Яблочный аромат прошлого...

      В ее доме много пространства и света, панорамные окна практически заменяют собой стены. А ещё пахнет лавандой и солёным бризом, совсем рядом шелестит волнами океан, словно нашептывая тихую песню. Океан успокаивает и даёт силы, иногда вдохновляет, иногда примиряет с действительностью. Стихия, которую люди столетиями пытаются приручить, но она остаётся свободной и своенравной, несмотря на иллюзорную покладистость.       Она открывает дверь и выходит на веранду, что представляет собой большой деревянный настил, что заканчивается практически на пляже. Если подойти к самому краю, то можно почувствовать прикосновение мелких соленых капель к лицу. Сегодня ей хочется тепла и уюта, а океан явно не расположен к спокойствию, вода потемнела и приобрела свинцовый оттенок, высокие гребни волн собирают на своих вершинах шапки белой пены и гонят ее к берегу, чтобы с силой выкинуть на серый песок и отхлынуть, оставляя пену таять и становиться мокрыми пятнами. Все, как у людей. Сегодня ты на вершине, тебя боготворят и превозносят над миром, а завтра ты можешь оказаться ничего не значащим мокрым пятном на сером песке человечества.       Девушка присаживается на край деревянного настила и опускает ноги в прохладный песок. Ветер треплет длинные волосы, что переливаются несколькими оттенками рыжего, от медного до песочного, создавая причудливую видимость танца языков пламени. Она прикуривает, с удовольствием вдыхая смесь бриза и ментолового дыма, к которому примешиваются острые нотки лаванды, что растет на веранде в больших белых ящиках. Так пахнет ее новая жизнь.       Шаги за своей спиной она даже не слышит, а скорее чувствует, губы непроизвольно растягиваются в улыбке. На хрупкие плечи мягко ложится теплая ткань, обволакивая ароматом терпкого мужского парфюма и табака. Девушка зарывается носом в ворот чужой толстовки и улыбается ещё шире.       - Доброе утро! - В ее руках тут же оказывается чашка, над которой поднимается ароматный кофейный пар. К виску осторожно прикасаются губы, о щеку трётся нос, кожу слегка царапает жёсткая щетина. Мужчина улыбается и хочет что-то сказать, но его прерывает громкая трель телефона. Он смотрит на дисплей, хмурится и сбрасывает звонок.       - Может стоит ответить? Тебе не интересно, что он хочет?       - Подождёт, я ждал дольше. - Привычным жестом мужчина накидывает на голову капюшон, легко целует ее в щеку и бежит, увязая в рыхлом песке, к кромке воды. Девушка делает глоток кофе и смотрит на удаляющуюся фигуру. От прошлого не убежишь, как бы не старался. Оно будет преследовать сквозь время и расстояние, пока в истории не поставят точку. Ещё сложнее убежать от себя. Это она знала абсолютно точно. Десять лет назад.       Стены сотрясает тяжёлыми ритмами, ди-джей сегодня в ударе, даже звукоизоляция не помогает. Там внизу другой мир, наполненный музыкой, алкоголем и разгоряченными телами. Тина морщится от головной боли и запивает таблетку обезболивающего неразбавленным виски.       - Сколько раз я говорил тебе не делать этого? - Она вздрагивает от неожиданности и поворачивает голову, в дверном проёме стоит Джо.       - Это только обезболивающее.       - Голова? Завтра я отвезу тебя к врачу. - Девушка опять морщится, но в этот раз не от боли.       - Никаких врачей, я тебе говорила...       - Чтобы я перестал носиться с тобой, как курица со своими цыплятами, что ты взрослый человек и сама разберёшься со своей жизнью. - Джо прошел в кабинет, плюхнулся в офисное кресло и подъехал к Тине, она тут же захлопнула крышку ноутбука, но поздно, зоркие глаза выцепили поставленный на паузу новый клип "Раммштайн".       - Хорошее видео. Растут ребята, поднимая планку все выше.       - Ты серьезно? - Взгляд зелёных глаз был больше, чем красноречив. Длинные пальцы, с выкрашенными в черный ногтями, подцепили крышку компьютера, щёлкнула клавиша и из колонок грянул голос Линдеманна.       - А ты не согласна? Посмотри на него другими глазами, взглядом профессионала. - Тина хотела выключить видео, но Джо не дал, ухватив ее за руку. Он видел, как ее глаза наполняются слезами, но крепко держал ладонь.       - Перестань меня мучить. - Она сжала зубы, но слезы прорвали оборону и покатились по щекам. Мужчина выключил видео и привлек ее к себе.       - Ты не справляешься в одиночку, но не позволяешь тебе помочь.       - Ты помог. - Он поморщился и одним глотком допил виски из ее стакана.       - Моя помощь привела к тому, что ты глотаешь таблетки, чтобы уснуть, но тебе все равно снятся кошмары. Это не приведет ни к чему хорошему, завязывай. Просто оглянись вокруг, если ты обожглась один раз...       - Не один.       - Да даже если тысячу... Это не значит, что все вокруг мудаки и сволочи. - Тина горько улыбнулась и закурила. Только ментоловый дым мог хоть немного перебить ненавистный яблочный привкус, что вызывал тошноту и рвотный рефлекс.       - Ты предлагаешь мне рыться в куче дерьма, чтобы найти там жемчужину? - Джо вздохнул, ее броня была чересчур крепкой. После первого раза ее смог пробить Линдеманн, после Линдеманна вряд ли это удастся кому-нибудь еще.       Тина не подпускала к себе людей на расстояние вытянутой руки. Она была закрыта наглухо со своей болью, которая разрывала ее изнутри. Лечения от этого не существовало. Нельзя вылечить любовь, Джо это знал. Он понимал ее и хотел помочь, но невзначай затянул на скользкую дорожку, по которой сам балансировал уже несколько лет.       Он был наркоманом и прекрасно осознавал свою зависимость. У обывателей сложилось неверное представление о зависимых людях, и глядя на Джо, мало кто мог разгадать его секрет, разве что такой же, как и он. Внутри него тоже жила боль, и так же, как и Тина, он не мог от нее избавиться, просто научился жить в этом состоянии. Тина была слабее, боль ломала ее, искажала мироощущение и глушила эмоции. Человек не может выжить, если кроме боли не чувствует больше ничего.       У нее была маленькая надежда, которая заключалась в том, что Линдеманну тоже больно, что он думает о ней, возможно скучает, или пытается найти. Надежда была разбита вдребезги крепким немецким кулаком, без капли сожаления.       Джо знал только один способ немного унять боль, тот, что помог ему. Его можно было осудить за это, но сделать так мог только тот, кто не знает, как болит разбитое сердце, разбитое по-настоящему. Сердце, что кровоточит день и ночь, беспорядочно трепыхаясь в грудной клетке, просто методично выполняя свою работу, но больше не способное чувствовать ничего. Мужчина откатился на другой конец стола и порывшись в кармане, запустил по гладкой поверхности маленький пакетик.       - Я больше не знаю, чем тебе помочь. Только запомни три вещи - это не конфетки и не панацея, облегчение видимое и временное, скорее средство экстренной помощи. С алкоголем не мешай. И самое главное, никогда ничего не бери у непроверенных людей...       Зима закружила Нью Йорк праздничным вихрем. Рождество всегда было любимым праздником американцев и праздновалось с размахом. Тине хотелось сбежать на другую планету, чтобы не видеть, не слышать и не чувствовать. А ещё не помнить.       Слишком свежи были воспоминания прошлого Рождества, единственного настоящего праздника в ее жизни. Настоящее оказалось иллюзией, сказка закончилась, а реальность оказалась дерьмовой и невыносимой.       Она сидела за барной стойкой в закрытом клубе. Джо распустил всех сотрудников на рождественские каникулы, в праздники они не работали, хотя это было самое горячее время для их индустрии. Он говорил, что всех денег не заработаешь и есть вещи поважнее, но Тина была уверена, что дело не только в этом. Не только для нее Рождество было тяжёлым и гнетущим воспоминанием.       