать бояться. Когда страх уходит, ты понимаешь - то, что раньше пугало тебя, может приносить удовольствие. И как только ты это поймёшь, то сразу становишься полноправным хозяином ситуации. - Тилль присел рядом и протянул ей наполненный бокал. Отпил из своего и закурил, наблюдая за Тиной сквозь дымку полупрозрачного дыма. Она не выглядела напуганной, скорее заинтересованной и заинтригованной.       - Интересный метод. Более логично было бы попытаться избавиться от боли. Ты так не думаешь? - Суровое лицо тронула лёгкая улыбка.       - Это невозможно. - Фраза была сказана настолько утвердительно, что не оставляла места для сомнений. - Всё и все имеет две стороны. Каждый день, каждое мгновение мы чувствуем ее. Каждое чувство и эмоция, даже самые позитивные имеют два оттенка. Даже рождаясь и делая первый вдох, человек чувствует боль, но без этого невозможна жизнь. Можно сколько угодно строить иллюзии, а можно посмотреть правде в глаза и научиться с этим жить, трансформируя один вид в другой.       Тина хотела что-то сказать, но как будто передумала, посмотрев в светлые глаза. Он не пытался ее переубедить, он просто рассказывал о себе, подпуская ближе своим откровением. Она всмотрелась в его лицо. Абсолютно спокойное, глаза блестят в неярком свете, улыбается. Он научился управлять тем, чего многие боятся. Управлять и получать от этого удовольствие. По ее телу прошла волна дрожи, это не укрылось от чуткого мужского взгляда.       - Я не хотел тебя пугать, извини. - Она отрицательно помахала головой, отпила вина и поставила свой бокал на столик.       - Ты ничем меня не напугал. Эмоции нужно выпускать, иначе они сожрут изнутри. У каждого свои методы, а тот, кто их не находит, может начать творить ужасные вещи. Я давно знаю, что жизнь - это не ромашковое поле, по которому гуляют радужные единороги, мне пришлось очень рано это понять и тоже научиться жить с этой болью. Только удовольствия от этого мало. Она давит и не даёт спокойно дышать, заслоняет собой все, не разрешая увидеть светлые стороны и это тяжело.       - Так происходит, потому что ты позволяешь ей доминировать, отводишь ей ведущую роль и продолжаешь бояться. Она питается твоим страхом и продолжает расти. - Он говорил очень тихо и спокойно, чуть хриплый голос цеплял и завораживал, не позволяя усомниться в сказанном. - Отпусти ее. Попробуй почувствовать ее иначе.       Тилль поднял глаза и просто пригвоздил Тину взглядом к дивану. Она не могла даже пошевелиться. Стало жарко и трудно дышать. Он опять оказался совсем близко. Одна рука на спинке дивана за ее головой. Он курил и стряхивая пепел в пепельницу, постоянно прикасался к ней. Эти прикосновения были лёгкими и как будто случайными, но вызывали совсем не лёгкие ощущения. В ушах тонко звенело.       Он видел и понимал, что с ней происходит, чувствуя примерно то же, что и она. Он знал, что ступил на зыбкую дорожку, сойти с которой будет очень непросто. Он осознавал, что Тина не такая как он, что несмотря ни на что, ей хочется верить во что-то хорошее и светлое, но он не хотел ей врать. Раз уж она сама завела этот разговор.       Она очень правильно поняла его стихи, они действительно были болью. Той, что не давала спокойно уснуть, вырываясь из подсознания ужасными кошмарами. Он научился с ней совладать и благодарил провидение, что имеет возможность бороться с этим, посредством рифм. Если бы не это, вполне возможно, что он уже давно стал бы пациентом психиатрического отделения, предварительно убив десяток-другой человек. Но получая что-то, ты непременно отдаешь что-то взамен.       Его платой стало одиночество. Находясь среди множества людей, Линдеманн постоянно чувствовал отстранённость и свое отличие от них. Он давно понял, что мало кто способен действительно понять его. Немногочисленные попытки откровения заканчивались полным крахом. И тогда он понял, проще говорить стихами. Они восхищали и ужасали. А его самого считали гением и сумасшедшим. Он смирился, все имеет свою цену.       - Откуда у тебя этот шрам? - Тилль почувствовал, как прохладные пальцы прикоснулись к маленькому шраму в уголке глаза. Он поймал узкую ладошку и сжал в своей руке, немного сильнее, чем нужно было, ощущая как напрягаются мышцы от болевого импульса.       - Рихард не рассчитал с размахом гитары и двинул меня грифом. Было больно, но потом все дружно ржали, когда я ходил на интервью с фингалом. - Тина улыбнулась, продолжая рассматривать его. Несколько шрамов на лбу, один достаточно глубокий. На одном из видео она видела, как он бьет себя микрофоном по голове. По лицу стекала струйка крови, а он закрывал глаза, будто в блаженстве от того, что добился, чего хотел. На руках множество мелких и больших шрамов, следы от ожогов, последствия захватывающего огненного шоу. Ещё одна стихия, которую он смог приручить.       Он продолжал сжимать ее руку в своей, поглаживая тыльную сторону ладони одним пальцем. Ощущения смешивались. Тянущая боль отдавалась импульсами в мозг, а лёгкое проглаживание путало мысли, не давая убрать руку. Тина понимала, приложи он чуть больше силы, запросто переломает ей кости, но не боялась этого. Его сила не вызывала страха, ей хотелось подчиняться и доверять.       Тилль отпустил ее ладонь и посмотрел на нее. Девушка выдохнула, но не с облегчением, в выдохе сквозило разочарование. Он был поражен. Рассчитывая на какой угодно исход этого разговора, он явно не ожидал такого. Уголок губ пополз вверх, рисуя на лице лукавую улыбку. Рука переместилась на шею, легко поглаживая чувствительную кожу. Она опять выдохнула, на этот раз с облегчением, почувствовав его прикосновение.       - То, что ты чувствуешь сейчас - это тоже боль. - Он был прав. Томное, тягучее желание закручивалось горячим узлом внизу живота. В виске стучал пульс, заглушая все мысли, не давая даже секунды для того, чтобы понять происходящее. Тело ныло, требуя все больше прикосновений и не получая их, отвечало острой болью.       - Но ты ее не только чувствуешь, ты ее ещё и причиняешь. - Она растворялась в его хриплом голосе, в его прикосновениях, которых было так мало. - И тебе это нравится. Ты чувствуешь свою силу и власть.       Его губы выдохнули слова с тихим стоном, обжигая шею горячим дыханием. Его тело дрожало, но он продолжал держать дистанцию, не пытаясь сократить расстояние, разделявшее их, оставляя за ней право выбора. Если она не решится, он просто поедет туда, где без всяких прелюдий и эмоциональных привязок сделают все, что он захочет. Они забудут сегодняшний разговор, опять проведут чёткую разделительную линию и продолжат играть в друзей, закрыв на тысячу замков, распирающее изнутри желание и мысли о том, как это могло быть. Одна попытка. И если она окажется неудачной, больше он не позволит себе таких шагов. От этих мыслей стало дурно. Волна паники уже поднималась внутри, а страх глушил остальные эмоции, когда Тилль почувствовал, что Тина потянула вверх его футболку. Он выиграл.       Футболка улетела на пол, а расстояние исчезло. Тилль потянул Тину на себя, усадив на коленях, прижимая к себе дрожащее тело. Она чувствовала, как его ладонь с силой сжимает ее затылок, собирая волосы в кулак. Он прижался горячим лбом к ее лбу и посмотрел прямо в глаза.       - Забудь. И отпусти. Абсолютно все.       Она чувствует спиной прохладную гладкость стены. Больше не существует никаких рамок, запретов и ограничений. Их просто нет. Есть животная страсть, что рвется наружу, она слишком долго находилась в плену тела и теперь стремится на свободу. Есть желание, которое больше невозможно удерживать внутри себя. Есть два тела, мужчина и женщина. И больше ничего. Одежда осталась лежать на лестнице, превратившись в бессмысленные, ненужные тряпки. Нет стеснения и неловкости. Есть уверенность в том, что все происходящее правильно, оно должно было случиться и оно происходит.       Тяжёлое, рваное дыхание, из которого вырываются хриплые стоны. Сильные руки, сжимающие кожу до красных отметин и мягкие губы, которые покрывают поцелуями тело, заставляя его биться в конвульсиях от контраста ощущений. Сильные и слабые, ведущие и ведомые, доминирующие и подчиняющиеся. Невозможно понять, кто есть кто. Неважно, как распределены роли. Напряжение чересчур зашкаливает, чтобы разбираться в подобных тонкостях.       В спальне почти темно. Тилль видит, как в рассеянных лучах света, что пробиваются сквозь неплотно закрытые шторы, блестят мелкие капельки пота на светлой женской коже, как наливаются кровавым багрянцем следы от его рук и зубов. Он старается контролировать себя и не нанести никаких увечий, но это становится труднее с каждой секундой. Тина услышала и поняла его. Она приняла правила игры, втянулась в нее и судя по реакции, ей эта игра нравится.       