Она сидела, прислушиваясь к тишине и крутила в руках пакетик, внутри которого перекатывались маленькие таблетки. В душе было пусто. Когда она успела такой стать? Тилль называл ее маленьким воробушком за лёгкий и весёлый характер. Он смеялся над ее шутками, легко втягивался в любую игру и всегда улыбался в ответ. Чертов Линдеманн...       От раздумий ее отвлёк грохот из склада с алкоголем. Тина спрыгнула с высокого стула и направилась в ту сторону. В затуманенное сознание не пришла мысль, что это может быть опасно, ей было все равно. Толкнув дверь, она щёлкнула выключателем и застыла на пороге. Посреди склада, среди разбитых бутылок с алкоголем, лежал Джо. Первое, что бросилось в глаза - ремень, туго затянутый на руке чуть выше локтя.       Она бросилась к мужчине, пачкая джинсы в лужах разлитого алкоголя, судорожно копаясь в карманах, в поиске телефона. Джо был в сознании, он перехватил ее ладонь и сжал в своей руке.       - Не нужно... Моя катка по этому шарику подошла к концу... глупо так... что спасало, то и убило... - Он улыбнулся. Слова давались с трудом, взгляд затуманивался. Мышцы напрягались в болезненных конвульсиях, из уголка рта потекла пена. Тина выдернула ладонь из слабеющих пальцев и наконец нашла телефон. Сбивчиво она объяснила диспетчеру, что произошло, назвала себя и адрес. Джо с трудом открыл глаза.       - Зачем? Праздник все таки. Пообещай мне... - Она готова была пообещать что угодно. - Пообещай, что завяжешь с этим дерьмом...       - Джо, молчи. Тебе нужно беречь силы.       - Джон... Меня зовут Джон... Пообещай... Я хочу быть спокоен за тебя. Избавься от этого...       - Я обещаю тебе. Все будет по-другому, только ты держись. Мы вместе сможем, ты и я, плевать на остальных, только держись. - Из его горла вырвался булькающий хрип, Тина держалась, чтобы не закричать, сильнее сжимая мужскую ладонь.       - Клуб... Не бросай клуб. Я хочу, чтобы когда-нибудь здесь отгремело огненное шоу "Раммштайн". Ты сможешь... Я верю... - Он дернулся и закрыл глаза, пена, идущая изо рта, окрасилась в кровавый оттенок...       "Время смерти шестнадцать часов, четыре минуты"... Тина закричала и открыла глаза. Безразличный голос врача продолжал звучать в голове, разгоняя небольшой очажок боли, превращая его в полыхающий костер.       Она кричала, вырываясь из крепких рук парамедика, умоляя врачей сделать хоть что-то. Он не может умереть, не может бросить ее здесь одну. Врач с сожалением посмотрел на худенькую, бледную девушку, с черными кругами под глазами: "Я не бог, я не умею воскрешать мертвых".       Дальше все, как в тумане. Тело Джо, упакованное в черный пластиковый пакет. Сутки на телефоне. Она методично звонила на все номера, что были в толстенной записной книге. Объяснение с полицией. Звонок родителям Джо. Холодный голос в трубке: "Вы ошиблись, у нас нет сына". Безуспешные попытки связаться с Мартином. Конечной точкой стала церемония кремации тела.       В зале для прощания было много людей - работники клуба, музыканты, деловые партнёры и просто знакомые. Лица мелькали перед глазами бесконечным калейдоскопом, в большинстве своем чужие и незнакомые. Когда людской поток иссяк, Тину пригласили в отдельную комнату. Как в плохом сюрреалистическом кино, она наблюдала на экране, как закрывают черный гроб, устанавливают его на специальную линию и гроб скрывается за темной шторкой, отделяющий мир живых от мира мертвых.       На выходе ее догнал высокий мужчина в черном костюме, как оказалось, адвокат Джо.       - Давайте выпьем кофе, только подальше от этого места. - Она подняла уставшие, саднящие от слез и бессонных ночей глаза.       - Извините, но я сейчас не настроена на светские беседы. - Мужчина понимающе кивнул.       - Это не совсем светский разговор. Как адвокат Джо, я обязан выполнить его последнюю волю. Меня зовут Райан.       Типичная американская кофейня была немноголюдной, обеденный наплыв уже схлынул, а вечерний ещё не наступил. Они устроились за маленьким столиком у окна. Официантка принесла кофе и два бокала с виски. Райан поднял свой.       - За Джо, надеюсь он нашел покой хотя бы там. - Тина пригубила из своего стакана.       - Райан, давайте вы скажете мне, что должны и я поеду.       - Хорошо. Джон был у меня за неделю до смерти и оставил определенные распоряжения. - Тине стало нехорошо, руки похолодели, лицо покрылось испариной, тонко зазвенело в ушах. Она глотнула кофе, предупреждая накатывающую тошноту и перебивая терпкий яблочный привкус.       - Вы хотите сказать, что он знал? Он сделал это осознанно?       - Не думаю. Я знаю его много лет, он все время ходил по краю обрыва. Такие люди, как Джо, редко доживают до старости. Так вот, он оставил некоторые распоряжения. Договор ренты на вашу квартиру, сроком на год. Он не хотел, чтобы у вас были какие-то проблемы до оглашения завещания. Теперь вы можете спокойно жить там, где жили. Остальное имущество, включая клуб, будет опечатано до оглашения завещания. Урну с прахом тела вам выдадут после этой процедуры, вместе с письмом, которое он тоже принес мне.       - Выдадут мне?       - Он так хотел. Если на момент его смерти вас не окажется в стране, я должен буду вас разыскать в течении шести месяцев. Этот пункт подтверждает, что Джо не планировал самоубийство. Может чувствовал что-то...       Тина металась по комнате, как раненный зверь. Тело горело в болезненной агонии. Алкоголь не помогал, только усугубляя ситуацию. Каждый сустав, каждую кость выкручивало и выламывало, будто организм попал в гигантскую мясорубку. Перед глазами вспыхивали разноцветные пятна. Ломка. У нее была панацея, но она обещала. Обещала умирающему Джо завязать с этим дерьмом.       Потные ладони сжимали прозрачный пакетик, ногти впивались в ладони, оставляя на коже кровавые борозды. Только одна... чтобы унять боль, которая выкручивает тело, не даёт дышать, врываясь в лёгкие огненным потоком. "Ты сможешь... Я верю..."       Следом в голову проникает другой голос, мягкий и тихий, с гортанным немецким произношением: "Не нужно бояться боли. Прирученная стихия не может пугать". Лицо горит, как будто на него направили струю пламени из огнемета. Тине кажется, что ее кожа плавится и неровными кусками облазит с черепа, оставляя на костях уродливые ошметки.       Она бросается к зеркалу, но не видит в нем себя. Из стеклянного зазеркалья на нее смотрит Линдеманн, приподнимая уголок губ в ехидной ухмылке. Она не смогла. Не смогла удержать его, не смогла спасти Джо, не смогла приручить свою боль...       Удар по зеркалу сильный и точный. По руке струйками стекает теплая кровь и падает на пол, вместе с осколками. Из остатков зеркала на нее продолжает смотреть Тилль, улыбаясь все шире. Темные волосы падают на лоб, из-под прядей поблескивают светлые глаза, в которых все ярче разгорается пламя.       Она должна прогнать его. Из своей головы и жизни. Выжечь из души и вырезать из сердца. Дрожащая рука тянется за острым осколком. Тина проводит стеклом по своей щеке, наблюдая, как у зеркального Линдеманна на щеке появляется тонкая кровоточащая царапина. Она не чувствует боли и сильнее нажимает на осколок, оставляя на щеке более глубокий порез. Тилль хмурится, он недоволен ее играми. Ещё одно движение и по щеке в зеркальном отражении хлынула кровь. Тина видит и чувствует ее. Теплым потоком кровь бежит по мужской шее, окрашивая в алый цвет белый ворот его рубашки. Он улыбается, закрывает глаза и поднимает голову, как будто в экстазе.       - Уходи... - Она кричит сквозь слезы и истерику, сжимающую горло. - Уходи...       Линдеманн смеётся, проводит ладонью по кровавой щеке и подносит ее к своим губам.       - Я слышал твой стон во сне... Твой стон и крик...       Она больше не может. Пакетик с таблетками затерялся среди кровавых осколков, перед глазами все плывет, а в остатках зеркала, вместо нее продолжает отражаться Тилль. Тина прижимает острый осколок к запястью, с силой прижимает его и сжав зубы делает одно движение, разрезая кожу и сухожилия...