Очередной тихий стон, снёс крышу окончательно. Тина мгновенно оказалась стоящей лицом к стене, прижатая к ней крепким и большим телом. Ноги практически не держали ее. Все мышцы сводило от напряжения, которое увеличивалось с каждым его прикосновением. Колени задрожали, но Тилль перехватил податливое тело поперек живота, удерживая в вертикальном положении и прижимая ягодицы к горячему пульсирующему члену. Вторая рука скользнула вниз по животу, пальцы погрузились в теплую влагу, безошибочно найдя между набухшими складками кожи чувствительный бугорок. Очередной протяжный стон. Ему нравится слушать, как она стонет под его руками. Нравится ощущать, как дрожит ее тело, как дрожь переходит в конвульсии.       - Тилль, пожалуйста... я не могу больше... - Слова срываются с губ судорожным всхлипом и тут же заглушаются стоном, ее голос срывается на хрип. Он делает резкое движение бедрами и слышит крик, даже не понимая чей он. Мозг не способен сейчас воспринимать какую-либо информацию. Чувствуя, как пульсируют тугие напряжённые мышцы, останавливается, но только на мгновение, медленно выходит и опять резко врывается внутрь, прижимая Тину к стене и не давая упасть.       Она ощущает его внутри себя, первое движение сопровождается резкой болью, которая тут же разносится по телу, но сразу рассеивается в других ощущениях. Она не видит его, только чувствует и от этого каждое прикосновение ещё острее. Напряжение достигает пика, она двигается навстречу его рывкам, но он вдруг останавливается и резко сводит ее руки за спиной, сильнее прогиная в пояснице. Вспышка, тело затрясло в предчувствии развязки. Тилль делает несколько движений, но теперь плавных и медленных. Она слышит его стон. Ей нужно больше, сильнее, быстрее. Руки затекают, но Линдеманн продолжает удерживать их одной рукой, не давая сделать ни малейшего движения. Боль разносится по телу быстрыми импульсами, но мозг не успевает реагировать, затуманенный наслаждением, которое то достигает пика, то резко успокаивается. Сколько она ещё сможет продержаться?       Движения снова становятся рваными и быстрыми. Напряжение опять идёт по нарастающей. Ещё немного и она сможет избавиться от него и расслабить горящее, истерзанное тело. Мужская ладонь скользнула по влажной коже, прижимаясь к ее животу, сильно надавив. Поднимающаяся волна опять схлынула, а боль запульсировала с новой силой.       - Нет... - Она не могла уже связно говорить. Казалось, что тело сейчас разорвет не просто на части, казалось, что оно распадётся на атомы. Из-за спины раздался хриплый стон, больше похожий на звериный рык. Рука поползла вверх, накрывая грудь, сжимая ее и поднимая волну возбуждения к новому пику. Когда до разрядки оставалось совсем немного, Тина почувствовала, как широкая ладонь сжимается на ее шее, перекрывая доступ к воздуху. В глазах стало темнеть, все ощущения обострились и дошли просто до предела. Она не могла двигаться, не было возможности вдохнуть, единственное, что ей осталось - это пронизывающая боль и адское наслаждение, что нарастало с каждым движением внутри. В ушах зазвенело, тело стало ватным и неконтролируемым, ещё секунда и сознание отключится от недостатка кислорода. Хрип был почти неслышным, из глаз потекли слезы, мышцы свело конвульсией... В это мгновение пальцы на шее разжались. Тина сделала судорожный вдох, воздух со свистом прорвался в лёгкие, обжигая их новой волной боли... Следом за этой болью ее накрыло цунами оргазма, такое мощное, что вырывалось криком из саднящих лёгких, срывая горло и вырывая сердце мощными выбросами адреналина. Казалось, мышцы парализует от судорожных сокращений, что никак не успокаивались. Она чувствовала, руки на своих бедрах, сжимающие с такой силой, что трещали кости. Ещё несколько движений и внутри разлилась горячая волна, а пространство разорвал ещё один крик.       Хватка ослабла и тело обмякло. Став похожим на безвольную тряпичную куклу, оно не способно было удерживать собственный вес. Тилль услышал всхлип и почувствовал, как Тина медленно съезжает вниз по стене. Реакция была мгновенной, он перехватил ее и осторожно усадил на пол, опускаясь рядом. Ее трясло, она хватала ртом воздух, из глаз текли слезы.       - Дыши, сейчас пройдет. - Он прислонился к стене, увлекая девушку за собой. Даже если она и хотела сопротивляться, сил на это у нее не было. Дыхание постепенно приходило в норму, выравнивалось и становилось спокойнее. Тилль заглянул ей в лицо, осторожно прикоснулся к щеке, собирая губами остатки солёной влаги, наблюдая, как темные глаза становятся ясными. К ней приходило осознание того, что только что произошло. Она увидела и почувствовала его другую сторону. Узнала то, что так хотела знать и чего отчаянно боялась. Линдеманн молчал и ждал приговора...